Был безоблачный солнечный день, но при всём этом ветерок иногда бросался злыми мокрыми колючками.
— Алёша, подними воротник и надень, ты, наконец, перчатки! — в глазах Надежды Петровны вспыхнуло беспокойство, — вот посмотри, какая Анфисочка молодец! И шапочку тёпленькую надела, и варежки.
— Мне не холодно, — заявил Хомустан, точнее Алексей, единокровный брат Мули по отцу.
Павел Григорьевич Адияков, который держал за руку Анфису, вступился за сына:
— Дорогая, он же вполне привычный к северным холодам. Он и не такие температуры выдерживал.
Глаза Надежды Петровны полыхнули негодованием:
— Я не знаю, где и какие он выдерживал холода, но здесь, при мне, — слово «при мне» она выделила яростным голосом, — при мне ребёнок будет и одет, и накормлен! Что ты за отец такой, Адияков!
Павел Григорьевич, который понял, что снова чуть не ступил на скользкую почву, посмотрел на меня умоляющим взглядом.
Я пожал плечами и отвернулся, мол, сами разбирайтесь.
Адияков вздохнул и примирительно сказал:
— Ну что ты сердишься, Надюша? Сейчас Алёшка наденет эти перчатки. Правда, Алёшка?
Тот перечить отцу не посмел, посмотрел на меня обречённым взглядом и натянул перчатки. Анфиса увидела это, засмеялась, и показала ему язык. Алёшка помрачнел и попытался вырвать руку из руки Надежды Петровны.
— Алёшенька, ну что ты дуешься? — заворковала она, — ты же у нас хороший мальчик. Сейчас мы сходим посмотрим кино, которое сделал ваш братик Муля. А потом обязательно зайдём в кафе, и я куплю тебе мороженное… с вишнёвым сиропом…
— А мне? — забеспокоилась Анфиса.
— Тебе — в первую очередь! — пообещала Надежда Петровна, — ты же у нас послушная девочка.
Успокоенная Анфиса согласно кивнула и двинулась дальше, а вот Алёша воспринял эти слова неоднозначно:
— А если я буду всё время ходить в перчатках, ты разрешишь мне завести собаку?
Надежда Петровна страдальчески поморщилась. Торг за право завести собаку в квартире шёл у них уже не первый месяц. Ни одна из сторон не уступала. В ход шли всевозможные военные хитрости: категорический отказ носить перчатки и шарф в холод, запрет на пирожное «картошка», манная каша по утрам, и прочие ужасные вещи. Хитрая Анфиса сразу же приняла сторону Надежды Петровны, а вот Адияков разрывался между женой и сыном. Они пытались втянуть и меня, но я упорно держал нейтралитет.
— Смотри какая там толпа зрителей! — сказал Адияков, потому что мы как раз подошли к кинотеатру, перед которым собралось много людей.
— У вас лишнего билетика не найдётся? — дёрнула за рукав Адиякова какая-то молодая женщина. Видно, что караулила она здесь уже давно, потому что носик у неё аж покраснел от холода.
— Извините, но нет, — отмахнулся Павел Григорьевич.
— Павлуша! Ну почему ты так сказал⁈ — набросилась на него Надежда Петровна, — у нас же есть один лишний билет. Как раз можно было бы продать за двойную сумму! Или даже тройную!
— Тебе денег не хватает? — нахмурился Адияков.
— Но не пропадать же ему! — возмутилась Мулина мамашка, — и вот как верить этой Дусе⁈ Могла бы и сходить с нами! Всё-таки наш Муля кино это делал! Так нет же — хахаль приехал и все остальные дела побоку! Вертихвостка!
— Ну, что ты так сердишься, Наденька! — попытался успокоить её муж, — Дуся всю свою молодую жизнь всем вам отдала. И тут в преклонном возрасте у неё появился поклонник. Почему бы и не получить хоть немного женского счастья? Тем более у них всё серьёзно…
— Поклонник⁈ — завелась Надежда Петровна, — если бы этот наивный Муля не сделал ей садовый участок и квартиру на Котельнической — никакой бы поклонник у неё не появился!
