Невеста полоза. Пленница златых очей

Глава 11. Боль

Радосвета осмотрела свое временное пристанище. Мужчины, проводившие ее сюда, ушли, хоть Божедар и норовил остаться подольше, но девица намекнула мягко, что желает остаться одна. И теперь она сидела на застеленной темным покрывалом койке, да осмыслить силилась то, что с ней свершилось. Она даже ущипнула себя побольней, дабы убедиться, что не спит. «Подумать только – я попала в другой мир! С ума сойти! Как такое оказалось возможным? А вдруг это бред? И я на самом деле попросту сошла с ума?» – рассуждала она сама с собой вполголоса.

Вспомнила о том, что на Земле остались все ее лекарства, в которых она так сильно сейчас нуждалась, и ей стало боязно – как она протянет эти две недели без них? «Может быть, здесь найдутся рецепты болеутоляющих снадобий? Нужно будет спросить поутру у Ведагора. Я ведь не смогу без них».

Радосвете было в диво, как она при слабости своей все же смогла прыгнуть через костер. И при этом, сейчас она ощущала себя вполне сносно, если не прислушиваться к легкой боли в груди. Но бывало и хуже в сотни раз, так что пока можно еще спокойно жить, насколько это возможно, будучи в чужом мире.

Девица вздохнула и осмотрелась еще раз. Миролюб с Доброславом показали ей бегло обстановку избы, но думы Радосветы в тот момент витали далеко-далеко, и она почти не осознавала того, о чем ей говорят. Слишком велико было ее потрясение от произошедшего, а потому, она ходила за молодцами по избе, кивала бездумно, мечтая поскорее их спровадить.

И вот теперь, оставшись в одиночестве, Радосвета пыталась собрать воедино все свои мысли, но они упрямо разбредались, не желали выстраиваться в ее голове. На столе горел светильник, наподобие масляной лампадки, отбрасывая причудливые тени. Девица сняла с себя мокрую одежду и развесила ее на двух стульях, что стояли у стола. В изножье койки обнаружился кованый сундук, в котором лежала аккуратно сложенная одежа. Надевать ее Радосвета постеснялась, не ведая, кому она принадлежит, но простую, длинную рубаху из льна все же забрала. «Не спать же в самом деле голой в незнакомом месте, – молвила она сама себе. – Постираю потом, если что».

В ночной тиши, что нарушалась только выкриками птиц, Радосвета слышала отголоски купальского веселья. Однако, о своем решении покинуть праздник она не пожалела. Не до веселья ей нынче. Да и здоровье не позволит провести на ногах остаток ночи. «Не хватало еще, чтобы приступ кровавого кашля схватил, и это кто-то заметил. Подумают еще, что заразная. Оно мне надо?» – рассуждала девица перед сном и куталась в мягкое покрывало. – «Как-никак, но жить мне в этой Златославии до приезда князя. Недели две точно. А значит, придется здесь все же освоиться на это время. Вот только как потом объясняться с Ольгой и Володей, когда меня вернут?»

На этих мыслях она и уснула. И снился ей удивительный сон – пришел и сел на стол у изголовья койки человечек маленький, с бородой, в подпоясанной рубахе, да штанах. Забавный, да чудной. Сел и смотрит на нее, разглядывает с любопытством, вздыхает. «Ведунья? Али нет? Али почудилось мне?» – тихо спрашивал он сам себя и пожимал плечами.

***

– Драгомир, что за спешка? – недоумевал Белояр, когда князь изъявил желание покинуть Озерск прямо в день смотрин.

Воевода лелеял надежду еще хоть раз узреть вблизи свою невесту, а может и словом даже обмолвиться с красавицей, но Драгомир показал ему послание волхва. Взор воеводы по строчкам прошелся, да брови взметнулись удивленно.

– Вот так диво! Неужель девица на песнь твою откликнулась? – вопросил Белояр, не веря тому, что узрели его глаза.

– Откликнулась. И явилась в мой город. Нужно скорей возвращаться в Златоград. Я должен с ней разобраться и уяснить, как такое могло свершиться.

