Муля не нервируй… Книга 7 (СИ)

Глава 18

И вот вернулся я как-то раз домой с работы и обалдел.

В общем, дома у нас, видмо, был конкурс «Слепи лучший вареничек», ну или, может быть, по-другому как-то, типа «Золотой вареник». На кухне, значит, собрались Дуся, Валентина, Белла, Муза, Надежда Петровна и неожиданно… Августа Степановна. Я аж крякнул от удивления. Они вытащили кухонный стол на середину кухни, разложили его и сейчас вовсю лепили вареники. Вареники были с самой разнообразной начинкой, Дуся, видимо, заготовила всё наперёд. Сидели все рядышком, дружно лепили и складывали на посыпанный мукой стол.

Когда я вошёл, мирно текущий разговор о какой-то Гале прервался, и все посмотрели на меня. Я в душе ощутимо напрягся: когда шесть женщин смотрят на тебя с таким видом, значит, надо бежать. Но убежать я не успел.

Надежда Петровна на правах старшей, потому что мать, сказала:

— О, Муля, пришёл! А ну-ка, ну-ка, иди сюда.

— Давайте я хотя бы руки вымою, — пошёл на попятную я.

Но бабоньки были опытными, поэтому Дуся сразу заявила:

— Ещё вареники мы не варили. Так что заходи, Муля, и садись вон в тот уголок. Мы сейчас будем с тобой разговаривать.

У меня аж сердце ёкнуло.

Под предлогом «мы будем с тобой разговаривать» могло быть всё, что угодно. Любая тема. Причём самая неприятная тема — это была тема моей женитьбы. Ну, этот вопрос всё время мусолили Муллина мамашка и Дуся. Остальные — опционно. Кроме того, меня ещё любили просто так повоспитывать. Вроде больше других таких за собой недостатков я не замечал, поэтому гадал, о чём они сейчас будут со мной разговаривать (то, что сговорились — это понятно). Но внятного предлога, чтобы свалить, не было, поэтому пришлось идти в уголок и садиться.

— Слушаю вас, товарищи женщины, — сказал я деланно-безразличным тоном.

— Муля, — сказала Надежда Петровна, — тут такое дело…

— Какое? — спросил я.

— Дело в том, что у Валентины через месяц большой праздничный вечер, в институте.

— Выпускной, что ли? — удивился я. — Так вроде рановато ещё.

— Нет, выпускной будет весной, а это большой праздник, по типу бала-маскарада, который у них проходит перед тем, как студеенты отправляются на производственную практику. Так принято.

— Ну, хорошо, — кивнул головой я. — Раз праздник, так праздник, а в чём собственно говоря проблема? Платье нужно?

— Да нет, платье у меня есть, — сказала Валентина, густо покраснела и принялась так интенсивно лепить вареник, что он, бедный, весь съежился. А начинка из него аж прыснула в стороны.

Муза и Белла, которые сидели по обе руки от Валентины, предпочли не заметить этот конфуз. Муза аккуратненько вытерла на руке начинку и продолжила меланхолично лепить свой вареник. Белла неодобрительно поджала губы и отвела взгляд.

— Так в чём проблема? — напомнил я.

— Дело в том, что на этом празднике будут танцы.

— Прекрасно, — одобрил я. — Молодёжь должна танцевать. Танцы укрепляют сердечно-сосудистую систему и осанку. И вообще, танцы — это замечательно. А я уже думал, что этот праздник у них будет в виде комсомольского собрания, но если танцы, то это же хорошо.

— Нет, ты не так всё понял, Муля, — сказала Надежда Петровна. — Дело в том, что Валентине тоже нужно будет там танцевать.

— Ну, пускай себе танцует, — сказал я нечутко.

И все на меня посмотрели осуждающе.

— А что такое? Что я не так сказал? — не понял я.

— Муля, — сказала Надежда Петровна и выдала, видимо, то, что Валентина просила не выдавать, потому что она ещё сильнее покраснела и практически попыталась спрятаться под стол (но Белла вовремя положила ей руку на плечо и не пустила).

— Валентина не умеет танцевать, и нужно, чтобы ты с ней потренировался!

— Очуметь, — ошарашенно сказал я. — Мне, что, больше делать нечего? Я, между прочим, на работу хожу…

— Так это всё после работы будет. В общем, у них там, в институте, по вечерам кружок танцевальный есть. И там их учат танцевать. Но у Валентины нет партнёра. И она никогда не танцевала вальс. Потому что девочка всё время училась… она же хорошая девочка. Так что — будешь с ней по вечерам танцевать!

