Сукины дети 7. Охота на Ктулху

Глава 11

Посмотрев на Мириам, я усмехнулась.

— Харэ прикидываться. Уж меня-то за дурочку не держи.

— Что ты себе позволяешь, мерзавка!

— Во-во. Сама прокололась. Тётушка Мириам НИ С КЕМ не разговаривает в таком тоне. Никогда.

Мириам закатила глаза, фыркнула и сняла заклятье маскировки. Передо мной стояла Аннушка, во всём своём гламурном великолепии.

— Давай-ка отойдём, чтобы нас не заметили, — она потянула меня за руку, но я упёрлась.

— Ты обещала отмазать меня от Авроры.

— МИРИАМ обещала, — поправила Анна.

Она то и дело тревожно зыркала на дверь клуба: а что, если кто-нибудь появится? Да и Сашхен рыщет где-то поблизости…

— Оу’кей, — я медленно, с расстановкой кивнула, даже не собираясь двигаться с места. — Услуга за услугу. Ты хотела, чтобы я для тебя что-то сделала? Ладно. Но ТЫ пойдёшь к Ави под видом Мириам и убедишь её в том, что я белая и пушистая.

— Торгуешься, да? — она прищурила свои красиво накрашенные глаза. — Одобряю. Но со мной этот номер не пройдёт. Я твоя крёстная и я старше, так что ты должна меня слушаться ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ. Без условий.

— Ладно, — я скромненько потупила глазки. — Раз ты так говоришь… Только и других старших я тогда тоже должна слушаться, да ведь? И если Сашхен спросит, где мы с тобой были ночью НА САМОМ ДЕЛЕ, я должна ему всё рассказать… Вообще-то я прямо сейчас могу это сделать, — глядя на неё, я набрала воздуху и закричала: — СА…

— Замолчи, — Аннушка больно дёрнула меня за руку. — Так ты отвечаешь на мою доброту! Неблагодарная девчонка.

— От такой же слышу.

Глаза у Аннушки сделались очень злые, прямо как у бешеной кошки, но в следующий миг… В следующий миг она взяла себя в руки и мило улыбнулась, сверкнув ямочками на щеках.

— Не будем ссориться, — хватка ослабла, теперь она мягко поглаживала мою руку. — Давай заключим сделку: я поговорю с твоей мачехой, а ты… — она тревожно огляделась. — Давай всё-таки отойдём подальше.

— Говори здесь, — я сурово сдвинула брови. — Иначе сделки не будет.

— Дьявол тебя возьми, Мари, ты вынуждаешь меня…

— САШ…

— Ладно, ладно. Слушай: ты должна подняться к Сашхену в спальню.

— Ого.

— И отыскать там мой кулон. Он выглядит…

— Я знаю, как он выглядит, — я кивнула. — Видела его на тебе сто раз.

Только не сегодня. И не вчера.

— Чудненько, — Аннушка фальшиво улыбнулась. — Принеси мне кулон и тогда я поговорю…

— Не-е-ет, — я выпятила нижнюю челюсть. — СНАЧАЛА ты поговоришь с Ави. Скажешь, что… что со мной всё в порядке.

— Ой, ну ладно.

— И что я всё ещё тебе нужна. И пусть не ждёт меня до конца недели и в школу тоже можно не ходить, — быстро выпалила я.

— Обойдёшься, — Аннушка усмехнулась. — Как и обещала, я скажу, что ты была со мной всю ночь. Но на этом всё.

Я незаметно вздохнула. Всё равно стоило попробовать…

— Согласна, — плюнув на ладонь, я протянула её Аннушке.

Ту аж всю перекосило.

— Обязательно выпячивать свои… Плебейские замашки?

Я закатила глаза.

— Ну ты же ведьма, дорогая крёстная. И лучше меня знаешь, что сделка, не скреплённая на уровне ДНК — это и не сделка вовсе.

— Ой, ну ладно.

Изящно лизнув свою ладонь, она приложила её к моей. Поморщилась, но приложила.

Между нашими ладонями проскочила искра и я удовлетворённо кивнула.

