Мёртвые души. Книга 1 и 2

Глава 17

Запястье зачесалось. Я машинально потёр его — кожа натянута, будто под ней пульсирует нечто чужое. Метка. Напоминание, что свободы здесь столько же, сколько было в мире вампиров. Только цепь теперь не железная, а невидимая. И сидит под кожей.

Шаги.

Тяжёлые, глухие, военные.

Я не шелохнулся. Пусть видят. Я уже не тот, кто должен прятаться.

Сначала показалась тень, потом шестерка фигур. Броня, оружие, выправка. Всё знакомо. Один из отрядов Старшего. Не элита, но не новички.

Шли уверенно, но настороженно. Их взгляд выхватывал детали — следы на плитах, обгоревшие стены, кровь. Один из них — здоровяк с топором — замер, уставившись на меня.

— Живой, — пробормотал он. — Не верится.

Вперёд вышел их лидер — сухощавый, в сером плаще. Взгляд как ледоруб. Осмотрел меня с головы до ног.

— Претендент. Чудно. — Он хмыкнул. — До начала осталось меньше недели, а ты где-то по камням ползаешь. Скажи спасибо, что Старший не отправил кого посерьёзнее.

Я промолчал. Он ждал ответа.

Но я успел кое-чему научиться. Первый урок в мире вампиров: не болтай. Даже если кажется, что можно. Особенно если кажется, что можно.

— Засосало, — выдавил я. Голос сел. — В какой-то… лабиринт. Еле выбрался. Времени почти не помню. Всё смазано.

Он прищурился, словно пытаясь вытащить из моей головы что-то ещё. Потом махнул рукой.

— В следующий раз постарайся не исчезать. Метка сработала только сегодня. До этого — как в пустоте. Старший бесился. Теперь будет беситься тише. Но ты у него на крючке, это помни.

Я кивнул.

Запястье будто зачесалось сильнее, усмехнулось изнутри.

— Поднимайся. Мы уходим. Приказы есть приказы.

Я встал. Тело слушалось. Слишком хорошо. Слишком точно. Но сейчас — не время думать об этом.

Я шагнул к ним.

Они не знали, где я был.

Я не собирался им рассказывать.

В голове крутилась мысль:

" Молчи. И двигайся дальше."

Путь к поселению занял несколько часов. Мы шли по выжженной равнине, где ветер нес с собой пепел и песок, а небо, затянутое тяжелыми облаками, будто давило сверху. Земля потрескалась, кое-где из трещин поднимался пар. Местами торчали искорёженные остовы деревьев — если это вообще когда-то были деревья.

Я шёл среди них. Не впереди, не позади — посередине. Не как пленный, но и не как свой.

Пока.

Некоторое время я молчал, вслушиваясь в равномерный скрип брони и шорох плащей. Потом решил нарушить тишину:

— Претенденты, — сказал я, глядя вперёд. — Это что, новая форма рабства?

Один из бойцов усмехнулся — коротко, как щелчок.

— Скорее, отбор. Хотя, если не пройдёшь — концовка та же.

— Что за отбор? Что будет?

— Испытание, — ответил второй. Плечистый, с заросшим лицом, без тени любопытства или сочувствия. — Остальное расскажет Старший. Если захочет.

Если.

— То есть я могу не знать, что именно мне грозит?

— Ты можешь не дожить, чтобы об этом задумываться, — пожал плечами тот же. — Или доживёшь, но пожалеешь. Тут уж как повезёт.

Ветер усилился, хлестнул лицо пылью. Я прикрыл глаза, но не остановился.

Что-то было не так. Не только с ответами. Со всем.

Я чувствовал, как земля будто подрагивает — не физически, а… энергетически. Словно мир рядом с этим поселением жил своей, гнилой жизнью. Под поверхностью.

Пахло странно. Как металл, оставленный в кислоте. И пряная нотка сгоревшей крови — лёгкая, но липкая.

Я почесал запястье — то самое, где стояла метка. Не болело, но зудело неприятно, словно напоминая, что и здесь я отнюдь не свободен. Как и в том мире, где пировали вампиры.

Смотрит. Следит. Ждёт.

Только теперь не кровопийца. А тот, кого зовут Старшим.

Слишком много совпадений.

Слишком мало ответов.

Испытание.

Претенденты.

Отбор.

Старший.

Запах смерти.

Что бы это ни было — ничем хорошим не пахло.

Поселение встретило нас тишиной. Не той, в которой спокойно — той, в которой затаились глаза. Сквозь щели в заборах, сквозь мутные окна. Местные не суетились и не приветствовали — здесь давно не верили в добрые новости.

Меня провели без слов, через несколько охраняемых коридоров — хлипкие стены, наскоро сваренные балки, но всё это дышало внутренним напряжением.

