Муля не нервируй… Книга 7 (СИ)

Глава 11

А потом грянул Армагеддон…

Нет, поначалу всё было чинно-благородно. Сперва мы с Дусей сели пить чай. Ну это она так сказала «пить чай». На самом деле там стол аж ломился от еды. Видно, что Дуся меня ждала. Здесь был и наваристый борщ с мозговой косточкой и такой густой от свеклы и капусты, что аж ложка стояла. И тушенная с мясом картошка, с золотистой корочкой и ароматной подливой, и сочные котлеты (причём двух видов, рыбные и обычные), и любимое Дусино рагу с кроликом и зелёным горошком, и пару салатов, и пироги с начинкой трёх видов: с рыбой, с печёнкой и с капустой…

В общем, наготовилась Дуся, прямо как на свадьбу.

О чём я ей так и сказал.

— А ты разве не подженился? — с подозрением спросила Дуся, прищурив глаза, — Верка-то не зря же за тобой аж до Якутии увязалась. Я и подумала, что вы вдвоём сюда вернётесь…

— Ой, Дуся, — рассмеялся я, — знала бы ты, за кого там наша Верка замуж выскочила!

И я рассказал ей о якутском женихе, славном Еремее Данилыче.

— И правильно сделала, — вдруг абсолютно серьёзно сказала Дуся. — Зря смеёшься, Муля.

— Да ладно! — не поверил ей я, — сама подумай, что её там, в захолустье этом, ждёт?

— А здесь её что ждёт? — сердито парировала Дуся, — одинокая старость в общежитии для ткачих?

— Ну… — замялся я, не в силах подобрать аргумент для возражения.

— Вот то-то же! — удовлетворённо констатировала Дуся. — Здесь её и замуж никто не возьмёт. Вон девок молодых да ладных сколько много. А зато там она — московская актриса. Никто и проверять не будет, что она тут по кабакам всю молодость ноги задирала. Актриса и актриса. Да ещё и русская к тому же. Знаешь, какой этому директору гостиницы сразу почёт и уважение будут? И я уверена, что у него там своя квартира есть. Или дом. Так что ей всяко лучше там жить будет. Ещё и ребёночка от него родить успеет…

Я слушал и понимал, что Дуся-то полностью права.

— Хотя трудно ей будет в таком возрасте с ребёночком-то, — вздохнула Дуся, — детей лучше по молодости заводить, когда сил много и башка ещё дурная… Намучится она с ним, с ребятёнком-то… попробуй ещё общий язык найди, когда разница в возрасте между матерью и дитём большая.

— Да нет же, Дуся, Вера с детьми умеет. Вон с Алёшей и Анфисой очень даже хорошо поладила, — брякнул я и прикусил язык, но было уже поздно.

— С Алёшей и Анфисой? — прошлась по мне рентгеновским взглядом Дуся, — а это ещё кто?

Я сделал вид, что полностью увлечён рагу с горошком, и больше меня на всём белом свете ничего не интересует. Но Дуся не была бы Дусей, если бы не умела расколоть любого, даже самого крепкого партизана:

— Муля! — сердито воскликнула она, и даже блюдо с рагу отодвинула от меня подальше, — я, кажется, тебе конкретный вопрос задала. Отвечай давай и не выкручивайся!

— Да так, были там детишки… — с невинным видом отмахнулся я, словно вопрос малосущественный, но Дуся просканировала меня рентгеновским взглядом и свирепо сказала:

— Что за детишки, Муля? — и отодвинула тарелку с пирогами и даже мою тарелку, с которой я ел ещё дальше. — Признавайся!

Пришлось всё рассказывать, иначе же не отцепится.

— Да-а-а-а-а… — ошалело вытаращилась на меня Дуся, — а я вот сразу поняла, что гнилой он человек, Адияков этот. Извини, Муля, что про твоего родного отца такое говорю, но ты всё равно в деда пошёл, в покойного Петра Яковлевича, так что, надеюсь, дурная кровь не передалась…

— Дуся! — возмутился я, — ну вот что ты такое говоришь⁈ Он же не знал, что мать мною беременна. Тем более они расстались. Причём по инициативе матери, как я понимаю. Он уехал в Якутию и там встретил другую женщину. Это нормально! Он же думал, что он свободный человек! Что здесь такого ужасного?