Здесь следует сказать, что после того, как дела у Миши Пуговкина пошли в гору, ему дали большой и светлый дом. А из этой квартиры он съехал, и я тут же её оформил (через личные связи в Министерстве) на Дусю. Посчитал, что она заслужила, и не должна на старости лет зависеть от чужих ей по крови людей.
Так что в чём-то Надежда Петровна была права. Хотя я видел этого Юрия. Нормальный такой себе мужик. Вдовец. Двое детей у него уже выросли. Сын военный, где-то на Северах служит, а дочь вышла замуж за метеоролога и уехала с ним в Киргизскую ССР. Дом у него в деревне справный, корова, гуси. Дусе как раз хорошо там будет. А даже если он захочет переехать к ней в Москву — так почему бы и нет? В обиду мы её не дадим.
— Лишнего билетика не найдётся? — опять начали приставать люди.
— Павлик! — прошипела Надежда Петровна, — ну что ты упрямый такой? Я даже не удивляюсь, в кого такой Алёша!
— Так ты разрешаешь мне завести собаку? — услышав, что заговорили о нём, напомнил о главной жизненной проблеме Мулин братишка.
— Я думал, что могу тут встретить кого-то из знакомых, — пояснил Павел Григорьевич, — и отдать билет без денег. И потом этот человек будет мне должен услугу. Смотри на это всё стратегически, Наденька.
— Ты у меня умница! — поняв весь замысел мужа, просияла Надежда Петровна, — смотришь всегда далеко вперёд! Теперь понятно в кого у нас такой умный Муленька!
Я рассмеялся нехитрой логике Мулиной мамашки, но осёкся — через площадь кинотеатра шла… Нина. Она была в тонком пальтишке. В старых штиблетах и в платке. Бледная, похудевшая. Но сердце аж подпрыгнуло.
— Нина! — крикнул я, перекрикивая шум толпы.
— Здравствуйте! — услыхав, что её зовут, Нина подошла к нам и слабо улыбнулась.
После похорон её мужа, я её ещё не видел.
— Как ты, Ниночка? — трагедию этой семьи Надежда Петровна восприняла близко к сердцу.
— Ничего… нормально… — кивнула Нина и уже хотела идти дальше, как вдруг лицо Надежды Петровны озарила мысль:
— Нина, у нас есть лишний билет. Пошли с нами кино смотреть, которое Муля сделал?
От неожиданности и я, и Нина остолбенели.
— Но я… — замялась Нина, — я…
— А что ты? — взяла быка за рога Надежда Петровна, — домой сейчас придёшь, в коммуналку, будешь сидеть там, плакать только. Пошли в кино говорю!
— Но…
— И ничего, что траур! — нахмурилась Мулина мамашка, — я же тебя не на танцы зову. Это исторический фильм. Культурное мероприятие. К тому же его делал Муля. А значит, оно интересное! Посмотришь, отвлечёшься ненадолго. Думаю, твой муж был бы не против…
Нина вспыхнула, а я готов был расцеловать Надежду Петровну.
— Пошли, Нина, — тихо попросил я.
Нина глянула на меня своими синими глазами и вздохнула.
— Пошли, Нина! Мы тебе билетик, а ты взамен поможешь мне уговорить маму, а то она мне собаку завести не разрешает! Я уже даже перчатки надел! — Алёшка решительно вырвал руку из руки Надежды Петровны, взял Нину за руку и потянул в сторону кинотеатра.
Ну как тут от такого предложения отказаться?
А в кинотеатре как-то так получилось, что наши места были разбросаны, по два на ряд. Поэтому Мулин отец сел с Анфисой, Надежда Петровна с Алёшей. А я, получается, с Ниной.
Вспыхнул экран, замелькали титры.
Зрители затихли и принялись смотреть кино. Смотрела на экран и Нина.
