Было уже совсем светло, когда я наконец добрался до клуба.
За стойкой хозяйничала Антигона. Я слегка стушевался, замедлил шаг…
Но она меня уже видела, поэтому пришлось расправить плечи, втянуть живот и проследовать к стойке пружинистой походкой настоящего гусара.
Антигона молча выставила на стойку серебряный термос, рядом разместила стакан с водкой, лимон и солонку. Всё, как всегда. На Западном фронте без перемен.
Усевшись на табурет, первым делом я свинтил крышку с термоса.
Когда первая, тягуче-пряная тёмная капля попала на язык, тело охватила непроизвольная дрожь. Внутренне сжавшись, я переждал судорогу и продолжил глотать. Зажмурившись, не обращая внимания на усиливающееся жжение в губах и подбородке — там, где кожи касалось серебро…
Отставив пустой термос, сразу, не переводя дыхания, я выцедил водку — мелкими глотками, как горячий чай. Бросил на язык ломтик лимона и запустив пальцы в солонку, отправил следом хорошую щепоть крупной морской соли.
Антигона всё это время стояла рядом, облокотившись о стойку, подперев щеку одной рукой и оттопырив круглый крепенький зад.
— Никогда не надоедает смотреть, как ты себя мучаешь, Шу.
— И тебе доброе утро.
— Утро добрым не бывает.
Вот так начинался наш каждый разговор. Слова могут быть другими, но смысл один и тот же: она меня презирает, я терплю.
Отвернувшись от стойки, я оглядел пустой зал. Вылизанные до блеска тиковые полы, круглые столики, уютные альковы с диванчиками…
Хорошо здесь. Спокойно.
С тех пор, как сгорел наш особняк, это место стало для меня домом. Я и жил здесь, на втором этаже клуба «Покойся с Миром».
Антигона выкупила пустырь на берегу Невы и к тому времени, как мы вернулись из Сочи, строители закончили лить фундамент.
— Вы же всегда хотели стать барменом, шеф, — ответила она на вполне резонный вопрос Алекса: нахрена козе баян? — Вот я и решила исполнить вашу мечту. Считайте, что я фея.
Идея Антигоны открыть клуб для сверхъестественных существ оказалась гениальной.
Агентство наше, «Петербургские Тайны», приказало долго жить, и хотя стоит на том же месте почти такой же особнячок, я даже мимо хожу с содроганием — всегда отворачиваюсь, чтобы не было так больно…
Предполагалось, что мы его вновь заселим — я, Алекс и девочки — но даже у шефа нервы оказались не настолько крепкими, и все мы дружно, не сговариваясь, переехали в «РИП».
На старом месте остались лишь арсенал, тир в подвале, да ещё склад. Туда захаживать приходилось — но с этим я свыкся.
А клуб, поначалу пустой и мрачный, постепенно заполнялся разношерстным народом и даже приносил прибыль — девчонки придумали выдавать его за косплейную зону, и всякий-разный люд мог находиться на территории невозбранно: в наше время никого уже не удивляли ни эльфы с острыми ушами и клингонскими батлетами, ни гоблины в половину человеческого роста, ни ведьмы с чёрными губами и в обвисших шляпах.
Толерантность, девиз нового времени, нам, сверхсуществам, пришлась как нельзя кстати. Никто теперь не имеет права ругать гномов, как вертикально ущербных. Никто не косится на оборотней: в «эти» дни они особенно чувствительны. И никто не обращает внимания на стригоев — как биологически неактивные, мы нуждаемся в особой защите.
Обрыдаться от умиления, как говорит моя ученица.
Ну да. Маша. Ей недавно стукнуло четырнадцать, и девушка так задрала нос, словно ей уже пятнадцать. Самостоятельность почуяла.
Да и ученицей моей она числится весьма условно. Ведьма Настасья учит Машеньку управлять силой, Валид показывает хитрые приёмы контактного боя в весе пера — говорит, был один такой спортсмен, рубил всех без разбору, как молодые дубки.
Насчёт наставничества, это Алекс придумал. Походи, говорит, штабс-капитан, в моей шкуре… может, научишься лучше понимать старого больного папу.
За «папу» отдельный ему респект, Алекс и вправду заменил мне всех — точнее, стал моей новой семьёй. Разношерстной, неидеальной, иногда поубивать всех хочется, честное слово… Но другой у меня нет, так что учителя я по-прежнему люблю и почитаю.
Словом, всё моё наставничество сводится к тому, что я днями и ночами слежу, чтобы Машу никто не убил.
А девочка развлекается. Гуляет, охотится, и сам чёрт ей не брат.
Нежить она чует инстинктивно, а потому никакой Диспетчер ей не нужен…
Ах да. Диспетчер.
