Глава 21

Если бы литосферные плиты вдруг развернулись и снесли с лица земли Америку и Африку, или если бы у легендарного грызуна туко-туко хоть на чуточку удлинились задние лапы, и то я не удивился бы сильнее, чем сейчас.

Точнее я даже не удивился, а ошарашенно обалдел.

— Что? — переспросил я каким-то чужим, хриплым голосом. — Ты это серьёзно?

— Муля! — возмущённо воскликнула Валентина и даже всплеснула руками, — ну сам подумай! Ты — одинок, и ты уже старый, а до сих пор с тобой никто даже встречаться не хочет! А я уже как раз в таком возрасте, что замуж надо идти. Так почему бы и нет? Мы же созданы друг для друга!

— Эммм… — глубокомысленно ответил я и задумчиво почесал затылок.

Честно говоря, с такого ракурса я этот вопрос никогда не рассматривал.

— Вот смотри, Муля, — продолжала нагнетать Валентина. — Мы поженимся, родители нам помогут с жильём, затем мы переедем. Мы можем даже уехать в Одессу!

— Почему в Одессу? — окончательно обалдел я.

— Сам подумай, в Одессе есть киностудия, тебе будет чем там заниматься. И я смогу там тоже работать. Где-нибудь… Там хорошо, там море… — Валентина мечтательно улыбнулась, глаза её затуманились.

— А, ну да, если так, конечно, Одесса… Да, — пробормотал я, будучи изрядно шокированным от такого напора.

— И главное, там, под Одессой, живёт моя тётя!

— Извини, Валентина, а тётя твоя причём? — удивился я.

— Ну как? Дети же у нас потом пойдут, а кто с ними сидеть будет?

— Ну, а ты разве не будешь? Или я могу? — попытался смоделировать ситуацию я.

— Ну как же! — возмутилась Валентина. — Ты? Тебе будет некогда! Кто же деньги будет зарабатывать? А мне тоже работать надо будет. Нет, нет, Муля, даже и не думай. У нас будет мальчик и девочка. Мальчика назовём Русланом, а девочку — Марусей!

Обалдеть. Я аж челюсть чуть не уронил. Она уже даже имена нашим будущим детям придумала. Валентина что-то там ещё доказывала, объясняла, аргументировала, а я сидел и думал, как бы её аккуратно остановить.

— Муля! — крикнула Валентина. — Ну что ты молчишь? Я даже уже решила, что свадьбу мы сыграем в ресторане! Там, где твоя подруга Белла работает. Она дешевле нам поможет всё устроить, и всё хорошо у нас будет. И главное, что у моей мамы есть знакомая, которая поможет платье мне пошить. Я обязательно хочу, чтобы пошить. Я в журнале мод видела такое платье, ты представляешь, с воланами и рюшами?

И тут я наконец не выдержал. Наверное, вот это вот всё, что сегодня, и вчера, и за эти дни со мной случилось, этот вопрос с приглашением на закрытый показ, разговор с Глориозовым — всё это сплелось в такой тугой ком эмоций, который уже еле-еле держался на одном волоске. И вот при последних словах Валентины волосок этот лопнул, и ком упал на землю, разбрызгивая щедро вокруг своё содержимое.

Короче, меня прорвало.

Сам не знаю, как так получилось, что я вскочил, схватил Валентину за шиворот и, невзирая на её внушительные габариты, потащил на выход. Ногой я открыл дверь, вытолкал её наружу и гневно сказал почти спокойным голосом:

— Нет, Валентина! У нас с тобой ничего не получится! Извини.

И захлопнул дверь прямо перед её ошарашенным лицом, а сам аж выдохнул с облегчением и пошёл на кухню. Там достал из буфета бутылку коньяка, налил себе пятьдесят грамм, потом подумал и долил ещё пятьдесят, и залпом хлопнул.

Фух!

В комнату вошла Дуся. Подбоченясь, она исподлобья уставилась на меня.

— Зачем ты так с девушкой? — обличительно сказала мне Дуся.

— Как так? — переспросил я, рыская в буфете в поисках чего-то типа шоколадной конфеты, чтобы закусить.

— Выкинул её! Ч всё видела и слышала! Ты что такое себе позволяешь, как ты так можешь⁈

Я как раз в это время обнаружил коробку мармелада. Вытащил одну, принюхался — вроде клубничный, как я люблю.

— Я её аккуратно выкинул, — сказал я, бросив в рот мармеладку. — Ну а что, иначе она бы меня утащила в ЗАГС… Дуся, ты мармелад будешь?

