Если бы литосферные плиты вдруг развернулись и снесли с лица земли Америку и Африку, или если бы у легендарного грызуна туко-туко хоть на чуточку удлинились задние лапы, и то я не удивился бы сильнее, чем сейчас.
Точнее я даже не удивился, а ошарашенно обалдел.
— Что? — переспросил я каким-то чужим, хриплым голосом. — Ты это серьёзно?
— Муля! — возмущённо воскликнула Валентина и даже всплеснула руками, — ну сам подумай! Ты — одинок, и ты уже старый, а до сих пор с тобой никто даже встречаться не хочет! А я уже как раз в таком возрасте, что замуж надо идти. Так почему бы и нет? Мы же созданы друг для друга!
— Эммм… — глубокомысленно ответил я и задумчиво почесал затылок.
Честно говоря, с такого ракурса я этот вопрос никогда не рассматривал.
— Вот смотри, Муля, — продолжала нагнетать Валентина. — Мы поженимся, родители нам помогут с жильём, затем мы переедем. Мы можем даже уехать в Одессу!
— Почему в Одессу? — окончательно обалдел я.
— Сам подумай, в Одессе есть киностудия, тебе будет чем там заниматься. И я смогу там тоже работать. Где-нибудь… Там хорошо, там море… — Валентина мечтательно улыбнулась, глаза её затуманились.
— А, ну да, если так, конечно, Одесса… Да, — пробормотал я, будучи изрядно шокированным от такого напора.
— И главное, там, под Одессой, живёт моя тётя!
— Извини, Валентина, а тётя твоя причём? — удивился я.
— Ну как? Дети же у нас потом пойдут, а кто с ними сидеть будет?
— Ну, а ты разве не будешь? Или я могу? — попытался смоделировать ситуацию я.
— Ну как же! — возмутилась Валентина. — Ты? Тебе будет некогда! Кто же деньги будет зарабатывать? А мне тоже работать надо будет. Нет, нет, Муля, даже и не думай. У нас будет мальчик и девочка. Мальчика назовём Русланом, а девочку — Марусей!
Обалдеть. Я аж челюсть чуть не уронил. Она уже даже имена нашим будущим детям придумала. Валентина что-то там ещё доказывала, объясняла, аргументировала, а я сидел и думал, как бы её аккуратно остановить.
— Муля! — крикнула Валентина. — Ну что ты молчишь? Я даже уже решила, что свадьбу мы сыграем в ресторане! Там, где твоя подруга Белла работает. Она дешевле нам поможет всё устроить, и всё хорошо у нас будет. И главное, что у моей мамы есть знакомая, которая поможет платье мне пошить. Я обязательно хочу, чтобы пошить. Я в журнале мод видела такое платье, ты представляешь, с воланами и рюшами?
И тут я наконец не выдержал. Наверное, вот это вот всё, что сегодня, и вчера, и за эти дни со мной случилось, этот вопрос с приглашением на закрытый показ, разговор с Глориозовым — всё это сплелось в такой тугой ком эмоций, который уже еле-еле держался на одном волоске. И вот при последних словах Валентины волосок этот лопнул, и ком упал на землю, разбрызгивая щедро вокруг своё содержимое.
Короче, меня прорвало.
Сам не знаю, как так получилось, что я вскочил, схватил Валентину за шиворот и, невзирая на её внушительные габариты, потащил на выход. Ногой я открыл дверь, вытолкал её наружу и гневно сказал почти спокойным голосом:
— Нет, Валентина! У нас с тобой ничего не получится! Извини.
И захлопнул дверь прямо перед её ошарашенным лицом, а сам аж выдохнул с облегчением и пошёл на кухню. Там достал из буфета бутылку коньяка, налил себе пятьдесят грамм, потом подумал и долил ещё пятьдесят, и залпом хлопнул.
Фух!
В комнату вошла Дуся. Подбоченясь, она исподлобья уставилась на меня.
— Зачем ты так с девушкой? — обличительно сказала мне Дуся.
— Как так? — переспросил я, рыская в буфете в поисках чего-то типа шоколадной конфеты, чтобы закусить.
— Выкинул её! Ч всё видела и слышала! Ты что такое себе позволяешь, как ты так можешь⁈
Я как раз в это время обнаружил коробку мармелада. Вытащил одну, принюхался — вроде клубничный, как я люблю.
— Я её аккуратно выкинул, — сказал я, бросив в рот мармеладку. — Ну а что, иначе она бы меня утащила в ЗАГС… Дуся, ты мармелад будешь?
