Невеста полоза. Пленница златых очей

Глава 13. Дивные встречи

В поле замолк коростель

Пела тёмная ночка

Вышли на светлую мель

Русалочки

Ягода,

«Русалочки»

На улице давно уж свечерелось. И только тогда объятия сна отпустили Радосвету. Открыла девица глаза, да узрела, как темноту избы рассекает полоска света лунного, что проникал в слюдяное оконце. Потянулась, встала, прислушалась к себе. Боли в теле не возникло, даже если глубоко вздохнуть. А голод снова напомнил о себе. Она подошла к столу, чиркнула палочкой искрянки, да зажгла лампадку. Изба озарилась приглушенным светом, причудливые тени забегали по потолку и стенам. Радосвета поняла, что пока спала, Всемила, видимо, вновь наведывалась к ней, да еды опять оставила. Убрала девица салфетку, и щедрые угощения завидев, вспомнила Всемилу добрым словом. Были там и несколько кусков пирогов разных – с капустой да грибами, отварная репа в чугунке, тушеный птичий окорок, крынка молока, да миска сладкой земляники.

Радосвета ела с аппетитом, и мыслила о том, что поблагодарить надобно Всемилу, да помощь предложить свою. «Нехорошо тут без дела рассиживаться. Да и мыслить о дурном некогда станет, если руки будут заняты», – подумалось Радосвете. Вспомнился ей и сон, что виделся уже дважды. «Неужели домовой ко мне приходит?» – подумала девица.

Спать ей теперь совсем не хотелось, а в избе сидеть наскучило. Можно было бы прибраться, навести порядки, да только в скромно обставленной горнице все и так находилось на своих местах. В приоткрытое окно ворвалось дыхание ветра, всколыхнулась льняная занавеска. Где-то поблизости пела ночная пичуга, и девицу потянуло во двор. Вышла Радосвета на крыльцо, да воздух прохладный и сладкий вдохнула. Пахло влажной землей и свежестью. «И впрямь хорошо!» – тихо молвила сама себе ведунья. Огляделась. Что-то не давало ей покоя, что-то смутно цепляло ее ведовское чутье, бередило его струны.

Девица прислушалась к себе. Не чуяла она опасности или худа какого. Скорее… томление? Будто что-то ожидало ее – дивное и чарующее. Лунный свет заплетал тропинки средь деревьев, будто указывая путь вглубь леса, и тропинки эти так манили девицу, так притягивали, словно за собой звали. Поначалу ей было боязно – вдруг снова полоза проделки, но присмотрелась девица, прислушалась нутром своим колдовским, и разумела, что нет там следа змеиного. Колдовские тропы это. Зовут ее, манят дорогой неведомой простым смертным.

Вышла ведунья за двор, да тропинкой колдовской и отправилась в путь. Не было в ней страха, любопытство только и умиротворение.

Радосвета обратилась в слух – над ней пролетела птица, скрипнул старый дуб, да листва зеленая зашептала.

– Не бойся! Не бойся! Не бойся!

– Иди, иди!

И Радосвета шла с легким сердцем и ясным рассудком. Это не было зовом песни полоза, разум ее был чист от дурмана, что вода озерная, и шла она колдовскими тропами, ведомая собственной волей.

Ночь дышала прохладой, да ветром тихим, звезды сияли с высоты небес, лунный свет устилал ей путь-дорожку. Сила матери-земли разливалась в воздухе, вверх струилась живительными нитями, и Радосвета улыбалась, чуя их ведовским нутром. От прикосновения к древней силе в крови искрилось ликование, да сердце взволнованно вздрагивало и сжималось в предчувствии.

Вскоре послышался плеск воды, говор голосов, да звонкий девичий смех. Впереди показался залив реки, и свет луны дрожал и разбивался в мелкой водной ряби. Девица, не таясь, вышла на поляну, прямо в лунный свет, и разговоры стихли. Радосвета с изумлением воззрилась на девиц, они же удивленно разглядывали ведунью. Одетые в белые распоясанные длинные рубахи, на некоторых красовались венки цветочные, и волосы у всех в лунном свете отливали речной зеленью, словно…

– Русалки, – шепнула на выдохе Радосвета.

