Мёртвые души. Книга 1 и 2

Глава 3

И тут — тень.

На лице стало прохладнее.

Сначала я подумал, что это смерть, прикрыла солнце своим саваном.

Потом — капля.

Одна, прямо на щёку.

Вторая — на шею.

Третья — по лбу.

Я зажмурился.

— Чёртовы миражи… — прохрипел, не открывая рта.

Но кожа оживала. Ощущала.

Капли были реальными.

Дождь.

Сначала ленивый, неуверенный. Потом — гуще, плотнее. Словно небо расплакалось.

Я открыл рот. Поймал первую струю языком. Солоноватая, с пылью — но настоящая.

И я пил. Глотал, захлёбывался, кашлял, снова пил.

Ладони впились в мокрую землю.

Грязь потекла между пальцев. Я зацепился за неё, как за жизнь.

Мокрая трава. Хлюпанье. Пар, поднимающийся от раскалённой земли. Всё ожило. Всё стало настоящим.

Я поднял голову.

Небо было серым.

Сумрачным, сердитым, но таким родным.

Словно мир передумал меня хоронить.

Я выдохнул — судорожно, с хрипом.

Я ещё жив.

И, чёрт возьми, раз дождь пришёл в самый момент, когда всё уже было кончено… может, я ещё кому-то нужен.

Ливень утихал. Он не закончился — просто стал тише, осторожнее, как будто и сам не верил, что так вовремя вмешался. Я брёл вперёд, цепляясь взглядом за каждый куст, каждую тень. Сапоги чавкали по грязи — будто шагал не я, а кто-то за меня.

И тут — следы.

Разворошенная трава, затоптанная земля. Очертания квадратов на почве, где стояли ящики или, может, коробки. Поваленный бурелом, ветки сложены в кострище.

Пепел — совсем свежий. Даже дождь не до конца его смыл.

Я застыл.

Кто-то был здесь. И недавно.

Осторожно подошёл ближе. На брезенте, натянутом между деревьями, ещё висели капли дождя. Под навесом — остатки еды, аккуратно сложенные, будто кто-то ушёл ненадолго, не ожидая, что вернётся нескоро… или не вернётся вовсе.

Пустая кружка. Обгорелая кружка. Сухой фрукт — неразмокший, не тронутый ни зверьём, ни мухами.

Я поднял его. Манго? Или нечто похожее. Жёлтая мякоть, в которой застряли мои дрожащие пальцы.

Сладкий, сочный. Глотая его, я едва не расплакался. Настолько вкусной еда никогда не была. Даже чёрствый батон в армии не вызывал такой благодарности.

Рядом, под сложенным куском ткани, я нашёл нож.

Простой, с деревянной ручкой и чуть потрескавшимся лезвием. Ржавчина на сгибе, но всё ещё острый.

Я сжал его в руке.

Это не меч. Не ружьё. Не бронежилет.

Но это что-то.

Что-то, что можно держать. Что может защитить… или хотя бы дать видимость защиты.

Я сел у кострища.

Пока не было ни звуков, ни голосов, ни следов погони. Но и тишина здесь была… странной. Слишком плотной. Словно лес что-то знал и просто ждал.

Кто здесь был? Где они теперь? Почему всё так аккуратно и в то же время брошено?

Может, ушли.

Может, убежали.

А может… превратились в кого-то, кто прячется за ближайшим деревом и сейчас смотрит на меня.

Я не знал. И, признаться, не хотел знать. Пока.

Я доел второй фрукт, затащил тент чуть глубже под ель и укутался в него, будто в спасательное одеяло.

Нож положил рядом, чтобы рука касалась его рукояти.

— Ещё один день, — прошептал я.

Мир не ответил.

Но и не убил. Уже хорошо.

Проснулся я резко, как будто кто-то тронул меня за плечо. Но рядом никого не было — только тихий хруст капель, оседающих с деревьев, и глухое поскрипывание ветвей где-то вверху. Дождь ушёл, оставив после себя запах мокрой листвы, сырой земли и чего-то… живого. Почти забытого.

Я вылез из-под тента, потягиваясь — мышцы ныли, голова тяжелела, но в теле была странная ясность. Та, что приходит после крайней точки — когда ты думал, что сдохнешь, но нет — жив, и вот уже в тебя снова капля за каплей вливается энергия.

Обшарил стоянку. Не спеша, методично.

На этот раз не просто ищущий еду — ищущий смысл.

Одежда — плотные штаны, куртка с множеством карманов, лёгкий плащ накидкой, всё не по размеру, но сухое и лучше, чем промокшие до нитки джинсы. Переодевался прямо там, босиком на мокрой траве, и впервые за всё это время почувствовал, что в чем-то снова человек, а не голая обезьяна, брошенная умирать.