Теперь Аннушка не отвертится: примет облик Мириам, пойдёт к Ави и отмажет меня по полной программе. В конце концов, это ОНА меня подставила: утащила на всю ночь…

О том, что я не больно-то и сопротивлялась, я предпочла забыть.

— Действовать будем одновременно, — предложила Анна. — Ты беги за кулоном, а я — к твоей мачехе.

— Замётано, — я повернулась, чтобы обогнуть клуб и просочиться на второй этаж с чёрной лестницы.

— Постой, — Аннушка вновь придержала меня за руку. — Тебе что, совсем не интересно, что с твоей второй крёстной?

Это ж Мириам. Королева мёртвых.

— Даже если ты двинула её по кумполу и уложила за стойкой, ничего ей не сделается.

Аннушка недобро усмехнулась.

— А ты её не слишком-то и любишь, так ведь?

Я пожала одним плечом, типа: может, ты и права, дорогая крёстная. А может и нет…

И пошла дальше.

В спальне у Сашхена мне бывать приходилось.

Один раз.

Обычно мы встречались где-нибудь «на нейтральной территории», Сашхен за этим реально следил. Не то, чтобы он догадывался о моих чувствах. Просто держал дистанцию — всё ещё думал, что я маленькая.

А маленьких девочек к себе в спальню не водят, ага?

В общем, один раз я здесь была: Антигона послала принести любимый Ремингтон Сашхена — типа, чтобы почистить.

На самом деле она тоже по нему сохнет, вот и старается угодить.

Мы с ней об этом не говорили. НИКОГДА.

Но она знает, что я знаю. И я знаю, что она знает про меня. Такие дела.

Вошла осторожно.

Он явно здесь был — причём недавно, минуты три назад.

По спине пробежали мурашки: и как мы не столкнулись на лестнице?..

В комнате остался его запах, но смешивался с другим, более… Развратным, что-ли.

«Королева Юга». Аннушкины духи, уж я -то знаю.

Ладно, что встала, как маленькая? Ты прекрасно знала, ЧЕМ они здесь вчера занимались, так что ищи кулон и не отвлекайся.

Рефлексировать потом будешь.

Кулон я нашла быстро: синяя искорка сверкала рядом с ножкой кровати. На саму кровать я старалась не смотреть. Подушки перебуровлены, одеяло жгутом…

Когда-нибудь, Маша. Когда-нибудь… А сейчас цепляй кулон и на выход. Не хватало, чтобы тебя здесь застукали.

С кулоном было что-то не так. Не на вид.

Скорее на ощупь.

Выглядел он, как подвеска из крупного сапфира, оправленного в белое золото. Оправа была в форме сердца, как и сам камень. «Голубое сердце Востока» — так его называла Аннушка. Она говорила, что камень был найден около ста лет назад, затем исчез, а потом был найден опять — её отцом, у неизвестного коллекционера.

— Вряд ли папочка его купил, — сказала она тогда, задумчиво играя бриллиантом. — Но мне всё равно. Ведь я знаю его истинную ценность…

Так вот: РАНЬШЕ камень был живым: это чувствовалось, внутри него словно билось сердце. ТЕПЕРЬ он стал мёртвым — из камня ушла вся сила.

Это было… Словно вместо невероятно красивой драгоценности, возрастом более ста лет от роду, со своей историей и характером, мне в руки попал обыкновенный кусок бутылочного стекла.

Но я не стала заморачиваться — не моя проблема. Пожала плечами и зажав кулон в кулаке, пошла на выход.

Пошла… Но задержалась в гостиной. Всегда хотела рассмотреть эту комнату получше: она того стоила. Всё это оружие, которое Сашхен хранил у себя — даром, что в двух шагах от клуба был Арсенал…

Тут было всё. Мечи, катаны, сабли, ножи и стилеты, боевые молоты, утренняя звезда на цепи… Это с одной стороны.

С другой было ещё лучше: старинные дуэльные лепажи, револьверы, пистолеты, потом винтовки, ружья — ну просто праздник какой-то.