А я смотрел на её точёный профиль.
На экран я не взглянул ни разу.
Когда в середине фильма главный герой, которого играл Миша Пуговкин, падал, раненный вражеской пулей, а медсестра, которую играла Фаина Георгиевна, прошептала: «держись, милок, я спасу тебя!» и бросилась прямо под вражеский огонь — зрители ахнули. Ахнула и Нина, от волнения схватив меня за руку.
И до конца фильма она её больше не выпускала…
Ну вот и всё. Что я скажу. После того, как я сюда попал, прошло уже довольно много времени. Я вполне уже тут прижился и меня даже не тянет обратно (хотя иногда хочется вернуться, ненадолго, на пару часов, погрузиться в Интернет или полежать в джакузи, крикнув Алисе, чтобы включила мягкую лаундж-музыку). Но такие мысли посещают меня всё реже и реже.
Жизнь идёт своим чередом. Послевоенная страна потихоньку отстраивается.
Комфорт потихоньку вытесняет трудовой энтузиазм и эйфорию.
У нас тоже особых прямо изменений и нет.
Муза так и живёт со своим Виталием. Теперь она не Прево, а Муза Витольдовна Сиволапова. Они продолжают работать в зоопарке. Причём Муза ушла от своих любимых оленят к бегемотикам. Так что в борьбе за её сердце бегемотики победили. Я даже недавно водил Алёшу и Анфису к ней туда, и она провела нам небольшую экскурсию. Но главное, детям удалось напоить оленят молоком из бутылочек. Радости было столько, что Надежда Петровна их вечером еле-еле спать уложила. За что я получил строгий выговор.
Брат Музы, Софрон, таки вышел из тюрьмы досрочно. К нашему удивлению, он не стал оставаться в Москве, а уехал в город Киров. Как оказалось, пока он сидел, свёл знакомство с какой-то женщиной по переписке, и та его ждала, даже ездила на свидания, соответственно он к ней и уехал. Я не обольщался: поживут они недолго, а потом свободолюбивая натура Софрона опять покажет своё, он снова сядет за какую-нибудь мелкую кражу, тунеядство или хулиганку, а потом опять вернётся к сестре мотать нервы. Но Виталий уверял меня, что нет, не вернётся. И хотя во время нашей беседы Муза бросала на него умоляющие взгляды, Виталий оставался непреклонным. Поэтому я был спокоен. С таким мужиком Муза как за каменной стеной.
А когда комнату Музы отдали обратно государству (как и комнату Виталия взамен на однокомнатную квартиру поближе к зоопарку), я совсем успокоился. Теперь в бывшей комнате Музы живут две улыбчивые старушки-сестры, учительницы на пенсии. Неля Тимофеевна всю жизнь проработала воспитателем в школе-интернате. А её сестра Алла обучала детей математике, и теперь частенько занимается с Ярославом, когда тот приходит помочь Маше.
Зоя-Зайка, которая метила в супруги Софрона, говорят, вышла замуж за директора птицефабрики в одном из областных центров, раздобрела, родила ему троих детей и сейчас ведёт вполне себе добропорядочный образ жизни.
Белла Симеоновна Колозян так и продолжает трудиться в Комитете советских женщин. Замуж она, хоть и грозилась, но так и не вышла. Продолжает проживать в коммуналке и дисциплину там держит крепкой рукой.
Герасим так и обитает в том же селе, работает в колхозе, дослужился аж до бригадира. Говорят, женился второй раз. На младшей сестре покойной Нонны Душечки. Они удочерили её дочь, а сейчас у них и своих уже то ли трое, то ли даже штук пять. В общем, Герасим в плане «мастерить детей» неожиданно оказался трудолюбивым стахановцем.
Но я рад за него.
