Глава 8

Следующие двое пришли почти сразу.

Из травы. Один прыгнул, второй обошёл справа. Их кожа — тугая, как у высушенного животного. Глаза — уже с намёком на понимание. Они нападали вместе, не по очереди. Меня спасло только то, что я рефлекторно прыгнул вбок и вонзил копьё в горло ближайшему, прежде чем второй успел накинуться.


Сломал щит — трещина по ребру, теперь будет хуже держать удар. Кровь текла по руке, порез глубокий, но не критичный.


А потом был ещё один. И ещё.

Каждый бой отнимал силы. Съел остатки мяса. Осталась только вода. К ночи почувствовал, что тело снова лихорадит — трансформация не закончилась. Кожа зудела, будто под ней росло что-то новое, мышцы наливались, как под нагрузкой, но я и шагать-то нормально не мог. Жёсткость в суставах, лёгкий тремор в пальцах.


Сел у очередного валуна, прижав щит к себе, как старое одеяло.


И вот оно — чувство.


Я сижу здесь, с разбитой щекой, ноющими ногами и пустым желудком. Я, человек, среди монстров.

Свобода? Какая к чёрту свобода?

Эта охота — такая же клетка, как и поселение. Только без стен. Без еды.

Я мог бы сейчас свернуть назад. Прийти и сказать: «Я всё, я наохотился». Мне дадут кусок мяса, сухую постель, пинок под зад и очередную порцию сарказма от инструктора. Там я — живой.


Но здесь… здесь я живой по-настоящему.


Каждый бой делает меня сильнее. Каждая царапина — это шаг вверх. Масштабируемое средоточие работает, и я это чувствую. В теле, в рефлексах, в том, как рука уже сама находит баланс копья, как я уворачиваюсь до того, как вижу удар.


Я не хочу возвращаться. Не пока не на грани.


Да, я голоден.

Да, я уставший.

Да, я в самой заднице, какую только мог представить.

Но именно тут я не просто Игорь. Я — становлюсь кем-то.


Завтра пойду дальше. Найду еду. Убью ещё нескольких.

А потом — вверх, к следующему уровню.

И, может быть, однажды — я вернусь. Но уже не как претендент.

А как… равный. Или даже — лучший.

На рассвете я нашёл дерево. Кривое, перекошенное, с тёмной, словно обугленной, корой и длинными листьями. Между ветвями свисали тускло-синие плоды — по форме и запаху напоминали те, что я ел ещё в первую охоту. Тогда обошлось. Сейчас решил рискнуть снова.


Осторожно разрезал один плод ножом — внутри сочная мякоть и немного косточек. Съел один. Подождал. Никакой горечи, жжения, головокружения — вроде жив. Потом съел ещё два. Организм будто ожил. Головная боль отступила, мышцы стали отзывчивее. Даже пальцы больше не дрожали.


Чуть позже, ближе к полудню, вышел на поляну — и сразу почуял опасность. Воздух был густой, словно натянутый. Как перед грозой.

В центре поляны стояло нечто.


Монстр. Но не обычный.


На четырёх лапах, но с вытянутым торсом и плечами, как у гориллы. Шерсть клочьями, будто выжженная. Лицо — почти человеческое, с выпученными глазами и раздвоенной пастью. Из спины торчали костяные наросты. Он не бросался. Он смотрел. Как будто ждал, чтобы я сделал первый шаг.


И я сделал.


Бросился вперёд, копьё — в стойке. Он взревел, подпрыгнул — удивительно быстро — и ударил лапой сверху. Успел подставить щит — щелчок, боль в локте, и я полетел назад. Прокатился по земле, встал, шатаясь.


Он шёл, как палач. Без спешки.

Нырнул вбок, ударил по ноге. Он взвизгнул — значит, можно пробить. Попробовал повторить — в этот раз едва увернулся. Он учился прямо в бою. Каждое движение — точнее, каждый прыжок — ближе.


Щит треснул окончательно после третьего удара. Выбил у меня копьё — и я остался с одним ножом. Всё бы и закончилось, если бы я не вывернулся, нырнув под его лапу, и не вогнал клинок в мягкую часть под челюстью. Он заорал, дёрнулся — и я вбил лезвие до конца, прямо в глотку. Он рухнул сверху, придавив мне ногу.


Я не сразу понял, что жив.


Скатился с его тела, тяжело дыша. В голове гудело. Руки дрожали.

Но потом — как по команде — внутри что-то вспыхнуло.


— Получено девять единиц энергии тела.

— До следующего уровня средоточия: 185 единиц.


Всего лишь девять…

За такого урода… Но даже не это меня напрягло.


Я услышал топот.


