Мятежное пламя

Глава 18

Старик помолчал, давая мне время переварить информацию. А время понадобилось. Больно уж забористая информация. Почему-то я до сих пор был свято уверен, что являюсь единственным попаданцем в этом мире. Но, если подумать, то почему бы и не быть другим? Они ведь не обязательно должны быть моими ровесниками и трубить о своём попаданстве на каждом углу.

— И как вы сюда попали? — спросил я.

Старик отхлебнул чаю и, глядя в окно, на блестящую под солнцем реку, заговорил:

— Не берусь утверждать, что мы с тобой из одного мира, но, во всяком случае, наши миры должны быть очень похожи. Мне повезло не так, как тебе. Моя семья была бедной, мама умерла, когда я пошёл в школу, а отец начал пить. Первый класс я так и не закончил. Мне приходилось зарабатывать себе на пропитание, Мортегар. С семи лет. Можешь представить себе, каково это?

Я покачал головой. Старик улыбнулся, давая понять, что не собирается вымещать на мне всю пережитую боль, а просто рассказывает о давно отболевшем.

— Жизнь устроена очень странно. Пока живёшь, тебе кажется, что всё не так уж и плохо. Стараешься выполнять какие-то задачи, добиваешься каких-то целей… Не многим дано однажды подняться над собой, посмотреть на себя со стороны и прийти в ужас. У меня такого не было. Я искал в мусорных баках хлеб и был счастлив найти кусок, не полностью покрытый плесенью. Я был счастлив, Мортегар. Понимаешь ли ты, что это такое — счастье?

— Но… — Я откашлялся, поняв, что говорю сипло. — Но ведь есть же какие-то службы, органы опеки… Не знаю… Почему они не?..

— Не знаю, — пожал плечами Старик. — Может быть, время было не то. А может быть, просто мне нужно было к кому-то обратиться и попросить, чтобы меня спасли. Но я не знал, что меня нужно спасать. Я находил кусок хлеба и был счастлив. Это была моя жизнь, вот и всё.

Но однажды случилось непоправимое. Я повздорил с парнями постарше, и меня сильно избили. Не в первый раз, я привык к побоям. Но им этого показалось мало. Они были пьяны и озлоблены. Они облили меня чем-то — не знаю, что это было, да и почти не помню уже слов моего мира — и подожгли. Разумеется, они тут же убежали. Наш мир не богат на настоящих злодеев. Там всё больше трусишек, которые делают пакости и уносят ноги.

— Господи… — Я содрогнулся, представив себе этот кошмар.

— До сих пор не знаю, как именно случилось то, что случилось. Я вскочил, побежал, не разбирая дороги, объятый пламенем. Кажется, врезался в стену. Упал. И увидел, что надо мной стоит человек. Он вытянул руку, и огонь погас. А вокруг уже не было ничего привычного. Я оказался в другом мире, дышал другим воздухом, и человек, который стоял рядом, дал мне другую жизнь.

— Это был Анемуруд? — спросил я.

Старик улыбнулся:

— Твоё сердце и вправду знает куда больше разума. Да, это был Анемуруд. Он вылечил меня, а потом принялся учить. Я жил один, в хижине в лесу, а он навещал меня поначалу каждую ночь, выходя из растопленной печи. С тех пор, как я освоил язык, он учил меня странно, больше задавал вопросов. Причём, спрашивал о таких вещах, которых не знал сам, и ждал ответа. Помню, как он спросил: «Для чего существует человек?». Я ответил: «Чтобы жить». Он думал над моим ответом не меньше часа, а потом улыбнулся и сказал: «А ты, наверно, прав. И почему мне раньше это в голову не пришло?». Анемуруд на самом деле не учил меня, а учился у меня. Чего-то ему не хватало, и он почему-то решил, что должен это получить от меня, от мальчишки, который знал, что счастье — это чёрствый кусок хлеба, на котором не так уж много плесени… Я же впитывал от него знания о том мире, в котором оказался.

— А как вас зовут? — спросил я.

— Сначала он звал меня Мальчиком. Потом — Юношей. Таким я для него и оставался, ведь он был гораздо старше, чем я. И лишь долгие годы спустя я понял, что сделался Стариком, но так меня называли уже другие люди.

Первого Анемуруд привёл где-то через год после того, как я очутился здесь. Безродный — так он его назвал. Парень родился в деревне, у самых простых людей, но у него начали проявляться магические способности. Родители хотели, чтобы он учился в академии, но Анемуруд поговорил с ним и… не знаю, как, но он убедил его избрать другой путь. Так у меня появился друг.

