Муля не нервируй… Книга 7 (СИ)

Глава 6

Якутия встретила нас неожиданным теплом и ярким солнцем. Таким ярким, что слепило глаза и было больно смотреть. Не буду рассказывать, как мы добирались, как вымотали нас все эти бесконечные пересадки — с поезда на автобус, потом на паром, потом на корабле, как это всё задолбало, как Вера пережила качку на корабле и как у нас закончились продукты, и ехать было ещё почти два дня, и как другие пассажиры подкармливали нас. Обо всём этом я рассказывать не буду, потому что это дело совершенно другой истории, возможно даже каких-то очерков о путешествиях.

Но, наконец-то, все наши злоключения закончились, и мы ступили на твёрдую якутскую землю.

— Боже, красота какая! — воскликнула Вера, рассматривая всё вокруг сияющими глазами.

Она крутила головой, словно пятиклассница из глухой деревни, которая впервые в жизни попала в зоопарк и увидела слона и жирафа.

— Смотри, Муля! — она с восторгом указала на небольшую группу женщин, которые стояли у причала в ожидании парома.

Да, посмотреть было на что. Якутские женщины были одеты в длинные платья, почти в пол, по низу обильно украшенные воланами. Эти платья напоминали наряды тургеневских барышень из девятнадцатого века. На голове у каждой из них была ажурная шляпка с широкими полями. При этом всё: и платье, и шляпка, и сапоги, в которых они щеголяли, — всё было белоснежного цвета. Более того, у каждой из них были красивые серебряные украшения: длинные серьги, которые гирляндами спускались практически до плеч, а на шее в несколько рядов серебрились бусы.

Это всё настолько выбивалось из нашей привычной жизни, что создавалось впечатление, что мы попали в сказку.

— Обалдеть, — прошептала потрясённая Вера, — как так? Почему они так одеваются?

— Тебе не нравится?

— Нравится! Но это же так… не по-настоящему! Так ходили, когда ещё цари были! Принцессы! Я в книжке картинках такое видела.

Я пожал плечами. Насколько я помнил ещё по поездках в Якутск в том, моём мире, якутские женщины всегда умели себя подать и любили моду, любили красиво одеваться. И даже в двадцать первом веке они сохранили это желание и носили вот такие аутентичные платья времён девятнадцатого века.

— Так у них, видимо, традиционно, — сказал я и улыбнулся Вере. — Вы, женщины, все загадочные.

Вера согласно кивнула, с интересом продолжая рассматривать наряды якуток.

Подъехал автобус до города, и мы начали загружаться, поэтому дальнейшие разговоры пришлось прекратить. Толпа на вокзале была небольшая — те, кто высадился близ Якутска, потому что наш кораблик пошел дальше, вниз по Лене. Нам же теперь предстояло доехать до города, а это, насколько я помнил, около часа пути.

Автобус трясся и подпрыгивал на ухабистой дороге без малейших признаков асфальта, и пыль — мелкая, пылеватая взвесь — поднималась вверх, проникала в автобус и уже буквально через несколько минут мы с Верой, да и все остальные пассажиры, были покрыты тонким слоем лёссовидной пылеватой фракцией.

— Ужас, — чихнула Вера и закрыла лицо рукавом. — Я сейчас задохнусь!

— Ничего, потерпи, немного осталось, — сказал я и тоже чихнул.

Я помнил ещё с тех времён моего мира вот эту так называемую «чёрную дорогу». Дорога это мало того, что без грунтового покрытия, и, когда машины разбили верхний слой, то вся вот эта мелкодисперсная пыль всегда стояла метра на два над дорогой, а то и на два с половиной. Так что по вот этому участку дороги приходилось ехать только с включёнными фарами, потому что даже днём при интенсивном солнечном свете здесь было темно, словно в жопе негра.