Меня ждали. Или, скорее, не ждали, но не могли игнорировать.

Дверь открылась. За ней — комната, без окон, только рассеянный свет ламп на потолке. Там был он. Старший.

Он сидел за низким столом. Без брони, но не менее опасный. Лицо, как выточенное из сухого дерева. Глаза — старые. Настоящие. Не в смысле возраста, а в смысле чего-то, что было до всего этого.

Он не встал, не поздоровался. Только посмотрел. Будто сквозь меня.

— Ты куда-то исчез, — сказал он тихо, почти буднично. — Десять дней. Даже метка молчала.

Я почувствовал зуд на запястье и машинально почесал кожу, где под ней будто зажглось — как напоминание: тебя держат, парень, не забывай.

— Засосало, — ответил я. — Лабиринт. Не знаю, как. Всё произошло внезапно. А потом…

Потом я долго искал выход.

Он не отводил взгляда.

— Лабиринт. Конечно. Именно туда ты и попал, да?

Я промолчал.

Про вампиров — ни слова. Про одержимость — тем более.

Молчание — единственный щит, что у меня остался.

Он продолжил:

— Претендент, пропавший на десять дней, — это не просто неудобно. Это риск. Это трата ресурсов.

И… — он наклонился чуть вперёд, — если ты за две недели не смог достичь третьего уровня средоточия тела — ты мусор.

Ты просто сдохнешь.

Без пользы.

Как испорченный инструмент.

Внутри что-то ёкнуло, но я не отреагировал. Только глянул ему прямо в глаза:

— Удалось. Я достиг третьего уровня.

Молчание сгустилось. На пару секунд стало вообще невозможно дышать.

Он всё ещё смотрел. Потом, медленно, словно прислушиваясь к чему-то в себе, откинулся на спинку кресла.

— Хм. Правда?

Я не ответил. Он сам понял, что я не вру.

— Тогда так.

Ты отдыхаешь. Три дня. Потом приступаешь к тренировкам с основной группой. Испытание начнётся через неделю.

Ты должен быть готов.

Не наполовину. Не на словах. А на деле.

Он махнул рукой, словно закрывая тему.

— Убирайся.

Я кивнул. Развернулся. Сделал шаг к двери.

— И ещё, — его голос прозвучал уже в спину. — Если исчезнешь снова — метка сгорит вместе с рукой.

Неважно, где ты окажешься.

Я ничего не сказал.

Дверь закрылась.

Только тогда я выдохнул.

Он знал не всё. Пока.

И пусть так будет ещё немного.

Я не готов умереть.

Но и не готов снова стать пешкой.

Значит, пора научиться быть кем-то большим.

Я вышел из комнаты Старшего, чувствуя, как натянутое внутри постепенно начинает расслабляться. Но не исчезать. Просто отступает вглубь, затаившись до следующего сигнала тревоги.

Прошёл по пыльному коридору, спустился в подвал, где мне выделили койку. Холодный матрас, тонкое одеяло, голые стены.

Лёг. Закрыл глаза. Но сон не пришёл.

Какого чёрта я так спокойно это воспринимаю?

Когда это стало нормой — разговаривать с человеком, способным отрезать тебе руку по щелчку? Сидеть перед ним и врать в лицо, зная, что это может стоить жизни? Говорить о смертях, как о погоде?

Я пролежал, глядя в потолок.

Вспомнил сгоревший город.

Тех, кто кричал.

Тех, кто не кричал.

Тех, кого уже не было, когда я выбрался.

Месяц.

Чёртов месяц, и чуть меньше двух недель осталось.

Абсолют дал понять без двусмысленностей — проживёшь тридцать дней, и, возможно, вернёшься.

Возможно.

Он даже не обещал. Просто поставил условие.

А теперь вот метка.

Запястье зудело всё сильнее, как будто знало — я не забыл, просто пока не знаю, что с ней делать.

Может ли она сработать против меня в момент, когда я решу уйти?

Может ли что-то передавать, кроме координат? Мысли? Эмоции?

Контроль?

Надо будет проверить. Но осторожно.

Повернулся на бок.

Взгляд уткнулся в стену, на которой кто-то царапал пальцем — отсчёт дней? Чужой месяц?

Может, чей-то последний?

Зачем ему претенденты? — мысль не отпускала.

Старший — не выглядит фанатиком. Скорее, прагматик. Холодный, рациональный.

Значит, он вкладывает ресурсы не из благотворительности. Не просто так.

Что мы ему даём?

Зачем эти испытания?

Что можно получить такого, ради чего стоит растить пушечное мясо?

Сила?

Артефакт?

Контракт с кем-то выше?

Может, сам процесс отбора — это часть чего-то большего? Не всех же бросают в жерло. Кто-то, наверное, проходит. Кому-то везёт. А может — наоборот: выживает только тот, кто нужен.

