Муля не нервируй… Книга 7 (СИ)

Глава 5

Сегодня было солнечно и тепло. На съёмочной площадке, казалось, собрались все: даже те артисты, которые не были задействованы в пересъёмке сегодняшней сцены. Всё дело в том, что сегодня должны были приехать из Главлита смотреть, на каком этапе движутся съёмки, и когда фильм будет закончен. По сути, это была эдакая негласная проверка готовности, поэтому все и волновались, крутились здесь и хотели обязательно попасть на глаза начальства, чтобы было видно их важную роль в этом проекте.

Съёмочная площадка гудела, как растревоженный улей. Звукооператоры, гримёры, костюмеры и тому подобная публика суетились туда-сюда, и от всего этого размеренного, делового гула у меня было прекрасное настроение. Было приятно наблюдать за таким вот рабочим процессом.

Актёры сбились в две кучки. Причём я с удовольствием заметил, что все они были вперемешку — как наши советские, так и югославские актёры вместе, а на кучки они распределились скорее по возрасту. Одна кучка, поменьше, которую возглавляла Фаина Георгиевна, Рина Зелёная и тому подобная публика, а вторая же кучка — там царил Миша Пуговкин и югославская актриса по имени Йована, и также другие парни, и девчонки, всех имён которых я даже и не пытался запомнить. Там же я заметил и Аллу Мальц.

Пока высокое начальство ещё не прибыло, я прошёлся по площадке, здороваясь со всеми, кое-кому улыбаясь, у кого-то спрашивая, как дела. В общем, постарался максимально с каждым перекинуться добрым словом.

И вот я подошёл к молодёжи.

— Товарищи! — как раз весело говорил высокий веснушчатый парень, если я не ошибаюсь, он был помощником костюмера, — вот, когда закончится наш проект, я предлагаю всем выехать коллективом на природу, снять домики и два дня пожить там! С костром, и с песнями. Это же так здорово! Давайте отпразднуем это событие, как и полагается. У нас на «Мосфильме» всегда так.

— Я не смогу, я на работе, — расстроенно воскликнула девушка с белокурыми локонами, которая играла в массовке, но с удовольствием общалась с остальными артистами, и они принимали её в свою компанию.

— Алла, можно тебя на минуточку? — кивнул я, стараясь говорить тише и не мешать им.

— Да, конечно, Муля, — улыбнулась она.

Мы с ней уже давно перешли на более неформальное общение, и называли друг друга на «ты» и по имени.

— Слушай, Алла, я хотел спросить такое, — сказал я и изобразил небольшое смущение. — Ты же слышала, что этот проект у меня практически отжал Тельняшев для своего сына?

— Да, — кивнула она, — Что-то такое я слышала. Но особо в эти бюрократические игры я не влезаю.

— Так вот, Алла. Ты в курсе, что я планировал снимать вторую часть этого фильма? А вообще, если честно, я планирую ещё и сериал сбацать по этому сюжету, — поделился с нею своими планами я, — только это между нами. Ладно?

— Хорошо, — она кивнула, глаза её аж заблестели от любопытства.

— И вот я тебе что хочу сказать: в моём сериале в главной роли будет не Миша Пуговкин, не зауряд-врач, а главное будет женская роль. Потому что для нас, для советской страны, важно сейчас поднять роль женщины и показать, как она справляется с трудностями, невзирая на исторические обстоятельства. Потому что, сама понимаешь, это идеологическая необходимость, которая стоит на повестке сегодняшнего дня.

Алла Мальц кивнула. Может быть, она ничего и не поняла, но кивнула согласно.

Я же продолжал закидывать дальше:

— И эта роль по своему наполнению предназначена для молодой девушки…

Кажется, до Аллы что-то начало доходить. Она вспыхнула, глаза её сверкнули, и всё же она не выдержала и спросила:

— Муля, я правильно поняла, у меня тоже есть шанс попасть на эту главную роль?