Эрсталь, Смит-Вессон, Армалайт, Зиг-Зауэр, Гюрза, Байкал… Эти названия меня завораживали, они звучали как музыка, как самая клёвая песня, я могла повторять их про себя бесконечно, как молитву, как заклинание…

Ой, что-то я увлеклась. Интересненько, сколько времени я уже здесь стою?..

На цыпочках подбежав к окну, я выглянула на улицу. Так, чисто для проверки.

Окно выходило на парковку, и я просто хотела убедиться, что мини-купер Аннушки всё ещё на месте: к Ави она обещала сходить пешком, а потом подождать меня здесь, у служебного входа…

Аннушки не было.

Зато был Сашхен: он направлялся к Хаму, рядом с которым стоял Семёныч.

Что-то они затевают…

Додумывала я на бегу, бесшумно скользя по лестнице вниз, заглядывая в подсобку — там я прятала свои ролики.

Две секунды на переобувание, затянуть потуже ботинки, и — вперёд, пригнувшись за длинным Эскалэйдом, доставая крюк — его я хранила вместе с роликами — и когда Хам, неуклюже переваливаясь через «полицейского», проезжает мимо, бросить его и зацепиться за бампер…

Заклинание невидимости… И не забывать, что у Сашхена чуйка почти как у меня, одно неловкое движение — и он меня выкупит.

ЗАЧЕМ я это делала — фиг знает.

Но могу точно сказать: это было НЕОБХОДИМО. Как только я увидела, как Сашхен направляется к Хаму, поняла: плохо дело. У меня прям в голове как вспыхнет: «я вижу его в последний раз»… Не буквами, конечно.

Предчувствие.

Причём такой силы, что меня СОРВАЛО с места, я забыла про кулон, забыла про сделку с Аннушкой — её выжгло из моей памяти, как перекись выжигает кровь из царапины.

Но обнаруживать себя нельзя…

Если Сашхен меня почует — точно отправит домой. И тогда всё. Капец. Я его точно больше не увижу.

Впрочем, невидимость нужна и для остальных: вряд ли полиции понравится девчонка на ролах, вцепившаяся в бампер машины…

Скорость Сашхен развил почти предельную для Хама — зверюги хотя и мощной, но неповоротливой.

Доехали быстро. Минут за тридцать, почти без пробок.

Район незнакомый. По ходу, новостройки, фасады чистые; но дома бюджетные, не для богатых. Парчок довольно кислый: трава, детская площадка и три лавочки.

И очень, очень хреново.

Парк словно залили напалмом — для моего «второго зрения» он выглядел, как выжженная, обугленная, окаменевшая от жара площадка.

Ни одной живой души.

Ладно, что там Сашхен делает? Идёт к багажнику, блин!

А чего я хотела, с другой стороны? Чтобы он вытащил из салона букет роз? Конечно же, ему надо вооружиться. А тут — я…

Бегом, бегом, отцепить крюк и за ближайшую лавочку, не снимая «невидимости»…

Сашхен открыл багажник.

Ассегай, Ремингтон, колья, соль…

Хотела крикнуть:

— Огнемёт возьми!.. Но сейчас выдавать себя рановато.

К багажнику подошел Семёныч. Заявил, что тоже пойдёт, и взял-таки огнемёт. Я выдохнула.

Когда они, заперев Хам, двинулись к одной из высоток, я оглядела себя.

Чёрт, ролы теперь не в тему, как в них по ступенькам шкандыбать? Долой их, пусть под лавочкой полежат. И свитер. Ярко-синий, как конфетный фантик, и широченный — Аннушка сказала, что это оверсайз, сейчас жутко модно. Так, свитер долой, этот оверсайз цепляться будет за всё подряд, а мне это не надо.

Оставшись в джинсах, майке и босиком, я поскакала за Сашхеном к высотке. Они с Семёнычем уже дошли до предпоследнего подъезда, Сашхен срезал мудрой магнитку… Мама дорогая.

И дверь, и лестница в подъезде были измазаны так, что живого места не было. А я босиком.