И этот друг учил меня говорить с природой. Он мог лепить фигурки из камней и научил этому меня. Вместе мы построили ему отдельный дом. А потом, ещё полгода спустя, Анемуруд привёл девочку, которую слушался ветер. Так постепенно начало расти наше поселение. Мы все чему-то учились друг у друга, но ещё большему учились у окружившей нас природы. Мы были… счастливы, как дети, нашедшие кусок хлеба, вовсе не тронутый плесенью.

По мере того, как я взрослел, Анемуруд посвящал меня в свои мысли и планы. Я выяснил всю магическую структуру этого мира, узнал о существовании четырёх кланов, одержимых идеей власти над миром. Не над людьми — людей-то они легко поработили и разделили. А над миром, как таковым. Маги хотели полностью подчинять себе всё. И кланы росли… И рос клан Огня, который был не совсем обычным. Почему?

Старик задал вопрос мне, и у меня возникло необычное ощущение. Мне показалось, что точно так же Анемуруд спрашивал его. Ему было важно услышать ответ от меня.

— Потому что Огонь — Стихия уничтожающая, — сказал я. — Огонь требует жертв.

— Именно, Мортегар. Именно. Жертв требовалось всё больше, иначе Огонь бы иссяк, ведь его силу черпали многие маги. И тогда главам других трёх кланов пришло в голову, что можно уничтожить клан Огня. План казался им безупречным: раньше ведь Стихийных магов не было, и мир существовал. Значит, если уничтожить магов Огня, то и Огонь будет спокойно существовать. Но они шагнули на территорию, о которой не знали ничего… Лишь Анемуруд, в своей мудрости, смог предвидеть последствия, но рассказал он о них только мне. И, наверное, Мелаириму.

— Мелаирим тоже был с вами? — быстро спросил я.

Старик покачал головой, отметая такое предположение.

— Они закрыли Огонь, заточили его накрепко в Яргаре. И обрушились на Ирмис — город магов Огня. Маги Огня выступили против них, но быстро обнаружили странное. Они использовали магию Огня, но при этом иссушали, сжигали себя сами. Им неоткуда было брать сил, и их печати черпали силы из их душ. Так пал Ирмис. А потом солнце отказалось восходить над его руинами.

— Как так? — не понял я.

— Солнце — это ли не Огонь? Но и ему тоже неоткуда было взять силы. И тогда Мелаирим совершил свой подвиг. Он подсказал главам кланов приоткрыть вулкан, не убивать совсем магию Огня. Его послушались, и солнце взошло. Потом защиту ослабили ещё больше. Сами стали приносить жертвы Огню — но уже гораздо меньше, чем прежде. Им казалось, что они победили… Но мудрость заключается в знании о том, что в мусоре нет куска хлеба без плесени. Если ты не видишь плесень — переверни кусок. И кусок перевернулся…

— Вырождение, — догадался я.

— Вырождение, — улыбнулся Старик. — Как же запаниковали маги, когда их драгоценные циферки обрушились вниз. Они мнили себя властителями мира, и вдруг обнаружили, что мир смеётся над ними. Страх, Мортегар. Вот что за чувство стало для них главным. Маги стали бояться и хватались за все подряд соломинки, чтобы сохранить свою власть. А мы — мы продолжали делать то, что делали. Жили, учились жить и учили жить. Находили безродных со способностями и приводили сюда. Мы росли, мы множились…

— Извините, — перебил я. — Это всё, конечно, очень круто. Но ведь вы, как я понимаю, знали, что Огонь восстанет, и что будет примерно так? Да вы когда ещё намекали!

Старик кивнул. Я кивнул в ответ.

— И вы — просто жили, да? Собрали тут тьму магов и — жили. Не учились воевать, не попытались остановить Огонь, не помогли нам в ту ночь в Дирне — нет. Вы — просто жили.

— Именно так, — подтвердил Старик.

— А чего вы теперь от меня хотите?

— Ты сам знаешь.

— Да, знаю. Мне кажется, я разгадал план Анемуруда. Он хотел уничтожить всю магическую систему, забрать саму идею печатей. Чтобы потом вы — продолжали «просто жить».

— Не только мы, — поправил Старик. — Все люди.