— Увы, Алла, — деланно вздохнул я, — особого шанса у тебя нету. Если… я ещё раз подчёркиваю, если ты слышала, что на этот проект наложил лапу Тельняшев, поэтому как оно дальше будет и что — всё будет зависеть только от него.

— А как же ты? — удивилась Алла.

— Я… ну, если получится отжать у Тельняшева и отстоять свой проект, то я бы, конечно, продолжил снимать это всё, и в главной роли я бы видел, конечно же, только тебя. Ты себя показала очень даже достойно. Потенциал у тебя есть. Немного, конечно, надо бы техник актёрских подучиться, но тут можно Фану Георгиевну попросить… А вот если не получится… ну, тогда ты видишь, вон он там, возле камер, с рыженькой девушкой стоит? Думаю, он, видимо, её и возьмёт.

— Да, Зойка наглая, как собака, постоянно лезет во все дыры, и Богдан её во всём поддерживает, — фыркнула Алла, сердито глядя на Тельняшева-младшего, который любезничал с девушкой, а потом они вдвоём тихонько ушли с площадки.

— Ну вот так, Алла. Так что я тебе пожаловался. Сейчас я уеду в Якутию…

— Зачем в Якутию?

— Да, взял небольшой отпуск. Там надо дела отца порешать. Он же жил в Якутии, не успел там забрать кое-какие вещи, и так, по-мелочи… вот и попросил меня съездить.

— Так это же так далеко! — изумилась Алла.

— Да ничего, ещё зима ведь не началась, так что успею туда-сюда обернуться. А вот за это время, боюсь, что все сливки с проекта и сам проект заберёт Тельняшев. Вот такие вот дела, Алла. — Подытожил я и вздохнул, — в общем, я тебе перспективу обрисовал. Чтобы ты знала, что у тебя есть все возможности. Я просто хотел тебя подбодрить. Вот. Так что, может быть, когда он станет руководителем, ты к нему подойдёшь и попросишься на главную роль. У тебя получится сыграть хорошо. Я уверен.

Я отошёл, оставив Аллу в глубокой задумчивости. Пусть подумает и отрефлексирует мои слова. Что со мной у неё есть перспектива и шанс, а вот с Тельняшевым у неё ноль — он её не возьмёт даже в массовку после того, как она отвергла его предложение встречаться. Честно говоря, я очень надеялся, что она подключит своего дядю. На сегодняшний день, пока я возьму якутскую паузу, мне любая поддержка будет очень кстати. Особенно такая весомая.

Отпустив задумчивую Аллу, я вернулся к поточным делам. Ко мне подбежала какая-то дама из отдела по финансам и бухгалтерии, протянула акты.

— Это чтобы я расписался? Что это? — поморщился я.

— Расходники для лошадей, — сказала дама и скривилась. — Никогда наш Комитет искусств этим не занимался, а сейчас финансирование идёт напрямую. Я уже устала все вот эти позиции прописывать! Две банки мази Вишневского для лошадей! Через финансирования Комитета искусств СССР! Кому скажи — засмеют!

— Ну ничего, потерпите, — подбодрил её я. — По окончании проекта все получат большую премию. Это однозначно.

Дама просияла, схватила подписанные акты и унеслась. На её место пришёл Альбертик, секретарь Козляткина, и принёс ещё более пухлую папку с документами.

— Здесь и здесь надо расписаться. А потом мы сделаем приказы, а также надо завизировать, что мы распланировали вот это мероприятие, — ткнул он пальцем в один из листов.

Пока я вчитывался в это всё, в общем, суета закрутила-завертела, и очнулся я, когда прошло часа два. Боссы из Главлита всё не появлялись, народ уже измучился ожиданием, и тут наконец кто-то крикнул:

— Едут!

Моментально все выстроились, так как и договаривались. Поначалу пошла съёмка сцены, когда раненого солдата несут на носилках, а навстречу идут крестьяне. Сразу мужчины-актёры бросились к носилкам, а Миша Пуговкин торопливо туда лёг.