— А то, Муля, что он двух детей этой женщине прижил, а потом её бросил и уехал в Москву! — зло фыркнула Дуся, — и даже не поинтересовался, как им там живётся! Ты говоришь, Клавдия, женщина эта, умерла, а дети сколько лет с этой чужой бабушкой жили, пока он тут семью бедного Модеста Фёдоровича разрушал⁈

— Дуся! — нахмурился я, — он ничего не разрушал! Не наговаривай! Если бы моя мать его всю жизнь не любила, то она бы от отчима не ушла!

— Но детей своих он всё равно бросил! — упрямо поджала губы Дуся и отвернулась, — и женщину эту, Клавдию, тоже!

Мы ещё некоторое время попереругивались, а затем Дуся решительно сказала:

— Так, Муля, я испекла очень вкусную шарлотку с яблоками! Такую, как ты любишь! И ты её должен попробовать!

Я не стал спорить с Дусей, во-первых, потому что она была сейчас здорово разгневана, а спорить с разгневанной Дусей — себе дороже. Поэтому, хоть я и уже наелся так, что живот стал как барабан, но согласно кивнул:

— Да, Дуся, я очень люблю твою шарлотку.

— Вот то-то же! — удовлетворённо сказала Дуся, достала из духовки ещё тёплую шарлотку и поставила передо мной на стол блюдо.

— Пей чай, Муля, — сказала она и налила мне в чашку чай.

— А ты куда? — спросил я с подозрением, глядя на неё, — ты разве чай пить не будешь?

— Да я пойду выйду на минуточку, вон мусор надо вынести, — сказала Дуся с сердитым видом, мол, нечего об этом и говорить, но потом не выдержала и добавила. — Не люблю, чтобы остатки еды оставались до утра — вонять на всю кухню будет. А ты кушай, Мулечка, кушай… и ложись, отдыхай, устал, бедный, с дороги небось…

Хотя у меня и были на сегодняшний вечер другие планы, но отказаться от душистого чая с дусиной шарлоткой я всё равно не смог бы — соскучился за всё это время за её стряпней. Поэтому я углубился в еду. А Дуся подхватила мусорное ведро и торопливо вышла.

Я прожевал кусочек шарлотки.

Мммм… вкусно как! Дуся сюда в этот раз не пожалела ни яблок, ни корицы.

Да, надо будет её как-то предупредить, чтобы она Надежде Петровне ничего не рассказывала, а то сейчас, как обычно, понапридумывают там всякого, нахомутают ерунды, а мне потом разгребать придётся. И вообще надо будет ей запретить пару дней ходить к Адияковым в гости. А я уж потом что-нибудь придумаю. Только вот что придумать? Я задумался. Наверное, надо будет с Фаиной Георгиевной посоветоваться. Она женщина мудрая. Хотя нет, пожалуй, с Фаиной Георгиевной тоже не надо — она хоть и мудрая, но языкастая, может Надежде Петровне и брякнуть случайно. Посоветуюсь-ка я лучше с Беллой.

Да, это правильное решение! Всё равно Мулин отчим написал, чтобы я присматривал за Машей. Поэтому схожу, посмотрю, как она там поживает. И заодно посоветуюсь с Беллой, что мне делать с Адияковыми детьми и как всю эту информацию преподнести Надежде Петровне так, чтобы она не сделала грандиозный скандал.

А то, что будет скандал, глядя на реакцию Дуси, я даже не сомневался.

Эх, грехи мои тяжкие! Была у меня всего лишь одна цель — помочь Фаине Георгиевне с карьерой, помочь ей получить главную роль, но, кажется, эта цель начала множиться и множиться, и на сегодняшний день передо мной стоит с десяток каких-то суперважных задач, которые были ещё более сложными, чем помощь Фаине Георгиевне.

Я вздохнул. Чай закончился, и я долил себе ещё ароматный напиток, отдающий крепкой чайной заваркой с нотками мяты и душицы.

Как же это вкусно! Я отхлебнул ещё. Странно, что-то Дуся долго не идёт… Застряла там, что ли?

Через несколько минут, когда и вторая чашка опустела, эти подозрения оформились в уверенность: ведь я недавно тоже провернул аналогичный финт — взял мусорное ведро, типа как мусор надо вынести, а сам сходил порешал вопросы Модеста Фёдоровича. Вот Дуся… вот зараза! Обкрутила-таки меня вокруг пальца!

Я решительно отодвинул от себя опустевшую чашку, торопливо выскочил в комнату, натянул пиджак и, даже не надевая куртку, со всех ног помчался к Мише Пуговкину.

Успел я, можно сказать, вовремя. То есть почти вовремя.

