— А Владычецей морскою ты заодно стать не хочешь? — спросил я, придав своему голосу максимальную ядовитость. — Чтоб уж наверняка?
— Но ты же Ивановой вон как помог! А Пуговкину так вообще свою квартиру отдал! И с Раневской поменялся! — возмущённо воскликнула Лариса, — ты всем помогаешь, а про коллег из общего кабинета, даже не думаешь!
— А ты?
— Что я? — не поняла Лариса.
— А ты кому-нибудь помогала? Хоть разочек? Ты вон даже мужа, который не буржуин, и то решила выбросить за ненадобностью и сменить на более пробивного.
Мария Степановна со своего угла осуждающе хмыкнула.
— Но я передумала! Я же сказала! — пошла на попятный Лариса.
— Надолго ли? И с какой стати я должен тебе помогать? Потому что твой стол стоит рядом с моим? И поэтому я должен тебе организовать квартиру? А то твой муж только журналы читает и всё?
— Хам! — Лариса психанула и выскочила из кабинета.
Дверь хлопнула так, что часть папок упали на пол. Пришлось вставать, собирать их обратно.
— Перебор, Бубнов! — неодобрительно сказала Мария Степановна, вытащила кошелёк из потёртой сумочки и тоже вышла з кабинета, оставив меня, наконец-то в одиночестве.
В столовую пошла, однозначно. Будут сейчас сидеть там с Ларисой, обсуждать, какой я гад и заедать негодование сахарными булочками.
Но я на них не сердился.
Как бы ни были несправедливы слова Ларисы, да и Марии Степановны тоже, но по сути та же Лариса сейчас была лакмусовой бумажкой той ситуации, в которую я угодил после попадания в этот мир.
Известно, что любое действие рано или поздно приводит к последствиям. И не всегда они комплементарны. Часто — совсем наоборот. И даже самое доброе, хорошее побуждение может в результате привести к такому, что мало не покажется.
Поэтому я сейчас, глядя в окно, понимал: когда я только сюда попал, я сразу начал всем помогать. Сработал комплекс защитника, комплекс попаданца, если можно так выразиться. Сначала я помогал Фаине Георгиевне, затем соседям по коммуналке, затем каким-то коллегам, друзьям, окружающим… И в результате, если посмотреть на мою жизнь, которая сложилась у меня сейчас здесь, — сейчас я уже помогаю всем.
При этом из тех, кому я помогаю, мне практически не помогает никто. Даже вот то, что та же Вера поехала со мной в Якутию или там Валентина увязалась следом, — даже это все равно не аргумент: потому что обе они имеют в основе своих действий какие-то личные мотивы, которые ко мне не относятся никак, или очень косвенно.
По сути, на сегодняшний день ко мне бескорыстно относятся только два человека: это Дуся, которая ради меня готова на все и ничего абсолютно не ожидает в ответ, и Фаина Георгиевна. Раньше ещё и Модест Фёдорович тоже также относился, примерно до того момента, как он спутался с Машей; и даже после того его поведение слегка изменилось. Все же остальные, включая и Надежду Петровну, родную мать Мули, и Адиякова, и остальных, — все они постоянно чего-то от меня, от Мули, ожидали.
Я рассмеялся невесело. Странно. Если так посмотреть, то я — крутой коуч, высокорейтинговый наставник по лидерству, по психологии, по всему вот этому. У меня клиентура была от самых топовых бизнесменов до кризис-менеджеров гигантских корпораций. И везде я давал им всем правильные советы и помогал добиваться по жизни многого. И вот, невзирая вот на такой багаж моих знаний, я неожиданно сам для себя угодил в ловушку. В такую ловушку, которую я сам себе и расставил. Потому что своими действиями я незаметно, как для себя, так и для окружающих, приучил всех, что я должен всех обслуживать, всем помогать, всем я чего-нибудь должен. И люди привыкли, и уже страшно обижаются и удивляются, когда вместо ожидаемого исполнения их желаний, я начинаю притормаживать или вообще им отказываю.
И это проблема не только моя. Это проблема, прежде всего, всех тех — я назову их «добрыми», — всех тех добрых людей, которые причиняют окружающим добро, которые творят справедливость. Окружающие садятся им очень быстро на голову. И потом, после того как они уже привыкли получать вот это вот всё, и вдруг добрый человек перестаёт хоть один раз что-то для других делать, — это уже воспринимается как страшное оскорбление, как обида: как это вдруг, почему кормушка оборвалась?