— Нет, Муля, в ЗАГС тебе ещё нельзя, — покачала головой Дуся, некультурно проигнорировав мой вопрос по поводу мармелада. — Но с девушками так тоже не надо. Эх, вот потому ты до сих пор и не женат. Иначе так бы с девушками не обращался.
Я смерил её мрачным взглядом. Дуся, видимо, что-то прочитала в моих глазах, так как боевой запал у неё сразу пропал, она шустро юркнула в свою комнату, захлопнула дверь и, судя по грохоту мебели и шуршанию по паркету, даже подпёрла её чем-то.
А я, не выдержав больше всего этого, пошёл к себе в комнату и завалился спать.
Задолбали!
Наконец-то этот трудный день подошёл к концу.
На следующее утро первое, что я сделал, когда пришёл в Комитет искусств, — это отправился к Тамаре Захаровне.
— Мулечка пришёл, — защебетала она, как только я вошёл в её кабинет, практически без стука.
— Здравствуйте, Тамара Захаровна, — сказал я недобрым голосом. — Я буквально на секунду. Есть один вопрос.
— Да-да, присаживайся, Мулечка. Чай будешь? Я всегда с утра люблю прийти в кабинет, и первое, что сделать, — это выпить чашечку чая, — расплылась в улыбке она и подняла на меня свои блёклые глаза.
— Нет, нет, спасибо, чаю я не хочу, — ответил я. — Вы мне лучше дайте ответ на такой вопрос: это правда, что на закрытый показ моего фильма вместо меня идёте вы?
От неожиданности Тамара Захаровна аж поперхнулась чаем и сильно закашлялась.
Я терпеливо подождал, пока она откашляется и сможет продолжать разговор.
— Муля, ну ты что, нельзя же так! Я поперхнулась! Я же так и умереть могла! — возмущённо замахала она руками, продолжая периодически откашливаться. Лицо её побагровело, на глазах выступили слезы.
Я терпеливо ждал, пока весь этот цирк закончится.
— Так что да, мне прислали приглашение, — накашлявшись, вынуждена была признаться Тамара Захаровна, видя, что я не свожу с неё требовательного взгляда. — Но я не имею никакого отношения к тому, что тебя не пригласили!
— Откуда вы знаете, что меня не пригласили?
Тамара Захаровна вспыхнула и промолчала.
— И второй вопрос, — продолжил я, видя, что отвечать она явно не собирается. — А почему, узнав, что меня, как главного руководителя и вдохновителя этого проекта, не пригласили, почему вы ничего не сделали для того, чтобы выяснить этот вопрос? И чтобы было по справедливости?
Тамара Захаровна смотрела на меня широко раскрытыми глазами, её рот беззвучно раскрылся, словно у выброшенной на берег рыбы. Она ни слова не говорила.
— Почему, в конце концов, вы сразу не сообщили мне об этом? Почему не предупредили меня? В конце концов, почему, не отдали мне своё приглашение? — продолжал напирать я.
Тамара Захаровна побледнела.
— В общем… давайте-ка сюда это приглашение. Я пойду вместо вас.
— Но, Иммануил Модестович! — возмущённо вспыхнула Тамара Захаровна и закричала тихим свистящим шёпотом, ежесекундно оглядываясь на дверь. — Я не могу так поступить! Это приглашение пришло «сверху», понимаете⁈ Рассылали его «оттуда»! И не пойти я не могу, ты сам это понимаешь! У меня тоже семья, у меня дети… И я не буду подвергать свою семью опасности! На такие мероприятия не отказываются ходить! Если тебе не прислали приглашение, то это вопрос не ко мне. Иди «наверх» и там разбирайся. Но я тебе не советую, Муля. По-человечески не советую! Переживи, промолчи. И радуйся тому, что тебя всего лишь не пригласили, а не что похуже…
Она оборвала себя на полуслове и отвела взгляд. По щекам её катились крупные слёзы.
Я посмотрел на неё и, ничего не говоря, вышел из кабинета.
В принципе, так-то она была права. Потому что я точно знал, что против меня она особо не интриговала. Да, поначалу гадила там как-то по мелочёвке, но потом, когда поняла, что от меня перепадают хорошие подарочки, и такие бонусы, как участие нашего отдела в столь мощных международных мероприятиях, что для отчётности это очень круто, — то конечно, она сразу же поменяла ко мне отношение. Никто не будет стрелять в свою дойную корову и резать сук, на котором сидит.