Там уже собрались и возмущённая Дуся, и Надежда Петровна, которая рвала и метала. На лестничной площадке, у дверей своей квартиры маячили озадаченная Фаина Георгиевна и любопытная Глаша.

— Где эти дети⁈ Я хочу видеть этих детей! — заверещала Надежда Петровна и сердито топнула ногой. — Покажите мне их!

— Тише, тише, Наденька, — попыталась увещевать её Дуся, которая уже, пожалуй, и сама была не рада тому, что закрутила это всё.

Из квартиры выглядывала перепуганная жена Миши Пуговкина, да и сам Миша стоял с вытянутым от удивления и изумления лицом, и не знал, что делать.

— Где дети? Дайте мне посмотреть на этих детей! — опять завелась Надежда Петровна.

— Муля, скажи ты ей! — воскликнула Дуся.

— Дуся, вот ты всё это закрутила, теперь сама — и говори! — недовольно огрызнулся я.

— Но ведь это ты их привёз! — фыркнула Дуся. — А раз ты их привёз, значит и закрутил это ты всё сам! Теперь сам и разбирайся, Муля! Иначе быть беде, чует моё сердце!

— Да, Муля, — неожиданно поддержала её из-за моей спины Фаина Георгиевна. — Это, конечно, ты выдал финт ушами! Не ожидала я от тебя такого!

В результате все бабы дружно набросились на меня, что это я во всём виноват, и чтобы я теперь что-то сказал Надежде Петровне. Поэтому крыть мне было нечем.

— Мама, — сказал я, — успокойся, давай я тебе всё объясню.

— Ты… как ты мог! Ты мне больше не сын! — заверещала Надежда Петровна. — Как же ты мог их притащить сюда, Иммануил? Зачем ты это сделал⁈ Зачем⁈

Я раздражённо посмотрел на неё и пожал плечами:

— А что, надо было бросить их в том улусе? Ты не видела, как они там жили! Там же было всего два дома! И жили там один охотник, который пропадал всё время в лесу, и древняя старушка, которая вот-вот умрёт. Она уже не могла за ними ухаживать. Да там даже школы не было! И одеваться им было не во что, и кушать им было нечего. Мать, ты что, хотела, чтобы они умерли там голодной смертью? Вот ты этого хотела, скажи? Да, мать?

Мой голос зазвенел сталью. Надежда Петровна от такого напора слегка стушевалась, но тут же взяла себя в руки и набросилась на меня заново.

— Но зачем ты их привёз сюда? Неужели ты считаешь…

— Сто-оп! — рявкнул я. — Мало ли что я считаю! Это — дети Павла Григорьевича Адиякова, моего отца и твоего мужа! Алёша и Анфиса — мои родные брат и сестра, поэтому они должны жить с родным отцом! А уж как там оно дальше будет, примешь ты их или нет — от этого вообще ничего не изменится! При живом отце дети не должны умирать от голода и жить сиротами! Не так, что ли? Я вот считаю, что поступил правильно! Да у них даже игрушек никогда не было! Они мороженое первый раз в жизни только в Якутске попробовали! У них никогда ничего не было, мама! Или всё равно, по-твоему, надо было их бросить в той дыре одних?

Я обернулся на бабский батальон. Но все они — и Дуся, и Глаша, и Фаина Георгиевна, и жена Миши Пуговкина, стояли, вытирая глаза от слёз, и потрясённо молчали.

Кажется, я таки нашёл правильные слова.

Но не успел я насладиться тактической победой, как Надежда Петровна со слезами в голосе надрывно заорала:

— Ты разрушил мою жизнь, Муля!

Чёрт возьми, я уже и забыл, что это бабы и для них логики не существует.

— Вот что ты так кричишь? — возмущённо сказал я. — Только детей пугаешь. Что от этого изменится?

— Как это что? — опять закричала Надежда Петровна. — Ты не должен был их сюда везти!

— Да, Муля, — поддержала Надежду Петровну Фаина Георгиевна. — Сам представь: живёт себе женщина, всю жизнь думает, что её любимый мужчина любит только её одну, и тут раз — и вдруг оказывается, что у него на стороне взрослые дети! И родной сын, который должен по идее поддерживать свою мать, зачем-то привозит ей этих детей черт знает откуда, и непонятно с какой целью!

Я не успел ничего даже возразить, когда влезла Глаша.

— А вот лично я их бы отправила обратно!