***

Радосвета открыла глаза. Узрела она деревянные балки потолка, и тут же вспомнила о том, что с ней произошло. Воспоминание о минувшей ночи прогнало дымку сна, да только не оставило ответов на вопросы. А их у Радосветы много имелось. Как она ни силилась, но так и не смогла разуметь, каким же образом очутилась в ином мире, что находился по другую сторону Аркаима. Неужто всему виной та самая песнь полоза? И почему ее нарекли его невестой? Когда ее уже просватать успели, да без ее ведома? И чем ей грозит такое наречение? Отпустит ли полоз ее теперь восвояси? «К Ведагору надобно. Он мне все и расскажет», – рассудила вслух девица и встала с койки. Осознала, что спала на диво спокойно и крепко, чего с ней уж давно не случалось. Да и место новое, незнакомое. Раньше она всегда спала из рук вон плохо, оказавшись где-либо впервые. Да не в этот раз.

Вспомнился ей и сон чудный с человечком маленьким, и Радосвета задумалась – а сон ли это был? Вопросы, вопросы. А ответов – ни одного. Вот уж не мыслила девица, что на исходе своей жизни случится с ней такое приключение.

Девица снова осмотрелась. Подумала, что стоит обойти еще раз свое временное пристанище. Подумать только – настоящая изба, словно из прошлого! Убранство было простым, но добротным – никаких перегородок, одна просторная комната, поделенная на участки. Широкие лавки вдоль стен, справа от входа – большая каменная печь с полатями, под которыми имелась еще одна дверь, что вела в голбец15. В углу напротив печного находилась деревянная койка, в изножье большой сундук, у изголовья табурет. Посреди избы стоял крепко сколоченный стол и четыре стула. На стене около печи висели полки с домашней утварью – тарелки, ложки, чугунки да крынки.

Радосвета заглянула в голбец, обнаружив там дверь, что привела ее в пустой подклет. Вернулась девица в избу, и завидев еще одну дверь слева от входа, открыла ее, вышла в сени. Из сеней она попала в помывальную. Здесь тоже была печь, да поменьше той, что в комнате, рукомойник с тазом, большая деревянная лохань для омовений. За плетеной перегородкой девица увидела ночной горшок и вздохнула. «Крепись, Радосвета, это тебе не современный деревенский дом. Поживешь две недели жизнью пращуров. Ничего, как-то же жили, и я проживу», – убедила она саму себя. Посмеиваясь, покинула помывальную, да в избу вернулась.

Проснись она сейчас на родном Урале, уже пила бы свои снадобья, да только их теперь с собой у Радосветы не было. Ее страшила мысль о приступах боли и кровавого кашля, и она уже перебирала мысленно, как ей поступить, пока живет в этом мире. Выходило, что ей снова нужен совет волхва.

Ее одежа так и не высохла за ночь, и Радосвета осталась в нижней сорочице. Заглянула в сундук и достала оттуда кушак и рубаху с вышивкой по подолу, рукавам и горловине. «Надо же, почти как мое платье», – подумала про себя.

И тут вспомнила девица о потемневшей ящерке – обереге, что был когда-то малахитовым, а теперь почернел, словно уголь. Не было его сейчас на Радосвете, и стало ясно, что и этот оберег она потеряла. Скорей всего, когда оказалась в реке.

Уже будучи одетой и подпоясанной, девица вдруг помыслила, что в незнакомой избе ей одной совсем не страшно. Скорее даже наоборот – своим ведовским чутьем она не чуяла опасности иль какой скверны. Здесь ей было спокойно. Ведунья прислушалась к своим ощущениям, прошлась вдоль бревенчатой стены, едва касаясь ладонями балок. Ничего дурного в этом доме не улавливалось. А потом она почуяла ответную волну чьи-то чувств – теплых и ласковых. И поняла – хоть и чужачка она, а дом ее принял. Отрадно ей было это почуять. Улыбнулась Радосвета, и даже настроение у нее поднялось. Тихое урчание в животе напомнило ей о голоде. Ведунья вдруг осознала, как сильно хочет есть. Снова девица изумилась – в последнее время из-за хвори она страдала плохим аппетитом и ела помалу, через силу. Зато сейчас, кажется, готова была проглотить все, что ей ни попадется.

