Глава 23

Сегодня Маша вернулась из роддома обратно в коммуналку.

Так как я был на работе, то встречать её идти не мог; остальные тоже все работали, поэтому встречать и забирать её отправились Белла и… неожиданно Ярослав. Честно говоря, поступок Ярослава меня сильно удивил, но не об этом сейчас речь.

Вечером, сразу же после работы, я забежал в магазин, взял торт и отправился к Маше. Идти мне не очень-то и хотелось, не то, чтобы я не любил все эти мероприятия, но весь день признание Глориозова о госконтракте не выходило у меня из головы. Я даже выдумал какое-то правдоподобное оправдание, но Дуся сказала категорическим голосом, чтобы мы все собрались там, в коммуналке, для того чтобы почествовать нового жителя — Сонечку.

Я прибежал самым последним. Зашёл в ту комнату, где когда-то раньше проживал я, потом жил Михаил с семьёй, а теперь — Маша с Сонечкой. Там уже собрались практически все наши: здесь были и Дуся, и Белла, и Муза, и Валентина, и Ярослав, и Фаина Георгиевна с Глашей, и Рина Зелёная, и Михаил, — в общем, пришли все.

— Муля, где ты ходишь⁈ — возмущённо сказала мне Белла. — Мы уже все давно собрались, за стол не садимся, все тебя только ждём!

— Я в магазин забежал, а там очередь, — сказал я, поставил торт на стол и подошёл к Маше.

Она сильно раздобрела, но выглядела хорошо: румяные щёчки, блеск в глазах.

— Ну, поздравляю, Маша, — сказал я и поцеловал её в щёку. — Ты теперь мать. А где у нас новый член нашего общества?

В ответ раздался писк.

— Сонечка! Вот она! Посмотрите, какая красавица! — мне протянули свёрток, из которого раздавалось тоненькое попискивание. Я заглянул туда и увидел сморщенное личико, безбровое и без ресниц. На меня посмотрели светло-голубые глазки, и рёв моментально стих.

— Она тебя признала! — засюсюкала Маша от умиления.

Лицо её стало лучезарным, лучезарным, и выражение на её лице кандидата наук стало совершенно дебильным. Очевидно включился режим яжематери.

— Она красивая у тебя такая, — сказал я, чтобы польстить Маше, хотя, конечно, как можно судить о внешности новорождённого человека.

— Да она вся такая, как принцесса… она будет красавицей! — тут же наперебой принялись сюсюкать Муза и Рина Васильевна.

— Ах! — тоже защебетала Маша.

И тут же к ней присоединились сюсюкающие Белла и Дуся, и принялись нарасхват рассказывать, какие прекрасные у Сонечки глазки, какой у неё носик и всё остальное.

Я терпеливо выслушал это щебетание, но буквально через полминуты меня чуть не стошнило от общей сироповости, поэтому я торопливо отошёл подальше и уселся за стол.

— Кормить здесь будут? — глядя на умиляющихся баб, строго спросил я.

— Да, да, да! — Дуся, наконец-то, бросила щебетать и принялась споро заканчивать накрывать на стол.

Там, в принципе, уже всё было, Дуся явно постаралась. Я пододвинул к себе тарелку с котлетами и принялся накладывать.

— Да подожди ты, Муля, — сердито сказала Дуся. — Мы же сначала должны выпить за здоровье Сонечки, пожелать ей всего самого лучшего!

— Сейчас и выпьем, и пожелаем, — пообещал я, щедро наваливая себе в тарелку пюрешку. — Пока вы дорежете вот то, что вы режете, я хоть кусочек в себя брошу, а то не доживу я до этого первого тоста — умру с голоду.

Все сразу засуетились вокруг меня, подкладывая кусочки мне в тарелку.

Наконец, когда уже все сели за стол, и даже Маша, которая уложила Сонечку спать, тоже присела с краю, почему-то первый тост велели говорить мне.

