Импровиз. Одиночество менестреля

Пролог

Реналла не думала, что способна когда-либо испытать настоящий ужас. Просто так пугалась она часто, как и свойственно девочкам. Увиденная в полумраке спальни крыса; нетопырь, влетевший в окно; ухающая ночью болотная выпь; крики кружащего рядом с замком козодоя; злая собака; бык, которого выпасали на лугу, а чтобы добраться до опушки с зарослями малины, нужно было пройти мимо него или сделать большой крюк по задворкам, где, опять же, можно запросто влезть в крапиву, ничего хорошего не сулящую босым ногам. Боялась чудищ и демонов из сказок, что на ночь глядя рассказывала ей нянька. Став чуть постарше, она боялась за жизнь отца, отправляющегося на войну с Унсалой. За менестреля Ланса альт Грегора, который должен был драться на дуэли с сыном посланника с островов. И за сына посланника тоже немножко. Боялась за мужа, который отличался задиристым нравом и часто ввязывался в поединки. Боялась, когда осталась одна в Аркайле и когда приехали родители Деррика. Боялась бежать в карете прана Гвена альт Раста. Очень сильно боялась, когда стала свидетельницей убийства знаменщика Толбо. Но оказалось, что эти страхи — сущая безделица.

Ведь ни крыса, ни бык, ни, тем более, свёкор со свекровью не угрожали её жизни непосредственно. А переживания за кого-то, пусть даже и за близкого человека, так и останутся переживаниями, даже если они очень сильные и не находишь себе места, и темнеет в глазах, дрожат руки и ноги.

Но первый обстрел Вожерона…

Начался он среди бела дня, когда Реналла, скучая у окошка — а покидать подворье, где квартировалось командование Роты Стальных Котов, ей запретили строго настрого — решила позвать служанку и расчесать волосы. Марша, по всему похоже, была готова молиться на Реналлу. Ещё бы! Многие селянки и дворовые девки успевали от рождения вырасти, выйти замуж, нарожать детей и состариться, нянча внуков, а города так и не видели. Для четырнадцатилетней девчонки Вожерон казался столицей — двухэтажные дома с каменным основанием, черепичные крыши, позолоченные купола храмов, ратуша, замощённая камнем рыночная площадь. А ещё — военные… Красавцы-праны, как свои, местные, так и кевинальцы, вирулийцы, даже несколько унсальцев. Одетые в яркие камзолы, начищенные кирасы, шлемы с плюмажём. С гербами Домов на груди. Вооружённые шпагами и кинжалами. Первые насколько дней Марша наблюдала за ними с раскрытым ртом и выпученными глазами. Потом немного пообвыклась, но всё равно обмирала при виде офицеров. Не зная, как ещё выразить благодарность, она ухаживала за Реналлой старательно и самозабвенно. Само собой, успевая выкроить время для того,чтобы выбежать на улицу и поглазеть на военных.

Реналла устроилась у окна, но едва только Марша провела по её волосам костяной расчёской, вдалеке что-то загрохотало. Сам по себе гром канонады давно никого не удивлял в Вожероне. Всю минувшую неделю сводки с полей сражений становились хуже и хуже. Армия Аркайла, используя численный перевес, теснила войска бунтовщиков, отбросив их с первоначально занимаемых позиций на добрый десяток лиг. Пран Жерон сутками не покидал седла, появляясь в расположении Роты лишь для того, чтобы переодеться, сменив заскорузлое от пота и пыли платье на новое и поспать одну две стражи. Его лейтенанты сбивались с ног, поддерживая боеспособность не только Роты Стальных Котов, но и отрядов местного ополчения. Дворянская самооборона, как назывались эти отряды из числа вассалов Домов Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи стремились в битву, не задумываясь, чем это грозит.

Об этом рассказал Реналле пран Пьетро, вернувшийся на один день из Аледе, где его сменил Сергио альт Табаска. Форты, где стояли гарнизоны повстанцев ещё держались. Не сдавался городок Глевер, отстоявший от Вожерона на пять-шесть лиг. Его обороняла ещё одна Рота, нанятая праном Клеаном в Кевинале — Сладкие Демоны. Количеством солдат и выучкой она уступала «стальным котам», но превосходила их беззаботным отношением к смерти. Отчаянными вылазками они так напугали аркайлцев, что те не решались пойти на штурм, хотя у Глевера не было крепостной стены.

