Невеста полоза. Пленница златых очей

Эпилог. Летопись счастья

Осень. Средний месяц Листобой

Он ждал ее на берегу реки. Как и положено по давней традиции Златославии. Лодка в форме ладьи, устланная цветами, легко скользила по воде от противоположного берега, приближалась плавно к тому, где великий князь с нетерпением ждал свою княгиню. Так невесты златославские показывали, что оставляют на другом берегу свое девичество.

С того берега ее провожали обрядовые пения свадебных плакальщиц39. Им полагалось оплакать прежнюю жизнь девицы, для которой она отныне умирала, да в новой жизни возрождалась – теперь уже замужней. И чем горше плакать будут, да причитать, тем счастливей жизнь у замужней девы сложится.

Белояр направлял ладью, ловко управляясь с веслом. Улыбался молодец, да задумчивым выглядел иногда. Представлял, видимо, как через две седьмицы теперь уже он будет ждать на берегу свою Злату.

Радосвета, облаченная в свадебные одеяния – бело-красные, с вышивкой золотом, да в кокошнике с самоцветами редкими походила на богиню, что спустилась к Драгомиру прямо с неба. Самый лучший жемчуг во всем Аркаиме отыскал для нее князь. Камень, что приносит невестам удачу. И теперь этот жемчуг рассыпался по ее саяну с запоной, ряснами40 да поднизями41 свисал с кокошника, оплетал ее толстые огненные косы.

Ведунья улыбалась – нежно и светло. А потом увидела среди гостей невестку с братом, одетых по традиции Златославии, распахнула глаза изумленно, и с благодарностью вновь воззрилась на супруга. Драгомир улыбнулся своей ведунье. Знал ведь, как она обрадуется родным в такой особый день. Но не оповестил ее, что с Владимиром и Ольгой сговорился, хотел приятно удивить, и кажется, это ему удалось.

Нет хода в этот мир для тех, кто колдовством не одарен, но оказалось так, что родные ведуньи носили в себе малую искру ворожбы. Просто никогда не пользовались этим. Владимиру хватало и того, что с легкостью с самого детства он читал людей, их помыслы и разум. На земле он именовался врачом-психиатром. А Ольга с удовольствием разделила с мужем дело его жизни. Ведь когда-то именно совместное учение и познакомило их. Им повезло, что их сила была такой малой, а потому не принесла хлопот, как Радосвете. Зато позволила попасть на Аркаим и быть с Радосветой в такой важный день.

Думы о том, что когда-то никто не смог узреть следы колдовства у Радосветы, привели Драгомира к решению – предложить ее родным пройти через переход на Аркаим. Хуже им не стало бы. Самое меньшее – они просто не узрели бы проход, не почуяли его. Но вышло так, что проход они за Драгомиром перешли удачно, и князь улыбался, представляя, как обрадуется его будущая супруга.

Глаза его ведуньи счастьем светятся. Ладья пристала к берегу, и князю надлежит теперь забрать ее оттуда на руках. Соприкоснулись их ладони, и по телу князя разлилась блаженная истома. Он с легкостью подхватил ее на руки под одобрительные возгласы гостей. Прижал к себе, от счастья млея. Прижал, как самое главное сокровище. Ведь она и есть его сокровище. Поистине неоценимое.

Драгомир разумел, что судьбу обмануть невозможно. И коли задумала она пути-дорожки ваши свести в одну, так и миры ей не помеха.

***

Зима. Первый месяц Ветрозим.

Окинула взглядом Радосвета просторы столицы, что родными ей стали. Город в зимних сумерках напоминал ей пряничный терем с белой глазурью. Зима укутала хоромы и леса покрывалом снега, расписала узоры на окнах, сковала реки льдом.

Солнце покидало небосвод, розово-голубые облака расписали его длинными мазками. Загорались первые звезды, а вместе с ними и уличные лампы, да окна хором.

Зима – время великой Мораны, ведь кроме смерти ей подвластны снега, да морозы. Время, когда природа умирает, чтобы возродиться с первыми лучами весны.

– Небо чистое, звезды видно, и не облачка. Не будет сегодня метели, – рассудил князь, и подмигнул Радосвете.