Я встал и сказал так:

— Я предлагаю выпить этот тост за нового человека, который появился на нашей планете. Новый советский человек в новом советском будущем. И я надеюсь, что жизнь у неё будет намного легче, чем была у нас. Мы прошли такую тяжёлую войну, и мы победили врага, но впереди у нас будут другие враги и другие ситуации. Я очень надеюсь, что Сонечка пройдёт по жизни легко и у неё не будет таких вот тяжёлых жизненных ситуаций. А ещё я желаю ей любящего мужа и светлого будущего. А также, чтобы у неё в ближайшем будущем появился настоящий отец, — сказал я и посмотрел на мгновенно вспыхнувшую от удовольствия Машу.

Все начали поддерживать меня, засуетились, раздался звон стаканов, все выпили. Затем начали говорить тосты другие. И тут, наконец, Маша, дождавшись, когда все нормально подвыпьют и уже разговор пойдёт по-другому, принялась меня обрабатывать:

— Муля, — сказала она, — я не знаю, говорили ли тебе или нет, но я очень хочу, чтобы ты был крёстным отцом моей Сонечки. Я понимаю, что ты коммунист, и для тебя это может быть невозможно. Но ты понимаешь, я всё-таки из деревни и…

— Погоди, — сказал я, перебивая всю эту тираду. — Я согласен.

На меня тут же все уставились изумлёнными взглядами.

— Я согласен, — повторил я. — Единственное, что… вы же сами понимаете, что в Москве этого делать не стоит?

— Да, мы сделаем это в деревне.

— Ну вот и прекрасно, — кивнул я. — Я не уверен, что я смогу лично поехать к вам в деревню, или где вы там это всё будете проводить… но вписать меня в церковную книгу вы можете. Я согласен быть твоим кумом, Маша. А кто будет крёстной?

При упоминании о крёстной, Маша вдруг смутилась и покраснела.

— Да кто это, кто? — начали приставать к ней бабы.

— Танька… — хрипло прошептала Маша и опустила взгляд. Уши её заалели.

— Какая ещё Танька?

— Ломакина…

Она ещё больше покраснела, не смея поднять на меня глаза.

— Ломакина? — удивился я. — Это не та ли Ломакина, которая на тебя кислотой плеснула?

— Она… — выдавила из себя Маша.

Бабы все были шокированы:

— Как же так-то?

— Да так, в принципе, она неплохая подруга. Просто вот у нас было такое недоразумение…

— Ну ничего себе недоразумение! — Не мог прийти в себя от удивления я. — Когда подруга тебе практически в лицо выливает кислоту, и ты её за это выгоняешь с работы и не даёшь защитить диссертацию, то как же теперь она ещё будет крёстной твоей дочери?

— Мы помирились, — просто сказала Маша и пожала плечами, мол, ну а что тут такого.

Вот это бабы дают, подумал я, но комментировать не стал.

— А как ты дальше планируешь свою жизнь? — спросила Белла.

— Всё просто, — сказала Маша. — Сейчас я буду заниматься Сонечкой, мы будем здесь жить. Ярослав обещал помогать, ходить по магазинам.

При этих словах Ярослав приосанился и кивнул.

— Белла и Муза обещали, если что, посидеть, если мне надо будет там в больницу сбегать или ещё что-то. В баню, например. А всё остальное — нормально, я сама вполне справлюсь. А вот потом, когда Сонечке можно будет идти в ясли, я выйду на работу.

— В институт? — Удивился я. — Тебя решили принять обратно?

Хотя, с другой стороны, раз Мулин отчим уехал в Югославию, то, в принципе, её могут и взять.