Ложкина с Печкиным так и живут в костромском селе. Печкин всё также трудится главой сельсовета. Рассказывали, что развернулся он нынче на полную мощь, с размахом. К нему даже из других сельсоветов приезжали, чтобы уговорить чуток умерить свои амбиции, а то на его фоне все остальные выглядят крайне бледно. Но Печкин твёрдо намерен получить орден трудовой доблести и Ветерана труда, поэтому продолжает креативить с размахом. Сейчас вот борется за возможность открыть в селе то ли санаторий, то ли вообще сельскохозяйственный институт. И я уверен, что у него всё получится.
Варвара Карповна недавно приезжала проведать Ярослава, и заодно всех наших. Ночевать оставалась у нас, Дуся её привечает. А Ложкина уважает Дусю за хозяйственность. Навезла кучу деревенских гостинцев: и сала, и смальца, и бочковых огурцов, и ещё кучу всего. Так что Дуся осталась довольна. Они даже вместе ходили в интернат на родительское собрание. Мне потом Ярослав долго жаловался.
А вот у Орфея Жасминова, как всегда. Он привозил Галатею в чуланчик. И они даже какое-то время там жили. Но тут вернулись Пантелеймоновы. С маленькой дочуркой на руках. А Полина Харитоновна сразу же примчалась и привезла Кольку.
Но речь не об этом.
Когда Гришка обнаружил в чуланчике Жасминова, там такая драка была, что только благодаря Белле всё завершилось не в участке. В общем, еле-еле их разняли. А уязвлённый Гришка из вредности сообщил в деревню, Ложкиной. Та, соответственно, рассказала всё бывшему мужу Галатеи, Пашке-трактористу, который тщетно разыскивал беглецов. И тот моментально примчался.
На этот раз драка оказалась ещё более эпичной. Пришлось даже мне свои связи подключать, чтобы замять всё. Но Жасминов таки попал в больницу с трещиной в ребре. Пока он там прохлаждался, Пашка поколотил (в воспитательных целях) неверную Галатею, затем последовала бурная сцена примирения и супруги вернулись обратно в деревню. Ячейка общества была благополучно восстановлена.
Гришка потом долго ходил и злорадно хохотал над всей этой ситуацией.
Но как известно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
Жасминов вышел из больницы. Обратно в чуланчик. И как-то оно потом так получилось, что буквально через пару дней сбежал куда-то, аж, говорят, в Гагры, прихватив с собой Лилю.
А Гришка остался сам, с двумя детьми на руках.
Но вроде, Дуся говорила, а ей, в свою очередь, говорила Глаша, а той — Белла, что иногда к нему захаживает буфетчица из текстильного комбината. Приносит пирожки и вообще подкармливает. Так что, может, у них что-то ещё и получится.
Фаина Георгиевна живёт с мужем за городом, там у него дом. Чувствует себя прекрасно. Играет в театре у Завадского леди Макбет. Готовится играть одну из главных ролей в новом фильме о приключениях советских мелиораторов в Центральной Азии.
Говорила мне, что абсолютно счастлива.
У Валентины с Йоже Гале ничего, увы, не получилось. Всему виной расстояние и разные страны. Они даже какое-то время переписывались, но потом, вся любовь на расстоянии завяла. Валентину я давно уже не встречал, а вот с Йоже Гале я так и продолжаю вести кое-какие дела. При этом мы не исключаем, что в будущем замутим ещё какой-то подобный проект.
Успех фильма «Зауряд-врач» был выше ожиданий. Везде его встречали очень тепло, что очень хорошо отразилось на карьере как самого Йоже Гале (теперь его с удовольствием приглашают на съемки многих фильмов, правда все они на историческую тематику), так и остальных участников.
У Миши Пуговкина тоже после этого фильма пошла белая полоса. По моему совету, он начал принимать роли только в комедиях и сделал отличную карьеру на двадцать лет раньше, чем в том, моём мире. Теперь у него свой собственный дом. И трое детей. Я даже был у него однажды в гостях. Но как-то наша дружба сошла на нет, всё-таки его супруга меня отчего-то сильно невзлюбила, а это многое значит.