У меня на языке вертелась фраза: «А что, когда Валентина с Жасминовым сбегала, он её танцевать не научил?» — но я вовремя прикусил язык и промолчал, иначе началось бы. Но, видимо, в моём взгляде бабоньки прочитали что-то эдакое, потому что хором накинулись на меня, утверждая, какой я нечуткий и что мог бы и помочь бедной девочке.

Как я ни отбивался и ни доказывал, что я старый уже для всех этих плясок, что я не могу, что я сам не умею танцевать, Надежда Петровна возмутилась и сказала:

— Как это ты не умеешь, Муля? Ты ходил до пятого класса на бальные танцы, я сама лично тебя водила на кружок!

Я аж обалдел. Нет, так-то в том, своём мире, я танцевал, причём даже очень хорошо танцевал, и посещал авторскую студию танцев. Более того, мы даже с моей партнёршей заняли какое-то, уже точно не помню, вроде пятнадцатое место, по аргентинскому танго на одном из профессиональных европейских чемпионатов. Ну, это было так, очередное достижение, чтобы проверить себя. Но вот танцевать с Валентиной… Я с сомнением посмотрел на её монументальную фигуру и перевёл умоляющий взгляд на Надежду Петровну.

Надежда Петровна предпочла не заметить этого. Зато Дуся, рассмотрев в моём взгляде то, чего не следовало, набросилась на меня ещё пуще.

— Муля, ну как ты можешь! Тебе предлагают такое дело!

— Какое дело? — поморщился я. — Помочь девушке танцевать?

— Она должна быть на этом празднике лучше всех!

Я прищурился, посмотрел на товарищей-бабонек и сказал:

— Ой, так-то я бы даже с радостью. Но мне же некогда. Я целый день до вечера на работе, вечером ещё всякие дела. Мне же, Белла, тебе вот надо помочь, я обещал. А ещё и Нина просила о помощи. Сами понимаете, тянуть некуда. Надо сейчас начинать всех знакомых насчёт лекарства опрашивать. И ещё у меня и свои дела есть. А ещё я хотел с Анфисой в детский кукольный театр сходить. Когда я это всё буду делать?

— Муля! — категорическим голосом рыкнула Надежда Петровна. — Это всего час! Всего один час в день ты выделить для танцев можешь?

— Ну да, всего час, — проворчал я. — Час — танцы, час — туда добираться, час — обратно, и вот весь вечер и потерян. Сколько раз надо в неделю ходить на эти ваш танцы?

— Три, — буркнула Валентина и зарделась.

— Ого! Ну это, считай, кусок моей жизни просто будет выброшен. У меня что, никакой личной жизни не может быть?

Дуся поджала губы. Надежда Петровна посмотрела на меня таким взглядом, от которого было ясно, что отвертеться не удастся.

И тогда я применил запрещённый приём. Я посмотрел на Надежду Петровну, на Дусю, окинул взглядом всех остальных и сказал:

— Мама, я не могу. Не думаю, что моей невесте это понравится.

Над столом повисло ошеломлённое молчание. Дуся застыла с вареником и даже не обращала внимания, что ягодная начинка из него давно перелилась и капает на стол, прямо в муку, и на другой вареник, с капустой. Все остальные тоже застыли соляными столбами. Валентина вдруг отшвырнула от себя вареник, закрыла лицо руками и с рыданием выскочила из кухни.

— Ну вот, довёл девушку! — негодующе фыркнула на меня Дуся, тоже бросила вареник и побежала из кухни за Валентиной.

— Муля, ты невыносимый! Как ты мог! А ещё мой сын! — завозмущалась Надежда Петровна и тоже выскочила из кухни.

Понемногу все бабоньки просочились туда. Видимо, утешать Валентину. Пока суть да дело, я решил ретироваться. Пусть схлынут эмоции, а потом уже порешаем. Ну, танцевать ходить и вот это всё — я уж точно не собирался. Нечего бабам из меня верёвки вить.

Жаль только, что вареники я так и не попробовал.