— Нет-нет, я в науку идти передумала. Ведь я имею право и преподавать. У нас здесь совсем рядом есть Дом пионеров, и химический кружок ведёт один педагог. Он уже старенький и уходит скоро на пенсию. Мы с Беллой уговорили его ещё пару месяцев поработать. Как раз Сонечка подрастёт для ясель, и я пойду на его место вести кружок «Юный химик». Директриса уже мне это место обещала придержать, так что всё будет хорошо, — улыбнулась Маша. — Как раз и график там плавающий, так что я могу больше времени проводить с Сонечкой…

Она ещё что-то там щебетала, а я сидел и думал, что мне делать с показаниями Глориозова. Насколько я понял, этот пресловутый госконтракт был на капитальные ремонты всех московских театров и цирков. Сумма просто космическая. Так Муля проводил их через подставные тресты, которые делали дешманские работы и получали копейки. А излишки (точнее почти вся основная сумма) уходили Муле с подельниками. Причём все акты приёмки работ подписывал лично этот дурачок Муля. И вот кто-то собрал это всё в отдельную папочку, и эта папочка теперь хранилась в одном из отделений городского архива. Насколько я знаю — небольшой такой домик рядом с каким-то заводом. План этих людей был прост — вывести Мулиными руками всё финансирование, а потом слить Мулю. Но тут появился я…

И сейчас у меня была единтвенная мысль — как уничтожить улики?

— Муля, ты что, не слушаешь? — возмущённый голос Дуси пробился сквозь мои мысли.

— А? Что? — спросил я.

— Письмо, говорю, от Орфея пришло, — повторила Дуся, — Муза читать сейчас будет. Пересядь вон на тот стул — здесь освещение ей лучше, чтобы читать. Или сам тогда читай.

— Ага, хорошо, — кивнул я, торопливо пересаживаясь.

Когда все разместились, Муза взяла письмо и начала читать:

— Здравствуйте, дорогие мои соседи! Пишет вам Орфей Жасминов, проживающий в забитой костромской деревне, — старательным голосом читала она. — Живу я здесь хорошо. Уже вроде даже и прижился. Сначала было, конечно, немного непривычно. Убивала вот эта деревенская жизнь, отсутствие комфорта и малолюдность.

— Ой, можно подумать, он к комфорту за свою жизнь здесь привык! — хохотнула Белла, которая слушала письмо, задумчиво подперев рукой щёку, — в чуланчике у Пантелеймоновых, небось, повышенный комфорт!

Все засмеялись.

— Я продолжу? — дождавшись, пока все отсмеются, строго посмотрела на нас поверх дужек очков Муза.

— Да, да, Муза, продолжай, — загомонили все.

Муза стала читать дальше:

— Особенно меня выбешивал сортир, который находится в саду. И, если ночью приспичит, надо идти по темноте, минуя пса Барбоса, который так и норовит цапнуть за ногу, и брехливая эта скотская собака страшно. Но теперь, в принципе, я уже привык. Привык и воду носить из колодца, и даже дрова колоть. Даже немного научился в печи готовить, правда, всё никак не могу научиться её растапливать. Но зато у нас есть примус. Поэтому, если что, подогреть еду всегда можно. Кроме того, здесь есть колхозная столовая, где кормят всех, поэтому от голода не страдаем, так как страдали в коммунальной квартире…

Муза сделала паузу и продолжила читать дальше:

— А товарищ Печкин развернулся тут на полную мощь. Сперва начал строить двухэтажную школу, а потом поспорил с Первым председателем райкома Партии, что скоро в этом селе будет десятилетка. Более того, он размахнулся даже на то, чтобы открыть реальное училище. Мол, домов много, они пустуют, работников для колхоза мало, а рабочие руки нужны. Поэтому надо, чтобы не молодёжь ехала в город, обучалась и оставалась там, а надо, чтобы учителя приехали на село, научили молодёжь работать с сельскохозяйственной техникой. Так он и заявил на партийном собрании, чем вызвал бурные аплодисменты и задачу сделать это. И вот теперь здесь развернулась масштабная стройка. Соответственно, приехали строители, приехали рабочие, и все ходят по вечерам в клуб, где мы продолжаем ставить концерты и спектакли…

— Узнаю Печкина, — едко прокомментировала Белла, хотела ещё что-то добавить, но на неё опять нетерпеливо шикнули.