Сначала глухо. Потом — всё громче. Земля дрожала. Повернулся — из ближайшего перелеска выходили десятки.

Маленькие, двуногие, с вытянутыми мордами.

Крупные, на четырёх лапах, с длинными хвостами.

Некоторые лезли по деревьям, другие обнюхивали воздух. Один — посмотрел прямо на меня и взвыл. Остальные подхватили.


Они шли. За мной.


Чёрт. Чёрт!


Прыжком поднялся и рванул прочь, прихрамывая. Лес — не вариант. Они быстрее. Равнина — смерть. Камни — шанс.


Петлял, падал, снова вставал. Позади — вопли, визг, рык. Чувствовал, как страх поднимается от желудка к горлу. Не просто страх. Животный ужас. Меня преследует стая, а я — измотан, ранен, один.


Каждый шаг — будто по стеклу. Копьё — в руке, бесполезное. Щита нет. Доспех в трещинах. Я один.


Но я жив.

Я бегу.

И они не догнали. Пока.


И если я выберусь — значит, я стал сильнее.

На шаг ближе. К третьему уровню. К цели. К выживанию.


Я заметил расщелину в скале, когда почти отчаялся. Узкая, едва шире плеч — в другое время не полез бы, но сейчас…


Сейчас — это спасение.


Пробрался внутрь, скребя доспехом по камню. Пару метров — и скала сузилась. Слева глухая стена, справа — обрыв. Передо мной — единственный проход. Узкий. В нём можно драться. Один на один.


Здесь у меня есть шанс.


Упал на колени, прижавшись спиной к скале. Перехватил копьё. Поставил его остриём к выходу. Щита больше нет, только один шанс на укол — и откат. Вдох. Выдох. Ещё один.


И они пришли.


Первая тварь рванула, как из катапульты. Маленькая, верткая — попыталась прыгнуть. Удар — копьё вошло в грудь. Она завизжала, задергалась, потянула копьё на себя. Я дёрнул — не отпуская. Выдрал. Густая, вонючая кровь залила рукав.


Следующий прыгнул сразу. Я пригнулся — рогатая голова ударила в скалу над мной. Рёва не было — только сухой треск, как будто ломали кости. Проткнул его в бок. Копьё скользнуло — не насквозь, но глубоко. Он скинул меня на землю, но я успел вывернуться и добить ножом.


Всё. Больше нельзя валиться.


Становлюсь на колено, копьё вперёд.


Идут ещё.

Ещё.

Один за другим.

Некоторые быстрые, некоторые тяжёлые, как кабаны.


Иногда между атаками проходит пара секунд — короткий вдох, передышка, но дальше снова. Рука затекла. Бок горит. Кровь хлещет — не моя. Или моя. Уже не разбираю.


Трупы валятся под ноги. Проход захламляется. Монстрам становится тесно. Они начинают оттаскивать мёртвых, рычат, тащат за лапы, когти, хвосты. Я вижу, как они вынуждены ждать — и в этой передышке чувствую, как что-то во мне переключается.


Словно упавшая крышка, щёлк — и в голове становится ясно.


Тело, которое ещё утром ломало каждое движение, теперь гибкое, цепкое. Боль будто уходит в фон, мышцы двигаются точно, экономно. Каждое движение — результат. Мозг не мешает, не спорит. Мы теперь на одной стороне.


Я стал другим.


Трое бросаются почти одновременно. Первый напарывается, как по учебнику. Второго — встречаю рывком в плечо, отбрасывая обратно. Третий хватает меня за руку — я разворачиваю нож и втыкаю в его глаз. Он орёт, бьётся, но уже не живёт.


Дышу тяжело. Пахнет смертью. Земля под ногами скользкая от крови. Камни чернеют. Глаза монстров в темноте светятся, но они уже не бегут с прежней уверенностью. Они чуют: я не добыча.


Я встал.

Не как жертва.

Как охотник.


Я не помню, сколько их было.


В какой-то момент я перестал считать. Слишком быстро. Слишком много. Мозг больше не фиксировал цифры — только движение, ритм, угрозу. И ответ.


Впереди мелькает очередная морда — резкий выпад, мясо хрустит под остриём. Но и она успевает — когти царапают плечо, пробивая вмятую броню. Глухой удар, будто палкой по пустому ведру, и вспышка боли, как удар током. Но не до крика. Не до слабости. Я отбрасываю её ногой, сбиваю ещё одну, задеваю бедро лезвием.


Щелчок — и снова вперёд.


Доспех…

Он держался. До поры.

Теперь — порван в нескольких местах. Плечевая пластина сорвана, ремни сломаны, шлем давно валяется где-то среди первых трупов. Я даже не заметил, когда он слетел. На груди — глубокая борозда, будто кто-то прошёлся по мне граблями. Боль стучит под рёбрами.