— Нет, Муля, в ЗАГС тебе ещё нельзя, — покачала головой Дуся, некультурно проигнорировав мой вопрос по поводу мармелада. — Но с девушками так тоже не надо. Эх, вот потому ты до сих пор и не женат. Иначе так бы с девушками не обращался.

Я смерил её мрачным взглядом. Дуся, видимо, что-то прочитала в моих глазах, так как боевой запал у неё сразу пропал, она шустро юркнула в свою комнату, захлопнула дверь и, судя по грохоту мебели и шуршанию по паркету, даже подпёрла её чем-то.

А я, не выдержав больше всего этого, пошёл к себе в комнату и завалился спать.

Задолбали!

Наконец-то этот трудный день подошёл к концу.


На следующее утро первое, что я сделал, когда пришёл в Комитет искусств, — это отправился к Тамаре Захаровне.

— Мулечка пришёл, — защебетала она, как только я вошёл в её кабинет, практически без стука.

— Здравствуйте, Тамара Захаровна, — сказал я недобрым голосом. — Я буквально на секунду. Есть один вопрос.

— Да-да, присаживайся, Мулечка. Чай будешь? Я всегда с утра люблю прийти в кабинет, и первое, что сделать, — это выпить чашечку чая, — расплылась в улыбке она и подняла на меня свои блёклые глаза.

— Нет, нет, спасибо, чаю я не хочу, — ответил я. — Вы мне лучше дайте ответ на такой вопрос: это правда, что на закрытый показ моего фильма вместо меня идёте вы?

От неожиданности Тамара Захаровна аж поперхнулась чаем и сильно закашлялась.

Я терпеливо подождал, пока она откашляется и сможет продолжать разговор.

— Муля, ну ты что, нельзя же так! Я поперхнулась! Я же так и умереть могла! — возмущённо замахала она руками, продолжая периодически откашливаться. Лицо её побагровело, на глазах выступили слезы.

Я терпеливо ждал, пока весь этот цирк закончится.

— Так что да, мне прислали приглашение, — накашлявшись, вынуждена была признаться Тамара Захаровна, видя, что я не свожу с неё требовательного взгляда. — Но я не имею никакого отношения к тому, что тебя не пригласили!

— Откуда вы знаете, что меня не пригласили?

Тамара Захаровна вспыхнула и промолчала.

— И второй вопрос, — продолжил я, видя, что отвечать она явно не собирается. — А почему, узнав, что меня, как главного руководителя и вдохновителя этого проекта, не пригласили, почему вы ничего не сделали для того, чтобы выяснить этот вопрос? И чтобы было по справедливости?

Тамара Захаровна смотрела на меня широко раскрытыми глазами, её рот беззвучно раскрылся, словно у выброшенной на берег рыбы. Она ни слова не говорила.

— Почему, в конце концов, вы сразу не сообщили мне об этом? Почему не предупредили меня? В конце концов, почему, не отдали мне своё приглашение? — продолжал напирать я.

Тамара Захаровна побледнела.

— В общем… давайте-ка сюда это приглашение. Я пойду вместо вас.

— Но, Иммануил Модестович! — возмущённо вспыхнула Тамара Захаровна и закричала тихим свистящим шёпотом, ежесекундно оглядываясь на дверь. — Я не могу так поступить! Это приглашение пришло «сверху», понимаете⁈ Рассылали его «оттуда»! И не пойти я не могу, ты сам это понимаешь! У меня тоже семья, у меня дети… И я не буду подвергать свою семью опасности! На такие мероприятия не отказываются ходить! Если тебе не прислали приглашение, то это вопрос не ко мне. Иди «наверх» и там разбирайся. Но я тебе не советую, Муля. По-человечески не советую! Переживи, промолчи. И радуйся тому, что тебя всего лишь не пригласили, а не что похуже…

Она оборвала себя на полуслове и отвела взгляд. По щекам её катились крупные слёзы.

Я посмотрел на неё и, ничего не говоря, вышел из кабинета.

В принципе, так-то она была права. Потому что я точно знал, что против меня она особо не интриговала. Да, поначалу гадила там как-то по мелочёвке, но потом, когда поняла, что от меня перепадают хорошие подарочки, и такие бонусы, как участие нашего отдела в столь мощных международных мероприятиях, что для отчётности это очень круто, — то конечно, она сразу же поменяла ко мне отношение. Никто не будет стрелять в свою дойную корову и резать сук, на котором сидит.