Никаких съестных припасов в избе не нашлось, и Радосвета решила отправиться к волхву в надежде, что он уже не спит. Оказавшись в сенях, вдруг ощутила, как идет кругом голова. Едва уловимая боль в груди стала нарастать, разливаться мучительным огнем по легким, и даже маленький вдох отзывался сейчас тысячей раскаленных игл в груди. Она успела лишь выйти на крыльцо, шатаясь, и еле держась на ногах. Новый приступ боли накатил волной, и Радосвета взвыла. В глазах потемнело, и девица рухнула на дощатый пол крыльца. Во рту разливался вкус металла и соли. Ей бы на помощь кликнуть кого-то, да сил не оказалось даже слово вымолвить.

Сознание уплывало в темноту, и чья-то сухая и теплая ладонь коснулась ее лба. Сквозь туман боли она с трудом могла разуметь, что происходит, и лишь слова неизвестной ей языческой молитвы звучали чуть нараспев и будто не пускали ее разум в темную бездну. Дыхание с хрипом рвалось у нее из груди, слезы застили взор, и она уже ничего не видела кроме смутных очертаний. Сквозь слова молитвы звучали еще чьи-то голоса, но Радосвета их не различала. Все, на что хватало ее сил – дышать и не сойти с ума от пронзительной боли.

Молитва звучит громче, и вторят ей другие голоса. Радосвете размыкают зубы, по горлу стекает горько-пряная жидкость, она торопливо глотает ее, боясь поперхнуться и вызвать новую волну мучительного кашля, от которого легкие кололо иглами боли.

Постепенно приступ ослабевает, теряет свою хватку. Боль утихает. Кто-то берет ее на руки, несет куда-то. Сквозь пелену из слез девица узрела деревянный потолок. Скрипнула койка под ней, и снова чья-то рука коснулась ее лба, покрытого был испариной.

– В отваре капля белены добавлена. Самая малость. Не бойся, девица, боль сейчас тебя отпустит. Белена ядовита, но ежели ее лишь капля, то снимает мучения телесные. Потерпи еще немного.

Радосвета лишь молча кивнула, и новые потоки слез полились из ее глаз, побежали по щекам, да в вороте затерялись. Радосвета смежила веки, желая провалиться в спасительное сонное забытье, но ее разум не желал уходить в темноту.

– Я побуду с ней? – спросил кто-то стоящий рядом.

Рада повернулась на его голос. Божедар. Кажется, так его звали. Того самого молодца, что вызвался проводить ее вчера.

– Не надобно этого. Я буду здесь, присмотрю. А вы ступайте, оставьте нас.

– Но… – попытался возразить молодец.

– Я попросил нас оставить, – произнес с нажимом волхв, не глядя на Божедара.

Подле ее койки стояли молодцы и одна девица, Божедар чуть в стороне от всех. Но после слов Ведагора, все, кто был здесь, засобирались к выходу. Теперь они остались одни. Волхв присел на табурет у койки и протяжно вздохнул.

– Полегчало хоть чуток? – спросил он Радосвету.

– Да, – ответила она. – Удивлена, что от простого отвара так быстро отпустило.

– Не простой это отвар, девица. Травы собраны в день особый, приготовлены старинным способом, да ворожбой приправлены. Ты полежи еще маленько, и тебе станет еще лучше.

Радосвета тепло улыбнулась старику.

– Благодарю тебя за помощь! Не бойся, Ведагор, мой недуг не заразен. Он опасен только для меня.

– Я не боюсь, – ответил волхв. – Смертелен…– повторил он. – Что ж так-то, девица? Неужель в твоем мире не смогли хвори победить? Помнится мне, как говаривали еще наши предки, что земляне гордились уж больно своими достижениями. Неужто, расплодив железных монстров и подчинив землю, которая вас родила, вы так и не смогли подчинить телесные недуги? А как же этот ваш… как же его там кличут у вас… Прогресс, вот! Драгомир как-то услышал, бывая на Урале полозом. Прогресс… Тьфу, какое слово дурацкое!