Подбежав, я едва успела поймать дверь, чтобы не захлопнулась. Ох, как не хочется, как не хочется наступать в ЭТО… Но Сашхен с Семёнычем уже поднялись до второго этажа, я слышала их негромкие голоса.

Ладно, фиг с ним. Надо ценить преимущества: босиком я двигаюсь совершенно бесшумно, и они меня не услышат.

Прикрыв дверь так, чтобы она не хлопнула, я стала подниматься, аккуратно держа дистанцию.

Акустика в подъезде отличная, так что я слышала, как они сначала спорили, затем Сашхен рассказывал Семёнычу о Диспетчере, затем они вспомнили Прохора, затем опять немножко поспорили… Сашхен начал уставать — я чувствовала, как от него вниз по ступенькам стекает раздражение.

Успокойся, — шептала я одними губами. — Тебе понадобятся все твои силы…

Увидела открытую дверь на крышу и вымазанный кровью проём, и меня замутило. За проёмом клубилась тьма.

В прямом смысле: здесь, в парадном, всё было, как обычно: стены в граффити — какой-то Витя очень хотел какую-то Катю, — потолок в паутине, лестница в крови…

А вот там, где должен виднеться кусочек неба, а под ним кусочек крыши — ничего не было. Там клубилась мутная чернота, как кисель, как расплавленный гудрон… И в эту черноту одновременно шагнули Сашхен и Семёныч.

Закричать?

Нет уж.

Они всё равно туда пойдут. А меня изгонят, и ещё Ави нажалуются. Так что фиг. Подожду чуток — и за ними.

Слава богу, шагали они не с пустыми руками.

Сашхен прижал к щеке ложе Ремингтона, Семёныч проткнул чёрную плёнку стволом АК…

Вот они шагнули за порог и исчезли.

А я никак не могу заставить себя подняться на последний пролёт. Ноги словно приклеились к полу — липкому, мерзкому, в комках и подсохшей корочке…

Давай, топай, — подгоняла я себя. — Там же Сашхен.

Во рту стало сухо. В ушах раздавался противный комариный писк, и очень, очень захотелось в туалет…

И тут я услышала выстрелы.

Бу-бух — двойной из Ремингтона, та-та-та — швейная машинка АК.

Как я оказалась у проёма — сама не помню, но я вылетела на крышу, словно пробка из бутылки.

Вылетела — и заколдобилась, забыв, как дышать.

Они были совсем рядом, ко мне спиной. Чуть дальше лежала Тварь, с развороченным корпусом, с разбросанными в разные стороны лапищами.

Семёныч хотел подойти к ней, но Сашхен его удержал, передёрнул скобу и сделал ещё два выстрела Твари в голову.

С такого расстояния и с патронами такого калибра от головы осталось влажное пятно…

— Зря, — грустно сказал Семёныч. — Как мы теперь узнаем, что это была за Тварь?

— Это был вервольф, — сказал в ответ Сашхен.

Присев на корточки, он дотронулся до задней лапы зверя.

Вервольф был огромен — намного больше любых ликантропов. Лапы размером с тигриные, здоровенное туловище, голый, похожий на шомпол, хвост…

Он был лыс — от слова «совсем», ни одной шерстинки. Кожа чёрная, маслянистая, как будто вервольф искупался в мазуте. Под кожей бугрились мускулы, он был как набитая камнями автопокрышка.

— Это новая разновидность, — пояснил Сашхен. — К обычным вервольфам они отношения не имеют. Стопроцентные Твари. Только вот…

— Только вот СДЕЛАНЫ они из настоящих вервольфов, — кивнул Семёныч.

— СДЕЛАНЫ? — Сашхен удивлённо открыл варежку.

Мы с Рамзесом уже сталкивались с такими Тварями. Ну, может, не с такими крупными — этот реально был, как носорог.

Но то, что кто-то «делает» их из настоящих оборотней — большая новость, и в этом я удивление Сашхена разделяю, стопроцентов.

— Сделаны? — переспросил он. — Не объяснишь, что это значит?

