Глава 10

Анну я не догнал.

С одной стороны, я был этому даже рад: избавился от соблазна тут же затащить её в свою спальню и устроить «допрос» с пристрастием.

С другой — это ни в какие ворота не лезло. Уволочь Машу без ведома мачехи, прошляться где-то с ней всю ночь, поставив всех на уши, а потом преспокойно исчезнуть… Это в её духе, не отрицаю. Но и спускать такое поведение не намерен.

Найду — отшлёпаю, честное слово. А впрочем, ей это наверняка понравится: Аннушка любит пожёстче.


Поднявшись в спальню в одиночестве, растерянно огляделся.

Взгляд выхватывал следы её кратковременного присутствия: шелковый чулок на покрывале, прозрачный и тонкий, словно сгусток тумана; окурок со следами помады в пепельнице, почти пустой флакон духов.

Взяв его в руки, я ощутил холодную твёрдость стекла, и подумал: точно такое же наощупь и её сердце.

Автоматически нажал на поршень, в воздухе запахло терпко и горько, от неожиданности я чихнул.

Случайно взглянул вниз, и на ковре, возле кровати, увидел…


И тут в кармане зазвонил телефон.


Диспетчер.

Горло сжалось от дурного предчувствия: на обычные вызовы я давно не выезжаю, хватает охотников.

Если Диспетчер звонит мне…


— Слушаю.

— Хай бро, как сам? Совсем забыл старого дядюшку Диса, не звонишь, не пишешь…

— Ближе к делу.


Всё плохо. Если у обычно немногословного Диспетчера открылось недержание речи, значит, он напуган до икоты. И ему просто требуется время, чтобы собраться с духом и сформулировать проблему.


— Ой, ну что ты такой токсичный, Сашхен? Я к тебе всей душой: заходи, пивка попьём, девок полапаем, а ты сразу о грустном.

— Просто скажи адрес, Дис. Ты меня понял?

— Улица Руставели, рядом со сквером Чингиза Айтматова, новая высотка, — с облегчением и благодарностью выдохнул Диспетчер.

— Молодец. А теперь…

— Там полный капец, Сашхен, звезда в шоке, новый Апокалипсис сегодня, люблю запах напалма по утрам…

— Что с собой брать? — рявкнул я, стараясь прервать поток сознания из трубки.


Он не может сказать, какого рода Тварь там обнаружили. Но по характеру снаряжения можно экстраполировать…

— Всё, — выдохнул Диспетчер. — Бери всё, что есть.


И отключился.


Секунду я смотрел на осиротевший экран, затем бросил трубу обратно в карман и выбежал из комнаты.

Хорошо, что я со вчера так и не переоделся.


Хам стоял на приколе рядом с клубом, в нём было всё необходимое: колья, серебряные и простые, ясеневые. Канистра святой воды, несколько мешков с солью, гранаты с нитратом серебра, обычные разрывные, кумулятивные, огнемёт…

АК с десятком рожков, безотказный, способный стрелять даже в канализации, по самые брови в дерьме, ассегай — для бесшумной охоты, сеть серебряная, сеть простая, дюралевая, с электропроводкой…


Ссыпаясь по лестнице, я мысленно перебирал содержимое багажника — на всякий пожарный, чтобы ничего не забыть.


…Да, ещё пара водяных пистолетов — спасибо Маше, это её инициатива.


Вспомнив о подопечной, я ощутил укол совести.

Позвать бы её с собой — то-то радости! Но нельзя.

У Маши сейчас Серьёзный Разговор с матушкой, по поводу долгого отсутствия, новой стрижки, прогула школы… Словом, у неё сейчас и своих забот по самое не балуйся.


В клубный зал я соваться не стал — старички засели в центре, сдвинув несколько столиков, разложили древние мануалы по уничтожению нечисти — некоторые из них реально были написаны от руки, с рисованными иллюстрациями… И изучали предполагаемого противника.


Несколько драгоценных минут ушло на то, чтобы махнуть шефу, подождать, пока тот подойдёт, коротко обрисовать ему ситуацию и сказать, что машину я забираю.


Наша стоянка была с задней стороны, у чёрного входа. Тут были служебная «Нива» Котова, громадный эскалэйд отца Прохора — Гиллели, как обычно, приехали на такси… Дальше стояли мини-купер Анны, жук Амальтеи, моя «Ямаха» для личных поездок…

Взгляд вернулся к авто Анны.

Во-первых, почему я не догадался проверить сразу: стоит её машина, или нет?

Во-вторых: раз авто здесь, значит, и Анна где-то поблизости. Она терпеть не может такси, а ходить пешком в такой обуви, как у неё — попросту нереально.

Шаги мои замедлились. Если она всё ещё здесь… То есть, где-то поблизости…

Чёрт. Некогда. Потом, потом.