Турагентство кануло в Лету, а вместе с ним — и ночные экскурсии, но всякие несознательные элементы никуда не делись.
Петербург временами лихорадило от нашествий призраков, упырей и вурдалаков, банд «Красноголовых», в которые сбивается всякая мелкая нечисть наподобие оставшихся без крова домовых и потерявших свой надел леших…
И хотя такой экзотики, как вендиго, сейчас почти и не встретишь, отечественные кикиморы пугают народ не хуже.
Для их отлова, вразумления, а в крайнем случае — ликвидации, нужны охотники. А для координации действия оных и понадобился Диспетчер.
Настоящего имени его никто не знает, но когда город захлестнули массовые беспорядки — я имею в виду нашу, «теневую» сторону, и мы с шефом, а также девчонки и Котов с своей группой быстрого реагирования сбивались с ног, не зная ни часу продыху, на пороге РИПа появился отец Прохор — ведя в поводу этого самого Диспетчера.
Выглядел он, как помесь филина с котом, в человека никогда не перекидывался, на людях очень стеснялся и никогда не спал.
Ему отвели каморку под самой крышей и провели в неё выделенную линию Даркнета.
Диспетчер находил охотников, давал наряды на зачистку, выплачивал из спецфонда гонорары…
Раньше, при старом Совете, у нас всё было, как в средние века. Инквизиция. Мы с шефом охотились на свой страх и риск, обеспечивая себя необходимым на частной основе.
Новый же Совет поставил зачистку городов и весей от распоясавшейся нечисти на широкую ногу. Оружие, боевые артефакты, поголовная оплата труда.
Даже молоко за вредность дают — горгулье. Оно существенно укрепляет биополе, что позволяет охотникам выжить при встрече с энергоёмкими сущностями, например, с духами или баньши.
А вот с живой водой сейчас напряжёнка. Пересыхают источники, и никто не знает, почему…
— А? Ты что-то сказала?
— Спросила, — Антигона насупилась. — Ты что-нибудь ещё будешь?
— Нет. Нет, спасибо, — я соскочил с табурета. — Пойду к себе. Всю ночь не спал. Если кто будет спрашивать…
— Уже.
— Что, прости?
— Уже, говорю. Эта твоя, — Антигона покрутила веснушчатым носом. — Анчутка.
Ну не любит она леди Анну.
Где-то я Антигону понимаю. Где-то. Но поделать ничего не могу.
— Она что-нибудь сказала?
Как всегда, при упоминании леди Анны, у меня пересохло во рту. Сердце бухнуло в животе, на щеках появился румянец — я же только что крови выпил.
Антигона все эти перемены заметила и надулась ещё больше.
— Сам разберёшься.
Вздохнув, я направился к лестнице на второй этаж. И когда положил руку на перила — витые, из полированного бруса — услышал, как звякнул колокольчик.
Чужие к нам не ходят.
Алекс лично поставил простенькое заклинание на дверь — людям она кажется непривлекательной. Ничего «такого», просто непосвященным сюда входить не хотелось. Не хотелось — и всё.
Так что, это кто-то из своих. Но кто?..
Поставив ногу на первую ступеньку, я замер и обратился в слух.
— Звезда моя!
Ну конечно. Мог бы и сам догадаться. Шефа тоже не было дома всю ночь, а отдыхать он предпочитал всё-таки здесь.
— Утречко, шеф, — голос Антигоны неуловимо изменился. В нём прорезались нотки нежности, приязни. И покровительства — как у матери большого и шумного семейства, которое вечно нуждается в присмотре.
— Сашхен у себя?
— Только что приблудился.
— Я здесь, шеф.
Выйдя на свет, я сощурился. В запылённом охотничьем плаще, в высоких сапогах, небритый — у него очень быстро проступает щетина — Алекс стоял в центре зала, как король посреди своего княжества.
А ведь это так и есть. Он — король, а все мы, петербуржцы, его подданные. Все, до последнего крысюка…
Мысль мелькнула и сгинула.
Я подошел ближе. От шефа пахло порохом, кровью и йодом — клык даю, он только что с побережья.
— Собирайся, — бухнул шеф вместо приветствия. — Едем.
— Можно поинтересоваться, куда? — я надеялся, что Алекс уловит сарказм, но нет.
— Нельзя.
— Ладно, поехали… — пожав плечами, я пошел к двери.
— Стой, — Алекс остановил меня, схватив за рукав. — Что это на тебе?
Я оглядел себя недоумевающим взглядом. Вроде, всё как всегда. Чёрные джинсы, чёрная шелковая рубашка с пуговицами из чёрного жемчуга… На ногах — итальянские туфли ручной работы, я их очень люблю за мягкость и прочность.
