Импровиз. Одиночество менестреля

Глава 7 Ч. 2

Распоряжением первого министра Трагеры Луиша альт Фуртаду менестрелям отдали гостиницу «Гнев Святого Ягена» — все расходы взяла на себя великокняжеская казна. Немудрено, что они потянулись, как пчёлы на запах мёда. На следующий день число желающих вступить в бой за отечество и престол возросло до трёх десятков. Через три дня их уже селили по двое в комнату, принося из кладовок запасные тюфяки и одеяла. А к исходу недели подтянулись музыканты из ближайших к Эр-Трагеру городов.

Если раньше Регнар и Ланс только подумывали устроить самый жёсткий отбор, то теперь даже адмирал Жильон не стал возражать. Кормить бесполезных шарлатанов не хотел никто, а друзья настаивали на том, чтобы сократить до разумных пределов количество менестрелей, которые будут находиться в фортах. Можно, конечно, приставить к каждому пушкарскому расчёту по одному помощнику, но тогда не избежать неразберихи в бою, а это — ошибки, паника, проигрыш.

Четыре дня Ланс и Регнар потратили, проверяя способности добровольцев. Вначале отсеялись большинство поклонников струнных инструментов. Их навыки работы с магией совершенно не подходили для выполнения той задачи, которую перед ними ставили. Потом пришлось расстаться с молодёжью, не набравшейся ещё должных умений, и со стариками, слишком быстро устававшими от длительной работы с Силой. Также пришлось расстаться со многими, излишне уверенными в своей непревзойдённости. В итоге осталось два десятка менестрелей, а перед остальными вежливо извинился капитан Васко, приставленный в помощь к аркайлцам. Он помогал поддерживать строгую дисциплину и, по мере необходимости, говорил от лица адмирала Жильона.

К немалому удивлению Ланса, среди отобранных оказались и кривоногий старик Лаго альт Браццо, и «дудочник», «тот самый, непревзойдённый» Эрике альт Дако. Первый, несмотря на преклонный возраст, умело управлялся с любым музыкальным инструментом, а гаммы на скорость «жарил» так, что растопил сердце даже Регнару, видевшего на своём веку всяких учеников — и нерадивых до безобразия, и старательных до одури. Второй принимал красивые позы и никогда не упускал возможности напомнить, что он — знаменитый и неповторимый, но когда получал приказ что-либо выполнить, то работал, не считаясь с усталостью, и никогда не пытался оспорить задание — надо, значит, надо.

Прошедших испытания музыкантов разделили на два отряда по десять человек. Половина досталась Лансу, а вторая — Регнару. С этого дня начались самые трудные испытания. Ежеутренне менестрели отправлялись в форты. Для этого капитан Васко выделил две лёгкие галеры-фусты. В Южный форт можно было добраться и посуху, но дорога так петляла среди скал, что путешествие растягивалось бы на половину дня. В Северный и без того все добирались только через залив. Ну, зачем тратить время и силы, объезжая бухту, если любая галера «добежит» на вёслах за полстражи?

Лансу нравилось стоять на палубных досках. Врывавшийся в грудь солоноватый морской ветер будил множество воспоминаний. Гребцы радостно принимали его шутки, а офицеры приветствовали и наперебой приглашали вечером в ближайшую таверну, опрокинуть по кружке местного вина — терпкого и красного. На приветствия менестрель искренне отвечал, а вот от предложений выпить и поразвлечься отказывался. И вовсе не от мыслей о монастыре, которые обуревали его не так давно, или от телесного нездоровья, хотя по-прежнему испытывал приступы слабости, когда темнело в глазах и спирало дыхание. Просто вечерами ему приходилось следить за живущими в гостинице менестрелями, чтобы они не перепились и не разбежались по окрестным борделям. В припортовых кварталах Эр-Трагера кишмя кишели девицы лёгкого поведения, и многие из них соглашались переспать с менестрелями совершенно бесплатно. Очевидно, для поддержания репутации заведения. Поэтому Лансу приходилось изображать из себя Ягена с огненным мечом — именно так изобразил святого на вывеске гостиницы неизвестный художник — развевающийся багряный плащ и клинок, занесённый над головами гонителей Веры. Святой Яген прославился тем, что один из немногих первосвятителей оказал сопротивление, когда их преследовали за верность учению Вседержителя.