— Да погоди ты, Глаша, — оборвала её Дуся. — Обратно их всё равно никто уже не повезёт, далеко это… Нам сейчас всем нужно понять, что с ними теперь делать дальше…

Но Глаша сдаваться не желала:

— А вот у нас в деревне был такой случай — один мужик, Колька Рыжий, тоже нагулял детей на стороне. А та полюбовница егойная тоже возьми, да и переставься. Вот её родня потом этих детей егойной настоящей жене и привезла. Мол, теперь давай, расти их. Так она не стала даже разговаривать с ними — сразу пошла на мельницу и там повесилась! — и Глаша с надеждой посмотрела на Мулину мамашку.

Но Надежда Петровна заниматься самоубийством по такой незначительной причине не собиралась. Наоборот, она яростно жаждала сатисфакции:

— Я этого скотину Адиякова за то, чем наделал этих детей, сама лично подвешу!

— А, может, их пока здесь оставим? — предположила Дуся и посмотрела на меня.

— У нас своя семья! — торопливо воскликнула Надежда, жена Миши Пуговкина. — Мы, конечно, можем на некоторое время оставить их здесь пожить, но мы не планируем, что у нас должны быть чужие дети… Да и места у нас для троих детей мало. А ведь мы ещё одного ребёнка хотели… своего… Миша о сыне мечтает…

Она торопливо бросила многозначительный взгляд на Мишу Пуговкина, который нахмурился и виновато посмотрел на меня, пожав плечами, мол, что ж я сделаю, с женой же ссориться не буду… сам, брат, понимаешь, бабы — они такие бабы…

Я понял, что проблема только набирает обороты. Но не успел я ничего ещё даже сказать, как Надежда Петровна опять завелась:

— Да зачем мне всё это⁈ Ыыыыы! Вот что это за жизнь такая бесталанная у меня? Я всю жизнь мучилась, растила сына одна на своих плечах, всё сама, как могла, вывозила, и теперь вот, как снег на голову, мне ещё два каких-то непонятных ребёнка свалилось! Зачем мне это всё? Где же я так нагрешила, боженька⁈

— Мать, — сказал я, пытаясь вразумить разгневанную Надежду Петровну. — Давай не будем утрировать. Ты не одна тащила меня на своих плечах. Если уж на то пошло, то воспитала и вырастила меня Дуся. А содержал нас всех сначала мой дед, Пётр Яковлевич, а потом и твой бывший муж, а мой отчим — Модест Фёдорович Бубнов. Это если ты вдруг забыла. Поэтому ничего ты там не намучилась. Кроме того, я не думаю, что я был настолько тяжёлым ребёнком. Я же не инвалид, и что тебе так было тяжело меня растить!

Надежда Петровна поняла, что слегка перегнула палку, но так просто сдаваться она не собиралась и поэтому недовольно отмахнулась от меня:

— Муля, не переворачивай всё с ног на голову! Ты разве не понимаешь, что ты натворил?

— А что я натворил? — устало сказал я.

— Ну, как это что?

— Да, что именно я натворил?

— Ты их сюда привёз! — и Надежда Петровна горько зарыдала, театрально ломая руки.

Все бабы опять осуждающе посмотрели на меня.

— Мать, — попытался примирительно сказать я, — давай не городить огород. Нужно дождаться отца и поговорить с ним. Я уверен, что он всё сможет объяснить…

Договорить я не успел:

— Где эта похотливая скотина Адияков⁈ — возмущённо закричала Надежда Петровна при упоминании о Мулином отце, — позовите сюда этого Павла! Я хочу посмотреть ему в его лживые глаза!

Все засуетились и срочно отправили Мишу Пуговкина за Павлом Григорьевичем.

Причём Мише велено было ни слова тому не говорить. Миша клялся, что не скажет. Кажется, он боялся, что Надежда Петровна его может выгнать из квартиры.

Буквально через полчаса они пришли вдвоём.

— Адияков! — закричала Надежда Петровна страшным голосом, — что это за дети⁈ Отвечай! Что за дети у тебя, я спрашиваю⁈ Ты когда их настрогать успел и почему мне ничего не сказал, скотина такая⁈

Ошарашенный Адияков посмотрел на Анфису, посмотрел на Алёшу, которые самозабвенно играли с Леночкой в игрушки и совершенно не обращали на всю эту суету никакого внимания. Он поморщился, вздохнул, лицо его при этом приобрело страдальческий вид. Он ещё раз вздохнул и обескураженно воскликнул:

— Но это не мои дети, Наденька!