Одно единственное полевое сражение окончилось вничью. Потери с обеих сторон оказались слишком тяжёлыми, чтобы у командиров возникло желание пытаться повторить. Только в Вожерон два дня свозили раненых. Лейтенант Марцель, возглавивший «младших сыновей» носился день и ночь по тылам атакующих сил, уничтожая обозы и вырезая отряды фуражиров. Во многом благодаря его неустанным трудам наступление приостановилось. Воякам герцога-консорта приходилось едва ли не каждую телегу с солониной охранять так, будто там бочонки с серебром. Начались грабежи местных крестьян — амбары выгребались до последнего зёрнышка, овец, кров и свиней пустили под нож. В ответ люди уходили, оставляя поселения пустыми, как во время чумы. Кто-то просто бежал, куда глаза глядят, кто-то приходил в Вожерон и просил оружие, чтобы мстить. Реналла искренне недоумевала, каким образом столичные праны намерены править этими провинциями, если победят? Нужны им земли с людьми или достаточно будет просто завоевать пустыню, а потом нагнать переселенцев с севера Аркайла, раздаривая наделы всем желающим?

По рассказам того же Пьетро, в армии Эйлии альт Ставоса появились особые отряды, больше похожие на шайки грабителей. Они носили чёрные повязки, вышитые серебром, что должно было означать единство правящих Домов Аркайла — Чёрного Единорога и Серебряного Барса. Называли себя — «правые». Утверждали, что главная ценность для них — единый и неделимый Аркайл под мудрым правлением герцогини Маризы. Они скакали по дорогам, врывались в сёла, оттуда ещё не бежали все жители, грабили, насиловали, убивали. Вешая крестьян на деревьях, зачитывали приговор о том, что, де, пойман очередной кевинальский шпион или наёмник. Кстати, последних ненавидели особой, смертельной ненавистью. Захватив в плен, могли долго издеваться, отрубать пальцы, выжигать глаза, а потом распять на солнцепёке и оставить умирать медленной смертью. Несколько раз «лишённые наследства» устраивали «правым» засады. Честного боя с умелым противникам те не любили и старались уйти, огрызаясь и отстреливаясь.

Но, как бы то ни было, правительственные войска теснили повстанцев. Роты несли потери. Ополчение несколько раз оказывалось под угрозой полного истребления. В каждом доме Вожерона лежал хотя бы один раненый. На рыночной площади установили шатры, там простреленных, проткнутых пиками или шпагами, порубленных палашами складывали рядами на расстеленные одеяла. Реналла хотела выбраться туда, чтобы помогать — менять повязки и смоченные уксусом тряпки на головах у тех, чьи раны воспалились, подносить воду, или растирать снадобья в ступках. Такая работа сейчас почиталась за честь среди вожеронских благородных пран. Говорят, даже герцогиня-регентша изволила появляться под холщовыми пологами, вселяя боевой дух в легкораненых и скрашивая последние дни умирающим. Но неумолимый Бардок строго-настрого Реналле идти в толпу. При необходимости молчаливый слуга прана Гвена умел быть убедительным. «Я и без того не знаю, как буду оправдываться, что позволил вам оказаться в городе, который вот-вот захватит жестокий враг! — заявил он, скрестив руки на груди и буравя Реналлу пристальным взглядом. — Сидели бы под крылышком праны Нателлы и горя не знали. Так нет же, захотелось справедливости!» Пошёл на единственную уступку — позволил Марше приносить тряпки, которые после служанка и госпожа трепали на корпию и передавали лекарям и их добровольным помощникам.

А третьего дня привезли раненого лейтенанта Марцеля, и Реналле всё-таки пришлось вспомнить давно позабытые навыки. Гоняясь за «правыми», летучий отряд «младших сыновей» напоролся на полуэскадрон рейтар. Наёмники сработали на опережение — ударили коней шпорами и устремились на врага со шпагами в вытянутых вперёд руках. Кираса от такого удара защитит, но если клинок направить в лицо, то это — верная смерть. А если промахнулся и конь пронёс тебя дальше, доставай из кобуры «прилучник» и бей в упор. Рейтаров разнесли в пух и прах, ни один не ушёл, но, к несчастью для прана Марцеля, один из аркайлцев успел ударить его палашом. Подставленная шпага сломалась у крестовины. Палаш упал наискось у плеча, сломав лейтенанту ключицу и разрубив два верхних ребра.

