Муля не нервируй… Книга 7 (СИ)

Глава 13

Кто бы сомневался, что Надежда Петровна тоже останется ночевать у нас!

Нет таких слов, чтобы выразить эмоции и пересказать сцену между Надеждой Петровной и Адияковым, когда они внезапно обнаружили друг друга у нас в квартире: Надежда Петровна заходит такая в комнату с большим плюшевым зайцем, а там сидит Адяков, и у него на коленях Анфиса и Алёша! В общем, если опустить скандал, ругань с рукоприкладством и бурное примирение, то всё закончилось тем, что Надежда Петровна легла спать на диване с Анфисой, Адияков — на одной раскладушке, а Алёша — на второй. Так они и переночевали.

Поздно вечером Дуся сидела на кухне и украдкой вытирала глаза. Я зашёл попить воды и обнаружил её в слезах. Но потом присмотрелся и понял, что это от радости.

— Дуся, как ты считаешь, всё у них получится? — спросил я.

Дуся задумчиво кивнула и вдруг говорит:

— Ты знаешь, Муля, вот Надежда Петровна, твоя мама… как бы это сказать… Всю жизнь её опекали, всю жизнь за неё всё решали… А тут появились эти несчастные дети… Да, она сначала сильно ругалась. А теперь я смотрю — она не ходит, она летает… аж помолодела вся… Мне кажется, из неё будет прекрасная мать.

Я кивнул. Никакой ревности в душе у Мули не было, а то, что у меня появились брат и сестра, это было просто замечательно (и плюсом шло то, что у Надежды Петровны появилось важное занятие и она, наконец-то, оставит меня в покое с женитьбой).

А рано утром, когда мы с Дусей пили чай (Дуся всегда встаёт рано, а у меня после поездки в Якутию биологические часы сбились и я стал просыпаться в шесть утра), к нам на кухню вышло всё семейство Адияковых.

— Илиигин суун, — сказала Надежда Петровна Анфисе и Алёше на чистейшем якутском языке.

От этих слов дети развернулись и дружно ушли в ванную.

У Дуси отвисла челюсть. У меня, честно говоря, тоже.

— Мама, ты знаешь якутский язык? — спросил я. — Или что это было?

Надежда Петровна пожала плечами и невозмутимо ответила:

— Почему бы мне не выучить ещё и якутский? Ведь я знаю семь иностранных языков, Муля. А твоя тётя Лиза — двенадцать.

От удивления я чуть не сел мимо стула.

Когда семейство Адияковых ушло уже к себе, забрав Анфису и Алёшу (чемодан с вещами я клятвенно обещал принести чуть попозже, но Адияков сказал, что пришлёт машину), я прикинул, что мне сегодня предстоит сделать. Идти на работу не хотелось, у меня ещё было целых два отпускных дня. И хоть я уже изнывал от любопытства, что там происходит, но мозгами человека двадцать первого века реально понимал, что стоит мне нарисоваться на пороге Комитета искусств СССР, как меня сразу к чему-нибудь припрягут. Да ещё и на общественных началах. Заставят что-то делать, а ведь своих личных дел у меня и так скопилось довольно много.

Одной из задач, которые мне следовало выполнить в первую очередь, была просьба Модеста Фёдоровича присмотреть за Машей. Других дел тоже хватало, но Маша шла в первую очередь, и даже не столько потому что просил Мулин отчим, а потому что ей вот-вот уже скоро рожать. Поэтому я отложил все свои текущие дела, прихватил корзинку с пирожками, которую сердобольная Дуся напекла для Адияковых детей, но, как обычно, промахнулась и получилась просто огромная куча, и отправился на свою старую коммунальную квартиру.

Ключ я так им и не отдал, поэтому спокойно открыл дверь и вошёл. Там было тихо, такое впечатление, что никого и не было. Мда, всё так изменилось: помнится, когда я здесь жил, то шум и какие-то разговоры были постоянно. Моя бывшая комната оказалась заперта. Пожав плечами, я прислушался — никого. Я прошёл по коридору и постучал во все двери — никого!