Семёныч кивнул, и начал что-то говорить, но тут я увидела, как к ним, прижимаясь к чёрной крыше, сливаясь с ней, и как бы «перетекая», словно живая лужа, приближаются ещё две Твари.

А они продолжали трепаться, словно так и надо, будто они не на крыше высотки, а дома, в клубе, чаи гоняют…

— СЛЕВА!

Я заорала, как резаная, потому что ЭТО и был тот самый момент, переломная точка, после которой всё могло пойти не так.

Они принялись разворачиваться, Сашхен дёрнул скобой, одновременно поднося ружьё к плечу, а Семёныч уже вёл стволом АК, и ствол этот выплёвывал тяжелые шарики, но почему-то они ТОНУЛИ в Тварях, как горошины в пластилине, но тут и Ремингтон забухал, щёлкая скобой каждые две секунды, оставляя в Тварях дыри больше, чем суповые миски, и наконец они обе замерли, расплылись, растеклись чёрными лужами почти что у наших ног…

— ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?

Его вопль обрушился так неожиданно, что я аж пригнулась.

А Сашхен наступал на меня, подняв Ремингтон стволом вверх, и глаза у него были совсем зеркальные…

— ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? — повторил он, но я уже пришла в себя.

— СПАСАЮ ТВОЮ ЖИЗНЬ! — я тоже умею кричать. Не так круто, как Сашхен, но тоже не слабо.

Специально тренировалась.

— Я САМ могу о себе позаботиться! А ты должна…

— ТЕБЕ я ничего не должна!

Сашхен хотел что-то ещё прокричать, судя по всему — очень обидное, но тут опять затарахтел АК.

Я ведь слышала характерные щелчки справа от себя — Семёныч менял опустевший рожок — но не обратила внимания, потому что орать на Сашхена мне было дороже…

Протянув руку, он смёл меня себе за спину и передёрнул скобу Ремингтона.

Щелк…

Ага, доорался! Патроны-то кончились, заряжать надо.

Но Тварь не стала дожидаться, пока Сашхен зарядит ружьё, а бросилась ему на грудь. В смысле, вцепиться хотела, в горло.

Но её срезал очередью Семёныч, и следующую тоже. Автомат Калашникова — это вам не Бараш, да-да-да, уж поверьте.

Жалко, что мне такой не дают.

— Маша! Бу-бух, бу-бух… — наконец-то он перезарядил ружьё. — Укройся где-нибудь и не отсвечивай!

— Фиг тебе! Я пришла драться.

— МАША!..

— Отдай мне Ремингтон и возьми у Семёныча огнемёт.

— Самая умная, да?

— Девчонка дело говорит, — не глядя, поддержал меня Семёныч и перебросил трубу огнемёта Сашхену. — Только погодь палить, — предупредил он. — Похоже, они из той каптёрки лезут.

Семёныч указал подбородком на надстройку, из которой торчало несколько антенн и штырь с бельевой верёвкой.

— Сам знаю, — буркнул Сашхен, поймав «Шмеля» одной рукой. Другой он протянул мне ружьё. Не глядя, нехотя — сломаю я его, что ли?.. — Патронов мало, — предупредил он. — Так что зря не трать.

— Поучи ещё, — нагло отбрила я и вложилась, поймав в прицел тёмный вход в «каптёрку».

— Значица так, — заявил Семёныч, держа ствол на уровне пояса, чтобы стрелять «от бедра». — Ждём моей команды, а потом лупим из всех стволов.

— Сашхен, — позвала я шепотом.

— Чего? — на меня он не смотрел. И правильно: на мне узоров нет, и нефиг ему видеть, как мне на самом деле страшно.

— У тебя ведь всего одна граната?

— Это ОДНОРАЗОВЫЙ гранатомёт.

Я проглотила оскорбление. Будто я сама не знаю…

— Просто стреляй, когда Я скажу. Не раньше.

— Хорошо.

— Но уже приготовься.

— Как вашему величеству будет угодно.

Вскинув трубу на плечо, он расставил ноги — для устойчивости — и прекратил дышать.