Прана Марцеля принесли на носилках. Сутки его душа колебалась на зыбкой грани жизни и смерти. Жар, бред, слабость. Он лишь стонал, когда промывали рану и ротный лекарь тонкими щипцами удалял осколки кости. Реналла и Марша помогали врачевателю, как могли. Полоскали в чистой воде окровавленные лоскуты, подвали корпию. Держали лейтенанта, чтобы тот, не приведи Вседержитель, не дёрнулся, когда шили рану, и не навредил себе.

Не многие верили, что Марцель останется на этом свете, но, видно, святая Маркитта, чей образок он всегда носил на груди, помогла офицеру. Через сутки жар и вызванная им лихорадка приутихли, осталась только слабость. Теперь молодость и здоровье должны были взять верх над хворью, хотя лекарь предрекал, что Марцель останется калекой до конца дней своих. Подвижность к руке не вернётся уже никогда. Не то, что шпагу, он и вилку или нож не сможет правильно применить правой рукой. И ведь такой молодой… Вряд ли кевинальскому прану исполнилось больше четверти века.

Именно об этом размышляла Реналла, когда Марша начала расчёсывать ей волосы. Когда неизлечимое увечье получает человек, немало поживший, успевший обзавестись наследниками, его, конечно, жалко, но можно смириться. Но совсем молодой дворянин, посвятивший жизнь карьере военного… Не просто военного, а наёмника, где твой успех и доход напрямую зависят от умения сражаться. Даже, если раны зарубцуются без осложнений, Марцеля ждёт либо нищета, либо жизнь приживалы в замке того из родичей, чьи права на наследство предпочтительнее.

В открытое окно врывался осенний ветерок. В меру тёплый, в меру прохладный, особенно по сравнению с жарким летом южного Аркайла. Выросшая на севере, Реналла никак не могла привыкнуть к удушливому зною, засухе и всепроникающей пыли. На её родине летние месяцы изобиловали дождями, на которые крестьяне часто сетовали — не дают подняться ржи и просу. Часто приходилось топить камин, а выходя из замка, накидывать плотный холщовый плащ, защищающий от ветра и от сырости. Здесь же осенью было тепло, как летом, а летом — жарко, как в Преисподней. А как же тогда живёт народ в Вирулии или, того ужаснее, на островах Айа-Багаан? Они же ещё южнее… Читая в книгах о том, что если долго-долго плыть, то рано ил поздно вода станет такой горячей, что начнёт кипеть, Реналла вначале верила — так и будет. Потом здравый смысл возобладал — конечно же, это выдумки. Но сейчас она склонна была вернуться к первоначальной уверенности.

На противный свист, послышавшийся со стороны крепостной стены, она сперва не обратила внимания. Но неожиданно земля содрогнулась. Взметнулись занавески. Тугая волна воздуха ударила в окно. Взбрыкнул столик, сбрасывая с себя зеркало в черепаховой оправе и флакончик с розовым маслом. Слетел с петель ставень.

Марша ойкнула и, выронив гребень, прижала ладони к лицу.

А Реналла сидела, оцепенев. Что случилось? Рухнул дом? Взорвался запас пушечного зелья?

Снова свист.

Снова грохот.

Чуть в отдалении.

Пронзительно заржала лошадь.

— Надо что-то делать? — повернулась Реналла к служанке.

Девчонку сотрясала крупная дрожь. Она молчала, выпучив глаза, как озёрная лягушка.

Одновременно с новым взрывом в распахнутую дверь ворвался Бардок.

Тёмные волосы и куртка из чёрной кожи припорошены белой пудрой. Не сразу Реналла сообразила, что это не пудра, а мелкая штукатурка, посыпавшаяся с потолка. Точно такая же покрывала подол её платья и перепуганное лицо Марши. Именно поэтому она казалась такой бледной.

— Что сидите? — не крикнул, не проговорил, а зарычал доверенный человек прана Гвена альт Раста. — Ждёте, когда ядро в окно влетит?

— Ка-какое ядро? — заикаясь от испуга, промямлила Реналла.

— Здоровенное! Вот такое! — Бардок свёл ладони на полтора локтя. — Быстро уходим!

Реналла вскочила, но вспомнила, что волосы у неё распущены. Попыталась закрутить их в узел, но, растерявшись, никак не могла найти шпильку. Хотя бы одну. Марша всё это время не отрывала от хозяйки бессмысленного взгляда.