Альт Грегор назначил помощников. Перво-наперво Эрике альт Дако. Куда же без него? Такой знаменитый и неповторимый… Он с честью нёс возложенную ответственность, хотя, вполне возможно, сам страдал, что не выпить вина, не гульнуть с красотками нельзя. Но за собратьями по музыке следил исправно и отчитывался Лансу о самых малых нарушениях. Вторым помощником стал пран Лобо альт Эскобан, примчавшийся в Эр-Трагер откуда-то с восточных границ, где он поднимал боевой дух аркебузиров, денно и нощно стерегущих рубежи державы от возможного вторжения кевинальцев. Соседи всё не вторгались, солдаты скучали, поэтому пран Лобо не знал покоя со своими двумя фаготами и лирой. Услыхав призыв защищать столицу, он вскочил на коня и за четверо суток примчался в Эр-Трагер. Явился одним из последних, но легко и ненавязчиво выбился в «первые скрипки».

Альт Эскобан отличался богатырским сложением, хотя ростом уступал Эрике альт Дако. Руки и плечи молотобойца, а не музыканта. Небрежно зачёсанная на затылок грива русых с рыжиной волос, тяжёлый взгляд, заставлявший спорщиков забывать заранее приготовленные доводы. Вдобавок пран Лобо говорил низким и хриплым голосом, почти рычал, тяжело и веско роняя слова. Этот менестрель перещеголял даже «того самого» Эрике. Устраивал разнос нерадивым, грозил за малейшую провинность выгнать с позором не только из отряда, но и прочь из Трагеры. Любой прекословящий немедленно становился в его глазах пособником браккарцев, а с предателями он не желал даже разговаривать, обещая десяток кар одновременно — от плетей до расстрела перед строем. Маги-музыканты его побаивались и потому подчинялись, а Ланс получил возможность хотя бы одну вечернюю стражу отдыхать перед сном, а не падать в постель и засыпать, едва успев стянуть сапоги.

Кроме этих двоих и уже неоднократно упомянутого Лаго альт Браццо, в команде Ланса выделялись: Уго альт Тардин — маленького роста толстяк, добрый, улыбчивый, но постоянно находящий какую-то причину, чтобы отлынивать от задания; Ридо альт Сантош — тридцатилетний пран с юга Трагеры, который, благодаря завитым щипцами локонам и отсутствию бороды и усов, выглядел, словно юноша или даже девушка, но мог запросто играть на двух десятках инструментов без малейших признаков усталости; Пепе альт Виньо — всегда наполовину пьяный, несмотря на старания Ланса и его помощников, грязный, в засаленной одежде, источавший смрад много лет не мытого тела, несмотря на то, что Дом Синей Летяги, к которому он принадлежал, не уступал древностью Высоким Домам Трагеры; Руй альт Сомаро — невзрачный и незаметный, как наёмный убийца, не проронивший за всё время проверки и обучения и десятка слов, но капитан Васко рассказал, что на счету прана Руя несколько десятков выигранных дуэлей; наконец, Пирелло — выходец из вирулийских низов, неизвестно каким ветром занесённый в Эр-Трагер, весельчак и зубоскал, не расстающийся с широкополой чёрной шляпой.