Я покачал головой. Да я и сам не заметил.
Хорошо, что по возвращении меня из Якутии произошли эти несколько эпизодов — а именно отказ жены Миши Пуговкина приютить детей на пару дней, отказ Надежды Петровны позволить Муле самому делать выбор, а также возмущение Ларисы о том, что я обязан прийти ей на помощь с квартирой, — это все маленькие винтики большой махины тех проблем, которые я сам себе водрузил на шею.
И сейчас у меня стоит следующая главная задача: перестать помогать всем! Перестать помогать как минимум бескорыстно и отучить их ожидать от меня, что я должен бежать по первому их зову со всех ног, тратить своё время, силы, ресурсы и остальное для исполнения их хотелок. И вот это я сейчас и буду исправлять.
Да, с такими людьми, как я, — с лидерами, с первыми во всём, с людьми, которые многого по жизни добились, — постоянно такое происходит. Вокруг сильных людей, вокруг вожаков стаи, всегда собираются вот эти мелкие шавки, прихлебатели — ну, так я назову, не в обиду, конечно, — которые подбирают крохи со стола вожака, а потом, осмелев, уже начинают пытаться урвать его еду прямо у него из-под носа. И ещё и огрызаются на его недоумение.
И меня такая ситуация не устраивала совершенно.
Итак, здесь, в кабинете, я принял решение, что отныне я помогаю Фаине Георгиевне, потому что это изначально была моя цель. В принципе, я ей уже практически во всём помог: осталось закрепить её успех, проконтролировать и убедиться, что её будут брать и дальше на главные роли. И второе — всё-таки я планировал выдать её замуж, помочь устроить как-то ей личную жизнь. Все остальное — дальше пусть она уже сама. Я не буду отказывать ей в кое-какой помощи, подсказке, совете, своём добром расположении, но не больше.
И второй человек — это Дуся. Потому что Дуся, по сути, это даже больше, чем родная мать. Это такой очеловеченный, воплощённый в физическую оболочку ангел-хранитель. Я не знаю, что бы я без неё делал. И здесь дело даже не в её пирогах и рагу из кролика. Дело в том, что я всегда знаю, что мне есть к кому вернуться, что меня кто-то ждёт и кто-то обо мне беспокоится.
И для каждого человека, даже такого одинокого, как я — а все лидеры, все талантливые, пробивные люди, они, как правило, в душе очень одиноки, — поэтому наличие вот такой вот «Дуси» — это очень много даёт. Потому что, когда человек живёт активной жизнью, имеет активную жизненную позицию, идёт по жизни, добивается всего, то у него расходуется масса жизненной энергии. И возобновить эту энергию можно, по сути, только двумя путями.
Первый путь — это искусство. То есть походы в театр, просмотр каких-то фильмов, только не обычных, а высокоинтеллектуальных, прослушивание оперы, знакомство с шедеврами классики, чтение классической литературы.
И второй — это природа. Но тут тоже надо понимать, куда и на какую природу нужно выходить, чтобы подзарядиться. Потому что есть всё-таки места, которые забирают энергию, а есть, которые — отдают. Главное — понять, какие места являются местами силы для каждого конкретного человека. Это можно определить только интуитивно, опытным путём.
Ещё, говорят, тоже даёт подпитку спорт и секс. Но это уже по пирамиде Маслоу самая нижняя черта. И ещё еда. Но это основные, физиологические потребности, поэтому они дают только кратковременные энергетические сдвиги. А вот главное, что даёт человеку силы, что даёт человеку энергию, — это вот такая вот «Дуся». Иногда это мать. Иногда — ребёнок. Иногда — друг. Иногда — наставник. Это понимание, осознание того, что тебя кто-то ждёт, что ты кому-то нужен, причём нужен не из-за того, что ты там директор фабрики или главный редактор крутого журнала, а просто потому, что ты существуешь. Это примерно так, как ребёнок знает, что его ждёт мать. Мать знает, что её ждёт и любит ребёнок. И вот у каждого человека, у кого есть вот такая Дуся — пусть это и не родная мать, — это, по сути, и есть то место силы, откуда идёт вот этот поток жизненной энергии.