— И вот они понесли героя! Только поосторожнее несите, — засмеялся он тихо.

— Начинаем! — крикнул звукооператор и возмущённо заорал. — Понесли! Где дождь? Нужен дождь!

— Дайте дождь! — закричал Йоже Гале и ещё кто-то тоже подхватил эти слова.

Прибежали два парня с брандспойтом и принялись обильно поливать через деревянное сито актёров. Получился действительно дождь.

— Ещё больше дождя! — заверещал Йоже Гале, хоть вода уже стекала по актёрам ручьями.

Больше всех страдал Миша Пуговкин — вода буквально затопила его в носилках, и я уже забеспокоился, что он там и утонуть может. Но нет. Вроде ещё пока держится.

— Пошли-и-и-и! — взревел Йоже Гале и солдаты, оскальзываясь на размокшем чернозёме, побрели, мужественно таща на себе носилки с Мишей и подбирая выше колен замызганные шинели.

— Пленного немца выпускайте навстречу! — опять крикнул Йоже Гале и высокий серб в драном кителе, который играл немца, вышел навстречу…

Съёмки шли полным ходом. Актёры старались, помощники с брандспойтом изображали дождь, Йоже Гале и звукооператор орали то на актёров, то друг на друга. Остальные тоже рассосались по своим местам и изобразили срочный приступ трудоголизма.

В этот момент на съёмочной площадке показалась процессия из четырёх человек. Всех я их не знал, но среди них были знакомые лица: Тельняшев-старший и тот мужичок, с которым мне пришлось воевать ещё по Институту философии. Свинцов, кажется.

Кстати, он посмотрел на меня взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Впрочем, и Тельняшев-старший не обласкал меня вниманием. Остальные явно тоже относились ко мне с превеликим предубеждением — очевидно, Тельняшев их здорово накрутил.

— Что здесь происходит? — сказал он деловым тоном и склочным голосом. — Где Богдан?

Я не ответил, так как не посчитал нужным. Да и при всём моём отношении к Богдану, сдавать его родителю, что он, вместо того, чтобы принимать ответственную комиссию из Главлита, ушёл с девушкой.

К ним подбежала Таисия Владимировна, полная дама лет за сорок, которая постоянно вертелась вокруг Богданчика и была его, как бы это выразиться… «фрейлиной».

— Бубнов! Вы меня не слышите⁈ Что у вас здесь происходит? — поджал губы Тельняшев-старший, недовольный, что был вынужден повторить вопрос.

Я пожал плечами и кивнул на съёмочную площадку:

— Переснимаем сцену номер девять.

— Но почему вы её переснимаете? — влез толстый мужик с огромной проплешиной на всю голову. — Финансирование было фиксированным! Если вы некачественно подготовили сцену, то переснимайте её, пожалуйста, за свой личный счёт!

— Пересъёмки нескольких сцен изначально включены в смету, — спокойно ответил я. — Это нормальный киношный процесс. Всегда может внезапно пойти дождь или, наоборот, нет солнца, и съёмку осуществить не удаётся. Кроме того, аппаратура тоже может в любой момент выйти из строя, или же артист плохо сыграет. Это нормальный процесс, и мы это всегда предусматриваем в смете.

Чиновник посмотрел на меня и не ответил ничего, поджав губы так, что они превратились в тоненькую белую ниточку.

— Так, — протянул Тельняшев-старший. — А здесь что у вас творится? Что за цирк?

Он ткнул пальцем в группу гримёров, костюмеров и прочих, которые сгрудились поодаль и с интересом смотрели на нас.

— Это обслуживающий персонал, — пояснил я. — Они должны присутствовать на съёмках в обязательном порядке, и если нужно подправить грим актёру или порвался там, к примеру, костюм, то они сразу же вносят исправления.