Наконец автобус въехал в сам Якутск, немножко поплутал по узким улочкам и остановился возле длинного одноэтажного здания, похожего на барак. Двери открылись, и мы с удовольствием вывалились из пыльного салона.

— Фух, — сказала Вера, пытаясь рукавом оттереть пыль на своём лице.

— Сейчас скоро уже умоешься, — успокоил её я, подхватил наши чемоданы и вошёл в здание.

Это была гостиница — пока единственная для Якутска в это время. За столом в небольшом, тесном вестибюле, сидела женщина и читала книжку. На плечах у неё была красивая, вязанная вручную шаль — у Мулиной мамы, была точно такая, и я знаю, что она за неё отвалила большую кучу денег. Платье у женщины было тоже длинное, почти в пол, с широкой юбкой, но, правда, не белого, а светло-кремового цвета.

— Здравствуйте, — сказал я. — Мы хотим поселиться. Здесь номера есть?

— Номеров нет, — ответила женщина и сокрушённо покачала головой.

— А что же нам делать? — сказал я. — Мы из Москвы.

Волшебное слово «Москва» произвело на женщину чудодейственное впечатление.

— Из Москвы? — с придыханием выдохнула она. — Подождите секундочку, посидите здесь, — она кивнула на небольшой диванчик у стены, — сейчас я позову директора, и мы что-то придумаем.

Она торопливо убежала куда-то вглубь здания, мы же с Верой устало попадали на диван.

— Ух, как же я устала, — простонала Вера. — У меня до сих пор такое впечатление, что пол качается.

— Ничего, дня два, и ты привыкнешь, — сказал я. — Мы переночуем сегодня в Якутске, может быть, и завтра, потому что нам нужно адаптироваться. А за это время я разузнаю, как проехать в тот улус, и потом поеду туда.

— Сам?

— Сам.

— А я что тут буду делать? — спросила Вера.

Мы с ней особо не обсуждали то, чем она будет здесь заниматься. Поэтому я пожал плечами и сказал:

— Ну, ты пока походишь по Якутску, погуляешь, посмотришь, что здесь и как. Я быстро, буквально дня за два-три справлюсь, и вернусь.

— Нет, Муля, я хочу с тобой! — упрямо сказала Вера и надулась. — Я поеду с тобой, и точка! Раз ты меня сюда привёз, значит, ты не можешь меня бросить одну в этой гостинице. И вообще, я одна оставаться тут боюсь!

Спорить с ней было невозможно, поэтому я сокрушённо вздохнул и сказал:

— Ну, Вера, ты пойми, я поеду в какую-то забитую дыру, там не будет ни возможности помыться — вот ты до сих пор чешешься от этой пыли, да и устала — а дороги там, между прочим, будут ещё хуже. Оставайся в городе — здесь всё-таки хоть какие-никакие, но удобства. Там же ничего этого не будет.

— Нет, Муля, я еду с тобой! — Вера была непреклонна.

Буквально через некоторое время, словно из ниоткуда, материализовалась женщина-администратор. За ней, торопясь, бежал невысокого роста коренастый якут в хорошем добротном костюме, который, очевидно, и был директором гостиницы.

— Добрый день, добрый день, дорогие гости, — приветливо улыбаясь во все тридцать два зуба, так что ему бы позавидовали даже американцы, запричитал он. — Мест совершенно нету, но вы не переживайте, мы вам сейчас что-то придумаем. Мы вам хорошо придумаем! Вы будете довольны!

— Да, спасибо, — с улыбкой от такого гостеприимства, сказал я. — Мы так долго добирались к вам, что очень устали.

— А вы по какой надобности будете? — с хитрым прищуром сразу переключился на важные события мужчина. — Проверку приехали делать или же по каким-то другим делам?

— И то, и то, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

По себе знал ещё с тех, своих бывших времён, что пока они будут меня воспринимать за начальника, то отношение будет совсем другое. Почему-то опять вспомнилась знаменитая пьеса о том, как «К нам приехал ревизор». И здесь повторялось примерно то же самое.