— Да живее вы! — рявкнул Бардок, замахиваясь, чтобы отпустить служанке затрещину.

Девушка встрепенулась, всхлипнула и закричала:

— Бежим!

К счастью, Реналле на глаза попалась не одна, а полдюжины шпилек. Она наскоро, как смогла, закрутила волосы на затылке.

— Что происходит? — спросила она уже на лестнице.

— Город обстреливают!

— Из пушек?

— Нет, из рогаток!

— Но ведь…

— Умоляю, прана Реналла, быстрее! Все уже на улице!

— А пран Марцель? — Неожиданная мысль заставила её замереть на половине шага.

— Что «пран Марцель»?

— Его вынесли?

— Откуда мне знать?

— Надо посмотреть! — Реналла развернулась и кинулась в комнату, где лежал раненый лейтенант.

— Куда! — закричал ей вслед Бардок, но, волей неволей, побежал следом.

Марша не отставала от них. Скорее всего, она до одури боялась оставаться одна перед лицом неизвестности.

Пран Марцель лежал на койке. Глаза закрыты, дыхание прерывистое.

— Его нужно вынести! — воскликнула Реналла, невольно приседая, поскольку на город обрушилось очередное ядро.

— Как мы его вытащим? — пожал плечами Бардок. — Носилок-то нет…

— Но нельзя же его бросать! Вдруг сюда попадут!

— Потому-то я и талдычу, чтобы вы шли отсюда поскорей.

— Я без него не пойду! — Несмотря на предательскую дрожь, ответила Реналла.

— Ну что с вами делать… — Вздохнул Бардок. — Сейчас потащим его, раны откроются, изойдёт кровью.

— А может, не откроются!

— Так может, и ядро в дом не влетит…

— Тогда зачем ты нас на улицу гонишь?

Помощник начальника тайного сыска скривился, словно у него болел любимый зуб.

— Говорила мне бабушка, что с женщинами спорить бесполезно… Ладно, я под мышки беру, а вы — за ноги. Но знайте — не дело благородной пране раненых носить.

— Я сама решаю, что подходит благородной пране, а что — нет! — топнула ногой Реналла. — Понесли.

Лейтенант Марцель оказался гораздо тяжелее, чем могло бы показаться на первый взгляд. На третьей ступеньке его чуть не выронили. Бардок зарычал и, отогнав помощниц, взвалил кевинальца на плечи. Во двор он вышел пошатываясь, но упрямо переставляя ноги. Судя по насупленным бровям, он охотно высказал бы всё, что думает о упрямстве Реналлы, но приказ прана Гвена — закон. Телохранитель не проронил ни единого слова, пока не уложил Марцеля на разворошенную копёшку сена у стены конюшни, за которой отчаянно ржали и били копытами кони.

Реналла уселась рядом с лейтенантом. Будто ей ноги подрубили. Силы куда-то ушли. Осталось желание уменьшиться. Стать не больше мышки и спрятаться в норку или обернуться ласточкой и улететь прочь — чем дальше, тем лучше. Над городом поднимались столбы дыма. Густого, чёрного, словно он шёл по трубам прямиком из Преисподней. Дома, стоявшего напротив подворья, котрое занимала Рота Стальных Котов, попросту не было. Груда битого щебня, кое-какие остатки каменной кладки первого этажа, палки, щепки, мусор и облачко пыли, до сих пор не развеянное ленивым осенним ветром. По улице метались растерянные, перепуганные люди. Не военные, а простые горожане, подданные герцогини Кларины. Некоторые тащили тележки с поклажей, другие обошлись узелками, а то и вовсе торопились куда-то с пустыми руками. Куда они могли убежать? Как узнать, куда прилетит следующее ядро, чьё жильё станет новой целью и превратится в развалины? Голоса — стонущие и плачущие, гневные и исполненные отчаяния — сливались в одну какофонию войны и смерти, переплетаясь с воем собак, испуганных не меньше, чем их хозяева. Ржали кони. В отдалении мычала корова. Может она горела, всеми покинутая в запертом хлеву?

Снова послышался знакомый, но от этого не менее страшный свист.

Запрокинув голову, Реналла увидела летящий по небу огненный шар. Раньше она представляла себе пушечные ядра просто как обтёсанные каменные глыбы. Ну, слышала и о железных ядрах, хотя отец всегда добавлял к рассказу, что они — слишком дорогие не каждая держава может себе позволить. Но горящие? Деревянное оно, что ли?