– Не холодно ли тебе, моя дева медовая?

– В таких-то одеяниях сложно замерзнуть, – ответила она и улыбнулась. – Да и что мне морозы? Я с Урала, к снежным зимам привычная.

Ей и в самом деле было тепло в длинной шубе из соболя, меховой шапке с шерстяным убрусом, теплых варежках. На ногах ведуньи красовались темно-бордовые валенки. Целый день они провели с князем порознь, в хлопотах, да заботах, и наконец-то к вечеру смогли вдвоем остаться. Им было любо оставаться наедине после суетного дня и толковать друг с другом обо всем и ни о чем одновременно.

– Ну что, идем? – показал Драгомир в сторону реки, и Радосвета кивнула.

Они вместе катались по замерзшей реке, шутили, смеялись. И на душе у ведуньи было легко и отрадно. Рядом с ним Радосвета ощущала умиротворение и радость. Князь держал ее за руку, уверенно скользя по льду рядом, и ей хотелось смеяться, как в далеком детстве.

А потом Радосвета с криком «догони!» начала убегать. Еще и снежком бросила в него около высокой сосны. Драгомир поймал супругу, да так вместе с ней, смеясь, упал в сугроб. На душе у князя было светло и отрадно. Рядом с ней он мог забыться и быть самим собой. Кататься по льду, барахтаться в снегу и хохотать, катать супругу на санях и вместе с ней с залихватским криком мчаться с горки.

И сейчас, они словно малые дети лежали рядом на снегу, да смотрели в небо звездное, что в этот час темнело над ними.

– Иногда я все еще ловлю себя на мысли, что не могу поверить своему счастью. Что у меня есть ты… – признался князь.

Приподнялась над ним ведунья, приблизила к нему лицо, румяное от мороза.

– А ежели я тебя поцелую, то поверишь? – спросила она и улыбнулась хитро.

– А ты попробуй, – молвил князь, и сам притянул ее к себе.

***

Весна. Средний месяц Снегогон.

Птичьи трели не смолкали с самого утра. Ночью над Златоградом гремела первая гроза в новом году, а с утра княжеский сад опьянял ворохом весенних запахов – медвяно-сладких, упоительных.

Тронул князь осторожно цветущую ветвь миндаля заморского. Дрогнули на нежно-розовых бутонах капли ночного дождя. Его сад, тот самый сад, что когда-то погиб, теперь благоухал и цвел, оживленный когда-то руками его супруги. Все растения, познавшие руку ведуньи, росли как на дрожжах. А сколько здесь было цветов всяких видов и расцветок! И все это росло, питалось силой от земли, тянулось к небу. И сам князь ощущал себя, что этот сад – мертвый когда-то в душе, и возрожденный к жизни дивным чувством к рыжекосой деве родом с Земли.

– Драгомир, у меня весть для тебя. Благая весть, – молвила его супруга, стоя напротив него у кустов белой сирени.

Сердце сладко дрогнуло от слов ведуньи, и грудь согрело предчувствие. Взял ее ладони Драгомир, погладил их нежно, тронул губами. Она стояла перед ним такая дивная, прелестная – в красной поневе и такой же яркой рогатой кике42 с золотыми колтами.

– И какая это весть?

– У нас будет ребенок.

***

Лето. Средний месяц Грозник.

Ночь стояла теплая, безветренная. Ее тишину и умиротворение нарушали только кваканье лягушек где-то в камышах, да голоса сверчков. Полная луна, да огоньки от светляков отражались в зеркале реки. Небосвод казался черным бархатом, на котором мастерица щедро рассыпала жемчуг. Тихий плеск воды, и отражение луны пошло рябью.

– Ты лучший супруг на всем белом свете, Драгомир! – с нежностью молвила ведунья, и развернувшись к нему, коснулась губами его шеи, вдохнула терпкий вкусный запах его кожи.

– Тебе ведь ведомо, что ради тебя я готов хоть звезды срывать с неба. А уж на реку сводить, ежели тебе так сильно хочется – да за милую душу, – ответил ей Драгомир и губами коснулся ее губ, по щеке скользнул шелковой.