— Нам бы переночевать, — повторил я и многозначительно посмотрел на якута строгим начальственным взглядом.

— У нас есть самый лучший номер, мы его держим для руководства, но сейчас он пустой, так что мы можем спокойно вам его предоставить! — просиял якут от того, что проблема так легко решилась и «начальник» из Москвы будет доволен.

— Нам две отдельные комнаты, пожалуйста, — уточнил я.

— К сожалению, у нас только одна комната, — забеспокоился человек. — Ну, вы же со своей супругой…

— Нет, мы коллеги, мы не женаты.

— Ой, какая жалость. Товарищ женщина может жить в хорошем номере, а вы можете в подсобке, — подсказала женщина-администратор. — У нас там постельное бельё хранится. Я его вытащу оттуда, а там кушетка есть.

Я кивнул, подавляя мучительный вздох. Вечно мне не везёт. Но, с другой стороны, не мог же я отправить Веру ночевать в подсобку, а сам разместиться в королевском люксе или что там у них (стопроцентно, удобства все во дворе, хорошо, хоть лето, а не минус пятьдесят пять, как обычно у них тут зимой). Поэтому вопрос с ночлегом был решён, и мы начали заселяться.

Так как здесь были белые ночи, а у меня в подсобке никаких штор на окне не было, то спать я не мог совершенно. Поворочавшись на узком и неудобном топчане какое-то время, я встал, оделся и решил выйти на улицу покурить.

Я вышел в коридор. Здесь царила сонная тишина. Администраторши не было, видимо, спала в своей комнатке. Громко тикали ходки на стене в коридоре и монотонно жужжала и билась в оконное стекло случайная муха.

Я вышел во двор гостиницы и закурил, глядя на окрестные пейзажи сонного городка. Солнце светило нещадно. Если такая жаркая ночь, то боюсь даже представить, что тут будет днём.

Вдруг послышались звуки. Я оглянулся — по дороге, мимо Доски почёта с ударниками труда, шёл конь. Он медленно брёл, поглядывая на меня косым карим взглядом. Я посторонился, пропуская его, и он пошёл себе дальше, цокая копытами по дороге…

Утром за нами пришла машина, о которой я договорился через директора гостиницы. Мы с Верой загрузились и поехали на автобусную станцию. До неё было далеко. Как таковой автобусной станции-то и не было — просто оттуда отходили большие, похожие на «Уралы», машины, которые ехали в разные направления, и в том числе в тот улус, о котором мне говорил Адияков.

Водитель любезно предложил Вере сесть рядом с ним в кабину, мне же пришлось довольствоваться местом в крытом брезентом кузове, где стояли какие-то бочки, коробки, ящики с чем-то, какая-то мебель и прочее барахло. Воняло соляркой и солёной рыбой. Дышать было невозможно. Я постелил кусок брезента, более-менее чистого, который дал мне водитель, и примостился на скрученные в тугой пук канаты. Умостившись так, чтобы не падать и не ударяться о бортики машины при её движении, я положил голову на чемодан и попытался вздремнуть.

Машина тронулась, и угол одного из ящиков больно впился мне в бок. Я переложил чемодан под бок, чтобы прикрыть это ребро, и снова попытался задремать. Вроде как даже мне это и удалось. Минут на пять. Потому что на одном из ухабов машина подпрыгнула, и я больно ударился затылком об ящик. Чертыхнувшись, я понял, что так и не посплю.

Рядом лежали большие рулоны с чем-то, скорее всего, то ли ткань, то ли какой-то брезент. Недолго думая, я влез прямо на них, разлёгся и, наконец-то, крепко уснул.

Проснулся я от того, что машина резко остановилась.

— Выходите! — крикнул водитель, открывая заднюю дверь.

Я встал, потянулся, разминая затёкшие члены, и подхватив наши с Верой небольшие сумки с самым необходимым — чемоданы мы оставили в гостинице, спрыгнул на дорогу.