И тут из кухни выглянула Белла. В зубах у неё была папироса.

— Ой, Муля! — обрадовалась она. — А я-то думаю, кто здесь ходит и в двери стучит! Думала, из ЖЭКа пришли. Заходи! Я тут курю.

— Да, я тоже покурю, за компанию, — сказал я, хотя уже в последнее время немного забросил эту пагубную привычку, но переговорить с Беллой, старой соседкой-подругой, было под дымок вполне уместно.

— Как тут дела? — спросил я, по старой привычке прикуривая от конфорки. — И где Маша?

— Маша пошла в больницу, — выпуская дым колечками в форточку, невозмутимо ответила Белла. — Скоро ей уже рожать, она всё никак не может определиться со сроками.

— Да уж, — сказал я. — А вообще, я её не понимаю. Она так хорошо устроила свою жизнь возле моего отчима. У неё же было всё: и квартира, и положение в обществе, диссертация, работа, материальные блага. Вот зачем ей были эти все скандалы? Что ей было нужно? Почему она так поступила? Не понимаю я этих баб…

— Да всё тут просто, — пожала плечами Белла. — Она всё прекрасно рассчитала. Я имею в виду то, что ты сейчас перечислил. Мозгам пораскинула и рассчитала. А мозги у неё есть. Умная девка…

— Умная бы так не лоханулась, — усмехнулся я.

— То-то и оно! — наставительно кивнула Белла, — мозгами она всё правильно прикинула и прекрасно провернула вот эту всю интригу — женила на себе своего руководителя. Извини уж, Муля, что я так говорю про твоего отчима, но для неё он старичок. Разница у них существенная всё-таки. Так что поначалу она вполне успешно играла эту роль, и всё было нормально. Но всё равно существует же физиология! И долго изображать любовь, если аж воротит — никакой человек не сможет. Это я тебе как актриса говорю, пусть и неудавшаяся. Играть можно лишь некоторое время. А потом ты всё равно рано или поздно начинаешь прокалываться и покажешь своё истинное лицо. Поэтому все вот эти интриги, которые строятся на лжи и притворстве, они рано или поздно всё равно лопаются, как мыльный пузырь, и всё возвращается на свои места. Вот также и с Машей получилось. Она банально не рассчитала того, что устанет изображать любящую жену для нелюбимого супруга. И вот у неё вот это всё раздражение начало накапливаться, накапливаться, а ещё и вдобавок гормоны от беременности шарахнули, и вот этого её хахаль на мозги присел. И вот оно, всё и вылилось — она не выдержала и рассорилась с Модестом Фёдоровичем.

— Кстати, о хахале, — сказал я, признавая правоту Беллы, — он не появлялся?

— Да нет, — засмеялась Белла, — один раз, конечно, сунулся сюда, но у них там такой скандал случился, что он выскочил оттуда весь злой и красный. После этого больше мы его не видели.

— А это его ребёнок? — задумчиво спросил я. — Как ты думаешь, как женщина? Или, может быть, Маша что-то говорила?

— Сто процентов — не его, — глубокомысленно сказала Белла. — Если бы был его, он бы всё равно хоть иногда здесь появлялся. Нет, нет, он просто обычный альфонс, который хотел хорошую квартиру в высотке, видя, какая она деревенская дурочка. Но как только он понял, что это всё обломилось, то его и след простыл. Комната в коммуналке его явно не интересует, особенно обременённая будущим младенцем. Причём чужим младенцем.

— Черт возьми, — поморщился я, — а ведь я хотел поговорить с Машей. И тут Дуся пирожков ей напекла… Как же тогда быть?

Я задумчиво посмотрел в окно, где как раз проезжал тарахтящий грузовичок.

— О, так это тебе долго её ждать придётся, — засмеялась Белла. — Возможно, и целый день.

— Почему это целый день? — удивился я.

— Ну я же тебе говорю, что она пошла в женскую консультацию. Ты бы знал, какие там очереди! С пяти утра занимают, да и то, не факт, что до конца рабочего дня успевают попасть. Сейчас же, после войны, все рожать бросились, поэтому она там и целый день провести может.