Шагнув к Хаму, я заметил, что рядом кто-то есть.

Смотреть пришлось против солнца, но всё равно я его узнал. Права Маша: такого плащика больше ни у кого нету…


— На работу или по бабам?


Он специально встал против солнца, — подумал я. — Точнее, он это сделал не думая, инстинктивно. Просто занял самую выгодную позицию: спину прикрывает бронированный бок Хама, сам он находится в тени, а тот, кто приближается, будет плохо видеть…


— Первое, — открыв дверь, я вспрыгнул на высокое сиденье.


Дверь с пассажирской стороны тоже хлопнула.


— Семёныч, ты чего? — я удивился. Нет, я далёк от мысли, что ему неизвестен род нашей деятельности. Но… ЗАЧЕМ?


— Давно я в Питере не бывал, — ответил тот и улыбнулся. — Хотелось бы оглядеться. Ты не против?

— Да пожалуйста, — я завёл двигатель.

— Чтоб ты знал: если б ты не согласился, я бы всё равно с тобой поехал.

— Кто б сомневался, — опять он меня разозлил.


И не разозлил даже, а так…

Когда ковыряешь пинцетом в ране, чтобы пулю достать. И больно зверски, и всё равно понимаешь: ковырять придётся.


Выехав на проспект, я дал по газам. Дело к вечеру, скоро пробки начнутся. Хорошо, конечно, что Котов нам с Алексом разрешение на мигалку выправил, и пропуск на все случаи жизни.

Но когда стадо стоит плотно, бампер в бампер, мигай — не мигай, всё равно не проедешь.


Отвлёкшись, я потыкал в навигатор — сколько до неё ехать, до этой улицы Руставели?

— Маршрут построен, — сказал навигатор нежным голосом. — До нужного Вам адреса сорок четыре минуты пути.

— Твою дивизию.

— А я думал, вы сторонники ночных экскурсий, — подал голос Семёныч.

— Покой нам только снится.


Он не отреагировал — смотрел в окно. Так смотрит праздный турист, который видит город в первый раз, и всё ему ново, всё интересно.


— Давно не был? — спросил я минут через десять.


Он так и остался в своём плаще, под которым проглядывал старенький тельник с спущенными петлями и брезентовые штаны, заправленные в кирзовые, с обрезанными голенищами, сапоги.


— Лет сорок, — откликнулся он. — Да и вообще, я Москву предпочитаю.

— Что так?

— Меньше сырости.

— Я думал, ты воду любишь.

— Вода и сырость — две большие разницы.


Разговор вновь оборвался. Ну не знал я, о чём с ним говорить. С одной стороны — пиетет. С другой, за последние годы я как-то уже привык к легендарным личностям, притерпелся.


Михал Афанасьич, один, чего стоит.

Мы к нему в гости ездили: живёт себе на Урале, в тайге. Дом у него хороший, с удобствами. Медведь ручной. И ульи.

Я тогда столько о пчёлах узнал, не представлял даже, насколько они интересные. А впрочем, это смотря, кто рассказывает.

В детстве, когда я его «записки доктора» читал, находил у себя все описываемые болезни. Вплоть до сифилиса — такова сила убеждения.


— Сашхен, — вдруг сказал Семёныч.

— Что?

— Смешное имя. Бабское. Шерочка с Машерочкой.


Он не пристёгнут, — как-то отстранённо думал я. — Если я сейчас дам по тормозам, воткнётся в торпеду, как миленький. А в Хаме она высокая, угловатая… Хана переносице.


— Это не я придумал. Алекс так меня назвал, вот и приклеилось.

— Он может, — покладисто согласился Семёныч. — Язык у нашего Алекса — что золотое помело.

Я рассмеялся. Тут он точно подметил: шеф как что ляпнет, так оно и остаётся. В веках.


Наконец навигатор вывел нас на улицу Руставели. Как это там: щедрость — слава государей, и владетелей основа…

Дома здесь были сплошь новые, стандартной постройки: девять этажей, на первом магазины, крыша плоская, с антеннами. Хотя кому сейчас эти антенны сдались — чёрт знает. Всё ж через интернет.

А вот и сквер имени известного писателя… Я притормозил у поребрика.

Пустовато как-то. Травка по весеннему времени зелёная, но кусты всё ещё стоят голышом, а больше ничего и нет. Простреливается, как бездарно выбранная позиция.

В центре — детская площадка. Горка, качели, лавочки для мамаш… Что характерно: время самое послеобеденное — гуляй, не хочу. Солнышко светит, ветерок такой ласковый. А здесь — ни души.


Поставив ногу на ступеньку, я высунулся из Хама и принюхался.

Сразу захотелось прочистить нос и промыть холодной водой, желательно — с солью.


— И кто тут у нас сдох? — Семёныч уже стоял на травке, победительно оглядывая пустой сквер.