Если я думал, что на этом всё и закончится, то я глубоко ошибался. Дня два никто меня не трогал. Я себе жил спокойно и занимался своими делами. Порешал вопрос насчёт Беллы — переговорил с Тамарой Захаровной. Оказалась, она тоже была в Комитете советских женщин, правда, как представитель от Комитета искусств СССР. Я попросил её похлопотать за Беллу, и она вроде как бы пообещала. Но я понимал, что один человек — это вряд ли решит проблему. Поэтому уже думал, чтобы подключить кого-то из родителей тех «золотых детишек», которых пришлось тащить с собой в Югославию. Единственное, с чем я ещё точно не определился — просить родителей Корнеева или дядю Павлова. Отец Корнеева курирует отдел по энергетическому оборудованию в министерстве тяжелого машиностроения СССР, а мать работает в отделе международного права и протокола Министерства иностранных дел СССР. А у Павлова дядя руководит Главным управлением спиртовой, ликёро-водочной и дрожжевой промышленности Министерства пищевой промышленности СССР. И оттуда, и оттуда представители в Комитете советских женщин есть. Вот склонялся больше к Павлову, но пока ещё пару дней на обдумывание у меня было.

И тут в какой-то из дней ко мне прямо на работу заявилась Надежда Петровна. Я уже собирался идти домой, когда она появилась прямо на проходной.

— Муля! — сказала она категорическим голосом. — Ты сейчас куда идёшь?

— К себе домой, — сказал я. — А куда же ещё?

— Мне нужно купить продукты!

Я удивился. Обычно сама Надежда Петровна лично этим вопросом почти не занималась.

— Что за продукты?

— Мне нужно купить подсолнечное масло. И я хочу, чтоб ты мне донёс его до дома. А то тяжело же.

— Ну ладно. Донесу, — я и не думал, что бутылка подсолнечного масла настолько тяжела для Надежды Петровны, что для этого ей нужен носильщик в виде меня. Но явно она хотела со мной о чём-то поговорить.

И вот пошли мы в магазин. Надежда Петровна быстренько взяла подсолнечное масло, ещё какую-то фигню, и я нёс авоську — она была совершенно лёгкой.

И так мы шли обратно, когда она сказала:

— Слушай, Муля, тут такое дело. Валентина заканчивает скоро первый семестр, сдаёт сессию, и у неё будет большая производственная практика.

— Замечательно, — пожал плечами я, уже размышляя, чего от меня опять хочет Мулина мамашка.

— Так вот, она на практике будет в бухгалтерии.

— Ну, логично, — кивнул я. — Раз учится на бухгалтера.

— И она хочет пройти практику в Комитете искусств, в бухгалтерии.

— А почему у нас? — удивился я.

— Ну, вот она для тебя делала расчёты по проекту, и ей понравилось. Она хочет ещё попробовать.

— Насколько я понимаю, — осторожно сказал я, стараясь не вызвать гнев Мулиной мамашки, которая заводилась в пол-оборота и на расправу была скорой, — производственная практика для бухгалтеров везде, во всех учреждениях, одинаковая. Отличается только там какими-то нюансами. Я не думаю, что практика в бухгалтер Комитета искусств будет другой, чем практика в бухгалтерии на заводе по изготовлению подшипников.

— Муля! — возмутилась Надежда Петровна. — Зачем ей эти подшипники! Она хочет в Комитете искусств! Поговори с руководством, чтобы её взяли на практику.

— Но я не занимаюсь практиками студентов, тем более по направлению бухгалтерии, — попытался спрыгнуть я.

— Муля! — фыркнула Надежда Петровна. — Почему с тобой так трудно разговаривать? Ты, как вернулся с Югославии, совсем другим стал!

— Взрослею, — проворчал я.

— Ничего подобного! — возмущённо сказала Надежда Петровна. — Как был балбесом, так и остался. В общем, Муля, я тебя не прошу, я тебе говорю! Поговори на работе, и чтобы практика была для Валентины в Комитете искусств! А не то я туда сама заявлюсь и поговорю уже я! И тебе будет некуда деваться! Тебе будет очень стыдно, все будут смеяться, что сын работает в Комитете искусств, и мать вынуждена ходить договариваться!

— Постой, мама, а почему ты должна ходить договариваться? У Валентины есть свои родители. Насколько я помню, достаточно высокопоставленные люди. У них ого-го связи, у них возможности. А ты вдруг просишь меня. Что это такое?

— Что надо, то и такое! — фыркнула Надежда Петровна и быстренько перевела тему, давая понять, что разговор на этом исчерпан.

Когда я донёс продукты до самой её квартиры, она сказала:

— Зайдёшь, чаю попить?

— Нет, мама, мне надо бежать, потому что я обещал Дусе помочь достать с верхней антресоли большое корыто. Она капусту делать хочет.

— Ну, хорошо. Скажи Дусе, пусть она и на нас капусты наделает. А ты, главное, не забудь о моей просьбе. Я завтра зайду к вам домой вечером и спрошу.

Я вздохнул. Кажется, меня обложили очень плотно.