Поэтому Дуся у меня всегда будет на первом плане. Даже невзирая на всех остальных. Остальные — опционно. Да, есть ещё родители у Мули, отчим и так далее, какие-то там друзья, та же Белла… Но на них всех я буду теперь смотреть по ситуации.
Я принял такое непростое решение и словно гора свалилась у меня с плеч.
Дышать стало легко-легко.
И когда вернулись мои надутые коллеги, мне было абсолютно всё равно на их косые взгляды. И на их подчёркнутый игнор.
А вот якутские украшения он не сняли…
К Тамаре Захаровне, начальнице отдела, я заходил с более пасмурным настроением, чем было с утра.
— Здравствуй, товарищ Бубнов, — улыбнулась она мне, явно ожидая подарков. — Ну, как там отпуск? И не загорел ты что-то, как был бледный, так и остался.
— Да потому что я в Якутию ездил, — ответил я. — А там, сами понимаете, отнюдь не крымский климат.
Тамара Захаровна рассмеялась.
— А это вам. — Я положил перед ней на стол красиво упакованную коробочку.
— Что это? — заинтересовалась она.
— Это якутские украшения из оленьей кости.
Тамара Захаровна торопливо полезла в коробочку и вытащила красивый браслет.
— Ах, какая прелесть! — заахала она, примеряя себе на руку.
— Вам идёт, — подольстил ей я.
— Мне всё идёт, — с неуклюжим кокетством ответила она.
Затем посмотрела на меня поверх очков, прищурилась и сказала:
— Муля, я хотела тебе сказать одну важную вещь. Отнесись к моим словам со всей серьёзностью. Имей в виду, что сейчас готовится большая провокация, и, скорее всего, тебя могут крупно подставить. Так что потом будет даже служебное расследование. Поэтому все бумаги, которые тебе дают на подпись по твоему проекту, сам не подписывай, а согласовывай со мной сначала. Ты меня понял?
— Понял, — кивнул я.
— Вот и прекрасно.
Перекинувшись ещё парой ничего не значащих фраз, я вышел из кабинета.
Шёл по коридору и думал: что это было? Тамара Захаровна вдруг прониклась заботой обо мне? Или же наоборот?
Вечером, уже дома, я спросил у Дуси, как там Алёша и Анфиса.
Дуся сразу же напустила на себя вид, что она вообще не при делах. Но по её хитрым глазам я прекрасно видел, что она в курсе дела. Бьюсь об заклад, что она туда каждый день бегает. Если и не дважды.
Я повторил вопрос (мне не трудно).
Дуся пожала плечами и не ответила. Повисло молчание, которое затягивалось. Затем она первая не выдержала и недовольно фыркнула, но всё же выдавила из себя:
— Нормально.
— Точно нормально? — переспросил я. — Ничем помочь там не надо? Это же мои брат и сестра. Родные. Я вот что думаю… скоро ведь приедет Йоже Гале, и, возможно, надо ему заранее заказать для детей что-то из одежды. Вот только я не понимаю, что именно нужно? Может быть, ты бы поговорила с Надеждой Петровной, и вы бы составили список?
Глаза у Дуси полыхнули интересом.
— Да, конечно, мы поговорим!
И после этих слов информация из Дуси полилась потоком. Лавиной. В общем, в семье Адияковых сейчас большой конфликт. Надежда Петровна с Павлом Григорьевичем крепко поссорились и не разговаривают. Точнее, при детях они разговаривают и делают вид, что всё хорошо, но при этом спят в разных комнатах и по возможности переругиваются.
— А что же случилось? Из-за чего они поссорились? — спросил я, чтобы прервать Дусин водопад подробностей.
— Да вот Надежда Петровна записала их в музыкальную школу. Анфису на скрипку, а Алёшу на фортепиано…
— Ну так это же хорошо, — посмотрел я на Дусю.
— А вот Павел Григорьевич категорически против. Он говорит, что дети не ещё адаптировались, они не знают русского языка, и как они будут там, в музыкальной школе. Это будет большая проблема.
— Да почему же проблема? — удивился я. — Всё равно их кто-то туда же будет водить: та же Надежда Петровна, или ты, или ещё кто-нибудь, может, наймут они помощницу. И в принципе основные слова можно им переводить. Дети же очень быстро привыкают. А как они социализируются, если их постоянно держать в закрытой квартире и не давать им общаться со сверстниками?
Дуся задумалась, затем медленно кивнула.