— И что, такая толпа постоянно вносит исправления? — с неудовольствием хмыкнул второй незнакомый мужик, высокий и тощий, примерно лет под шестьдесят, и, не выдержав, люто гаркнул. — Дармоеды!

— Да, именно так, к сожалению, — сказал я и развёл руками, для того чтобы дополнительно аргументировать свои слова, — понимаете, съёмки — это очень сложный процесс, поэтому для того, чтобы снять даже двухминутный сюжет, приходится задействовать огромные ресурсы.

— Да, да, да, вы задействуете огромные ресурсы, а деньги платит наша страна, — фыркнул Свинцов, мой давний недруг из Института философии.

— На содержание Института философии она же деньги платит, — усмехнулся я, — чем мы хуже?

Товарищ Свинцов побагровел и почти задохнулся от возмущения, и не нашёлся, что ответить.

— Я считаю, что следует отстранить товарища Бубнова от работы в проекте, — процедил зло тощий мужик.

— Поддерживаю, — кивнул толстый.

— Составим акт и срочно заменим руководителя, — добавил Тельняшев и с триумфом посмотрел на меня. — Давно пора было это сделать, раз Бубнов не справляется со своей работой.

Они отошли и начали обсуждать меня, при этом демонстративно не обращая на меня внимания.

Ну и ладно. Я смотрел на них и думал: чёрт с вами, а ведь я такой мощный проект вытянул. В любом случае Фаину Георгиевну они из киноленты не вырежут, и Мишу не вырежут, и Рину. А я чем мог — всем им помог. Насколько я понимаю, этот проект даст Фаине Георгиевне возможность претендовать на главные роли в других фильмах и в театрах. Вениамин Львович Котиков тоже подозрительно часто крутится рядом, и, чую, дело тут нечисто. Живёт она сейчас в нормальной квартире. Материальное положение после выхода этого фильма у неё тоже существенно улучшится. Это однозначно.

То есть, по сути, всё, что я планировал изначально, когда я только попал сюда, я выполнил. И на сегодняшний день перед Фаиной Георгиевной у меня больше нет никаких долгов. Остаются кое-где небольшие мои недоработки, которые я должен доделать: к примеру — помочь той же Вере, помочь ещё кому-то, надо вспомнить. По сути, всех остальных я уже нормально пристроил.

Миша Пуговкин живёт в прекрасной квартире. Я думаю, что, если он там какое-то время ещё поживёт, то вполне сможет оформить её на себя. Я уже переговорил с Изольдой Мстиславовной о том, что надо это сделать. Она обещала посодействовать.

Дуся останется жить в нашей четырёхкомнатной квартире. Если даже что-то там пойдёт не так, к примеру, её оттуда та же Мулина мамашка выпрет, то у неё есть свой неплохой участок и садовый домик, и она там сможет жить.

Кроме того, у неё есть комната в коммуналке, так что Дуся не пропадёт. Конечно, хотелось бы ей оставить что-то получше, но пока так — чем смог, тем помог. Надо будет ещё на сберкнижку ей немного денег положить. Причём сегодня же не забыть это сделать. Ну, в крайнем случае, завтра.

Всем остальным друзьям, соседям и родственникам я и подсказывал, и советовал, и помогал. Модест Фёдорович с Лёлей Ивановой уезжают через четыре дня, документы уже все практически подготовлены, сумки сложены, остаются только небольшие какие-то нюансы, с которыми они могут справиться уже и сами, а там уже дальше, как будет. Тётя Лиза ждёт Модеста Фёдоровича, и я надеюсь, что у них всё получится. А может, даже, если очень повезёт, то они найдут друг друга не только в науке.

Лёля будет жить с этим югославом Петером — тоже нормально. И даже у Валентины тоже всё нормально, хоть и некрасиво мы расстались. В общем, по сути, всё у всех хорошо. Единственное, кому я особо не помог, так это Белле и Вере. Ну, с Верой всё понятно. Я думаю, что даже если что-то и случится, то Дуся её не бросит. А вот Белла… ну что же, она единственный человек, кому я особо и не помог, так, подсказал пару вариантов. И на том всё. Но я же тоже не всемогущий и всем помочь не могу.