Вопросов было слишком много. Ответов — ни одного.

Но было ощущение, что я где-то рядом с правдой.

Она не светилась, не кричала, не заманивала. Она воняла.

Как всё в этом месте.

Неправильное здесь всё.

Слишком много мрака.

И слишком мало смысла.

Но пока я жив — у меня ещё есть ход.

От начального месяца осталось две недели.

Надо дожить.

А потом — может быть — сделать так, чтобы больше никто не повторял этот путь.

Я всё пытался заснуть, но мысли были как мухи в закрытой комнате — назойливые, гудящие, неубиваемые.

Недавно… ведь совсем недавно, мой мир казался мне чужим. Слишком ровным, вылизанным, зажатым в рамки, как будто кто-то написал инструкции и заставил всех их соблюдать. Люди там не жили — функционировали. Проснись. Поешь. Иди. Работай. Возвращайся. Спи. Повтори.

Словно биороботы.

Без сбоев. Без огня.

Я плевался на это однообразие. Хотел настоящего. Движения. Вызова. Что ж… получил.

Потом был мир вампиров.

Город, чужие взгляды. Слова, в которых больше яда, чем смысла.

Поначалу — интересно. Потом — невыносимо.

Не знаю, что стало спусковым крючком.

Может, то, как на меня смотрели. Может, ощущение, что я — всего лишь пища с бонусами или инструмент.

А может, огонь внутри просто не выдержал.

И я сжёг всё к чертям.

Теперь вот этот мир.

Камень, пыль, чужие лица. Метка на запястье зудит, напоминая, что свободы нет. Ни в теле, ни в решениях.

Испытание. Смерти. Старший, который смотрит на людей, как на заготовки мяса.

И снова — не нравится.

Я уже не знал, что думать.

Три мира — и в каждом я чужой.

Каждый вызывает отторжение. В каждом — что-то ломается внутри. Или не сходится. Или бьёт в самое больное.

И вот вопрос:

А может, дело не в мирах?

Может, дело во мне?

Может, это я — не могу вписаться. Ни в один ритм. Ни в одну систему.

Ни с кем не по пути.

Хочется верить, что я ищу… своё. Настоящее. Что просто не нашёл.

Но если честно — всё больше похоже на то, что я воюю со всем, к чему прикасаюсь.

Что, если я — не спаситель, не выживший, не герой?

А ошибка, скрип в механизме, который ломает каждую шестерёнку, к которой прикасается?

Мысль неприятная.

Но упорно лезет в голову.

Я закрыл глаза, вдавливая затылок в жёсткий матрац.

Спать хотелось, но внутри всё клокотало.

Будто бы что-то внутри меня росло, и само не знало, чем станет, когда вырвется наружу.

А времени — всё меньше.

Я проснулся рано, ещё до рассвета. Внутри что-то сжималось — не от страха, скорее от смутного напряжения. Будто тело само знало, что сегодня придётся столкнуться с чем-то неприятным. С этими мыслями я наскоро умылся ледяной водой из бочки и направился к Старшему.

Он жил в обычной хижине у северной окраины поселения. Без охраны, без высоких стен и тронов. Даже дверь у него скрипела, как у всех.

Но каждый, кто проходил мимо, спешил отвернуться. Тут боялись не внешнего величия, а того, что было внутри.

Я постучал.

Ответа не последовало, но дверь была не заперта.

Я вошёл.

Он сидел у низкого стола, наклонённый над чем-то — возможно, над картой или схемой. В тусклом утреннем свете лицо его казалось серым, почти мертвенным.

Он не поднял взгляда, только сказал:

— Ты пришёл.

Я молчал.

Старший выпрямился и посмотрел на меня, и наступила долгая пауза. Он как будто изучал не внешность, а то, как я стою. Как дышу. Готов ли дерзить или нет.

— Значит, ты хочешь знать, что значит быть претендентом, — наконец произнёс он, медленно, взвешивая слова.

Я кивнул.

— И что меня ждёт, — добавил я. — Я не собираюсь идти как слепой на убой.

— А тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь? — рыкнул он.

Старший прикрыл глаза и провёл рукой по щеке. Морщины у глаз были глубокими, как трещины в старом камне.

— Ладно, информация тебе, и правда, не повредит. Каждый из четырёх Старших выбирает четверых претендентов. Раз в год Абсолют устраивает Испытание. Что именно будет — не знает никто. До самого начала. Бывает разное. Мясорубка, охота, защита… Всё зависит от настроения или цели тех, кто стоит выше нас.