Рюкзак лежал под навесом, будто кто-то собирался уходить, но передумал. Внутри — потрёпанная тряпичная рубашка, почти сухая, кусок мыла, ножик поменьше, набор верёвок и обрывки карт… непонятных, ни одной отметки, но с направлениями. И две фляги. Одна почти полная, вторая пустая, но не дырявая.

Я аккуратно сложил туда остатки фруктов, оставшийся тлеющий кусок мяса в плотной ткани — вонючий, но пока не испорченный. Воду отмерил — чуть глотнул, остальное бережно убрал. К пустой фляге прикрепил капроновую верёвку — вдруг придётся черпать из лужи, не залезая самому.

Нож крепко засунул за пояс, второй — карманный — в нагрудный отсек.

Когда стоянка осталась позади, я вдруг понял: не хочу тут быть.

Не просто тревожно. Не просто холодно.

Словно кто-то невидимый шепчет на ухо: "Уходи."

Место, где ты ел, пил и выжил, должно бы казаться безопасным, но…

Я чувствовал: оно помнит, оно ждёт.

Не меня.

Тех, кто ушёл. Или тех, кто вернётся.

Я двинулся по склону вверх, где земля подсыхала быстрее, а между деревьями был светлее лес. Мягкий туман расползался по низинам, струился, словно что-то искал. Или кого-то преследовал. Наверху солнце пробивалось сквозь просветы листвы, делая шаги почти комфортными.

Пейзаж напоминал вымершую сказку: деревья огромные, с закрученными корнями, мхи, разноцветные пятна лишайников, шорохи в кустах — но не агрессивные, просто живые. И чем дальше я отходил от стоянки, тем легче становилось дышать.

"Интересно, если это и правда сон — где тот момент, когда меня выкинет обратно в кровать?" — подумал я. Но уже не особо верил, что это возможно.

Я шёл. Без карты. Без цели.

Просто вперёд.

Словно кто-то потянул меня за невидимую нитку, и я, как сломанная марионетка, поддался этому движению.

Но внутри… там, где всё ещё теплится то, что называют собой, я знал:

Лучше идти, чем ждать.

Лучше двигаться, чем стать частью чего-то, что замерло и вымерло.

Я шёл.

А мир наблюдал.

Я почти прошёл мимо. Почти.

Сначала подумал — просто выброшенный труп. Тень под корягой, не шевелится. Но… когда я был в двух шагах, он зашевелился. Слабо, едва заметно. Рука дёрнулась, будто хотел схватить меня за ногу, но не хватило сил даже приподнять её.

— Эй! — вырвалось у меня.

Дурак. Громко.

Лес замер. В ответ — тишина.

Я присел, нащупал пульс. Бился слабо, прерывисто. Глаза у мужчины — опухшие, мутные, лицо всё в каких-то ожогах и царапинах. Он бредил.

— Он… он идёт… от него не спастись… — сипел, захлёбываясь на последних словах. — Он… сожрёт всех… всех…

Пальцы судорожно вцепились в воздух, будто пытался удержать кого-то невидимого. Или себя. Я попытался подложить ему под голову рюкзак, дал каплю воды — но он даже не глотнул. Всё тело дёрнулось, лицо исказилось в ужасе… и всё.

Умер.

На моих глазах.

Я стоял рядом, ощущая, как что-то внутри сжимается.

Неловкость? Стыд?

Или всё-таки… страх?

Он не умер от ран. Он умер от ужаса, который съел его раньше смерти.

— Прости, — выдохнул я и, кряхтя, присел рядом.

Я не грабитель. Не был им.

Но теперь, похоже, все правила — мертвы, как и этот парень.

Обшарил его вещи — всё промокшее, за исключением кожаного подсумка под курткой. Там — ничего полезного, кроме куска сушёного мяса, подозрительно чёрного цвета. Выкинул. Но рядом с телом лежало копьё. Короткое, явно самодельное: деревянное древко, перемотанное ремешками, наконечник — обломок металла, заострённый, грубо заточенный. Видно, что делал кто-то, у кого не было кузницы, но был страх и мотивация.

Я повертел его в руках. Тяжёлое. Удобно ложится в ладонь.

Надёжнее ножа — и дальше держит опасность.

Привязал его к рюкзаку, но так, чтобы легко выдернуть.

Перед тем как уйти, я ещё раз взглянул на лицо умершего. Теперь оно было спокойно. Будто смерть, в отличие от жизни, не обещала больше страха.

— Надеюсь, ты ошибался, — сказал я. — Или что он придёт хотя бы не за мной.

И пошёл дальше.

Теперь у меня было копьё.

А вместе с ним — вопросы, на которые я не хотел находить ответы.

Но одна мысль уже пульсировала в голове:

Кто "он"?

И почему даже смерть казалась избавлением?..