Так что чёрт с ним, с этим проектом. А я еду в Якутию! Может быть, там у меня начнётся совершенно другая жизнь?

Так я рассуждал, стоя на площадке, и даже не прислушивался, о чём бормотали эти наглые чиновники. И тут вдруг я заметил необычайное оживление на поле, на котором проходили съёмки. Бежал Козляткин, и лицо его было сосредоточенным и каким-то одухотворённым, что ли. За ним торопливым шагом шёл Большаков, который буквально под ручку сопровождал высокого мужчину в добротном костюме и тёмном плаще нараспашку. Сзади шествовало ещё несколько человек, какие-то, очевидно, секретари, судя по строгим дорогим плащам и по количеству папок и бумаг подмышками, а также портфелей.

Неужели получилось? — мелькнула мысль, — ай да, Муля, ай да мамкин сын!

И тут я услышал, как среди проверяющих, которые отжали у меня этот проект, испуганно прошелестело:

— Да это же сам Первухин! — вдруг воскликнул толстяк тоненьким испуганным голосом. — Первухин! Что он здесь делает?

Группа во главе с Первухиным, Козляткиным и Большаковым направилась в нашу сторону. Проверяющие из Главлита вытянулись буквально в струнку и поедали Первухина преданными глазами. Я стоял молча и наблюдал, чем всё закончится. Было необычайно любопытно: вздрючит их Первухин или очень сильно вздрючит?

Когда группа Первухина поравнялась со мной, он поздоровался с нами всеми:

— Здравствуйте, товарищи.

Остальные его секретари закивали синхронно.

— Здравствуйте, здравствуйте. — Засюсюкали из Главлита.

Я поздоровался спокойно и старался не вмешиваться, особо не отсвечивая и наблюдая со стороны.

— Товарищи, как проходят съёмки? Есть ли успех? Какие затруднения? — спросил Первухин, кивнув на съёмочную площадку, где в это время мокрые изгвазданные в глине солдаты изображали, как им тяжело вытаскивать мокрую раненую лошадь из мокрой канавы, и злой оператор с камерой постоянно заставлял их переделывать, и всё кричал и возмущался. И Йоже Гале от него не отставал.

— Это идёт съёмка, — сказал Тельняшек, затем посмотрел на меня и велел. — Бубнов, объясните!

Я посмотрел на Тельняшка и спокойно пожал плечами:

— Вы же меня отстранили от проекта, сами и объясняйте.

— Иммануил Модестович Бубнов? — внимательно посмотрел на меня Первухин.

Я кивнул:

— Я.

— Вы, как руководитель проекта, скажите мне, когда мы сможем посмотреть черновой вариант? И приедут ли югославы на это мероприятие?

— Да, пожалуйста… — я начал рассказывать о проекте и о перспективах на будущее.

— Прекрасно, — кивнул Первухин. — А что такое говорит этот товарищ, по поводу того, что вас отстранили от проекта?

— Да вот, эти товарищи из Главлита считают, что моя работа неэффективна, — наябедничал я, стараясь, чтобы злорадство очень уж явно не прозвучало в моём голосе.

Тельняшев и остальные побледнели и, кажется, старались не дышать.

— А вот Партия так не считает, — обличительно покачал головой Первухин и укоризненно посмотрел на них. — Мы очень рассчитываем на этот проект, который под вашим руководством, товарищ Бубнов, займёт достойное место среди, я уверен, лучших кинофильмов нашей страны и всего мира. И мы, а особенно Иосиф Виссарионович, ждём, когда этот фильм будет уже смонтирован, и желаем посмотреть на него.

