Когда патрульная машина въехала в переулок, Брюхан хрипло грозился, рыдая и втягивая в себя воздух:
— Я тебя еще достану! Возьму у своего старика дробовик и вышибу твои свихнутые мозги, а полячишке засуну его кирпич в задницу!
Долкин и Скарга поспешили скрыться. Боб Пеллегрино и Стив Ларсен неохотно ушли, когда Джим сказал, что им не стоит выяснять отношения с полицейскими. Сэм отказался бросить Джима.
— Чушь собачья! — огрызнулся Джим. Он тоже задыхался, хотя и далеко не так сильно, как Фрихоффер. — Ты получил свое, морда рвотная! Увижу еще, как ты вытрясаешь деньги из какого-нибудь запуганного малолетки, сразу двину по мозгам!
Сэм чувствовал себя, так, словно несся на гигантской волне прибоя. Эта волна вздымала его все выше и выше, еще немного — и он воспарит в фантастическую синеву неба, сливавшуюся с океаном. В драке ему удалось выплеснуть почти всю ярость, которая терзала его целый день.
Полицейские особенно к ним не придирались, спасибо Сэму. Один из них знал, что Сэм — племянник Станислава Выжака, судьи, и Джона Красинского, олдермена. Оба патрульных отнеслись к инциденту просто как к жаркому спору между старшеклассниками. Им явно не хотелось разбираться в этой вонючей путанице, да и вообще близко подходить к Гримсону и Фрихофферу. Не добились они и правдивых показаний о причине стычки. Джим не стал ничего говорить о вымогательствах Фрихоффера и о его угрозах. Брюхан тоже подчинился неписаному закону: никого не закладывай копам. Итак, все закончилось устным предупреждением :
— Идите, ребятки, и больше не грешите. И Бога ради, постирайте свои вещи и помойтесь. Брысь! Брысь!
Один из полицейских добавил к напутственному слову следующее замечание:
— Гримсон? Где это я слышал... а, да... Я как-то забрал твоего старика за пьянство и нарушение порядка. Но было что-то еще. А, точно! Это не о тебе писали несколько лет назад? Будто бы у тебя были какие-то странные видения и кровь шла из ладоней и лба. Большую шумиху тогда устроили, правда? Одни думали, что ты святой, а другие — что у тебя не все дома.
— Я тогда был совсем мальчишкой, — мрачно отозвался Джим. — С тех пор все прошло. Да и в газете все сильно преувеличили. Им лишь бы сенсации...
Он сразу вспомнил доктора, который осматривал его после появления стигматов.
— Это просто чересчур активное воображение вместе с наклонностью к истерии, — объяснял Еве Гримсон старый Гудбоун. — Странные вещи, которые он видит, стигматы — все это можно объяснить и без привлечения сверхъестественного. Рядовыми подобные случаи не назовешь, но в медицинских журналах таких описано немало. Даже кровотечение — казалось бы, чисто физическое явление — может быть вызвано отклонениями в психике. Особенно когда речь идет о детях, подростках и истеричках. Вероятно, ваш мальчик станет вполне нормальным человеком. Надо будет только понаблюдать за ним. Не волнуйтесь.
Это должно было успокоить мать — и, вероятно, так и произошло, хотя она не скрывала своего разочарования. Ей-то казалось, что видения и стигматы — знак Божий, и Джиму суждено стать святым.
По рации поступил новый вызов, и патрульные поспешно уехали. Фрихоффер, что-то ворча себе под нос, поплелся прочь по переулку. Джим осмотрелся в поисках своего портфеля.
— О Господи, этого недоставало! Кто-то спер портфель!
Отец и так еле-еле раскошелился на учебники в начале семестра. Придется просить у матери. Нет, Эрик Гримсон потребует, чтобы Джим сам заплатил. А где ему достать денег?