Я шёл дальше, копьё подпрыгивало у меня за спиной, и мысли никак не отпускали.

Вчера — всего лишь вчера — я почти вывернулся наизнанку от одного вида гниющего тела. Память до сих пор жевала этот момент, с мерзким скрежетом пережёвывая запах, рвотные позывы, дрожь в коленях…

А сегодня?

Сегодня я сидел рядом с умирающим человеком. Смотрел, как угасает его дыхание. Слушал, как бредом выходит страх через трещины в его сознании. И чувствовал… почти ничего.

Даже жалость была будто заглушенной.

Глухой. Как будто под толстым слоем стекла.

Это не нормально. Я не псих. Я никогда не был таким. Я — обычный парень. Работал, жил, варился в рутине и ворчал на жизнь.

А теперь я бродяга с копьём.

И наблюдать за смертью стало частью моего дня.

Я задумался: а если через неделю я буду спокойно есть у костра, рядом с кучкой тел, думая только о том, что мясо нужно лучше прожарить?

Что вообще со мной будет через месяц, если выживу?

Если не сдохну от голода, от этих монстров, или от него, кто бы это ни был?..

Может, этот лес… или этот "круг испытания", как его назвал тот голос, — он не только про выживание.

Может, он про ломку.

Ломку меня самого.

Пока я думал, нога провалилась в мягкую землю, я выругался, вытянул её, стряхнул грязь. Всё вокруг продолжало казаться ненастоящим — мрачная зелень, высокие, хищно изогнутые деревья, сырая, но сухая на вкус жара. Воздух вибрировал от тишины, и в ней мне слышались отголоски разума, которого во мне становилось всё меньше.

— Привыкаю, — прошептал я.

Словно это было что-то хорошее.

Голоса.

Я замер, словно меня выключили. Сердце гулко ударило в груди и тут же затихло, будто тоже пыталось спрятаться. Где-то впереди, за переплетением ветвей и покосившихся деревьев, слышались обрывки речи. Мужские и женские голоса, не громкие, но уверенные — они не боялись. А значит, это не местные звери, и не такие, как я.

Медленно, стараясь не хрустнуть ни одной веточкой, я отполз к ближайшим корням, выбрав себе укрытие между поваленным бревном и поросшей мхом кочкой. Лес тут был сырой, как после вчерашнего дождя, и глушил звук, но я различал шаги — ритмичные, слаженные. Отряд. Несколько человек.

Я вжался в землю, задержал дыхание, как будто стал частью мха и коры.

Из-за деревьев показались трое. Нет, четверо. И еще двое позади, чуть дальше.

Лица под капюшонами или масками, чёрная кожа на доспехах с мутноватым металлическим отблеском. Кто-то нёс на плече что-то похожее на короткое копьё с пульсирующим синим кристаллом на конце.

Всё в их осанке, в походке, в том, как они держали оружие, говорило — они здесь не первый день. И знают, что делают.

— Вот это улов, — с усмешкой сказал один, покручивая в руках тёмный шар, который светился изнутри.

— Шесть единиц за сутки, неплохо. Половину, конечно, заберёт Старший, но всё равно жирно, — ответил второй. Голос у него был молодой, почти весёлый.

— Ты поосторожней с языком, — резко перебил третий. Этот был массивнее остальных и говорил, будто рубил камень. — Недовольные — удобное мясо. Сам знаешь, как бывает. Одно слово — и сам окажешься в яме.

— Ладно-ладно, — пробормотал тот, — понял, рот на замок.

Они прошли мимо, в каких-то пяти метрах от моего укрытия. Я даже дышать не решался. Пота выступило столько, будто я стоял под дождём.

Один из них обернулся, посмотрел в мою сторону.

Я чуть не обмочился.

Но он, похоже, просто тянулся к фляге. Сделал глоток и пошёл дальше.

Шаги затихли. Только когда лес снова стал безмолвным, я выдохнул. Громко, судорожно. Плечи дрожали, копьё в руках казалось игрушкой, не способной защитить даже от ящерицы, не то что от таких, как они.

Кто такой Старший?

Что за "единицы"?

Собирают энергию? Из кого? Из чего? Из таких, как я?..

И главное — что будет, если кто-то пожалуется на тебя?

Меня не видели. На этот раз.

Но ощущение, что я стал намного ближе к чьему-то списку — не отпускало.

Первой мыслью было: проследить за ними.

Шестеро. Вооружены. Знают, куда идут. Знают, как выживать. Возможно, у них есть лагерь, еда, вода, защита.

А я… Я — просто напуганный придурок, у которого даже копьё в руке дрожит.

Может, если держаться на расстоянии…

Может, если остаться в тени, найти их стоянку, украсть еды, напиться воды…

Может…

Нет.