— Ага, ага… Только вот незадача. На Летающем Материке — чёртова тьма боевых магов, но ни один из них не пошевелится, если узнает, что при благополучном исходе сражения лишится магических сил. Ни один! Я боюсь, даже Натсэ с Авеллой меня не поддержат. Вы меня поддержите, но вы не умеете воевать. И что в итоге? Я один должен сражаться с Огнём и ещё с бог знает чем? Ладно, не будем о том, что у меня это просто не получится, я не воин, я просто очень уж везучий, непонятно, правда, с чего бы это вдруг. Тут другой момент интересен. Почему я должен сражаться за вас? Вы палец о палец не ударите, чтобы…

— Мортегар, — перебил Старик. — Ты, кажется, забыл, что меньше часа назад я спас тебе жизнь. Не извиняйся, я знаю, что это не от неблагодарности, просто ты низко ценишь свою жизнь и не склонен обращать внимание на подобные мелочи. И всё же.

— Да я и не собирался извиняться. Почему вы не убили Мелаирима?

— По двум причинам. Во-первых, нельзя его убивать. Если Огонь останется без носителя, он быстро лишится и разума, и воли, останется лишь бушующая Стихия, которую уже никто не сможет сдержать. А во-вторых, мне такое попросту не под силу.

— А мне, значит, под силу?

— Когда ты будешь готов, тебе будет под силу всё, что угодно.

— Когда я буду готов… Объясните мне вот что. Почему я? Зачем Анемуруд сказал призвать такого, как я? Я ведь слово сказать боялся, когда попал в этот мир. Откуда он взял, что из такого получится вырастить воина?

— А откуда он знал, что из беспризорного мальчишки получится вырастить меня?

Я встал и прошёлся по комнате. Старик молчал. Я думал. Утешительных мыслей было, мягко говоря, небогато.

— Ты расстроен, — сказал Старик.

— Ещё бы. Я надеялся найти у вас помощь, а нашёл коммуну хиппи. Покажите мне, где живёт Сиек-тян. Я заберу Огневушку, и мы отсюда сваливаем. Спасибо за чай, да.

— Вижу, ты настроен решительно. — Старик тоже встал. — Я не думал, что повернётся именно так, но…

Он развернулся резко, и я чудом успел заметить летящий мне в голову конец посоха. Реакции не подвели — я отклонился назад. Посох просвистел мимо, но я всё равно почувствовал удар. Меня ударил воздух, и свет погас у меня в глазах.

Я слышал всхлипы в темноте. Рядом со мной кто-то старательно лил слёзы. Натсэ? Авелла?.. Нет, что-то не то. Они бы обязательно ко мне прикасались хоть как-то, а эта — просто ревёт. Кто, зачем и почему?

Голова трещала, глаз открывать не хотелось, но для меня такое состояние уже вошло в привычку. И я приподнял веки.

По глазам резанул свет костра. Я поморгал, привыкая. Потом сместил взгляд в сторону и увидел безутешную Огневушку.

— Эй, — прошептал я. — Ты чего? Я ещё не умер.

— Да, и добить нельзя, — прорыдала она. — Бедный хозяин… Я положила тебя на бок, чтобы ты не захлебнулся рвотой. В деревне так делали с младенцами и пьяными…

Впитав услышанное, я пришёл в себя. Что творилось у Огневушки в голове — это большой вопрос. Там точно было интересно. Одни инстинкты заставляли убить меня, другие повелевали меня защищать от смерти. А эмоции… эмоции потоками лились из глаз.

Я лежал на берегу реки. Была ночь. Тихо журчала вода. Ветер шелестел в кронах деревьев. Лунная дорожка протянулась от противоположного берега к этому. Ночь… Натсэ меня убьёт, а Авелла будет смотреть и плакать, подавая ей ножи… И Огневушка тоже будет плакать. Собственно, она уже. А кто это там стоит у самой воды?..

— Проснулся? — подала голос Сиек-тян, почти не различимая в темноте. — У нас не принято сводить счёты, но… Я буду считать, что за Кайрэна ты рассчитался.

Я поднялся и сел, обхватив голову руками. Глубоко задышал, стараясь унять боль.

— Кретины, — прошептал я. — Чего вы добиваетесь?

— Хотим сделать тебя сильным, — ответила Сиек-тян.

Она приблизилась к костру, и я увидел, что на ней — тонкий халат. Шёлковый, наверное. Судя по тому, как гладкая ткань облегала фигуру при движении, халат — это была вся её одежда на этот момент. И в чём юмор? Кажется, у меня уже лыжи не едут… Кайрэн, ау? Или тут если кого вырубил, то забираешь его жену? Или у них правда, как у хиппи, свободная любовь? Или я впереди паровоза бегу? Халат — это просто халат. Она же не без халата…

— Хорошо, — сказал я. — Возьму у вас штангу и пару гантелей. Только ты сама их катить будешь, пока за границу не выйдем, а то тут у меня Хранилище не работает.