— Я тоже так думаю. Но Адияков упёрся, и всё.
— Я поговорю с ним, — сказал я.
— Это было бы замечательно! — расцвела Дуся и тут же наябедничала: — А ещё прибегал Миша Пуговкин. Но тебя не застал и просил тебе не говорить, что он прибегал.
— Да? Что он хотел? — я отмахнулся, потому что после той ситуации на Котельнической, когда его жена не захотела взять детей, я как-то поменял своё мнение по отношению к их паре.
— Да, вот он тебя лично хотел увидеть, но я так поняла, что он переживает за жену.
— А что там опять не так с его женой?
— Да то, что она не захотела взять детей, и он теперь… — Дуся сбилась.
— И он абсолютно прав, — сказал я. — Я, например, это воспринял как обиду. И я считаю, что, проживая в моей квартире, взять детей на один-два дня, сделать для меня услугу… это можно было бы и сделать.
Дуся на меня посмотрела укоризненно.
— Я понимаю, что ты думаешь, что раз я их пустил в ту квартиру, то теперь они мне всю жизнь должны… Не должны. Но вот иногда даже мне поддержка нужна. Бывают такие ситуации, когда нужно плечо друга, а его-то как раз и не было.
— А много у тебя друзей? — вдруг сказала Дуся и посмотрела на меня испытывающим взглядом.
Я задумался. Так-то вокруг меня народу полно, а вот друзей… ведь даже ту же Дусю я могу назвать своим ангелом-хранителем, но вряд ли другом.
Да, постоянное одиночество — это мой удел и спутник.
Мы сидели, болтали с Дусей на кухне, но продолжить наш обстоятельный разговор не получилось — прибежала Глаша, домработница Фаины Георгиевны. Она была вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Глаза её искрились от еле сдерживаемых новостей.
Глаша явно жаждала посплетничать, причём настолько сильно, что даже не смогла дождаться утра, чтобы поделиться сплетнями на рынке.
Так-то Глаша старалась никогда не прибегать по вечерам, чтобы не заставать меня; меня Глаша явно не любила, сам не пойму, почему. Обычно, насколько я понимаю, они с Дусей пересекались где-то на нейтральной территории, типа на рынке, или в каком-то магазине, или в прачечной, и я-то видел эту Глашу за всё время всего пару раз.
А сейчас она прибежала прямо к нам домой.
Мне стало любопытно. Но, чтобы не мешать им сплетничать, я деликатно вышел в кабинет Модеста Фёдоровича. Мог бы и в свою комнату, но оттуда, каюсь, было отлично слышно и я теперь прислушивался к их разговору.
Глаша прибежала якобы попросить какой-то особой приправы для рагу. Я усмехнулся про себя: что, прям нельзя было до утра подождать? И что без этой приправы ничего приготовить нельзя? Да и зачем готовить столь сложное рагу на ночь глядя? Ну, повод был, конечно, явно надуман. Но что с Глаши взять — что смогла, то и выдумала!
И вот они закрылись на кухне и зашушукались. Из-за того, что дверь закрыли, мне было слышно не очень хорошо, поэтому я крадущейся походкой пододвинулся поближе к кухне, стараясь, чтобы паркетина не скрипнула.
Разговор вёлся сначала громким шёпотом, а потом эмоции взяли вверх, и они обе уже почти кричали, не сдерживая эмоции и любопытство.
— И что?
— Да, вот он опять сейчас пришёл! — заливалась восторгом Глаша. — духи ей принёс! Импортные!
— Да ты что! — ахнула Дуся. — И как? Что дальше?
— А она ему говорит…
К сожалению, из-за закрытых дверей слышно было плохо, но я уже сообразил, что там происходит, и что за новости принесла «в клювике» Глаша.
— … И они потом пошли в театр, а он ей ручку целовал! Два раза! Я видела!
— Да ты что! И что она…?
— Она прям даже согласилась, конечно! А они на выходных решили поехать на дачу.
— Так она же не любит ездить на дачу! Категорически!
— Да, вот теперь оказалось, она срочно полюбила! Они теперь ездят туда вдвоём и потом приезжают обратно вечером в воскресенье, она всегда такая довольная, аж поёт. Ты же знаешь, как она поёт…
Дальше я слов не слышал. Но на моих устах заиграла довольная улыбка. По-моему, и вторая часть моего плана насчёт Фаины Георгиевны начала исполняться!