Я не бессмертный.


Напоминает каждая царапина. Каждая рана.


Правая рука чуть онемела. Копьё держать всё тяжелее, пальцы скользят по древку — кровь смешивается с потом. Кровь моя. Я уже не пытаюсь остановить кровотечения. Лишь бинт на бедре, перетянутый так, что палец не просунешь. Одна из тварей — с раздвоенными лапами и чешуйчатой спиной — сумела добраться до меня, прежде чем я пронзил ей глотку.


Рванула мясо на ноге. Почти до кости.


Я не упал.

Не смел.


Теперь двигаюсь с перекосом, тяжесть на одну сторону. Но двигаюсь. Иначе не выжить.


Очередная тварь, мелкая, юркая. Прыжок — я не успеваю отбить копьём, потому что отмахивался от другой. Она цепляется за спину, когтями впивается в плечо. Кулаком — вслепую — бью назад. Раз, два. Она визжит, но не отпускает. Тогда просто падаю на спину, вдавливая её в камень своим весом.


Хруст — как будто наступил на голову крысе.


Тишина.


На миг.


Но я уже не верю тишине. Просто жду следующего.

Следующий приходит.


Я встречаю его уколом в шею. Тварь дёргается, срывается, но падает. Слишком медленно. Я уже отступил, уже перехватил.


Мир — в красных пятнах. В трупах. В грязи.

Камни под ногами скользкие.

Я не чувствую пальцев на левой руке.

Щека разбита.

Колено хрустит при каждом шаге.


И всё же стою.


Впереди нет движения.

Монстры отступили.

Или закончились.

Может, они решили, что я умер. Может, испугались.


А может, просто идут за подмогой.


Я не знаю.


Я вытираю лезвие ножа о изодранную ткань и оседаю у стены. Дыхание тяжёлое, хриплое. В голове гудит, сердце будто готово взорваться.


Но я жив.

Жив.

Жив.


А значит — могу убивать дальше.

Кажется, всё.


Но я уже не верю.


Я сижу, опершись спиной о стену расщелины, и вжимаюсь глубже в тень. Копьё лежит рядом, щит соскользнул с предплечья — ремень лопнул после последнего удара. Дышать трудно. Грудь будто стянута железными кольцами. Каждое движение — через «не могу». А ноги… будто налиты свинцом.


Внизу, у входа в расщелину, лежат тела. Десятки. Мерзкие, искорёженные, тлеющие. Некоторые шевелятся — не живые, а просто судорожные остатки рефлексов. Иные тянут когти к небу. Слышен хруст — ещё одна тварь пытается пролезть. Но теперь ей мешают. Слишком много трупов. Некоторые уже начинают гнить прямо на глазах — дымится плоть, трескается панцирь.


Пока что всё.


И в этот момент…


— Поздравляем. Получена 1 единица энергии тела.

— Активирован третий уровень средоточия.

— В течение следующих суток будет укреплено физическое тело.

— До следующего уровня средоточия — 400 единиц энергии.


Голос звучит ровно. Механически.

А внутри будто кнутом хлестнули.


Третий уровень…

Тело отзывается сразу — резкой болью в позвоночнике, в плечах, в груди. Начинается.


Я зажимаю зубы, чтобы не завыть.

Снова эта перестройка, ломка, ощущение, будто кто-то руками тянет мои кости в разные стороны.

Ждёт весёлый вечер.


Передышка кончается.


Я слышу топот.

Где-то далеко, но приближается.

Они всё ещё идут. Эти твари.

Они не думают.

Не помнят.

И не учатся.


Но теперь… что-то изменилось.

Они идут медленнее.

Передышки стали длиннее. Некоторые из них, кажется, начинают разворачиваться — как будто инстинкт самосохранения всё-таки где-то остался.

Или, может, дело в баррикаде из мёртвых.


Им просто тяжело пробраться к мне.

Я уже не должен был быть живым. Не должен.

Но всё ещё здесь.

С каждым новым уровнем внутри растёт нечто холодное и тяжёлое. Не ярость. Не отвага.

Уверенность.

Суровая. Безрадостная.

Я справлюсь.


Очередной — мелкий, но быстрый — прорывается через груду тел. Прыжок.

Я встречаю его ударом копья — даже не в голову. Просто в грудь, между ребрами. Он падает и бьётся, разрывая собственные кишки, пока я добиваю его ножом.


Нет звука.


Нет сигнала от системы.


Я замираю.


Следующий. Ещё один. Медленный, широкий. Удар по щиту. Я чувствую отдачу через всё тело, но устоял. Ответное движение — режу под нижнюю челюсть. Он захлёбывается собственной кровью.