Команда подобралась удивительная, и трудно было представить людей, менее подходящих друг к другу. Если бы Ланс решил вдруг выступить в роли кондотьера и собирал отряд наёмников, то и за всё золото мира не согласился бы от таких служак. Да и капитаном корабля он отказался бы от команды с такими разными взглядами на жизнь и мир. Но выбирать не приходилось. Точнее, он уже и так выбрал. Припомнились слова одного из королей, носившего корону несколько веков назад. Когда ему вежливо намекнули, что приглашённые на какой-то праздник маги-музыканты ведут себя более чем безобразно — напиваются, валяются под столами, тискают служанок и задирают стражу, он ответил: «Других менестрелей у меня для вас нет!» И Ланс хорошо понимал его. Люди искусства непросты, требуют особого подхода в мирное время, но в военное не стоит перебирать их, как богатая и заносчивая прана женихов.

Каждое утро они грузились на галеры и мчались по волнам — каждая команда к своему форту. Ланс в Южный форт, а Регнар — в Северный. Артиллеристы уже ждали их, зарядив орудия. Приветствовали менестрелей радостными возгласами. Им объяснили, для чего шумная орава людей, с трудом поддающихся дисциплине, сующих носы куда ни попадя и так и норовящих причинить себе или окружающим какой-нибудь вред, является в укрепления. Предвкушая звонкую оплеуху, которая будет в самое ближайшее время отвешена браккарцам, солдаты старались так, что едва из кожи вон не выскакивали. Бегали с тяжеленными банниками наперевес, закатывали в жерла ядра, подкатывали бочонки с порохом, обливали водой с уксусом стволы пушек после выстрелов. Адмирал распорядился не жалеть ни сил, ни средств для учёбы, а слово прана Жильона у трагерских солдат приравнивалось к слову Вседержителя.

Первых три дня менестрели просто овладевали навыками управления орудием и ядром. Нужно было не только почувствовать артиллерийский ствол, как музыкальный инструмент, но научиться вовремя подхватывать посредством магии покидающее жерло ядро. Закручивать, ускорять и отправлять, как можно дальше. Не у всех получалось. К примеру, Лобо альт Эскобан, будучи сильнее большинства товарищей по команде, постоянно «страчивал», теряя ядро. Зато красавчик Ридо альт Сантош поражал виртуозностью, с которой обращался с магией, но нередко выдыхался и приводил вылетевший из пушки снаряд прямиком в волны. Но не от того, что ослабевал, а от того, что входил в раж и стремился использовать всю доступную ему Силу полностью и без остатка. Пепе альт Виньо имел свойство — врождённое или благоприобретённое — засыпать стоя, несмотря на орудийный грохот и содрогающиеся скалы. Каждый из менестрелей прятал в душе некую изюминку, которая в той или иной мере препятствовала его безупречной воинской службе.

«Ну, так творческие же люди, — всякий раз убеждал себя Ланс. — Чистокровного скакуна, выигрывающего приз за призом на скачках, нельзя впрягать в телегу, гружённую углём. К менестрелям нужен особый подход, чтобы они полностью раскрыли свои способности».

Он честно искал. Не распекал подчинённых, словно сержант новобранцев, не грозил карами, а убеждал, объяснял, подсказывал и, наконец, старался увлечь их личным примером. К каждому относился так, будто повстречал родного брата, с которым разлучён был в детстве. Терпеливо выслушивал жалобы, размышления и философствования. Мирил их, когда музыканты начинали выяснять отношения, кто же из них самый лучший. Хвалил музыкальные пьесы, без которых не мог обойтись ни один вечер, проведённый в гостинице «Гнев Святого Ягена». Никогда раньше альт Грегор не оказывался в столь затруднительном положении, будучи одиночкой, не заинтересованным в совместных выступлениях с такими же пранами, как и он сам. Никакого опыта. Общение с солдатами и офицерами тех Рот, в которых ему доводилось послужить, не шло ни в какое сравнение с ежедневными хлопотами по обхаживанию и воспитанию менестрелей.