— Что же мне делать? — сказал я. — Выкроил буквально пару часов, чтобы увидеть её. Отец просил. А тут такое дело…

— Как там твой отец, кстати? — спросила Белла.

— Да уехал он к тёте Лизе… за границу.

— Ну, это я слышала, — сказала Белла.

— Откуда? — удивился я.

— Да встретила Глашу на базаре. Это ж Глаша! Она всё знает, — засмеялась Белла.

— Понятно, — расстроенно сказал я. — Ну ладно, что ж, тогда, может быть, зайду вечером. Или завтра…

— Да зачем тебе заходить вечером? — сказала Белла, — оставь пирожки, я передам ей.

Я поставил корзинку на стол.

— Ого, сколько Дуся напекла, — улыбнулась Белла.

— Кстати, — сказал я, — возьми и себе, сколько надо.

— Да возьму, конечно, два-три пирожка, больше не буду, потому что зачерствеют. И Машке тоже столько много не надо, она и так сильно поправилась. Слушай, а вот давай, Муля, знаешь, что сделаем? Тут пирожков очень даже много. Мы вдвоём с Машкой не съедим. Давай половину возьмём и сходим к Музе, ведь ты её уже сто лет не видел?

Я задумался. Времени у меня ещё было полно. И, так как с Машей я не встретился, то, в принципе, пару часов вполне можно было выделить и на Музу.

— А давай, — обрадовался я, — как раз посмотрим и узнаем, что у неё, да как.

Белла ловко распределила пирожки, отложив те, что для Маши, и для себя. А остальные она сложила в корзинку и сказала:

— Сейчас я быстро переоденусь, и мы идём.

Затушив сигарету, она выскочила из кухни. Я остался сам, докуривая. Интересно, почему все комнаты пустые? Я помню, как только попал сюда, как здесь происходило подселение Орфея к Пантелеймоновым. И какие были «бои» за квадратные метры. А сейчас все комнаты пустуют. Кстати, что-то не слышно и этих странных соседей.

Когда Белла вышла уже с подкрашенными губами и в «парадном» платье, я спросил её об этом.

— Да всё просто, — засмеялась Белла, — всё так хорошо получилось. Орфей Жасминов так и остался прописанный в своём чуланчике. Герасим тоже, забыл выписаться. В твоей комнате живёт, Маша. Я осталась у себя. С Музиной комнатой такая картина: она не выписывается. Это я ей посоветовала, кстати. Потому что Муза ждёт, что Софрон вернётся из тюрьмы и она его поселит в своей комнате, а сама пропишется у своего Виталия.

— Понятно, — кивнул я. — Наверное, тебя такое соседство совершенно не радует?

— Да мне как-то всё равно, — отмахнулась Белла. — Софрон меня никогда не трогал, а я не трогала его. Да и думаю, что ничего у неё не получится — уже тут шуршал дядя Вася, наш дворник, а он же все вынюхивает. Думаю, он уже стукнул в ЖЭК, и скоро у неё эту комнату отберут. Да и вообще забьют тут все комнаты новым народом.

— А комната Фаины Георгиевны?

— Ну, это же комната Глаши, — сказала Белла. — Фаина Георгиевна два раза приходила и тут ночевала. Она всегда периодически приходит. Как говорится, «в народ», для того чтобы набраться эмоций трудовых, и чтобы потом играть более по-настоящему. Так она мне рассказывала… Хотя я думаю, она просто устаёт от болтовни Глаши и скрывается тут от неё.

Я засмеялся.

— Узнаю Фаину Георгиевну.

Мы вышли из квартиры и прошлись по Москве. Погода была прекрасная, мы медленно шли, болтая обо всём, о пустяках, и так хорошо было. Так, потихоньку мы дошли до общежитий, которые относились к Московскому зоопарку.

Муза, когда нас увидела, страшно обрадовалась — слово «страшно» это не аллегория, а реально. У неё аж слёзы выступили на глазах.