Мы находились в небольшом улусе. Для Якутии характерны аласные котловины — понижения рельефа, где хоть ненадолго скапливалась вода, и поэтому здесь хорошо росла трава. Поэтому там ставили небольшие деревеньки, выпасали скот и даже пытались выращивать какие-то овощи.

Улус представлял собой несколько домишек, один из них был чуть-чуть побольше. Туда мы с Верой и направились. Она крутила головой, с удивлением и интересом рассматривая совершенно новую и чуждую ей обстановку. Вдали белели две юрты. Водитель влез обратно в машину, и она, сердито чихнув напоследок, отправилась дальше.

Мы подошли к дому, и я постучал. На мой стук никто не ответил, поэтому я открыл дверь и сказал:

— Заходи, Вера.

Двери здесь, что интересно, не запирались. Мы вошли в просторные, пропахшие полынью, солёной рыбой и кожами сени. Прошли по ним, не разуваясь, и я открыл дверь в жилую часть. Мы вошли в сам дом. Там сидела маленькая девочка лет трёх с чуть раскосыми миндалевидными чёрными глазами и с интересом смотрела на нас.

— Дядя, — сказала она и сунула грязный палец в рот, с любопытством рассматривая нас и болтая босыми ногами.

— Ой, ты какая хорошенькая! — моментально засюсюкала Вера к ней. — Ириску будешь?

Некоторое время мы сидели на лавочке и ждали хозяина. Вскоре на улице стукнуло, грюкнуло, и в дом вошёл заросший загорелый до черноты мужик, в накинутом таналае.

— Здравствуйте, — улыбнулся он, нимало не удивившись внезапным гостям. — Мне сказали, что вы ко мне пошли, но я был в огородах, поэтому только сейчас смог дойти. Меня зовут Егор.

Он был типичный якут, ширококостный и сильный.

— А я Иммануил, можно Муля, — сказал я.

— А я — Вера, — улыбнулась ему Вера и погладила прикорнувшую у неё на руках девчушку по спутанным чёрным волосёнкам.

Мужик посмотрел на нас и сказал:

— А вы зачем приехали?

— Да вот, — объяснил я, — приехали из Москвы по просьбе Павла Григорьевича Адиякова. Вы же помните такого?

— Конечно, помню, — махнул головой Егор. — Хороший человек, толковый очень… эх, мы с ним такие дела тут крутили!

Он взглянул на меня и осёкся.

— Так вот, — я продолжил свою речь, — он попросил меня встретиться с несколькими людьми из вашего улуса и забрать меха.

— А деньги ты привёз? — посмотрел на меня мужик исподлобья.

— Ну, конечно, — сказал я, — только они сейчас у меня не с собой, а я оставил их в Якутске. Вот. Но, в принципе, когда мы меха выберем, я поеду и привезу. Или кто-то из ваших со мной пусть поедет и я там отдам. Но сначала мне надо видеть меха.

— Всё будет, и меха будет, и рыба, и мясо подкинем, — усмехнулся мужик, явно обрадованный от того, что есть возможность получить хорошую прибыль:

— А мамонтовая кость интересует?

Меня интересовало всё.

Тем временем он кликнул черноглазую женщину — пожилую, худенькую, юркую, с двумя тонкими седыми косичками, которые выглядывали из-под национального головного убора. Женщина была в длинном тёмном платье, на котором было много разных манист и бус. Она позвякивала этими бусами и вообще выглядела очень экзотично. Вера рассматривала её во все глаза, с восторгом.

Тем временем женщина споро вытащила из печи котелок и начала наливать ароматный кулеш в глубокие миски и ставить на стол. Я сразу же почувствовал дикий голод. Утром позавтракать нормально мы не смогли, потому что магазин работал только с десяти, а выезжать нам надо было с утра. Свои же припасы мы покончили ещё в дороге, поэтому пришлось удовольствоваться какими-то двумя баранками, которые завалялись у Веры, и, считай, всю дорогу мы ехали голодные.