Ядро на миг зависло едва ли не рядом с солнцем, а потом медленно, по плавной кривой устремилось к земле. Вернее к домам.

Удар, грохот.

Новый клуб жирного дыма вспух над черепичными крышами, неторопливо превращаясь в чёрный, устремлённый к небесам столб.

— Тряпками промасленными обматывают, — негромко проговорил Бардок. — Чтобы в крепости пожар начался.

— Но зачем? — шёпотом откликнулась Реналла. Словно боялась, что их подслушают. — Тут же люди…

— На войне всегда люди стреляют в людей. А ещё колют пиками и шпагами, рубят палашами…

— Нет, это солдат в солдата. А здесь — простые горожане.

— Значит, простым горожанам не повезло. Оказались не в то время не в том городе…

По улице промчалась пароконная повозка с бочкой. Её облепляли хмурые сосредоточенные люди с баграми и вёдрами.

«Ловушка, — подумала Реналла. — Этот город — ловушка. Покакому-то странному стечению обстоятельств или же по промыслу Вседержителя мы оказались в нём. И теперь мы — заложники. На войне армия должна сражаться с армией, а обыватели не должны вмешиваться. Так же, как нельзя становиться между дуэлянтами, когда они разгорячены и полны желания проткнуть друг друга как можно скорее. В этой войне жители Вожерона попали между молотом и наковальней. Деваться некуда — из города нас никто не выпустит. Да большинство и сами никуда не пойдут, ведь для армии Маризы они — бунтовщики и подлежат уничтожению в назидание другим. Здесь их ждёт просто смерть, а там — смерть, но сопровождаемая унижениями, оскорблениями, пытками… Какое счастье, что Бринн остался в замке праны Нателлы…»

Ей казалось, что страх за собственную жизнь пережить и смириться с ним не так тяжко, как ужас, что твоего ребёнка могут убить.

Слитный гул артиллерийских раскатов прокатился над городом. Так, что земля задрожала. Реналла зажмурилась и приготовилась умирать. Как на зло, ни одна молитва не приходила на ум. Только до безумия хотелось в последний раз увидеть сына.

— Отсюда, — проговорил Бардок. — Крепостные пушки отвечают.

— Долго что-то собирались, — ответил ему незнакомый голос.

А, нет! Знакомый! Это же сержант из «лишённых наследства», пран Жанель альт Новил. Худощавый и чёрной остроконечной бородкой и подкрученными усами. Открыв глаза, Реналла убедилась, что не ошиблась с догадками.

Кевиналец стоял рядом с Бардоком. Левая рука на перевязи. Не так давно его легко оцарапали шпагой в стычке с «правыми», и кондотьер оставил Жанеля командовать охраной особняка, занятого Ротой под штаб-квартиру. Под его командованием находилась дюжина легкораненых. Посреди города кого бояться? Только воров, которые могли польститься на имущество наёмников.

— Если по уму, то надо врагов накрывать, когда они только на позиции выходят, — буркнул Бардок. Его трудно было уличить в сочувствии к мятежникам, но тут и сама Реналла поняла, что всей душой желает, чтобы ядра полетели не только на головы горожан, но и на головы тех пушкарей, которые обстреливают беззащитных горожан. — И сразу надо, сразу…

— Если бы наши «лшённые наследства» на стенах стояли, мы бы управились, не успел бы монах «Верую!» прочитать. Но пран Клеан нас туда не допустит.

— Не доверяет?

— Мало того, что не доверяет… Если он своих дворян в поле погонит, то за два дня без войска останется. Они же только по харчевням задираться горазды да вино пить в три горла. А когда надо с врагами сразиться, то тут наёмники. Как же без нас.

За первым залпом со стен последовал второй. Кто знает, попали они или просто напугали столичных артиллеристов, но горящие ядра перестали падать на кварталы.

Конюхи успокаивали бьющихся в тесноте стойл животных. Стоявшие наготове с вёдрами у колодца посреди двора подчинённые прана Жанеля слегка расслабились, один из них начал что-то рассказывать, в то время, как остальные то и дело прерывали его историю взрывами смеха.