— Муля! Белла! — воскликнула она и бросилась обниматься.

— Ну, как вы тут? — спросил я, когда уже страсти поулеглись и нас пригласили в комнату.

— Чудесно, — засмеялась Муза. — У нас с Виталием прекрасная комната. Вот, смотрите, я вам всё сейчас покажу и расскажу!

Она завела нас к себе. Там действительно всё выглядело уютно и мило. В той коммуналке я у Музы был в гостях всего лишь один раз, и не скажу, что её комната на меня произвела положительное впечатление. Очень уж там всё убого было и аскетично. Здесь же, такое впечатление, что Муза решила оторваться за все свои годы серого и бедного существования.

На кровати лежало бордовое вышитое покрывало, с пенными рюшами и помпонами по краям. Стол был накрыт синей плюшевой новой скатертью. На столе стояла хрустальная ваза с цветами. На кровати высилась горка подушек — я насчитал аж шесть, — причём все они были обильно вышиты и накрыты сверху прозрачной, вязанной крючком, пелеринкой, которая также была вышита по краям. Даже шкаф был накрыт сверху пёстрой вышитой салфеткой. На стенах висели репродукции известных картин. Правда, я не такой уж и знаток искусства, но узнал Ренуара и Брюллова.

— Ой, а мне к чаю вас особо и угостить нечем, — смутилась Муза, когда мы уже рассаживались за столом в комнате пить чай.

— Да погоди ты, Муза, причитать! Я чуть не забыла! — засмеялась Белла и вытащила из сумки свёрток с пирожками Дуси. — Вот, Дуся пирожков напекла. Так, что нормально будет. Давай, тащи свой чай.

— Ой, как я уже давно не ела Дусиных пирожков! — всплеснула Муза и посмотрела на нас искрящимся от смеха взглядом.

Муза сильно изменилась. Если раньше это была сухонькая неулыбчивая женщина, которая прямо держала спину и высоко подбородок, недоедала и брала у Мули бесплатные талоны на вегетарианскую столовую, то сейчас, в замужестве, она раздобрела и пополнела, её щёчки налились румянцем, а на губах постоянно блуждала добрая улыбка. Из прошлой Музы осталась только ровно выпрямленная спина и высоко поднятый подбородок. Сейчас она выглядела очень мило, была в домашнем халатике в голубой цветочек, а на голове повязала красивую косынку, словно обычная домохозяйка, а не балерина.

— Ну, так надо хоть иногда заходить к нам в гости, — деланно проворчал я. — Дуся тебе всегда рада.

— Да всё как-то некогда, — чуть смутилась Муза. — Виталий сейчас бригадир над звероводами в зоопарке, а мне тоже дали другую секцию. Я там сейчас, кроме моих любимых оленят, занимаюсь и маленькими бегемотиками. Представляете⁈

— Да ты что! — засмеялась Белла. — Я представляю, какие они слюнявые!

— Ничего они не слюнявые, — со смехом возмутилась Муза. — Если бы ты видела, Белла, как они смешно пьют молочко из соски! И чмокают! Вот, приходи к нам, и я тебе покажу. Можешь даже сама их покормить — у меня как раз появились новенькие двойня, Мишка и Тишка.

Муза принялась с таким восторгом рассказывать о своих зоопарковских питомцах, что мы с Беллой аж заслушались, с умилением.

— Я смотрю, ты счастлива, Муза, — тихо сказал я.

— Очень счастлива, — выдохнула Муза. — Мы с Виталием живём прекрасно. Я даже подумать никогда не могла, что тот мой уход от балета, от искусства, перевернёт всю мою жизнь в лучшую сторону. Какая же я дура была, что цеплялась за старое! Что жила такой скучной жизнью… обидами… Несколько лет этой жизни просто можно вычеркнуть, — сказала Муза и, посмотрев на меня с благодарностью, сказала, — И спасибо тебе, Муля, что ты прочистил мне мозги и подсказал, как лучше сделать.

Я улыбнулся и кивнул.