А вот у Богдана Тельняшева, наоборот, пошла «чёрная» полоса. Где-то он по-пьяни не так что-то сказал. Его сперва выперли из комсомола, затем за прогулы — с работы, а дальше он покатился по наклонной: пьянки, гулянки, драки. Говорят, старший Тельняшев с ним ох и намучился. Даже лишился своего поста в Главлите. Но мне их не жаль. Такова судьба всех мажоров и «золотых детишек». Сам же так воспитал своего сына.
О Лёле Ивановой мне ничего не известно. Я даже, ради интереса, просил разузнать всё Йоже Гале и тётю Лизу. Но никаких следов. Они с мужем и годовалой дочкой выехали в Америку. Там их следы благополучно затерялись. А жаль, мне до сих пор интересно, смогла ли вписаться Лёля в буржуазную жизнь, о которой она так мечтала.
Потому что вот та же Вера в семейную жизнь наигралась довольно быстро. Родила хорошего крепкого мальчика с узкими глазками, и буквально через полгода начала закидывать меня письмами, чтобы я помог придумать, как ей оттуда вернуться обратно в Москву. Там ей было «скучно, холодно и люди не такие». В общем, в этом вся Вера.
Ответ ей сочиняли всем коллективом, пытались вразумить. Даже Фаина Георгиевна ради такого приезжала из Подмосковья, где они с Котиковым счастливо живут в загородном доме.
Модест Фёдорович помирился с тётей Лизой. Сейчас они живут в Испании и разрабатывают какой-то новый проект по гидрированию связей на никелевых катализаторах (так Мулин отчим писал в письме). Я не знаю, что это значит, но после первых результатов они так воодушевились, что даже решили пожениться. Надежда Петровна восприняла эту новость в штыки, и даже хотела ехать разбираться, но кто же её выпустит.
Козляткин министром не стал. Более того, после того, как я ушел из Комитета искусств СССР на «Мосфильм», его карьера стремительно рухнула вниз. Сейчас он работает в отделе архивов, на тот самом месте, где когда-то трудилась Лёля Иванова.
Изольда Мстиславовна оставила работу секретаря и решила остаток дней провести «для себя». Она переехала из Москвы в Крым, поселилась рядом с Никитским ботсадом, и теперь выращивает какие-то совершенно экзотические растения по своим личным секретным технологиям, чем троллит сотрудников ботанического сада до истерик.
Сегодня был вторник. Сразу после работы я забежал к крестнице в коммуналку. Маша ещё была на работе, но Соньку Ярослав должен был уже привести домой из детсада.
Хотел её порадовать — от Йоже Гале передали импортное барахло для реализации, и среди вещей была кукла. Анфиса уже перестала играться, поэтому решил занести Сонечке.
В квартире никого не было. И я решил подождать, покурить в форточку.
Вышел на кухню и увидел… Нину.
После того памятного кинопоказа, мы с нею больше не виделись. Мне иногда даже казалось, что она всячески избегает меня.
И вот сейчас мы столкнулись с нею, буквально лоб-в-лоб.
Она сидела на кухне за столом и, в ожидании, пока варится ужин, пила чай.
— Муля… — при виде меня, она вздрогнула, чайная ложечка обиженно звякнула о край блюдца.
— Здравствуй, Нина, — сказал я моментально ставшим хриплым чужим голосом.
— Тебя давно не было видно, — пробормотала она и отвела взгляд.
— А скоро меня вообще здесь не будет, — вздохнул я, — получил вчера из Министерства бумагу. Меня просят возглавить новый международный проект. Его будут делать на Кубе. Так что надо ехать… скоро уже…
Нина молчала. Только сильно побледнела.
— Понимаешь, я буду там два или три года. Потому что это очень большой проект. Я хочу сделать сериал… — начал объяснять я, — серий на сто-сто тридцать. А потом…
— Муля!
— Что?
— Возьми меня с собой, — вдруг тихо попросила Нина и посмотрела на меня своими невозможно синими глазами…