Сиек-тян опустилась передо мной на колени. Мне стало жалко халат. Это сейчас выглядит красиво, а когда встанет, он превратится в чёрте что.

— Да, — сказала она, заглядывая мне в глаза. — Здесь у тебя нет магии Стихий. Но ты можешь освоить другую. Научиться повелевать светом души…

— Слушай, да нет у меня времени медитировать на точку сборки и петь мантры! Мне делать надо. Понимаешь? Делать! Если не хочешь, чтобы дракон окончательно угробил мир — отпусти меня.

— А разве я тебя держу?

Хм… А ведь правда, чего это я? Не держит. Руки-ноги не связаны.

— Огневушка, идём, — сказал я и попытался встать.

Не получилось. Ноги вдруг перестали меня слушаться. Я их вообще не чувствовал.

— А куда идти? — спросила Огневушка, стоя рядом.

— Что же ты не встаёшь? — улыбнулась Сиек-тян.

А я уже и рукой не мог пошевелить. Сердце гулко стучало, зубы скрежетали от напряжения, но внешне я просто сидел, в совершенно расслабленной позе. Неподвижный.

— Что ты со мной делаешь? — выкрикнул я.

— Ис-пы-та-а-ание, — пропела Сиек-тян.

— Хозяин?! — забеспокоилась Огневушка, поднимая с земли свой дрын.

— Огневушка, выруби её! — крикнул я, торопясь использовать то немногое, что пока ещё меня слушалось.

Близняшка дёрнулась на Сиек-тян, но та лишь на миг переместила взгляд на неё, и она замерла.

— Не убивай хозяина, злая магичка! — заголосила Огневушка. — Если он умрёт, то и я умру, а я не хочу умирать, хотя даже не знаю, что это такое.

— Успокойся, — улыбнулась ей Сиек-тян. — Если кто-то здесь и умрёт, так это я.

От её слов мне стало не по себе. Я с удивлением на неё посмотрел. Она-то с чего умирать собралась?

— Мы думали обучать тебя, как друга, — вздохнула Сиек-тян. — Но ты увидел в нас врагов. Конечно, у тебя были причины… Не важно. Ты должен научиться использовать истинную магию, просто придётся обучать тебя, как врага.

— Бить будешь? — простодушно поинтересовался я.

— А смысл? — пожала плечами Сиек-тян. — Боль тебя не пугает. Смерть тебя не пугает. Ты переживал и то, и другое, и не один раз.

— Что же тогда? Бросишь меня в терновый куст?

— Э-э-э… — озадачилась Сиек-тян. — Зачем?

— Терновый куст — это единственное, чего я боюсь. Не бросай меня туда, пожалуйста. Могу даже показать, где он растёт — это недалеко, сразу после магической границы — только не бросай, умоляю!

Честно говоря, я бы не удивился, если бы прокатило. Но не прокатило. «Сказки дядюшки Римуса» Сиек-тян вряд ли мама в детстве читала, но шутку она поняла. Рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

— Хорошо, — пообещала она. — Не буду. Тем более, что ты не куста боишься, а потерять себя. Важную часть себя. Что если бы ты потерял Натсэ?

— Что если отрезать тебе голову и заставить её сожрать? — выпалил я, не задумываясь.

— Так я и думала. Слушай же, сэр Мортегар. Сейчас ты потеряешь свою возлюбленную. Я вырву из твоего сердца одну любовь и заменю её другой. Ты знаешь, как легко это с тобой сделать. Кем ты станешь тогда? Посмотрим. Убьёшь ли меня? Не знаю. Но к Натсэ ты уже не вернёшься прежним, и оба мы это знаем.

Она медленно развязала поясок халата, повела плечами, позволяя гладкой ткани соскользнуть.

— Ты с ума сошла? — севшим голосом произнёс я. — Какого…

— Тс-с-с… — Она поднесла пальчик мне к губам. — Не разговаривай больше, не хочу. Просто чувствуй. Ночь, мягкий свет луны, тёплый ветерок, жар костра и журчание реки. Пусть все Стихии будут свидетелями. Ты и я, Мортегар. Загляни к себе в душу и скажи, что не был хоть самую капельку расстроен, когда узнал, что тебе не доведётся разделить со мной ложе. Не сможешь сказать, потому что это неправда.