Он держал ее в воде одной рукой под спину, и голова Радосветы лежала на его груди. Другая рука князя гладила округлый живот ведуньи.

Судьба оказалась щедра на подарки, и спустя время, почуяла ведунья, что под сердцем ее не одна жизнь бьется, а целых две. Князь, от радости ходил весь день, что ошалевший, и глаза его сияли, что самоцветы. И стоило остаться им наедине, он целовал ее с щемящей нежностью, да слова ласковые нашептывал, гладил пока еще плоский живот. Он боготворил Радосвету, восхищался ей и постоянно одаривал дарами. И сетовал на то, что не сыщется во всем мире такого подарка, который был бы в полной мере достоин Радосветы.

В день, когда князь узнал, что скоро вновь отцом станет, он приказал заколоть на капище огромного быка, а мясом жертвы поделиться с людом простым.

Спустя два месяца своего супруга вестью о скором пополнении порадовала и Заряна.

Теперь их дни полнились ожиданием чуда. Радосвета, воодушевленная своим положением, несмотря на частую сонливость, в меру своих сил, передавала знания другим ведуньям. Как только разлетелась весть по Златославии о Ведающей, в столицу стали прибывать девицы и девы замужние, что ворожить могли, с желанием получить ценные знания.

Радосвета по традиции на утро после первой супружеской ночи получила от Драгомира связку ключей от всех строений их двора, что означало, что теперь она хозяйка и ведет домашние дела. Радосвета управляла прислугой, следила за порядком в княжеских хоромах, составляла список яств на неделю, проверяла с ключницей наполнение кладовых.

С ее подачи князь готовил к открытию первую в Златославии целительную, и Радосвета с удовольствием вникала в это дело. Драгомир не мог налюбоваться на свою деятельную супругу. Его ведунья светила, словно солнце и этот свет ее души согревал любого, кто нуждался в надежде. К Радосвете приходили с челобитными о помощи в трудную минуту матери, дочери и жены, и знали, что их выслушают и обязательно помогут.

Иногда у князя возникало беспокойство, что может быть, заскучает однажды его Радосвета за жизнью прежней, на Земле оставленной. И он спросил у нее об этом прямо – не тоскует ли, не жалеет? Она лишь выгнула брови изумленно, да головой качнула отрицательно.

– Мне не о чем жалеть. Златославия – мой дом. И мне здесь хорошо. А вот так в твоих объятиях – и подавно.

Ее слова его согрели. Коснулся князь ее виска губами, запах ее кожи вдохнул с упоением, да продолжил баюкать свою деву в воде на руках.

***

Зима. Средний месяц Лютовей.

Мученический стон ее охрипшего голоса царапал князю душу. Если бы только можно было забрать хоть часть ее боли себе, он точно это сделал бы, и без оглядки. Но все, что было в его силах – быть рядом с ней в такой трудный и важный для них миг, сидеть у нее в изголовье на полатях в женской парной, да руку ее держать в своей руке.

– Пить! – слабо молвила она, и Драгомир поднес к ее губам кружку с водой.

– Крепись, душа моя, я здесь рядом с тобой!

Она крепче сжала его ладонь, да взглянула на него бегло.

– Не отпускай мою руку, – прошептала ему. – Мне так легче, когда ты держишь.

– Ни за что не отпущу, – пообещал он.

Схватка. И снова его ведунья хрипло стонет, почти рыча от боли.

Сердце Драгомира сходит с ума от тревоги.

Радосвета шумно выдыхает. Драгомиру чудится, что тянется время, и нет конца телесным мукам его ведуньи.

А потом повитуха подняла на руках кричащего младенца.

В душе у Драгомира будто лопнула струна. И сердце затопило безграничной нежностью и счастьем.

– Боже мой, боже-е-е, – выдохнула Радосвета, улыбнулась свозь боль и муку, и залилась счастливыми слезами.

– Сын. Ох, какой крепыш! Поздравляю вас! – с гордостью промолвила повитуха, и передала ребенка помощнице, что рядом стояла наготове с пеленкой из рубахи Драгомира. – Давай, Радосвета, еще немного с силами собраться, совсем чуть-чуть осталось. Второй ребенок потом быстро появляется. – Повитуха повернулась к помощнице. – Пеленку из материнской рубахи мне.