— А как там Верка? — спросила Муза и подлила нам чаю. — Расскажи, как ты её в Якутию сманил и там замуж выдал?

Белла тоже с интересом посмотрела на меня и даже бросила есть пирожок.

— Прекрасно устроилась наша Верка! — засмеялся я. — Кто бы подумал, что она заведет себе мужа-якута!

Я и в подробностях рассказал историю их отношений.

— Так что теперь у неё муж — директор самой главной в Якутске гостиницы, да, наверное, и во всей Якутии, — рассмеялся я.

— Да молодец Верка, хорошую карьеру сделала, — кивнула Муза. — Я, честно говоря, от неё не ожидала.

— А я всегда знала, что Верка останется при больших барышах, — усмехнулась Белла. — Она всегда была такая пронырливая. Хотя, честно говоря, я почему-то думала, что она в Москве останется.

— Нет, она посмотрела, посмотрела, что в Москве ей, кроме одинокой грустной старости, больше ничего не светит, и решила, что для Якутска она будет московской актрисой. И будет там блистать.

— О-о, погодите, она ещё и примой станет в их местном драматическом театре! Вот посмотрите! — уважительно покачала головой Белла. — В принципе, Верка права.

— Ну, так же, как и Жасминов, — пожала плечами Муза и взяла ещё пирожок. — Ведь после того побега с Лилей он здесь найти себе место не мог. А смотри, как хорошо он у Печкина устроился и вполне доволен собой. Он, кстати, недавно писал мне.

— Что там? Как он?

— Да всё прекрасно. Ставят какой-то сейчас потрясающий спектакль, очень сложный, и ему не хватает актёров. И вот он почему-то вдруг решил, что пригласить надо именно меня, чтобы я исполняла там танцы.

— Ну, а ты что? — усмехнулась Белла.

— Да зачем оно мне? Мне и так хорошо.

— А как там Лиля? — спросил я. — Она вам не писала?

— Почему же, она мне регулярно пишет. Девочка у них родилась. А скоро Гришку выпустят за хорошее поведение. У него же золотые руки, и поэтому руководство к нему благоволит. Они скоро приедут в коммуналку.

— Вот дела, — сказала Белла. — Никогда бы и не подумала, что так у них всё сложится…

— Ну, думаю, это ещё не конец. Когда они вернутся в коммуналку, мне кажется, сразу и Жасминов подтянется, — задумчиво покачала головой Муза и вздохнула.

— Вполне может быть, — сказал я. — От Жасминова всего можно ожидать.

— И от Лили тоже, — добавила Муза. — Как она не поймёт, что не нужно цепляться за старые иллюзии…

— Я вот всё ещё цепляюсь, — тяжко вздохнула Белла, и на глазах у неё показались слёзы. — Вот всем нашим ты помог, Муля: и Верку пристроил, и Музу, и Машу. И своим родственникам всем. Про Фаину Георгиевну я даже говорить не буду. И даже Орфею помог, и Герасиму… А вот только про меня ты как-то даже не думаешь.

— Ну, Белла, — возмущённо сказал я, — ведь ты сама просила только разобраться с директором ресторана, и на этом всё. И я тебе подсказал, как чем заняться, со сватовством…

— Эх, Муля. Сватовство — это сватовство, — вздохнула Белла. — Да и круг моих клиенток очень небольшой, все в основном сосредоточены вокруг нашего ресторана. Простые рабочие девушки с окраин не идут ко мне…

Она рассмеялась горько и зло.

— Ты не просила, — опять сказал я.

— Ну, а теперь прошу, — с вызовом посмотрела на меня Белла. — Муля, я вот в присутствии Музы прошу тебя, помоги мне создать свою нормальную судьбу! Я тоже хочу жить хорошо и быть счастливой. Я смотрю на Музу, я слушаю ваши рассказы про Лилю, про Верку, про Жасминова, и я тоже хочу, чтобы у меня всё было в порядке. Муля, придумай что-то!

Она посмотрела на меня умоляющими глазами.

— Да не вопрос, — кивнул я. — Только нужно понять, чего ты сама хочешь, Белла?