Надежды на совет Регнара тоже развеялись, как ночной туман над заводью с превыми лучами солнца. Обучая детей и отроков, маг-музыкант редко виделся с менестрелями, а уж о совместной работе никогда не шло и речи. Регнар испытывал такие же сложности, решая их с переменным успехом. Об этом друзья не уставали друг другу рассказывать по вечерам, отправив подчинённых спать. Поэтому Ланс импровизировал. Придумывал на ходу, что говорить и что делать. Работать с «чистого листа» он умел и любил. Не зря его именовали королём импровизации. До сих пор получалось, значит, и дальше сможет.

Когда менестрели получили должные навыки… Точнее, когда Ланс понял, что дальнейшая учёба не слишком уж улучшит их умения, то он принялись стрелять по мишени. Вначале определили, насколько бьют пушки форта. Получилось не слишком много — около полулиги или чуть меньше. Расстояние это отметили пустыми бочонками с привязанными к ним якорями на длинных канатах. После Ланс поговорил с офицерами-артиллеристами, которые выжили в бойне, учинённой браккарцами. Он хотел знать — как далеко стояли каракки от нынешней линии размалёванных в яркие цвета бочонков? Общими усилиями удалось приблизительно оценить выигрыш по дальности браккарцев — сотня или полторы брасе. На всякий случай, вторую линию из буев расположили в двух сотнях брасе мористее первой.

И началась стрельба на дальность. Теперь менестрелям нужно было не просто подхватить магией ядро и удержать его в полёте, но закрутить, разогнать и во что бы то ни стало довести до заданной мишени. Вот тут Пепе альт Виньо и Лаго альт Браццо долго не оправдывали чаяний альт Грегора. И не по причине нехватки силы или мастерства. Первый, скорее всего ежедневно испытывал жесточайшее похмелье и, в связи с этим, думать не мог ни о чём, кроме кружки кислого вина или пива. Кроме того накладывались обычные для пьяниц недомогания — дрожащие пальцы, головная боль, сухость во рту. Тут разве до артиллерии? Старикашка Лаго альт Браццо начинал всегда хорошо — уверенно и спокойно, но уже через пару сотен брасе начинал волноваться, как молодая лошадь в ожидании скачек. Вытягивал шею, привставал на цыпочки, дёргал руками, будто тасовал колоду карт и пританцовывал на месте. Внимание рассевалось, и ядро либо улетало в сторону, либо «булькалось» в волну.

Другие менестрели справлялись с задачей более-менее удачно. Красавчика Ридо альт Сантоша и непревзойдённого Эрике альт Дако приходилось даже сдерживать — они то и дело забывались и пускали ядро слишком далеко, работая на пределе возможности. Как следствие, быстро выдыхались и просили разрешить им посидеть, набраться сил.

— В бою вы тоже браккарцев попросите, чтобы дали отдохнуть? — рычал на них Лобо альт Эскобан. — Думать надо! Приноравливаться! Нельзя выкладываться сразу, когда перед тобой незнакомый враг!

Ланс его поддерживал, хотя и старался не допускать резких выражений.

Худо-бедно, его команда — а ведь им предстояло сражаться плечом к плечу и, возможно, вместе погибнуть — перешла к следующей части обучения, казавшейся самой сложной. Они начали стрелять по мишеням, установленным приблизительно там, где ожидали остановить флот северян. Для этого галера-фуста вытаскивала на буксире рыбацкие лодки, скупленные за бесценок у бедноты. Рассохшиеся, дырявые, плохо законопаченные. Лишь бы не утонули сами. Нехватки в рыбаках, желающих поделиться своими морскими конями, не было.

Отряд Регнара не отставал. Ланс даже слегка завидовал — по плавучим целям подчинённые альт Варды попадали чаще.