— Как скажете, — кивнул я. — Осталось совсем немного, но только главное, чтобы мне не мешали из Главлита. Сейчас этап цензурирования ещё будет, и я чувствую, что фильм может провалиться.

— Иосиф Виссарионович будет расстроен, — подчеркнул последнюю фразу Первухин и многозначительно посмотрел на Тельняшева.

Тельняшев побледнел ещё больше:

— Да что вы такое говорите, товарищ Бубнов! Мы пропустим! Это прекрасный фильм, и всё хорошо с ним будет хорошо! Михаил Георгиевич, послушайте! Товарищ Бубнов по молодости ошибается, никто его от проекта не отстранял. Мы просто дали некоторые рекомендации. Так сказать, в рамках своих полномочий…

— Вот и прекрасно, — усмехнулся Первухин, который всё прекрасно понял. — Продолжайте работу, товарищи. А от вас, товарищ Бубнов, я жду отчёта, и надеюсь, что всё будет нормально.

С этими словами он развернулся и пошёл по полю. Большаков посмотрел на меня красноречиво, затем зыркнул на Тельняшева и преданной рысью побежал вслед за Первухиным. Козляткин и остальные секретари устремились тоже.

Я же остался на поле, провожать не пошёл. Первухин и его свита ушли, а главлитчики растерянно стояли и смотрели на меня.

Краем глаза я заметил, как Алла Мальц перекинулась с Первухиным взглядами, затем, когда уже высокие гости покинули съёмочную площадку, она посмотрела на меня и красноречиво подмигнула.

Ну что ж, я был абсолютно прав, когда сделал ставку на неё.

А вечером ко мне прибежала Валентина.

— Муля, — воскликнула она прямо с порога, — я много об этом думала! И я хотела извиниться! Прости меня, пожалуйста, я была не права. Понимаешь, я себе что-то там нафантазировала, надумала, но мы с тобой друзья и соратники, для меня это самое главное. Прошу, позволь мне остаться твоим другом и не гони меня, пожалуйста…

Она ещё что-то там лепетала, постоянно краснея и сбиваясь.

— Да тише, тише, Валентина, что случилось? — удивлённо посмотрел я на неё.

— Ну вот… ты… вот я…

— Всё нормально, — сказал я, — и никто тебя никуда не гонит. Мы с тобой продолжаем и дальше общаться.

— Тогда я пойду собираться в Якутию? — просияла она.

— Нет, Валентина, — покачал головой я, — в Якутию поедет Вера.

— Как же так? — залепетала Валентина и на глазах её показались слёзы. — А как же я?

— А вот так, — ответил я, но, видя, как у неё вытянулось лицо, поспешил её успокоить, — Не переживай. Понимаешь, для Веры очень важно найти себя и изменить свою жизнь. Поэтому она и едет со мной в Якутию — для того, чтобы посмотреть, существует ли другая жизнь за пределами Москвы. У тебя же и так всё нормально, тебе сейчас нужно закончить последний курс университета. Вот. А дальше мы с тобой ещё куда-нибудь поедем.

— Но ты и Вера… — пролепетала Валентина и густо покраснела.

— Нет, не выдумывай! Мы с нею просто друзья и соратники. Она мне много помогла. Да ты же сама помнишь, как тогда с Институтом философии вы на Александрова искали компромат. Ты много помогла, вот, и она тоже. Поэтому я считаю, что я должен теперь помочь ей.

— Ну, хорошо, — вздохнула Валентина и с надеждой посмотрела на меня. — А когда ты уезжаешь в Якутию?

— Мы уезжаем с Верой, — поправил её я. — Через неделю. Сейчас Модест Фёдорович уедет в Югославию, закончатся съёмки, и когда звукорежиссёры и операторы сядут монтировать фильм вместе с Йоже Гале и другими киношниками, я возьму небольшой отпуск и уеду.

— Я буду тебя ждать, — тихо вздохнула Валентина. — Только возвращайся поскорее…