Он замолчал, будто дал мне время переварить. Я ждал. Наконец, он продолжил:

— Мы не жертвуем вами. Мы вкладываем в вас. Вы — инвестиции. Если выживешь, получишь свободу. Метка исчезнет. И смерть прошлого претендента сотрётся — мы в расчёте.

Я почувствовал, как в запястье кольнуло, будто отголосок его слов заставил метку отозваться. Она зудела мерзко, будто что-то под кожей шевелилось.

— А ты? — спросил я. — Что ты получаешь с этого?

Он не стал юлить.

— Процент от энергии, которую вы добудете на Испытании. Это честный обмен. Если один из вас дойдёт до конца, я поднимусь на ступень выше. А если никто не выживет — значит, был не тот год.

— И ты спокойно на это смотришь? — с трудом сдержал я раздражение.

— А ты бы не смотрел? — он наклонил голову. — Ты убил претендента. Ты — мой должник. Я даю тебе шанс. Не жалость. Не пощаду. Возможность.

Я не ответил. Потому что всё, как ни крути, было правдой.

Он встал.

— У тебя неделя. Отдыхай. Ешь. Готовь тело. Потом начнётся отбор.

Я вышел на улицу, под резкий утренний ветер, и только тогда понял, что дыхание всё это время сбилось. Метка на руке уже не просто зудела — она как будто пульсировала.

Неделя.

Потом — Испытание.

И свобода, если повезёт.

Или конец.

Я вышел на улицу, вдохнул прохладный воздух и замер.

Солнце только поднималось, окрашивая край неба в грязноватый, ржаво-жёлтый оттенок. Воздух пах гарью, сыростью и железом. Вдалеке кричала какая-то живность — резкий, рвущий ухо звук, который сразу давал понять: ты не дома. Но я больше не вздрагивал от таких криков. Привык. Быстро, пугающе быстро.

Я шёл между хижинами, мимо угрюмых лиц, грубых рук, загрубевших от тренировок и боя. Все эти люди жили в состоянии постоянной готовности. Не боялись — скорее, не имели права бояться.

И я был среди них. Один из.

И вдруг пришло странное ощущение.

Всё не так уж плохо.

Я жив.

Я в теле, которое стало сильнее, быстрее. Я прошёл через мир вампиров, через проклятые катакомбы, через пепел и кровь.

И остался собой.

Да, впереди — Испытание.

Да, метка всё ещё зудит, как напоминание, что свободы пока нет.

Но если то, что сказал Старший — правда, а я чувствовал, что лгал он бы не стал — у меня есть шанс.

Реальный шанс.

Я вспомнил слова Абсолюта. "Выжить". Не победить, не стать героем. Просто — выжить.

Они не требовали невозможного.

Я выжил раньше — и сделаю это снова.

Может, не всё так безнадёжно.

Может, я не беспомощный узник этой системы. А игрок.

И если мне дали неделю — я не потрачу её зря.

Я развернулся и пошёл в сторону тренировочной площадки. Пора было узнать, кто ещё из претендентов выжил, и кто будет мне союзником… или врагом.

Я стоял у края тренировочной площадки, прислонившись к выжженной стене, и наблюдал. Сначала просто из любопытства, но быстро втянулся. На площадке было трое. Видимо, остальные претенденты из нашего поселения. Сначала я не мог понять, кто есть кто — здесь все были крепкими, напряжёнными, с прямыми спинами и жёсткими взглядами. Но со временем начал различать нюансы.

Один из них двигался с особой точностью — без резких выпадов, зато каждое движение было как выверенный удар скальпеля. Парень с длинными руками и бритой головой. Похоже, делал ставку на контроль и технику. На нём почти не было брони, только тканевый жилет, облегающий мускулистое тело.

Второй был противоположностью: широкоплечий, с тяжёлой дубиной и алой полосой через левую щёку. Боец-молот. Каждый его выпад был словно мини-землетрясение, а шаги будто вбивались в землю. Пахло от него плохо — смесь пота, крови и какой-то травы. Но в действиях была уверенность. Он не просто дрался — он выживал.

Третья…

Да, третья. Девушка. На первый взгляд казалась слабой: тонкая, изящная, даже грациозная. Но когда она подняла руку и всадила метательный нож в мишень на двадцать шагов — лезвие вошло по самую гарду — я ощутил, как по спине прошёл холодок. В ней было что-то хищное. Нет, не звериное — змеиное. Спокойствие с ядом внутри.

И я понял: наблюдаю совсем не как раньше.

Не просто смотрю — анализирую. Улавливаю ритм движений, слабые места, особенности дыхания. Раньше бы этого не заметил, точно нет.

Голова работала быстрее. Связи выстраивались сами собой. Всё, что я пережил, что впитал из боёв, потерь, смертей… всё это отложилось. Внутри что-то поменялось.

Я не был среди них слабейшим.

Но и не сильнейшим. Пока что.