— Если б сдох — это ещё полбеды.


Я посмотрел в сторону домов. Один стоял с краю, и выделялся тем, что имел пятнадцать, а не девять этажей. Вот он-то мне и не нравился. Не так что-то было с этим домом, клык даю.

Открыв багажник, я заглянул в тёмное, уставленное баулами, кофрами и сумками нутро.

Сумки нам делали на заказ: чтобы обыватели ни за что не догадались, что в них — оружие. Весёленькая расцветка, яркие наклейки, даже сама их форма ничем не напоминала оружейные чехлы.

Диспетчер сказал: бери всё, что есть.


Ассегай за спину, рукояткой вверх. Ещё Ремингтон, крупный калибр всегда в теме. Мешочки с солью, гранаты с нитратом серебра, набор колов в перевязи…

Всё, я готов.


Семёныч смотрел на мои сборы скептически. А потом спросил:

— Ты в таком виде хочешь людям на глаза показаться?


Бросив взгляд на своё отражение в боку Хама, я усмехнулся. Коммандос из дешевого боевика, Шварц отдыхает.

А потом сложил мудру.


— Так пойдёт?


Отражение преобразилось в обыкновенного парня, в худи с капюшоном, узких джинсах и кроссовках.


— Силён, брат.


Семёныч уважительно присвистнул.


— Ладно, я быстро, — я попытался захлопнуть багажник.

— Погодь, — шкипер перехватил мою руку, я вновь ощутил, какая жесткая у него ладонь. — А как же я?.. В смысле, мне-то что с собой брать?


Я моргнул. Но до банальных уговоров опускаться не стал. Хочет — пусть идёт, его решение.


Я вспомнил, как ловко шкипер заряжал РПГ…


— А что ты предпочитаешь?

— Да пофиг, — Семёныч пожал плечами. — Я из всего умею.


Я дал ему АК, подсумок с рожками, подумал, и вручил огнемёт — однозарядный, с термобарической гранатой. Граната в нём небольшая, сильных разрушений не причинит. Но иногда бывает так, что огонь — наш единственный союзник.


— О, Шайтан-труба! — Семёныч навьючил на себя снаряжение, по собственному почину прихватил пару мешков с солью и сунул в просторные карманы бушлата. — Припасов много не бывает, верно я говорю?.. — подмигнул он.


Я критически оглядел его на предмет маскировки.

С клетчатой «под китай» сумкой через плечо, и с другой такой же в руке, с чёрной щетиной и падающей на лоб тёмной чёлкой, он был похож на бродягу. Не на бомжа — а именно на человека, вернувшегося из долгого изнурительного путешествия.


— Сойдёт, — вынес я вердикт. — В Питере такой лук уважают.


И мы пошли к пятнадцатиэтажке.


Я опять пожалел, что с нами нет Маши: она бы уже знала, где притаилась Тварь. Вплоть до метра.

Первый подъезд миновали безболезненно. Дверь была открыта и подпёрта кирпичом, рядом стоял грузовой Мерседес, сновали туда-сюда грузчики…

Внезапно раздался гулкий душераздирающий грохот, послышалась площадная брань.

Уронили пианино…

Бедняги тоже чувствуют плохую ауру, новоявленную геопатогенную зону. Чувствуют, но понять, почему хреново — не могут.


Да, не вовремя кто-то затеял переезд.


Второе парадное, третье…


— Скорее всего, это там, — Семёныч указал подбородком на предпоследнюю дверь.


Дверь выглядела так, словно её вымазали дёгтем. Жирные потёки растекались по полу, кромка их уже присохла, образовав коричневатую корочку.


— Ёрш твою…

Это был не дёготь.


Дверь парадного, сверху до низу, была залита кровью. Сверху было наброшено простенькое заклинание невидимости — нормальный человек спокойно взялся бы за ручку, открыл её и вошел в подъезд. Максимум, что он испытает — непреодолимое желание вымыть руки. С мылом и щеткой.

Я скосил глаза на Семёныча: желваки ходили под скулами, подбородок отвердел, глаза сделались плоскими и словно покрылись ледяной коркой.


— Это мы удачно зашли, — пробормотал он и протянул руку к двери.

— Стой, — я вышел вперёд. — Не надо её трогать. Мало ли.


Заклятье было рассчитано на рядовых обывателей.


Сложив ещё одну мудру, я послал её в дверь. Створка негромко скрипнула и отошла от косяка.

Ничего такого. Я просто отключил магнитный замок и ослабил пружину.


Вся лестница тоже была залита кровью. Кровь стекала рекой, как ступенчатая Ниагара, и теперь уже подсыхала.

Осторожно ступая, Семёныч встал над лестницей, и задрав голову, посмотрел вверх, на многослойную спираль перил.


— Это ж сколько надо жертв принести, чтобы все пятнадцать этажей залить? — голос его был тих, он звучал, как эпитафия по погибшим.