По улице продолжали бегать люди. Вдалеке истерично голосила женщина, лишившаяся, по всей видимости, жилья и всего имущества. Город напоминал разворошенный муравейник. Куда целили пушкари герцогини Маризы, неизвестно, но досталось, скорее всего, не складам, не местам расквартоирования военных, а жилым кварталам. Реналла даже не пыталась представить, каково горожанам, угодившим под обстрел и не успевшим покинуть домов. Завалены они обломками стен или сгорают заживо? Несказанно. Пожалуй, повезло лишь тем, кто умер сразу, попав под удары ядер. Только глупо надеяться на такой исход. Ведь для того и использовались пропитанные маслом тряпки, чтобы начались пожары, чтобы причинить больше вреда, вызвать панику и страх среди жителей Вожерона.

— Зря только тащили лейтенанта, — сердито проворчал Бардок.

Этого Реналла стерпеть не могла.

— А если бы попали в наше жильё⁈ — возмутилась она, вскакивая на ноги.

— Но ведь не попали же… — развёл руками телохранитель.

— Но могли!

— Раны у него тоже могли открыться. Уж не знаю, что вернее убьёт прана Марцеля. — Бардок пожал плечами и обратился за поддержкой к Жанелю. — Не так ли, сержант?

— Право уж и не… — начал было Жанель, но его слова прервал свист, с которым пушечное ядро разрезает воздух.

Реналла согнулась и прикрыла голову руками. Так близко… Так страшно…

Через мгновение она почувствовала, как ладони Бардока сжали её плечи. Телохранитель заслонял её собой. Оглушительный грохот отнял последние остатки здравого смысла. Реналла рванулась бежать, куда глаза глядят, но Бардок сумел удержать её, пригибая к земле. Очень вовремя, поскольку порыв горячего ветра запросто мог сбить напуганную прану с ног.

Сержант Жанель зарычал и выругался сквозь зубы. Отчаянно завизжала Марша. Что-то затарахтело, будто безумный великан швырял гостями булыжники, стремясь пробить стены домов.

— Тушите! Конюшню тушите! — Закричал Жанель.

Затопали тяжёлые сапоги.

Наконец-то Реналла решилась и открыла глаза.

Крыша конюшни занималась огнём. Один из «лшённых наследства» уже приставлял к стене лестницу, двое держали наготове вёдра, чтобы подать их товарищу.

Наискось от особняка, который занимала Рота Стальных Котов, через улицу, дымились развалины двухэтажного дома. Реналла помнила тёмно-красную черепицу на островерхой крыше и резные ставни. Ещё вчера хозяйка выбивала перину, перевалив её через подоконник. Во что теперь превратилась эта румяная жизнерадостная толстушка? Изломана обрушившимися балками перекрытия или обгорела до неузнаваемости в пламени пожара?

Во дворе дымились деревянные обломки, лежали куски штукатурки и битая черепица. Наёмники опасливо откидывали головешки подальше от палаток с порохом. Не ровён час, рванёт. И это несмотря на то, что холщовые пологи потемнели от вылитой на них воды. Пран Жанель очень внимательно относился к любой мелочи. Но бережённого и Вседержитель бережёт, как говорится. Мокрые тряпки или сухие, а огня поблизости держать не стоит.

— Это колдовство какое-то? — Только и смогла прошептать Реналла, ни к кому не обращаясь.

— Да где там… — отвечал Бардок, хлопая себя по рукаву, с которого поднималась тоненькая сизая струйка дыма. — Иногда так делают при штурме крепостей, начиняют пустое ядро порохом. Не думал я…

В это время кто-то яростно ударил в ворота со стороны улицы. Ещё и ещё раз.

— Откройте! Нам вода нужна! Впустите!

Сержант и телохранитель переглянулись. Бардок пожал плечами. Мол, что тут скажешь? Может, и вправду, на их подворье ближайший колодец, а остальные или далеко, или не подойдёшь из-за пожара?

Жанель молча указал на ворота одному из своих людей — крепкому кареглазому парню с серьгой в правом ухе, который в профиль легка напоминал Реналле лейтенанта Пьетро. Тот, слегка прихрамывая — подвернул ногу, когда спрыгивал с коня, — пошёл к воротам. Следом потянулись ещё двое. Настороженные, ладони на рукоятках шпаг. Любым бандитам, которые под шумок вздумали бы заняться грабежом, он дадут отпор, остановят, а там и остальные подоспеют.

Первый взялся за засов, без особого усилия отодвинул его.