Но все равно, останавливаться на этом я не желал. И следующее, что я сделал, — я пошёл к Козляткину.
Козляткин тоже в это время пил чай у себя в кабинете.
Вот же гнусная привычка всего нашего руководства — в самом начале дня распивать чаи. Я, отодвинув опешившего Альбертика, и без стука завалился в кабинет. В принципе, мне уже терять было нечего.
— Муля? — удивился Козляткин, посмотрел на ошарашенного Альбертика, на то, как я вошёл и с каким именно лицом, и сказал: — так, Альберт, подожди-ка в приёмной. Нам надо товарищем Бубновым обсудить один вопрос. Я сам просил его зайти.
Альбертик неверующе взглянул на него, затем смерил меня красноречивым взглядом, кивнул Козляткину и вышел в приёмную, прикрыв за собой дверь так, что осталась небольшая щель. Я взглянул на эту щель и закрыл дверь поплотнее, чуть не прищемив любопытный Альбертиков нос.
— Что случилось, Муля? — спросил Козляткин и, так же, как и Тамара Захаровна перед этим, добавил. — Чаю хочешь?
— Нет, Сидор Петрович, — хмуро сказал я. — Я пришёл к вам совсем с другим вопросом.
— Ну-ка, ну-ка, давай свой вопрос, — потирая азартно руки, радостно улыбнулся Козляткин. — Неужто ты так быстро придумал, как сделать так, чтобы я прошёл по конкурсу на министра? Выкладывай, заинтригован!..
— Нет, Сидор Петрович, я пришёл по другому поводу.
Улыбка сбежала с лица Козляткина, но тем не менее, он вежливо кивнул. Мол, давай, излагай.
И я изложил, без чинов:
— Я хочу понять, Сидор Петрович, каким образом я не попал на закрытое мероприятие? и почему вы… почему никто из вас мне об этом не сказал? Особенно вы?
Уши у Козляткина вспыхнули и заалели, как майские маки.
— Ой, Муля, понимаешь, там какие-то бабские интриги наверху, чего-то непонятное совершенно… — начал он, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Я туда не вмешиваюсь и тебе не советую.
— А почему же вы мне ничего не сказали? — спросил я тихо. — Почему не предупредили?
— Ну, Муля, понимаешь, это не такие новости, которые сразу вот так вот выкладываются…
— В смысле «не такие новости»? Закрытое мероприятие — вот уже скоро, буквально через неделю, а я до сих пор туда не попал! И когда вы мне собирались об этом сказать, а, Сидор Петрович? Может, после того, как оно пройдёт?
Судя по растерянному виду Козляткина, именно так он и собирался поступить.
Я посмотрел на него и сказал:
— Да, Сидор Петрович. Я-то думал, что мы с вами в одной лодке. Ну ладно, удачи вам стать министром нового министерства!
И вышел из кабинета, даже не хлопнув дверью. Впрочем, не успел я ещё даже закрыть дверь, как услышал сдавленное проклятие Козляткина и грохот посуды — видимо, уронил-таки чашечку с чаем.
Надеюсь, сперва себе на брюки!
К Большакову я решил не идти.
А смысл к нему идти, если он скажет всё то же самое, что и предыдущие начальники? Но и смириться с этой ситуацией я не мог.
А с другой стороны, если это всё действительно устроили там, «наверху», и было принято решение конкретно меня не приглашать, то что я могу сделать? Взять автомат, пойти их всех расстрелять? Нет, конечно. Бегать, кому-то что-то доказывать — тоже нет, концов я сейчас не найду.
Но и оставаться на вторых ролях, выдумывать для Козляткина, как сделать его министром, или какой очередной подарочек подарить Тамаре Захаровне — непонятно за что — я тоже не хотел.
И вообще, свои цели я достиг. Всем, кому надо, я помог. Всех, кого надо, я пристроил. Больше, в принципе, я никому ничего не должен. Даже насчёт Беллы я уже практически всё порешал. Вот дождусь, когда приедет Йоже Гале и привезёт лекарства мужу Нины. Отдам лекарство — и на этом я свободен, как птица.
И что же я тогда буду делать?
Я аж задумался.
Оставаться в Москве, ходить каждый день вот этим вот мелким клерком на работу, по вечерам задерживаться на собраниях, проявлять трудовой энтузиазм непонятно где и зачем — вот это вот всё нафига оно мне? Нет, не хочу!