— Одежда, — я ещё раз пожал плечами. — Что не так, шеф?
Клетчатые реднековские рубашки, джинсы и кожаные куртки испарились, как белых яблонь дым — под неустанным нажимом Алекса, между прочим.
— Переоденься, — категорично заявил тот и толкнул меня к лестнице. — В рабочее.
Ага. Значит, едем не развлекаться.
Я молча рванул наверх, Алекс внизу спросил у Антигоны кофе.
— Уже готово, шеф, — услышал я. — Присаживайтесь на стульчик, щас подам.
Всё-таки, девчонки знают нас лучше, чем мы сами… — это была последняя мысль перед тем, как я ворвался к себе.
Почти ничего не изменилось в моих вкусах: передняя, она же — гостиная, за ней спальня и ванная. Только библиотеки я теперь не держу. Как вспомню, сколько книг тогда сгорело — плакать хочется. И ведь почти всё первоиздания, редчайшие экземпляры… Теперь я пользуюсь электронными носителями. Подумать только! Несколько лет назад я бродил по Петербургу с рюкзаком, полным книг. Книг и оружия — хрен от пола оторвёшь. Сейчас все мои любимые книги умещаются на винчестер размером с сигаретную пачку. Хотя настоящий Винчестер уменьшить ещё не удалось… Да, каламбурчик так себе. Извините.
Пересекая гостиную, я почувствовал запах духов.
«Королева юга».
Я знаю только одну даму, на которой этот аромат сидит, как влитой.
Остановился, втянул носом воздух… Сердце кольнула ледяная игла.
— Да заходи уже, — послышалось из спальни. — Я соскучилась.
Миг — и я уже на кровати, упираюсь локтями в матрас, а подо мной — она. Моя прекрасная леди.
Поцелуй длился, пока не кончился воздух.
— Я думал, ты ещё в Лондоне, — выдохнул я ей в губы.
Она улыбнулась.
Я знаю, как от меня сейчас пахнет: кровью, водкой, формалином — мы с Машей задержались у Колдуна; ещё от меня пахнет Тварью, а это непередаваемый запах, даже Рамзес его не выносит — при том, что не упускает случая, как всякий уважающий себя пёс, поваляться на какой-нибудь падали.
— Вернулась ночью, — промурлыкала Анна мне в ухо. — И сразу — к тебе. Жду, жду… А ты всё не идёшь.
— Антигона тебя видела?
У Анны сверкнули глаза. В них появились лукавые смешинки, прозрачная, как лепесток магнолии кожа порозовела.
Ну конечно видела.
Анна — не из тех женщин, что таятся по тёмным углам и пользуются чёрным ходом. Она вошла в клуб открыто, как к себе домой.
Вот почему Антигона была не в духе. Она знала, что Анна ждёт меня в спальне. Знала, и ничего не сказала…
— Раздевайся, — приказала Анна. — Я хочу видеть тебя всего. И волосы распусти.
Беспрекословно сдёрнув с волос резинку, я взялся за пряжку ремня… и выругался.
— Не могу. Меня шеф ждёт.
— Ну, он же не мороженое. Подождёт, не растает, — она сама взялась за пряжку, расстегнула и потянула мои джинсы вниз… — Я же тебя ждала. Соскучилась тут. Ванну приняла, ноги побрила. Неужели после всего этого я не получу вкусняшку?
Она склонила прекрасную голову над моими бёдрами…
— Нет, — совсем не по-джентльменски уперев ладонь ей в лоб, я отодвинулся. — Я не могу.
— А я вижу, что можешь. Да ещё как, — взглядом она указала на ту часть тела, которая выражала моё желание.
— Ты не понимаешь, — я слез с кровати и попытался застегнуть джинсы. Не вышло. Чёрт. — Алекс ждёт меня внизу, и если я не появлюсь через минуту, сам поднимется сюда.
— Ну и ничего, — встав на колени, Анна поползла по кровати, как кошка. На ней были чёрные чулки. И всё. — Пускай присоединяется. Помнится, в старые добрые времена господин Голем был тот ещё проказник. Ты с ним не пробовал? А зря. Очень рекомендую.
Её циничный монолог отрезвил меня окончательно. А после того, как воображение вбросило картинку: я, Анна и шеф, в одной кровати… Штаны застегнулись как-то сами собой.
Долгое время я думал, что она просто бесстыдна — и гордится этим. Но потом понял: Анна абсолютно естественна.