Мы с удовольствием набросились на еду, которую хлебосольный хозяин выставил на стол. Там было много чего вкусного: здесь и мочёная брусника, и жирные куски запечённой кобылятины, и кумыс, и какие-то интересные булочки, или я не знаю, как это называется, национальные, с интересной начинкой (я так не определил, что там внутри). И ароматный чай на травах, густой и сладкий. В общем, разгуляться было где.

После обеда я оставил Веру на попечении женщины, которую звали, как ни странно, тоже Вера, а мы с Егором сели на телегу и отправились дальше. Если этот улус мне казался забытым Богом дырой, то место, куда нам надо было ехать, я вообще представлял на краю земли. Но, надеюсь, вернусь нормально.

Мы ехали и ехали. Вокруг живописно раскинулись леса, синяя река извивалась, отблёскивая серебром под палящими лучами солнца. Вокруг жужжали насекомые, было много комаров и мошек. Но ужаснее всего были слепни и оводы. Я отмахивался от них, аж руки устали. Егор смотрел на мня и тихо посмеивался. Его, как своего, местного, гнус вообще не трогал.

Хорошо, что взял с собой по совету отца несколько бутылочек гвоздичного одеколона, поэтому выливал его на себя сейчас литрами, воняя немилосердно, но всё равно гнус загрызал.

Мы тихо ехали по дороге, вели неспешную беседу. Егор расспрашивал, как там в Москве, как Адияков, рассказывал о своей немудрёной жизни здесь, в улусе. А здесь таких особых новостей и не было, разве что покос, да урожай, поэтому беседа наша журчала ровно и размеренно.

Мы наконец-то, примерно часа через три с половиной, доехали до небольшой излучины реки. На берегу которой стояли две избы: одна — более старая, покосившаяся, а вторая — новая, на высоких сваях, отсвечивала свежеоструганными жёлтыми боками брёвен.

— Нам сюда, — показал пальцем Егор на старую, чуть покосившуюся, почерневшую избу.

— Ну, сюда, так сюда, — пожал плечами я и пошёл за ним.

Мы вошли внутрь. В избе на лавке копошилась черноглазая старуха, зашивая какую-то одежду. На полатях играли двое замурзанных детей, примерно пяти и восьми лет, мальчик и девочка. Девочка была постарше, мальчик поменьше. Они посмотрели на меня голубыми глазами, и у меня создалось впечатление, что где-то я этих детей уже видел. Эдакие сестрица Алёнушка и братец Иванушка.

— Ну, что ты привёз? — сразу вскочила старуха.

— Да вот, хлеб привёз, мяса немного, да ещё и чаю, — Егор начал выкладывать из торбы продукты, которые он привёз старухе.

— А где Потап?

— Да пошёл в лес. Там медведь ходит, и он хочет следы его посмотреть и поставить ловушки, — прошамкала старуха и пристально посмотрела на меня.

Она бросала на меня какие-то странные взгляды. Или же мне так показалось.

— А где меха? — спросил я, желая прервать этот тягостный разговор. — Отец говорил, что сразу можно будет обменять.

— Да, мы сейчас посмотрим и возьмём меха, а деньги ты потом мне передашь, — сказал Егор.

Он посмотрел на старуху и вдруг усмехнулся:

— Это Павла Адиякова сын.

— Вот как, — покачала седой головой старуха. — А зачем же ты сюда приехал, сын Павла Адиякова?

— Да вот, отец мне поручил кое-какие дела поделать, — обтекаемо сказал я, ёжась под её странным взглядом.

И тут она ещё раз пристально посмотрела на меня и вдруг ворчливо сказала

— Едут да едут! Да только за мехами, да за мехами! А разве детей Павла Адиякова ты забирать не будешь?