В тот же миг створки распахнулись и во двор ворвались люди. Не меньше десятка. Только в руках у них вместо ведер, багров или топоров, уместных в обществе добропорядочных горожан при борьбе с пожаром, были шпаги и аркебузы с дымящимися фитилями. Вряд ли они явились сюда с добрыми намерениями.

Всё это Реналла успела понять ещё до того, как первый ряд пришельцев умостил аркебузы в вилке сошек, но еще раньше оказалась за спиной Бардока. В пальцах телохранителя сверкнули два кинжала.

— К бою! — скомандовал Жанель звонким голосом.

В ответ раскатилась череда выстрелов. Не меньше дюжины. «Стальные коты» просто не успели ничего сделать. Даже упасть на землю, чтобы укрыться от пуль. Остался стоять и Бардок, хотя при его скорости и сообразительности это показалось странным. И лишь потом Реналла поняла, что доверенный человек прана Гвена сознательно пожертвовал собой, прикрывая её.

После залпа неизвестные нападавшие, подбадривая друг друга выкриками, кинулись в атаку. Им противостояли всего лишь пять или шесть «лишённых наследства», причём, каждый — раненый.

— Отходим, — прорычал через плечо Бардок, подталкивая Реналлу локтем.

— А пран Марцель? — возразила она, упираясь ладонями в спину, затянутую в чёрную кожу.

— Ему уже не поможешь… Отходим в дом. В дом я сказал! — Впервые за время их знакомства Бардок повысил голос.

Реналла хотела возмутиться, но почувствовала стекающую по пальцам тёплую жидкость. Отдёрнула ладонь. Кровь! А через мгновение и увидела дырочку в кожаной куртке на три пальца выше правой лопатки.

— Хорошо, уходим, — испуганно пискнула она и завертела головой в поисках Марши.

Служанка лежала на спине, запрокинув залитое кровью лицо к ярко-синему небу. Вернее то, что осталось от лица… Реналла поняла, что сейчас её стошнит, и зажала рот руками. И ощутила на губах вкус крови Бардока. Желудок сдавил тугой спазм, и её вырвало остатками завтрака и желчью прямо на подол платья.

— Нашла время!

Телохранитель рывком поставил её на ноги, а когда Реналла попыталась упасть, поскольку чувствовала себя в полуяви — то ли во сне, то ли в бреду, без всяких церемоний схватил под мышку и потащил в дом.

От ужаса — звон стали и запах пороха отбирали остатки воли, от отвращения — кровь всё ещё жгла языка, как яд пурпурных жаб с Голлоана, от боли — рука Бардока стискивала её рёбра, словно тугой обруч, она не видела ничего вокруг. Одна только мысль — как обидно умереть молодой, умереть, не увидев сына — неустанно пульсировала в голове.

Внезапно хватка Бардока исчезла. Реналла упала на четвереньки.

Где-то в необозримой вышине, но, скорее всего, прямо над её головой слышались хриплые выдохи, скрежет стали о сталь. На утоптанную сухую землю рухнул мужчина с сединой в бороде, одетый в камзол, расшитый золотом. Он хрипел и часто дышал, пуская розовые пузыри из перерезанного горла.

— Стальной Кот! — донеслось издали.

«Лишённые наследства» пока не сдавались.

Смотреть на агонизирующий труп не было никаких сил. Реналла попыталась отползти. Вначале на четвереньках. Но через мгновение, другое ей на спину рухнул ещё один боец. Конечно же, женские руки не выдержали его тяжести, и Реналла больно стукнулась лбом о землю. К счастью, это часть двора не была вымощена булыжниками. Перед глазами замелькали звёздочки.

Она потеряла сознание.

Пришла в себя от того, что сильные руки подняли её за плечи и знакомый голос произнёс:

— Жива! Благодаренье Вседержителю, жива!

Сквозь пелену слёз проступило лицо лейтенанта Пьетро альт Макоса из Дома Зеленого Пса.

— Мы вовремя успели!

На щеках наёмника копоть смешивалась с кровью. Чужой или его?

Кевиналец подхватил Реналлу на руки. Колючий ус прижался к виску.

— Какое счастье, что вы живы… — шептал он. — Я бы себе никогда не простил.

Она закрыла глаза, проваливаясь в темноту, но на этот раз не от страха, а скорее, от облегчения. Всё закончилось… Или, по крайней мере, на сегодня закончилось. Она в безопасности, насколько это возможно в городе, по которому стреляют из тяжёлых мортир.