— Думаешь, это жертвоприношение? — также тихо спросил я.

В парадном было душно. Казалось, молекулы воздуха ПРОПИТАЛИСЬ кровью, её запах бил по лёгким, подобно железному молоту.

Я поморщился.

А вот Семёныч, казалось, подобных мук не испытывает — дыхание его оставалось ровным, даже ноздри не вздрагивали.

Не думая, я отключил лёгкие. Мои инстинкты больше приспособлены к восприятию таких запахов. Надо купировать их в зародыше, так будет проще.


— К бабке не ходи, — ответил Семёныч и поставил ногу на первую ступеньку.


Поставил осторожно, всей ступнёй — так делают солдаты на незнакомой территории…


На всякий случай я бросил взгляд на лифт. Тот не работал — кнопка вызова выгорела, да и вообще короб лифта производил впечатление мёртвой пустой трубы.


А что с жильцами?..

Ставя ноги также, как это делал Семёныч, я подошел к двери нижней квартиры. Внутри — два… Нет, три сердца. Одно маленькое, младенческое.

Все три бьются медленно, словно преодолевая сопротивление. А вверх, сквозь бетонные перекрытия, уходит золотой поток…


— Оно точно на крыше, — сказал я. — Устроилось там и цедит энергию из жильцов. Цедит потихоньку, но всё равно надолго их не хватит. Особенно, стариков с детьми.


Я вспомнил, как перекачивал энергию Лавей — набив полный клуб богемы, спровоцировал оргию и питался себе эмоциями.

Здесь никакой оргии не было. Тварь довольствовалась тем, что давали — как пылесос, который засасывает весь мусор, без разбору.

На секунду, всего на миг, у меня возникла мысль позвонить Котову и затребовать подкрепление.

Но бросив короткий взгляд на Семёныча, я эту мысль отринул.

Хотелось справиться своими силами. Показать, на что я способен.

Тщеславие? Да.

А кто сейчас не без греха?..


— Как ты узнал про это место? — спросил он, преодолевая ступень за ступенью, методично переставляя ноги и не обращая внимания на вес АК, десяти рожков и всего остального. РПО, хотя и малый, но восемь кило есть.

— Мне позвонил Диспетчер, — я подумал, что он не знает, кто такой Диспетчер. — Это…

— Я понял. А он откуда узнал? Я что хочу знать: как у вас налажена система оповещения?

— Диспетчер отслеживает все звонки в скорые, в морги, в полицию, ЧС-никам — всё в таком духе. У него на компе стоит программа: бот отсеивает бытовуху: типа, сердце прихватило или дверь заклинило; необычные подвергаются анализу нейросеткой, результат подаётся Диспетчеру, а уж тот определяет, что достойно внимания охотников.

— И что, никогда не ошибается?

— Девяносто девять из ста.

— Круто. И где берут такого диспетчера?

— Хрен знает. Нашего отец Прохор привёл. Может, он вообще один такой.


Даже я устал.

Глянул на номер этажа — десятый. Значит, нам ещё пять.

— Прохор — это тот малохольный чепушила?

— Сам ты…

— Да шучу я. Расслабься.

— Да я и не напрягался.

— Напрягаешься. Я же чувствую.


Сам он даже не запыхался: пёр и пёр себе, как вездеход по болоту.


— Ну всё, — преодолев последние пять этажей, мы встали перед настежь распахнутой дверью.


Через порог переваливались комки чёрной заветрившейся крови, здесь её было больше всего.

Весь проём двери тоже был измазан кровью. Её словно наносили специально, широкой малярной кистью.

Семёныч протянул руку, словно хотел потрогать пропитанное кровью дерево, но в паре сантиметров замер, пошевелил пальцами — так делал Алекс, когда хотел почувствовать ауру — и отдёрнул.


— Плохо дело, — сказал я.


Здесь квартир не было. Низкое чердачное пространство, — во весь рост не встанешь — и сплошь перечёркнутое балками.

Но окна всё-таки были: длинные и узкие, под самой крышей.


— Ну что, пошли, что ли? — Семёныч первым шагнул к проёму.


Я помедлил: очень не хотелось проходить сквозь этот своеобразный «портал». Казалось, ведёт он не на крышу, а в другое измерение, куда более неприятное, чем наш город.


Семёныч это тоже почувствовал: остановился, не сделав последний шаг, и поёжился.


— Стрёмно как-то, — пробормотал он себе под нос.

— Тебе необязательно мне помогать, — сказал я. — Оставь огнемёт и спускайся. Подождёшь у Хама.

Тот лишь презрительно фыркнул и сделал последний шаг. Чтобы не отстать, я тоже сделал шаг, и так получилось, что в «портал» мы вошли вместе.


А в следующий момент на нас прыгнула Тварь.

Загрузка...