Животные не стесняются ни своих тел, ни своих чувств. Так и она: близка к матушке-природе, словно Ева, только что изгнанная из Рая…
— Я не могу остаться, — губы говорили одно, но руки мои уже были на ней, вокруг неё, внутри неё, уже ощущали мягкую шелковую кожу, гладили её волосы, пропитывались ароматами её тела…
— Ерунда, — мурлыкала она, горячо и нежно обтираясь об меня всеми местами. — Разве есть что-нибудь, более важное, чем ЭТО? — она шевельнула бёдрами и я чуть не завыл.
Остановило то, что вой этот подхватят все псы в околотке.
— Нет, — опять повторил я, с усилием, граничащим с умопомешательством, оторвался от Анны и встал. Голова кружилась, сердце стучало в горле, в животе, в паху… А руки искали её тело. — Нет. Мне нужно идти.
— Куда? — в глазах её мелькнул интерес.
— Я… Я не знаю. Но я должен.
Предприняв отступление в гардеробную, я принялся срывать с себя пропитавшиеся её запахом рубашку, джинсы, носки, трусы… Чёрт, жалко, нет времени постоять под душем. Под холодным душем. Ледяным.
А впрочем…
Я остановил сердце. Перестал дышать. Почувствовал, как кровь в венах густеет, замедляет бег, как спадаются лёгкие, а разум становится острым и холодным, словно сосулька.
Оделся во всё чистое — как и просил Алекс, это был рабочий костюм — и вышел обратно в спальню.
Анна лежала на кровати, поверх одеял. Она была всё также красива, совершенна, бесподобна… Но я больше не чувствовал её запаха, а значит — не хотел. Я мог ею любоваться, ценить, оберегать… Но секс?
Разве кто-то хочет заняться любовью с Венерой Милосской? Если да, то он точно извращенец.
— Ты меня дождёшься?
Ха. Все мои холодные рассуждения разбились о такую, на первый взгляд, невинную фразу.
— Не знаю, — она надула губки, отчего сделалась ещё желаннее. — Зависит, когда ты появишься. Если не придёшь до темноты — спущусь в зал и найду себе другого кавалера.
А вот здесь я улыбнулся.
Конечно же, Анна может найти себе другого — и делает это на регулярной основе. Но я точно знаю одно: другого Владыки она не получит никогда.
А ведь именно это ей от меня и нужно…
Последняя мысль отдавала горечью, и я отбросил её.
Пофиг.
Мне без разницы, почему она со мной. Она здесь, и этого достаточно. Потому что я без неё не могу.
Я пробовал отказаться, не получилось.
Когда дело касалось Анны, я был как наркоман, подсевший на дозу. Что угодно за то, чтобы получить ещё одну.
— Ручной стригой, — ударило в спину.
На миг я остановился, замер, прикрыв глаза…
А ведь ты бы хотела, чтоб я стал ТВОИМ ручным стригоем, Анна?
Но я этого не сказал. Просто пошел дальше.
Застёгивая на ходу куртку камуфляжной расцветки, я направился в гостиную — даже не оглянувшись, потому что я знал: если оглянусь, не смогу сохранить лицо.
Открыл сейф, достал снаряженный сидор и пошел вниз, к Алексу.
Судя по пустым чашкам, шеф допивал третью, но завидев меня, вскочил и отставил кофе на стойку. Поймал руку Антигоны, чмокнул в запястье, произнёс:
— Благодарствую, ангел мой, — и повернулся ко мне. — Почему так долго?
Я опустил глаза. Значит, Антигона ему не сказала.
— Ладно, пошли, — шеф уже нетерпеливо нёсся к двери. — Но сначала заскочим в арсенал.
Я взвесил в руке рюкзак.
— Так я вроде всё взял.
— Пошли, пошли. Патронов много не бывает.
— Да что случилось-то, шеф? — я испытал острый приступ предвкушения.
— Некогда. Загрузимся — по дороге расскажу. Да, и Рамзеса надо предупредить. Пока нас не будет, чтоб с Маши глаз не спускал. Пусть вцепиться в неё мёртвой хваткой.
— Добро, — я завёл двигатель Хама и тронул его потихоньку вдоль набережной. Ехать всего полквартала, чего разгоняться-то? — Вводим военное положение?
— Котов уже отправил сюда наряд, — кивнул Алекс. — Будут бдеть издалека.
Рамзес всю ночь не спал, — подумал я. — А ведь он уже не мальчик… Шеф правильно сделал, что подстраховался.
Но предупредить пса я обязан. Если он узнает, что мы негласно вызвали подкрепление — может расценить, как недоверие к своим профессиональным качествам.
Достав телефон, я отстучал короткое сообщение: «код пять зелёных свистков». Рамзес телефоном не пользуется — лапы у него не той системы. Но рядом всегда Терентий, а он прекрасно управляется с современной техникой.