– Какая догадливая ведунья к нам пожаловала, – молвила одна из девиц, и с остальными звонко засмеялась.

– Давненько в краях здешних мы ведуний не видели, да еще и сильных таких, – заметила другая девица. – Неужто молва людская правдива, и сама невеста полоза в ночь на Купалу явилась в наши земли? Ты и есть та самая Радосвета?

Девица кивнула.

– А князь наш не промах. Ладную девицу заманил, – хихикнула русалка, и ее тут же поддержали подруги.

– А как вы догадались, что я ведунья? – спросила у них Радосвета.

– Так силу твою за версту чуешь, – отозвалась русалка, что качалась на ветке подле нее. – И свет от тебя золотистый такой. Незримый он для тех, кто не ведает. А кто ведает, сразу узреет.

Радосвету слова русалки удивили.

– Так не понял никто, и не узрел. Ни волхв, ни другие люди, – поведала Радосвета. – Так и гадают теперь, как же вышло, что я песнь полоза услышала. Никто не видит, что я ведунья.

Русалки воззрились удивленно, зашептались промеж собой.

– А мы сейчас у водяного спросим, отчего же так, – заявила русалка, что на ветке сидела.

Легко спрыгнула на мель, да к воде наклонилась.

– Батюшка водяной, нам совет твой нужен, – позвала она.

Вода рядом с ней заволновалась, разошлась кругами и забурлила. И появился на поверхности тот самый водяной. Радосвета от изумления чуть было не вскрикнула, и воззрилась на хозяина реки во все глаза. Он походил на упитанного старика, опутанного водорослями, с бледно-серой кожей, борода и волосы бледно-зеленые, водянисто-серые большие глаза.

– Ведунья тут у нас объявилась, батюшка, – молвила ему русалка, да на девицу указала.

– Здравствуйте, – поздоровалась с водяным Радосвета.

– И тебе не хворать, девица-краса, – ответил водяной, разглядывая ведунью. – Так вот какая ты, невеста полоза. Слышал я, слышал о тебе. Говаривали люди на празднике Купалы про невесту князя иномирную. Взволновала ты народ здешний, Радосвета.

– Лишь бы не поняли, что я ведунья, – вслух подумала она.

– Что, и впрямь, никто не разгадал и не почуял твою силу? – удивился хозяин реки. – И даже волхв?

– И даже он. Это и к лучшему. Пусть будет так.

– Отчего же тебе скрываться, девица? – удивился водяной. – Ведуньи здесь всегда в почете испокон веков. А вот ведьм не жалуют. Их колдовство супротив природы и разума направлено, оттого и не любят их.

– От того, что домой обратно мне надобно вернуться. А коли князь ваш или кто из его приближенных проведают, что я ведунья, так и не пустят меня домой на сторону Земли.

– А зачем тебе на Землю? – вновь не разумел хозяин реки. – Худо ведуньям в твоем мире, хвораете часто, да тяжко. У тебя вон, темное пятно в груди вижу. Тяжело тебе дышится, девица, так ведь?

Радосвета замерла, кивнула с острым чувством горечи.

– И зачем тогда тебе на Землю? Разве что, за смертью своей вернуться? Оставайся в нашем мире. Может быть, исцелиться выйдет. Куда умирать тебе, молодой такой? Не пожила ведь еще толком. Тяжело на Земле тем, кто носит искру колдовства в себе. Чем ярче она, тем хуже ее обладателю.

Ощутила Радосвета, как наливается нутро тяжестью, дыхание спирает, и в горле ком. Ей снова хотелось плакать. От безысходности, беспомощности и жалости к родным, что на Земле остались. Она села прямо на землю, ощутив, как слабеют ноги от страха, и кругом идет голова. Почему судьба дает ей столь тяжкий выбор? И будет ли она жива и в здравии, коль останется в мире Аркаима?

– Мой недуг на Земле смертелен. Люди от него умирают. А здесь про эту хворь никто и не ведает. Ее здесь нет. Что, если я не исцелюсь? Я не хочу умирать на чужбине!