Снова — тишина.


Нет единицы. Ноль.


Я понял.


Эти — уже не в счёт.


Мелочь. Пушечное мясо.

Слишком слабы, чтобы система сочла их достойными.

Слишком ничтожны, чтобы укрепить моё тело.


А значит…

Скоро мне придётся искать сильных.

Их будет меньше, но и битва — на грани.


Я смотрю вперёд, за груду тел. Там, где ещё могут появиться новые.


И почти с сожалением думаю — пора отсюда уходить.


Или добивать то, что осталось.

Пока я ещё дышу.


Щит треснул по центру, сквозная трещина идёт от верхнего края до самого ремня. Если ударят туда — развалится. Но другого нет. Я приматываю его обрывками кожаного ремня к предплечью, как могу. Он держится — этого пока хватит. Левая рука гудит от боли, но не сломана. Значит — ещё в бою.


Копьё — стёртое, лезвие зазубрено, древко в крови. Чужой и своей. Я снова сжимаю его.

— Пошли, — говорю себе. — Пошли, раз всё ещё жив.


Внизу что-то ворочается — очередная. На этот раз крупная, с двумя парами рук и наростами на плечах. Похож на того, что дал мне первую шестёрку. Тогда я еле стоял на ногах после боя.


Теперь…

Теперь я уже почти не стою. Но техника — чётче.

Рывок.

Удар щитом — отвод вбок.

Копьё вперёд — прямо в основание шеи. Тварь извивается, но я уже научился, как гасить эти подёргивания. Давлю телом сверху, вырываю клинок с хрустом.


— Получена 1 единица энергии тела.


Одна.

За такого, раньше — минимум пять. Иногда даже шесть.

Теперь — одна.


Я уже не матерюсь вслух. Просто вытираю лезвие о шершавую кожу твари.

И иду дальше.


Следующий выходит из бокового ущелья — тёмный, узкий череп, длинные когти. Слишком быстрый. Меня задевает, рассекает плечо, щит не спас. Но в следующий миг я срезаю ему колено, добиваю в прыжке — прямое попадание в темя.


— Получена 2 единицы энергии тела.


Ха. Всё-таки бывает.


Но как же всё медленно.


Кажется, я начинаю понимать тех, кто срывается — кто ест мёртвых.

Голод — не просто урчит. Он царапает горло, сушит губы.

И пахнет…

Пахнет едой.


Твари, что лежат внизу, распоротые, дымящиеся кишками — они пахнут… съедобно.

Или это я уже теряю человечность?


Я отгоняю мысль. Но она не уходит.


Бой продолжается.


Слабые — бесполезны. Но не можешь не драться. Иначе тебя затопчут.


Я убиваю ещё троих. Один из них сопротивлялся особенно яростно — и всё равно дал только одну единицу.

Где-то после пятого боя, где я ничего не получил, я почувствовал, как щёлкает внутри.


Не ярость. Не злоба.

Отстранение.


Если нет смысла убивать — лучше бежать. Или искать тех, в ком есть вес.


Я спускаюсь чуть ниже, обходя скальный выступ, где трупы завалили проход.

Воздух тут гуще.

Гниение сильнее.

Голод обостряется.


Я пробую достать один из фруктов, что собрал утром, — но рука дрожит. Сжимаю зубы. Надо доесть всё, что осталось. Потом — охотиться.


На сильных. Только на сильных.


Я вытираю кровь со лба — липкая, чужая, своя. Всё смешалось.

Впереди слышен рёв. Значит, кто-то по-настоящему живой. Не мясо, не щепки. Сила.


Я снова поднимаю копьё.


Готов.


Монстры закончились. Или просто ушли.


Я стою посреди завала из тел. Твари — вповалку, навалены друг на друга, истекают вязкой жидкостью, смердят. Некоторые ещё подёргиваются — рефлексы. Или умирают медленно. Мне уже всё равно.


Я не чувствую победы. Только… онемение. Глубокое, вязкое, как холодная глина.


Всё тело болит. Щит — теперь просто грубая пластина, трещина пошла до самого ремня. Броня — в дырах, исполосована, под ней гудит каждая мышца. Копьё я несу в руке по инерции, пальцы сведены судорогой.


Темнеет.


Далеко за горизонтом пылает закат — даже не алый, а буро-кровавый. Цвет боли. На фоне рваных скал и чёрных тварей — почти красиво.

Почти.


Я поднимаюсь чуть выше, на выступ над расщелиной, где могу хоть немного прилечь и не бояться удара сзади. Обломками сбрасываю с края тела, чтобы освободить место. Камень тёплый от крови. Но уже остывает.

Загрузка...