Грохотали пушки. Орудийные расчёты старались, как могли. Захваченные азартом состязания менестрели не отставали от них. Ланс на глазок, без клепсидры, прикидывал скорострельность форта и приходил к выводу, что на этот раз браккарцам выйдет боком всегдашнее желание заглотить кусок жирнее и слаще, нежели у всех остальных. Он хорошо помнил, с какой частотой перезаряжали пушки на каракках, и пришёл к выводу, что сейчас трагерцы не уступают ни в чём извечным противникам.

О приближающейся эскадре короля Ак-Орра тер Шейла сообщали часто, но, к сожалению, новости противоречили друг другу. То браккарцы уже обогнули остов Калвос с севера и движутся к Эр-Трагеру через пролив Бригасир. То они не рискнули сунуться туда, где некогда потерпели сокрушительное поражение и идут южным путём, мимо калвосских шхер. То моряки признавались, что на самом деле не видели северян даже издали. Капитан Васко, в ответ на расспросы, признался, что никаких сведений о перемещении браккарцев не имеет. Конечно же, адмирал не мог надеяться, что врагов случайно обнаружат рыбаки или торговцы. Галеры кружили в водах, омывающих Калвос, как стая голодных акул. елали дальние вылазки аж до островов Святого Игга. Забирались и на север, заодно приглядывая за побережьем Унсалы.

Соседнее королевство пока никак не отозвалось на предложение регента Трагеры заключить новый военный союз. После смерти Ронжара до сих пор не короновали никого, хотя, казалось, что тут такого? Старинная фраза «Король умер — да здравствует король!» не стала противозаконной в последние годы. Сын покойного — принц Гедрих — находился в здравом уме и трезвой памяти и вполне мог управлять державой, особенно если на помощь ему придут отцовские советники. Но внезапно некоторые Высокие Дома начали вставлять палки в колёса грядущему восшествию наследника на престол. Например, Дом Алого Чертополоха выступил с заявлением, что Гедрих — незаконнорожденный. Любой унсалец мог с уверенность возразить, что обвинение её королевского величества, покойной Альберты, не стоит в и выеденного яйца, но епископский Собор вдруг потребовал расследования. Что могли выяснять святоши во главе с архиепископом Вилльёмом — старым, как горы Карроса, и дотошным, как чиновник портовой службы? Неизвестно… Но пока они заседали и рассуждали, Дом Розовой Белки припомнил старинный спор с правящим Домом Серебряного Саблезуба о городке Дежан с оживлённым рынком, трёх деревнях и пахотных землях в полторы сотни десятин. Мол два века назад прапрадед Ронжара незаконно отнял земли эти вместе с насельниками у прадеда «белок». Тут уж возмутились сами дежанцы, отправив в столицу прошение подписанное всеми богатыми купцами и главами гильдий — не хотим, мол, быть ни под каким Домом, а подати платить будем напрямую королю. Гедерих разрешить этот вопрос не мог, хотя он-то как раз не терял ни единой медной полушки, а Жедар альт Горм — первый министр двора — проявлял преступную медлительность, что дало злым языкам повод утверждать, будто он подкуплен Домом Синей Белки.

Лансу почему-то казалось, что в Унсале вскоре начнётся война и правящий Дом может запросто поменяться. Регнар, придерживавшийся более взвешенных суждений, утверждал, что его преосвященство Вилльём сумеет убедить спорщиков и уладит скандал без крови. В рассудочность священнослужителя хотелось верить, но жизненный опыт подсказывал — глупость торжествует гораздо чаще, нежели мудрость.

Ну, может, перед лицом давнего врага унсальцы забудут свары и не допустят междоусобицы? Иначе Трагере придётся драться в одиночку. На остальные державы материка надежды мало. Кевинал вряд ли поторопится принять сторону западного соседа и соперника. Аркайл вообще может выступить в союзе с Браккарой. От осознания этого Лансу было невыносимо стыдно за свою родину. Никогда раньше Аркайл не предавал своих обязательств перед давними друзьями и если до сих пор браккарцы не могли удержаться на материке, то исключительно благодаря разумному сотрудничеству здешних держав.