Она стирала ладонью слезы, что градом катились по ее щекам, и ей было так горько, так больно на душе, что Русалки тут же окружили Радосвету, сели рядом с ней, да успокаивать стали.

Водяной покачал зеленовласой головой, вздохнул тяжко.

– Ну что мне молвить тебе, девица. Коли недуг твой смертельный, то выбирать тебе особо не из чего. И все же – не спеши в родной мир, погости немного в Аркаиме, глядишь, и недуг твой ослабнет. На Землю ты еще успеешь вернуться. Ежели пожелаешь. Но коли Драгомир прознает, что ты ведунья, вряд ли он тебя отпустит. Уж больно нам ведуний не хватало все эти лета. Да и наружностью ты больно пригожая, князю точно по нраву придешься. Нет. Не отпустит князь.

Радосвета чуяла себя растерянной.

– Ладно, так тому и быть. Все равно, покуда князь еще в пути, у меня есть время. А потом. Драгомир не узнает, что я ведунья. Не узнает, и точка.

– Как знаешь, девица, – развел руками водяной. – Воля твоя. Не пожалей потом.

Радосвета пожала плечами. Ее не покидало чувство, будто под ногами нет земной тверди, и она беспомощно болтается в пустоте.

– Волхв мне советовал сходить к дубу, – тихо молвила она.

– Это добрый совет, – заметил водяной. – Сходила бы ты, от тебя все равно не убудет. Авось расщедрится дерево колдовское для тебя. Ведунья все же. Благо, что дуб здесь растет неподалеку. И свет от него золотистый исходит. Присмотрись к нему взором ведуньи, да увидишь. Во-он туда тебе ступать, – он указал рукой.

Поблагодарила Радосвета водяного, попрощалась с русалками, да отправилась к старому дубу на золотое зарево. Авось поможет. А если нет… Об этом она подумает потом. Терять ей все равно уже нечего, кроме здравого рассудка и собственной жизни.

– Быть добру, Радосвета, – молвил ей вслед водяной, и она с улыбкой обернулась и кивнула, а затем продолжила путь.

– Быть добру, быть добру! – подхватили русалки.

Радосвете отчаянно, до боли, до крика хотелось, чтобы это добро все же постучалось в ее жизнь, и случилось чудо. Но опыт ей напоминал, что в ее жизни не всем надеждам, даже самым истовым, суждено было исполниться.

***

К дубу ее вели золотые огоньки, что роились в воздухе, ведовское чутье, да свет золотистый, что исходил от дерева. Вышла Радосвета на поляну, где священный дуб стоит, да подивилась его величине – высокий, казалось, что подпирает верхушкой звездный небосвод, да раскидистый. Только вот с одной стороны ветки и ствол были черными, словно обугленными.

Радосвета еще на подходе к дубу почуяла его древнюю силу, первозданную мощь, что исходила волнами, окутывала, словно покрывало с головы до ног. Подошла девица к дереву, да так и застыла, на него глядя. Протянула руку, да по коре шершавой погладила, потянулась мысленно к дубу, прислушалась к нему. И стала ей ответом волна добра тепла и… неизбывной тоски, сожаления о непоправимом. А еще почуяла девица отголоски страха. Страха смерти, и отзывчивое сердце ведуньи сжалось от жалости. Как просить ей сил на исцеление у того, кто сам хворает тяжко?

– Советовали мне к тебе идти за исцелением от смертельной хвори. Да только совестно мне теперь просить тебя о таком, коли ты сам недугом страдаешь, – молвила она старому дубу.

Ей в ответ пришла волна сожаления и горечи. Девица вздохнула, да присела под дубом, о ствол облокотилась, да щекой прижалась к шершавой коре. И стало ей так тяжко на душе, хоть волком вой. Все ее страхи и сомнения, и мысли самые горькие в этот миг вдруг стали жалить, жалить нестерпимо, и слезы вновь катились по девичьим щекам. Не держала боле слез в своей душе Радосвета, и позволила себе плакать навзрыд. Слезы ее капали на корни дерева, а ведунье все казалось, что не будет им конца и края. Слишком велика оказалась ее боль. Слишком мучительно ей было нести свое страшное бремя ожидания смерти.