Вдохнула Радосвета воздуха побольше, чуя, как подходит новая схватка, и снова не сдержала мученического возгласа от накатившей боли. Крик сына придал ей сил, и спустя две минуты парную огласил плач ее новорожденной дочери.

– Хороша девица народилась, ладненькая, – молвила повитуха.

– Спасибо, господи, спасибо, – сквозь слезы лепетала Радосвета, наблюдая, как хлопочут с ее детьми повитуха да помощницы.

– Спасибо, Радосвета. Спасибо тебе за дочь и за сына, – шепнул ей князь, и в ответ ведунья о его ладонь щекой потерлась.

Новорожденным отсекли пуповины. Так, как веками делали это в Златославии – остро отточенным серпом. Мальчику на стреле, девочке – на веретене. Перевязали затем нитью льняной, сплетенной с волосами обоих родителей.

Приложили их с молитвами, да заговорами к груди материнской, и дети успокоились.

Взгляд Радосветы искрился счастьем, и слезы радости бежали по разрумяненным щекам. Драгомир присел у полатей, да обнял супругу и детей. Он навсегда запомнит этот миг. Любовь переполняла Драгомира, бежала по венам и стучала в груди. Скупые мужские слезы собрались в уголках его глаз. Потянулся он к супруге и поцеловал ее нежно, да ласково. Он, как никто другой, ведал, какие чувства сейчас царили в душе его ведуньи.

– Как детей наречете? – спросила повитуха.

– Златозар и Мирослава, – ответили они в один голос, не сговариваясь, да переглянулись с улыбкой.

Жизнь приобретала новый смысл и новые краски. Они так этого ждали, надеялись и верили, и наконец, дождались.

***

Весна. Последний месяц Цветень.

Солнце щедро дарило земле матери свое тепло. В садах зацветали вишни, яблони и абрикосы. Птичьи голоса заливались на все лады, и на реке скоро должны были выйти из глубины русалки. Они всегда уходили зимой и возвращались, когда вода теплела. Радосвета всегда это время любила. Время цветения, гроз и обновления. Может быть, потому, что сама родилась весной.

Она наслаждалась этим мигом, ощущая небывалое умиротворение. Потихоньку качалась на садовой качели, сделанной для нее по приказу Драгомира и улыбалась, поглядывая на спящих сына и дочь. Они лежали в широкой плетеной коляске, напоминавшей Радосвете люльку на больших колесах. Вязальный крючок ловко сновал в умелых пальцах ведуньи. Ей хотелось связать для детей тонкие шапочки с носочками. Зимава, вернувшаяся с ярмарки, с горящими глазами рассказывала ей принесенные оттуда женские сплетни.

Радосвета полюбила вечера и всегда ждала их с нежностью и томлением. Когда Драгомир освобождался от княжеских дел и забот, они провожали слуг и оставались сами с детьми, наслаждались этим временем, понимая его скоротечность, и впитывая свое выстраданное счастье. Смотрела дева, как нянчится супруг с их дочерью и сыном, качает их на руках, и понимала, как ей невероятно повезло и как с каждым днем она любит его еще боле.

– Ради этого всего стоило когда-то соблазниться на дивную песнь полоза, – молвила как-то Радосвета, и Драгомир довольно улыбнулся.

***

Спустя пять лет. Зима. Первый месяц Ветрозим.

Как бы ни были хлопотны великокняжеские будни, но Драгомир всегда старался выкраивать время для своей семьи. То время, что они проводили вместе, неизменно делало его счастливее.

Вот и сейчас он лепил снежную бабу с дочерью и сыном под той самой сосной, где когда-то с Радосветой они лежали на снегу, да на звезды смотрели. В тот самый вечер, боле пяти лет назад они загадали на двоих одно желание, а получили желанное вдвойне. Сбылись их надежды, и росли теперь день ото дня в Златозаре с Мирославой.

– Ветер поднимается, – молвила ведунья, и Драгомир кивнул.

– Ночью метель, говорят, будет. Зима вступает в свои права, – ответил он.