— Всеми этими спектаклями руковожу я, — с выражением читала дальше Муза. — Всё у нас хорошо, правда, один из моих спектаклей Печкин забраковал и заставил убрать. А я всего лишь хотел постановку сделать по произведению Ги де Мапассана «Парижское приключение». Показать очищение души через грехопадение! Но он почему-то не захотел! Вот всё-таки как ни есть, хоть и хороший человек, Пётр Кузьмич, но от искусства он всё равно гораздо дальше, чем мы…

— В грехопадениях Жасминов профи, — опять не удержалась Белла.

— Дайте же дослушать! — возмутилась Дуся (она к Жасминову всегда тайно благоволила).

Муза отпила глоток остывшего чаю и вернулась к письму:

— Так-то всё у нас хорошо. Ложкина Варвара Карповна передаёт вам всем привет, велела низко кланяться. Она раздобрела, завела себе ещё одну корову и ходит по селу эдакой барыней. Все её боятся, здороваются и очень стараются не огорчать. Но самое главное, что здесь, в деревню, приехали из новых кадров не только фельдшер, ветеринар и библиотекарь, но, главное, приехали и специалисты по торговле. У нас же теперь аж два магазина уже. И есть тут такая Галя. Она работает у нас в сельпо продавщицей.

В этом месте Муза сделала паузу, и они с Беллой многозначительно переглянулись. По рядам соседей прошелестел общий вздох.

— Неужели… — всплеснула руками Белла.

— Читай дальше, — нетерпеливо велела Фаина Георгиевна, которая явно сгорала от любопытства.

И Муза продолжила читать.

— И вот эта Галя… она такая красивая. Ах, видели бы вы, какие прекрасные у неё глаза, какие очаровательные ямочки на щеках! А улыбка… это же улыбка Моны Лизы! Она как посмотрит — так это всё! А какая у неё грудь… — в этом месте Муза вспыхнула, покраснела, пробежала глазами молча пару строчек, но затем продолжила читать дальше, явно пропустив небольшой кусочек:

— Читай всё! — возмутилась любопытная Дуся.

— Да, не пропускай! — потребовала Фаина Георгиевна.

— Но здесь зачёркнуто! — начала оправдываться красная, как рак, Муза.

— Но я видела, что ты что-то пропустила! — поддержала соседок Белла и попыталась посмотреть в письмо.

Валентина с Машей переглянулись и прыснули в кулачки.

— Муля, скажи ей, пусть всё читает! — потребовала Фаина Георгиевна.

Я промолчал. Хоть и слушал письмо вместе со всеми, но мысли постоянно возвращались к чёртовому госконтракту.

— И вот эта Галя работает продавщицей, — старательно читала Муза, немного обиженная недоверием соседей, — и я бегаю в магазин по каждому поводу. И всем Галя хороша, но только есть у неё два недостатка. Первый недостаток — это то, что она вся деревенская и нигде дальше соседнего села она никогда не бывала. Но я, словно Пигмалион, сотворю из неё свою Галатею. Я обучу её правилам хорошего тона, светской беседы, этикета, умения носить каблуки и красивые платья. И когда мы приедем в Москву, я уверен, она с лёгкостью покорит всю столичную театральную богему. И второй её недостаток — это муж Пашка. Он тракторист. И я вам скажу, дорогие соседи, этот пресловутый Пашка — абсолютно премерзкий некультурный тип! Представляете, он на меня уже дважды попытался наброситься! Один раз бросился с граблями, еле-еле мужики успели меня отбить, но по руке он меня таки задел. Я потом очень долго не мог в постановке про Гамлета держать череп бедного Йорика на руке, потому что она у меня болела. Поэтому пришлось ставить подставку, и таким вот нехитрым образом я и обращался к пресловутому черепу с бессмертным монологом. Никогда я не понимал Геростратов, из-за которых страдает культурное достояние человечества! А также второй раз он на меня напал и поколотил поленом. Я потом долго лежал в больничке. В больничке работает Леночка, но она ко мне оказывает всяческие знаки внимания. Но у неё нет такой улыбки Моны Лизы, и она простовата, поэтому я на её ухищрения не обращаю внимания. А вот Галя…