Белла задумалась.

— Хочешь ли ты продолжать работать в ресторане пианисткой? Или в театре?

— Нет, конечно. Я давно уже не хочу работать в ресторане. А в театр вернуться… Да кем я туда вернусь, Муля? Гардеробщицей? У меня за все время была одна единственная крошечная роль, и то в массовке. Мы там на подтанцовке плясали. А после этого ничего и не было. Какая из меня актриса? — тяжко вздохнула Белла.

— Хорошо, понял тебя. Но ведь ты прекрасно играешь на фортепиано. Ты умеешь импровизировать?

— И что с того? Кому сейчас это нужно? Сейчас уже начинается звуковое кино, сейчас начинаются вот эти все грампластинки, и уже несколько раз директор говорил, что дешевле поставить граммофон, чем платить зарплату мне и девчатам. Так что, думаю, ещё некоторое время я, может быть, и продержусь в этом ресторане, а потом придётся идти на копеечную пенсию и продолжать коротать остаток своей жизни в коммуналке. Вот вернётся сейчас твой Софрон, и вообще будет там весело, — она тяжко вздохнула. — Ещё и эти новые соседи такие странные…

— Ну, тогда я предлагаю так, — сказал я и сделал паузу.

Муза и Белла уставились на меня с интересом.

— Итак, давай ты устроишься в Дом пионеров и будешь вести самодеятельность для детей? — предложил я.

— Нет, нет, нет! — торопливо замахала руками Белла. — Детей я не люблю.

— Ну, вы же с Ярославом такие друзья были…

— Ярослав — это непростой ребёнок, — покачала головой Белла. — Он отличается от всех детей. Можно сказать, что он даже как маленький старичок.

— Как там он? — спросила Муза.

— Ты знаешь, до поездки в Якутию я его видел один раз только, а после ещё не успел встретиться. Я же только второй день как вернулся. Сегодня я не знаю, успею ли я к нему, но вот завтра точно схожу.

— А на работу ты что, не ходишь? — спросила Муза.

— Да почему же не хожу? Просто у меня ещё два дня отпуска.

— Ну, тогда, конечно, сходи, проведай.

— Обязательно, — пообещал я и повернулся опять к Белле. — Хорошо, раз ты с детьми не хочешь, значит, давай тогда другой вариант. Как ты смотришь на то, чтобы пойти работать на «Мосфильм»? Например, помощником костюмера или помощником гримёра? Я могу договориться.

— Терпеть не могу вот эти тряпки и всё прочее, — отмахнулась Белла. — Краситься я тоже ненавижу… Ты же видишь, я себе глаза еле-еле нормально крашу.

— Да, ты иногда похожа на панду, — засмеялась Муза.

Белла посмотрела на неё и с демонстративным видом поджала губы. Но потом не выдержала, прыснула и рассмеялась.

— Ну ладно, не хочешь ты туда. А как насчёт того, чтобы устроиться журналистом в газету? Ездить по разным местам, брать интервью у разных людей?

— Нет, нет, нет, только не это! Старовата я уже для командировок. И не представляю, как я буду на полях писать о борьбе с долгоносиком.

— Хорошо, — сказал я и задумался, что бы ещё эдакого посоветовать.

— А давай к нам в зоопарк? — вдруг предложила Муза.

— Фу, нет! Там эти животные вонючие. Ещё и мэкают, бэкают. Ужас! Нет, нет, это точно не для меня!

— Вот ты даёшь, Белла, — сказала Муза. — Тебе не угодишь. Кем же ты хочешь быть?

— Может, тебя устроить в «Комитет советских женщин»? — брякнул я. — Будешь бороться и отстаивать их права. Ты же любишь всякие скандалы, интриги, расследования. И там хороший соцпакет: можно получить путевку в санаторий, материальную помощь или продуктовые наборы. Кроме того, это же ещё и расширяет круг общения.

— Я согласна! — обрадовалась Белла. — Вот это уж точно по мне! Хочу!

А я задумался — и как это всё теперь устроить?