А вечером мне передали письмо. Приехал из Югославии специалист по монтажу, и через него Йоже Гале передал кое-какие вещи и письмо Модеста Фёдоровича.

Письмо меня изрядно и порадовало, и огорчило. Мулин отчим писал:

' Любимый и единственный мой сын, Муля!

Пишу тебе уже из Праги. Я сейчас проживаю в Праге, в доме твоей тёти Лизы. Пока мы решили для тебя домик не покупать — не нашли подходящего. Сейчас размышляем, где лучше выбрать — в долине Мозель или же на берегу реки Лош? Хотелось бы узнать и твоё мнение. Кроме того, уточни, сын, нужен тебе все-таки отдельный домик или же лучше взять апартаменты с мансардой в большом доме на шесть квартир? И тот и тот вариант в принципе возможен.

Что я тебе скажу, Муля — буржуинские страны мне чрезвычайно понравились. И хоть я во многом не согласен их точкой зрения, но тем не менее устраиваться в жизни с комфортом они умеют. Здесь очень красивая архитектура, неплохая природа (не хуже, чем у нас). Правда, с людьми я пока общий язык не нашёл, потому что они все-таки имеют другой менталитет. Тётя Лиза старается пока оградить меня от общения с ними — я общаюсь сейчас только с сотрудниками кафедры физической химии в том институте, где она меня устроила на работу. Живу у неё дома, как я уже писал. Она мне выделила целых три комнаты. Квартира у неё большая. Так что у меня своя спальня, кабинет и небольшая гостиная. Убирать приходит приходящая женщина. Кроме того, приходят ещё молочник, мясник и зеленщик — приносят продукты. Есть садовник, который обрезает кусты и метёт заодно дорожки сразу в нескольких домах по всей улице. То есть твоя тётя Лиза хорошо устроилась и живёт, как барыня. Ну, в принципе, чему тут удивляться? Ещё покойный Пётр Яковлевич так жил.

С тётей Лизой отношения у нас поначалу сложились хорошие, доверительные. Два учёных — мы сразу поняли друг друга как никто, и все было хорошо. Мы даже несколько раз ходили в театр, в том числе слушали «Травиату». Мне очень понравилось, однако либретто намного лучше исполняется у нас. Кстати, скажу так, даже твой друг Орфей Жасминов и то лучше исполняет партию Альфреда Жермона, чем тот же Роберт Мерилл, но тем не менее я все-таки прослушал до конца и был изрядно растроган. Искусство — наше всё.

Кроме того, мы ходим с тётей Лизой на выходных на рынок: покупаем устрицы и мидии. Это отвратительные слизни, но я из чувства такта не отказываю. А тётя Лиза их обожает и трескает за милую душу. Кстати, твоя маменька, Надежда Петровна, тоже отдаёт предпочтение вот этим всяким слизнякам — имей это ввиду, Муля, если захочешь её порадовать.

И все у нас было хорошо, мы подружились. Однако в последнее время мы сильно поссорились, и уже третий день не разговариваем. Поэтому мне очень здесь одиноко, сынок и грустно. Но мириться с этой женщиной я не собираюсь никогда! Ты понимаешь, Муля, я абсолютно не поддерживаю её точку зрения! Мы с ней недавно обсуждали влияние редкоземельных элементов в катализаторе крекинга на скорость массопереноса водорода, и она вдруг брякнула, что для повышения октанового числа в катализаторы нужно вводить цеолиты, потому что, мол, на этом цеолите низкооктановые компоненты селективно крекируются в олефины!

Муля, сынок, ты себе можешь это представить⁈ Сам понимаешь, Муля, какой это лютый бред! Любому дураку сразу понятно, что введение большого количества этих добавок резко приведёт к снижению общей крекирующей активности катализатора! Это же как дважды два! Она же совершенно не учитывает закоксованность этих катализаторов! И доказать ничего твоей тёте совершенно невозможно! У них это буржуинское самомнение, и они никогда не слушают чужую точку зрения. Поэтому очень даже может быть, что когда мы купим тебе жилье, то я туда съеду и поживу какое-то время, пока не заработаю тоже денег, чтобы себе приобрести или снять отдельное жилье. Надеюсь, сын, ты меня пустишь?

Как там дела у вас? Как твоя кинокартина? Как там Дуся поживает? Маша уже родила или нет? Как мать?

Вот и всё. Пиши мне, сынок, обнимаю, целую, очень за тобой скучаю и очень надеюсь, что ты скоро приедешь, и мы увидимся.

Целую.

Твой отец, Модест Фёдорович Бубнов'.