Муза подняла на нас полные страдания глаза и с болью произнесла:

— Там две страницы описания Гали. Зачитывать?

— Зачитывай! — хохотнул Миша, потирая руки.

— Нет, не зачитывай! — возмутилась Белла, метнув взгляд сперва на Мишу, а потом на Валентину и Машу. — Зачем нам это непотребство слушать? Все, кто захочет, потом сами тихонько перечитают.

Судя по переглядываниям, в категорию «все, кто захочет» явно попадут все присутствующие. Но политес соблюсти было надо. Поэтому и Дуся, и Белла, и даже Фаина Георгиевна согласно покивали, мол, да, не будем это непотребство вслух читать.

— Слушайте, но ведь он скоро привезёт эту Галатею сюда, в чуланчик! И сюда же вернётся Лиля Пантелеймонова. С Гришкой. И что тут тогда будет? — подняла на нас круглые от ужаса глаза Муза. — Муля, что делать?

Белла тоже посмотрела на меня.

— Что делать, что делать… — проворчала Дуся. — Если он приедет сюда, и за ним прибежит этот Пашка-тракторист, и ещё Гришка на него зуб имеет… Они его точно здесь пришибут. И мы же на похороны, конечно, скинемся все и сделаем всё, как полагается, как хорошие, приличные соседи. Но вот что потом с этой Галатеей делать?

— Я не хочу, чтобы она здесь была! — возмущённо сказала Маша и отвернулась, потому что Сонечка в этот момент заплакала.

— Нет, с этим надо прямо сейчас что-то делать! — взволнованно сказала Белла. — Муза, пиши ответ! Прямо сейчас садись и пиши! Где бумага⁈ Пиши про то, что чуланчик занят и приезжать ему сюда не надо.

— Но это же будет враньё! — возмутилась Муза. — Чуланчик-то его свободен. Более того, он там прописан. И даже если кто-то бы теоретически и занял этот чуланчик, то он потом может приехать и предъявить свои права.

— Кроме того, — добавила Валентина, которая сидела и внимательно всё тоже слушала, — ещё ведь чуланчик Герасима свободен. Поэтому они с Галатеей могут пойти туда, и там жить.

Повисла ошеломлённая пауза. Такого развития событий никто не ожидал.

— Не поместятся, — компетентно сказала Белла.

— Ой, Белла, — хихикнула Маша, — если надо, они и на швабре поместятся.

Все понимающе посмеялись, а Белла покраснела.

— А давайте в чуланчик Герасима временно поселим… — начала говорить Муза, но договорить не успела.

Потому что в этот момент в дверь, как и в прошлый раз, позвонили. Так как сейчас в квартире были только две местных жительницы — Белла и Маша, но Маша как раз укачивала Сонечку, то открывать опять пришлось идти Белле.

— Я продолжу читать? — спросила нас Муза.

— А когда Белла придёт, будет возмущаться, — осторожно заметила Валентина.

— Ничего, мы ей краткие выдержки и особо примечательные цитаты озвучим, — хмыкнула Фаина Георгевна. — Читай давай!

— Ну так вот… — начала читать Муза.

И в этот момент вернулась Белла. На ней лица не было. Губы её тряслись.

— Что случилось, Белла? — спросила Фаина Георгиевна.

— У Нинки муж умер, — тихо сказала та.

Загрузка...