Неподалеку из снега по приказу князя для горожан соорудили горку, и как только снежная баба была готова, великокняжеская семья отправилась кататься на санях.

Домой возвращались затемно. Румяные, усталые, безгранично счастливые.

– Дети сегодня быстро уснут после такой прогулки насыщенной, – молвил Драгомир, и Радосвета с улыбкой кивнула, уловив игривое настроение супруга.

Пока няньки расстилали кровати в детской почивальне, Радосвета собиралась к ним. Сняла с головы тонкий убрус, затем повойник, скинула саян, оставшись в верхней рубахе, и стояла теперь перед зерцалом с двумя косами, доходившими ей до бедер.

Взглянула Радосвета в сторону окна. За ним под снежным покровом тихо почивал до весны их любимый сад, изрядно разросшийся за прошедшие лета. Метель баюкала его, колыбельные пела – о просторах снежных, о стуже и блаженном покое. Затихла природа, уснула, чтобы с первыми лучами по весне снова пробудиться.

В почивальню зашел Драгомир и окинул ведунью жарким взглядом.

– Я приказал, чтобы нам баньку истопили. Так как тебе по нраву – некрепко, с травами, да пара поболе, – сообщил князь и подошел к Радосвете.

Огладил ее плечи с нежностью, посмотрел на ее отражение томно, с нескрываемым желанием. И ведунья сама уже горела от сладкого предвкушения их вечера наедине. Шли лета, а их взаимное притяжение не ослабевало, страсть как и прежде горела между ними, и они все так же любовались друг другом. Драгомир принялся аккуратно расплетать косу Радосветы, пока она расплетала вторую. Пропустил прядь огненную сквозь пальцы, приблизил к носу и вздохнул.

– Как же сладко ты пахнешь, Рада. И кажется, что с каждым летом все слаще и слаще, – жарко прошептал Драгомир, и сердце ведуньи встрепенулось.

Томление разлилось по ее телу. Князь обнял ее сзади. Приспустил верх ее рубахи, и вот уже его горячие губы неторопливо целуют ее обнаженные плечи, язык скользит по нежной коже, и Радосвета часто дышит от возбуждения.

– Драгомир… Дети ждут. А то, боюсь, мы сейчас здесь задержимся, – вымолвила ведунья и он согласно кивнул.

Поправил на ней рубаху, отступил на шаг, улыбнулся супруге игриво.

– Да, идем. Чем быстрее уснут наши дети, тем скорее мы окажемся в парной…

Окинул ее князь взглядом многообещающим, и Радосвета, подразнить его желая, провела языком по губам.

В детской почивальне няньки приглушили свет, оставив одну тусклую лампу на низеньком столе между детских коек.

– Мы ждали вас, – молвил Златозар с улыбкой.

Он получился дивно похожим на свою мать, от отца взяв лишь цвет глаз, волос, да наследие Великих Полозов. Его же сестра, наоборот, получила от матери глаза малахитовые, косы огненные, да Ведающей дар. В остальном же внешне Мирослава походила на отца.

– Мам, расскажи нам сказку на сон грядущий, – попросила дочь. – Ну пожалуйста! Уж больно любы твои сказки нам!

– А какая вам боле всего по душе? – полюбопытствовал Драгомир.

– Сказка о невесте полоза, – ответила Мирослава, и князь не сдержал улыбку, переглянулся многозначительно с супругой.

– Ну что ж. Невеста полоза, – улыбнулась Радосвета, и поймала на себе взгляд супруга, полный любования. – Жила-была на свете девица…

– Красы невиданной и сердцем добрая, – добавил князь, и получил в ответ нежную улыбку супруги.

– И каждый год накануне того самого дня ее бабушка ей напоминала: Не ходи в лес в день Змейника! Не буди колдовства древнего! Не испытывай судьбу, чтоб не забрал тебя с собою змеиный царь-полоз! Всегда помнила девица бабушкин наказ. Но однажды она все-таки о нем забыла, да в лес ушла… С того самого дня, друг друга узрев лишь раз, девица и полоз уже не могли забыть эту встречу. Тогда и слились их тропинки в одну. И этот день стал началом их истории – Великого Полоза и его невесты.

Конец