Но все равно, останавливаться на этом я не желал. И следующее, что я сделал, — я пошёл к Козляткину.

Козляткин тоже в это время пил чай у себя в кабинете.

Вот же гнусная привычка всего нашего руководства — в самом начале дня распивать чаи. Я, отодвинув опешившего Альбертика, и без стука завалился в кабинет. В принципе, мне уже терять было нечего.

— Муля? — удивился Козляткин, посмотрел на ошарашенного Альбертика, на то, как я вошёл и с каким именно лицом, и сказал: — так, Альберт, подожди-ка в приёмной. Нам надо товарищем Бубновым обсудить один вопрос. Я сам просил его зайти.

Альбертик неверующе взглянул на него, затем смерил меня красноречивым взглядом, кивнул Козляткину и вышел в приёмную, прикрыв за собой дверь так, что осталась небольшая щель. Я взглянул на эту щель и закрыл дверь поплотнее, чуть не прищемив любопытный Альбертиков нос.

— Что случилось, Муля? — спросил Козляткин и, так же, как и Тамара Захаровна перед этим, добавил. — Чаю хочешь?

— Нет, Сидор Петрович, — хмуро сказал я. — Я пришёл к вам совсем с другим вопросом.

— Ну-ка, ну-ка, давай свой вопрос, — потирая азартно руки, радостно улыбнулся Козляткин. — Неужто ты так быстро придумал, как сделать так, чтобы я прошёл по конкурсу на министра? Выкладывай, заинтригован!..

— Нет, Сидор Петрович, я пришёл по другому поводу.

Улыбка сбежала с лица Козляткина, но тем не менее, он вежливо кивнул. Мол, давай, излагай.

И я изложил, без чинов:

— Я хочу понять, Сидор Петрович, каким образом я не попал на закрытое мероприятие? и почему вы… почему никто из вас мне об этом не сказал? Особенно вы?

Уши у Козляткина вспыхнули и заалели, как майские маки.

— Ой, Муля, понимаешь, там какие-то бабские интриги наверху, чего-то непонятное совершенно… — начал он, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Я туда не вмешиваюсь и тебе не советую.

— А почему же вы мне ничего не сказали? — спросил я тихо. — Почему не предупредили?

— Ну, Муля, понимаешь, это не такие новости, которые сразу вот так вот выкладываются…

— В смысле «не такие новости»? Закрытое мероприятие — вот уже скоро, буквально через неделю, а я до сих пор туда не попал! И когда вы мне собирались об этом сказать, а, Сидор Петрович? Может, после того, как оно пройдёт?

Судя по растерянному виду Козляткина, именно так он и собирался поступить.

Я посмотрел на него и сказал:

— Да, Сидор Петрович. Я-то думал, что мы с вами в одной лодке. Ну ладно, удачи вам стать министром нового министерства!

И вышел из кабинета, даже не хлопнув дверью. Впрочем, не успел я ещё даже закрыть дверь, как услышал сдавленное проклятие Козляткина и грохот посуды — видимо, уронил-таки чашечку с чаем.

Надеюсь, сперва себе на брюки!


К Большакову я решил не идти.

А смысл к нему идти, если он скажет всё то же самое, что и предыдущие начальники? Но и смириться с этой ситуацией я не мог.

А с другой стороны, если это всё действительно устроили там, «наверху», и было принято решение конкретно меня не приглашать, то что я могу сделать? Взять автомат, пойти их всех расстрелять? Нет, конечно. Бегать, кому-то что-то доказывать — тоже нет, концов я сейчас не найду.

Но и оставаться на вторых ролях, выдумывать для Козляткина, как сделать его министром, или какой очередной подарочек подарить Тамаре Захаровне — непонятно за что — я тоже не хотел.

И вообще, свои цели я достиг. Всем, кому надо, я помог. Всех, кого надо, я пристроил. Больше, в принципе, я никому ничего не должен. Даже насчёт Беллы я уже практически всё порешал. Вот дождусь, когда приедет Йоже Гале и привезёт лекарства мужу Нины. Отдам лекарство — и на этом я свободен, как птица.

И что же я тогда буду делать?

Я аж задумался.

Оставаться в Москве, ходить каждый день вот этим вот мелким клерком на работу, по вечерам задерживаться на собраниях, проявлять трудовой энтузиазм непонятно где и зачем — вот это вот всё нафига оно мне? Нет, не хочу!