Радосвета горько усмехнулась. И ей снова хотелось плакать.

– Вот так и живем, Ведагор. В небо высоко летаем, к самым звездам. Реки поворачиваем вспять. Хоромы такие строим, что подпирают небеса. И продолжаем умирать от неисцелимых недугов. У меня вот, саркома, – так мой недуг зовется. А мне двадцать четыре исполнилось только…

– У нас такой гадости на Аркаиме не водится. От того-то и хвораете вы, что еще предки ваши повадились землю-мать, что вас однажды породила, поганить нещадно. Не проходят бесследно вещи такие, Радочка. Давно когда-то отказались земляне от веданий древних и колдовства, от наследия предков. Оторвались от коней своих. Посчитали, что своим путем идти вам надобно, совсем иным. Словом – натворили делов ваши предки. А расплачиваться за их грехи уже вам – потомкам. Вы теперь через столетия пожинаете плоды этих решений. И чахнете от собственных изобретений хитроумных.

Радосвете на это возразить было нечего, ведь понимала она, что Ведагор прав. Она лишь вздохнула, позволяя слезам снова покатится из глаз.

– А ты не плачь, детонька, – мягко промолвил волхв, за плечо ее тронул. – Раз уж очутилась здесь ты, в Аркаиме, это неспроста. Вижу, светлый ты человек, зла никому не учинила. Быть может, за доброту твою даровали великие боги тебе вероятность изменить свою судьбу? Избежать смертельной участи…

– Да как я ее избегу то? – перебила волхва Радосвета. – Как можно изменить то, что предначертано?

– Ты не можешь точно ведать предначертанное тебе. Но здравия испросить у земли здешней можешь. Выйди из дому, припади к сырой земле, попроси ее хворь твою забрать. Поплачь, коли хочется, не держи в себе горя. И я за здравие твое богов попрошу, поднесу им требы16. Можно бы к старому дубу сходить на поклон, испросить исцеления, но тут не обещаю, что дерево откликнется тебе. Болеет дуб наш священный, страдает нынче. И ничего поделать мы не в силах с этим. А потому, не каждому он отзывается.

– Отчего же дуб болеет ваш?

– Мы и сами не ведаем. Мысль есть, что виной всему проклятие, что на князе нашем – дерево то его родовое, еще отец Драгомира его саженцем привез из-за моря. Так и вырос он, всяк к нему ходил, просили здравия телесного и душевного. И с каждым он делился частью силы матери-земли, что его питает. Но с той поры, как прокляли великого князя, и дуб наш занемог. Листья сохнут, чернеют ветви. Как бы не умерло совсем дерево князя. Как его сад когда-то…

– А что с его садом? – полюбопытствовала девица.

– Так нет его теперь! Все погибло, что росло на той земле. Засохло, будто дождей и не бывало. И земля стоит теперь голая, без единой травинки.

– Да как такое может быть! – изумилась Радосвета. – А заново сад посадить?

– Так сажали! И не раз! – воскликнул волхв, всплеснул руками. – Семена не взошли, да погибли саженцы. Проклятие, это все проклятие…

Боль в теле постепенно ослабла, и хоть девица сознавала, что приступ еще непременно вернется к ней, сейчас в ней проснулся пытливый интерес, что всегда был ей присущ, и коли Ведагор никуда не спешил, ей хотелось все разузнать о Златославии и загадочном проклятии князя этих земель. «Знания лишними не бывают. Знает не тот, кто много жил, а тот, кто знание нажил», – любил говаривать ее батюшка при жизни, и Радосвета давно уж усвоила истинность этих слов.

– Что за проклятие? И как появились полозы и малахитницы в этом мире? – спросила Радосвета. – Расскажешь? Мне интересно все!

Волхв в ответ на это хохотнул и кивнул согласно.

– Любознательная девица. Что ж… История эта берет свои истоки от самого сотворения нашего мира…