Радосвета и не ведала, сколько так просидела у дуба. Время для нее перестало существовать. Поднялась она на ноги, и снова почуяла волну душевного тепла и любви. Прислонилась к стволу широкому, обнимая.

– Я пойду. Пора мне, а то хватятся еще, – молвила она дубу, и погладив кору, отправилась восвояси.

Ей в ответ ласково зашептали листья.

– Просватана за полоза, просватана!

– Да. Не повезло князю вашему с невестой, – грустно усмехнулась Радосвета.

Она сделала с десяток шагов, как рядом с ясенем, мимо которого ступала, возник высокий старик с клюкой. Весь он был покрыт густой зеленоватой шерстью, корноухий, да с глазами звериными. Голову его рога венчали. Радосвета вскрикнула от неожиданности, остановилась, как вкопанная. Однако же, не чуяла она от существа ни зла, ни худа.

– Ты прости меня девица, коли испугал тебя. Почуял еще в ночь купальскую, что где-то появилась на землях этих ведунья. Давно уж я женской силы колдовской полноводной не чуял, а тут, словно рекой широкой разливается. Наблюдал я за тобой, пока ты к водяному шла. А потом к дубу. Все не верилось мне – неужели и впрямь ведунья, да еще и с Земли. И как ты там такая уродилась?

– Ну, вот так, – скромно ответила Радосвета, да плечами пожала.

– Явился я к тебе потолковать, пока до дома веду, о доле твоей ведовской. Любопытно мне, как же на Земле могла родиться такая сильная ведунья.

– Мне и самой неведомо, как такое вышло, – призналась девица.

– Вот мы с тобой по пути к избе твоей и подумаем сообща, – произнес леший, и поманил ее за собой.

Поравнялись они, и отправились вместе ко двору волхва. Радосвету овеяло первозданной силой природы, что источал леший, и от этого на душе стало отрадней.

Шли они ко двору волхва, и леший по ходу расспрашивал у Радосветы все о ее жизни, да рассуждал попутно, как могла она родиться ведуньей. Однако, сколько не толковали они про это, да так и не пришли ни к чему.

– Бабка моя сильной ведуньей была, – заметила Радосвета.

– Но откуда-то ж должна была сила эта взяться, – подумал вслух леший.

– Да кто ж теперь про это ведает, – вздохнула девица.

Впереди показался тын, что ограждал двор Ведагора. Леший остановился.

– До встречи, Радосвета. Здравия тебе, да хворь твоя пусть отступает. Не спеши ты на Землю, побудь в Златославии. И еще, девица – не доверяй ты слепо всем и каждому. Не ведись на речи добрые. Люди порой пострашнее нечисти бывают. Держи ухо востро!

– Обязательно буду, – заверила Радосвета лешего, и он тотчас исчез, словно и не бывало.

Девица прошла в свою избу, разделась до исподнего, да почивать легла. Мысленно припоминала все, что случилось этой ночью, и так ей было дивно, что только сейчас она осмыслила, что говорила сегодня с настоящей нечистью! Коли кто б сказал ей это еще седьмицу назад, она ни за что не поверила бы, посмеялась. Но это свершилось, и теперь Радосвета ощутила себя так, будто попала на страницы ожившей сказки. Эта мысль ей даже по нраву пришлась, да и надежда на исцеление от недуга еще теплилась в ее душе, и единственное, что омрачало это чувство – тоска по Владимиру с Ольгой. Мысль о том, что они сейчас ее ищут, да с ума сходят от страха за нее, Радосвете становилось тяжко.

Ей вспомнился разговор с лешим по пути к избе. Опасался он, что не будет на Земле житья Радосвете. И если исцелится здесь в Аркаиме, то вернувшись назад, спустя время, снова начнет чахнуть. В который раз она услышала, как губителен мир Земли для тех, в ком колдовская сила имеется. И что ей делать с этим знанием, Радосвета не ведала, терялась и вздыхала от бессилия, да понимала, что вновь судьба поставила ее перед сложным выбором – доживать рядом с близкими или жить здесь вдали от них.

С тяжкими думами уснула Радосвета, и на этот раз сон ее был тревожным.