Уехать в Югославию и остаться там? Там тётя Лиза, там Мулин отчим… Тоже, в принципе, особо не хочется, потому что всё равно я там себя не чувствовал свободно. Всё-таки послевоенная Европа, послевоенный Советский Союз — это совсем не тот уровень комфорта, к которому я привык в своём мире.
Может быть, стоит податься в Америку? В принципе, это мысль… Куда-нибудь во Алабаму. Или даже в Голливуд. Голливуд сейчас только развивается. Английский у меня был неплохо ещё в том, моём мире, так что, я думаю, я там не пропаду.
Я немножко подумал об этом, а потом махнул рукой: нет, вот эти все движения — они не для меня. Хоть Муля и молодой, что бы там ни говорила Валентина, двадцать восемь лет — это не такой уж и старый возраст, но я в его теле всё-таки человек взрослый, и вот включаться с другой молодёжью в эту бесконечную крысиную гонку… как-то мне уже это не интересно.
Ну, в идеале что я хочу от этой жизни, если не считать моей изначальной мечты? Это свой личный остров. Где-нибудь в Карибском бассейне, с пальмами, двумя красивыми мулатками и слугами, и замком. Больше мне особо ничего и не надо. Хотя лучше пусть будет три мулатки.
Я тихо засмеялся собственной шутке.
Так что же я хочу? Я хочу поставить всё на свои места. Я не хочу, чтобы моими плодами, моей работы воспользовались чужие люди. Да, вот именно это я сейчас и хочу.
Поэтому я сделал просто. Я сказал Марии Степановне, коллеге по кабинету, что мне сейчас надо сбегать порешать вопросы по Йоже Гале на киностудию.
А сам развернулся и пошёл домой.
Дома меня встретила встревоженная Дуся. Она всегда относилась к моим ранним возвращениям домой очень насторожённо, потому что я обычно был человек дисциплинированный и даже слегка педантичный, и срывов трудового распорядка просто так себе не позволял. Приходил, только если уж совсем-совсем худо.
— Муля, что случилось? — всплеснула руками она, но всплеснула очень осторожно, помня вчерашний инцидент.
После того, как я некуртуазно выдворил Валентину, да и сама Дуся чуть не попала под раздачу тоже, она резко поменяла свою стратегию общения, и сейчас общалась со мной, словно с тяжелобольным человеком — очень деликатно и мягко, чуть ли не заискивающе. Но когда она спросила меня, что же такое, я сказал:
— Дуся, послушай. Ты можешь собрать всех наших?
— У нас дома? — деловито уточнила Дуся.
— Нет, давай лучше в коммуналке. Там соберёмся. Какое-нибудь придумай мероприятие, чаепитие или ещё что-то вроде. Вроде там где-то уже Белла должна сдать экзамен по собеседованию в Комитет советских женщин. Узнай, если она это всё сдала, то можно всем собраться, её поздравить. Если не сдала, то тогда ещё что-нибудь эдакое придумай. К примеру, день взятия Бастилии. И собери, например, наших всех обязательно.
— На когда? — спросила Дуся. — Срок какой?
— Давай сегодня вечером, после семи. Как раз все домой вернутся.
— Да ты что! Я же не успею приготовить пирог! Я могла бы нафаршировать…– Завелась Дуся, но я её перебил:
— Дуся, — отчеканил я, — не надо пирог. Не надо ничего фаршировать и печь. Будешь идти через магазин, забеги, купи каких-нибудь конфет — и хватит. Чай, и всё. Мы соберёмся, на самом деле надо поговорить. Просто ты всем скажи, что собираемся, но не говори зачем.
— Муля, а всем — это кому?
— Так… Миша, Пуговкин, Рина Васильевна, Белла…
— А маму звать?
— Нет, — покачал головой я. — Маму не надо.
Дуся кивнула, что-то прикидывая себе в уме.
— Так что давай, собирай народ. И Валентину позови. Обязательно.
— Но она же, может, и не придёт… Она обиделась.
— Да мне плевать, придёт или не придёт! Ты позови, а я вот и посмотрю, кто придёт, а кто вовремя обиделся!
— А Фаину Георгиевну звать?
— Её — обязательно! — согласно кивнул я.
Я перечислил все имена, дал команду Дусе. Она охнула, что не успеет всех оббежать и подготовиться к чаепитию.
На что я ей строго сказал:
— Так ты сама и не оббегай всех. Ты загляни к Мише и дай ему список, пусть он всех обежит и сам всё скажет. А ты займись лучше конфетами.
— Хорошо, — сказала Дуся и занялась организацией.
А я сел за стол, взял листочек бумаги и принялся чертить план…