Уехать в Югославию и остаться там? Там тётя Лиза, там Мулин отчим… Тоже, в принципе, особо не хочется, потому что всё равно я там себя не чувствовал свободно. Всё-таки послевоенная Европа, послевоенный Советский Союз — это совсем не тот уровень комфорта, к которому я привык в своём мире.

Может быть, стоит податься в Америку? В принципе, это мысль… Куда-нибудь во Алабаму. Или даже в Голливуд. Голливуд сейчас только развивается. Английский у меня был неплохо ещё в том, моём мире, так что, я думаю, я там не пропаду.

Я немножко подумал об этом, а потом махнул рукой: нет, вот эти все движения — они не для меня. Хоть Муля и молодой, что бы там ни говорила Валентина, двадцать восемь лет — это не такой уж и старый возраст, но я в его теле всё-таки человек взрослый, и вот включаться с другой молодёжью в эту бесконечную крысиную гонку… как-то мне уже это не интересно.

Ну, в идеале что я хочу от этой жизни, если не считать моей изначальной мечты? Это свой личный остров. Где-нибудь в Карибском бассейне, с пальмами, двумя красивыми мулатками и слугами, и замком. Больше мне особо ничего и не надо. Хотя лучше пусть будет три мулатки.

Я тихо засмеялся собственной шутке.

Так что же я хочу? Я хочу поставить всё на свои места. Я не хочу, чтобы моими плодами, моей работы воспользовались чужие люди. Да, вот именно это я сейчас и хочу.

Поэтому я сделал просто. Я сказал Марии Степановне, коллеге по кабинету, что мне сейчас надо сбегать порешать вопросы по Йоже Гале на киностудию.

А сам развернулся и пошёл домой.

Дома меня встретила встревоженная Дуся. Она всегда относилась к моим ранним возвращениям домой очень насторожённо, потому что я обычно был человек дисциплинированный и даже слегка педантичный, и срывов трудового распорядка просто так себе не позволял. Приходил, только если уж совсем-совсем худо.

— Муля, что случилось? — всплеснула руками она, но всплеснула очень осторожно, помня вчерашний инцидент.

После того, как я некуртуазно выдворил Валентину, да и сама Дуся чуть не попала под раздачу тоже, она резко поменяла свою стратегию общения, и сейчас общалась со мной, словно с тяжелобольным человеком — очень деликатно и мягко, чуть ли не заискивающе. Но когда она спросила меня, что же такое, я сказал:

— Дуся, послушай. Ты можешь собрать всех наших?

— У нас дома? — деловито уточнила Дуся.

— Нет, давай лучше в коммуналке. Там соберёмся. Какое-нибудь придумай мероприятие, чаепитие или ещё что-то вроде. Вроде там где-то уже Белла должна сдать экзамен по собеседованию в Комитет советских женщин. Узнай, если она это всё сдала, то можно всем собраться, её поздравить. Если не сдала, то тогда ещё что-нибудь эдакое придумай. К примеру, день взятия Бастилии. И собери, например, наших всех обязательно.

— На когда? — спросила Дуся. — Срок какой?

— Давай сегодня вечером, после семи. Как раз все домой вернутся.

— Да ты что! Я же не успею приготовить пирог! Я могла бы нафаршировать…– Завелась Дуся, но я её перебил:

— Дуся, — отчеканил я, — не надо пирог. Не надо ничего фаршировать и печь. Будешь идти через магазин, забеги, купи каких-нибудь конфет — и хватит. Чай, и всё. Мы соберёмся, на самом деле надо поговорить. Просто ты всем скажи, что собираемся, но не говори зачем.

— Муля, а всем — это кому?

— Так… Миша, Пуговкин, Рина Васильевна, Белла…

— А маму звать?

— Нет, — покачал головой я. — Маму не надо.

Дуся кивнула, что-то прикидывая себе в уме.

— Так что давай, собирай народ. И Валентину позови. Обязательно.

— Но она же, может, и не придёт… Она обиделась.

— Да мне плевать, придёт или не придёт! Ты позови, а я вот и посмотрю, кто придёт, а кто вовремя обиделся!

— А Фаину Георгиевну звать?

— Её — обязательно! — согласно кивнул я.

Я перечислил все имена, дал команду Дусе. Она охнула, что не успеет всех оббежать и подготовиться к чаепитию.

На что я ей строго сказал:

— Так ты сама и не оббегай всех. Ты загляни к Мише и дай ему список, пусть он всех обежит и сам всё скажет. А ты займись лучше конфетами.

— Хорошо, — сказала Дуся и занялась организацией.

А я сел за стол, взял листочек бумаги и принялся чертить план…

Загрузка...