Я резко выдохнул и тряхнул головой, будто стряхивал с неё липкую паутину.

Это всё — ловушка. Не из тех, что с кольями на дне, а похуже — психологическая. Соблазн. Иллюзия простого пути.

Но ведь я уже знаю, как тут всё устроено. Здесь никто просто так не помогает. Здесь умирают.

Здесь собирают энергию из людей, как из батареек.

И я — точно не хочу быть батарейкой.

"Твоя задача — выжить месяц", — вспомнился мне голос из головы.

Вот и всё. Только месяц.

Без геройства. Без подглядываний. Без "может быть".

Я развернулся и пошёл в противоположную сторону, прочь от утоптанной тропы, на которой остались их следы. С каждым шагом грудь стягивало, как будто я сам себе врал, как будто уходил от чего-то важного.

Но шаг за шагом — эта тревога превращалась в холодную уверенность.

Я правильно сделал. Нужно выжить. А не играть в разведчика.

Лес становился глуше. Солнце уже стояло высоко, и сквозь плотные кроны пробивались пятна света, будто прожектора. Где-то вдалеке трещал сухой куст, раздался крик хищника или, может, ещё одного из местных… тварей.

Я замер, напрягся. Ничего. Тишина вернулась.

— Просто идти, — прошептал я себе. — Просто дожить. Один месяц.

Но в спине ещё долго ощущался ледяной взгляд — будто сам лес знал, что я отвернулся от легкого пути, и теперь будет испытание посложнее.

Я сжал копьё крепче и двинулся дальше.

Надежды на лёгкий день у меня больше не было.

Когда на землю спустились сумерки, всё внутри меня вопило: «Остановись. Не иди дальше».

В этом мире темнота — не просто отсутствие света. Это приглашение для всего, что охотится.

Потому, когда я заметил расщелину между скал, больше похожую на узкий зев пасти, я не стал спорить с инстинктом. Пещера.

Глубокая, сырая, но не воняет. Это уже плюс.

Внутри — прохладно. Каменные стены гладкие, словно чем-то выжжены.

Я забрался в самый дальний угол, как можно дальше от входа, прижался к стене и натянул на себя рваную накидку, найденную в заброшенном лагере.

И постарался не думать. Просто заснуть.

Сон пришёл урывками.

То видится мне собственная квартира, знакомая трещина на потолке…

То вдруг что-то ползёт по ногам.

Вскрикиваю — а там пусто. Только холодный камень.

Душа не спит, когда тело притворяется спящим.

Но под утро всё же пришёл покой. Минуты? Часы? Понятия не имею.

И вдруг… шаг.

Тяжёлый. Гулкий.

Потом второй.

Я приоткрыл глаза, и всё внутри меня сжалось до точки.

На входе стояло нечто.

Сначала я подумал, что это зверь — массивный силуэт, почти на весь проём.

Но когда свет рассвета залил ему спину, я увидел человекообразные очертания, только слишком… неправильные.

Спина — покрыта коркой чего-то вроде обуглённой шкуры.

Нога — одна будто волочится, из неё торчит что-то металлическое.

Рука — огромная, с пальцами, заканчивающимися не когтями, а чем-то похожим на чёрные иглы.

Лицо я почти не видел, но слышал его дыхание.

Медленное. Хриплое. С хлюпающим звуком, как будто лёгкие наполнены жидкостью.

Оно стояло у входа. Не двигалось. Просто дышало.

Я сжал зубы. Сердце било в виски, будто кто-то стучал изнутри черепа.

Копьё лежало рядом, но я даже думать не смел потянуться.

«Если оно услышит…»

«Если почувствует…»

«Если…»

Никаких "если". Только тишина и неподвижность.

И вот оно хрипит… делает шаг внутрь… потом останавливается.

Опускается на одно колено.

Ранено. Я вижу это — кровь, чёрная, густая, словно смола, капает на камень.

Оно шепчет что-то — гортанно, без слов, будто из другого языка или с другого уровня бытия.

Я едва дышал.

Мир сузился до одного вопроса: заметит или нет.

Прошло, наверное, минут десять, прежде чем оно тяжело поднялось и, пошатываясь, вышло наружу.

Я не поверил, пока не услышал, как отдаляются шаги.

Только тогда смог выдохнуть. И лишь тогда понял, что всё тело — в липком холодном поту.

И одна мысль сверлила мозг:

"А если бы я проснулся и вышел отсюда на десять минут раньше?.."

Я выбрался наружу, медленно, как будто мир снаружи мог разорвать меня пополам одним только взглядом.

Солнце уже стояло низко — золотистые лучи пробивались сквозь пыль и листву, играя на камнях.

Я шагнул за порог пещеры, глубоко вдохнул — и замер.

Монстр был там.

Не ушёл.

Сидел, привалившись спиной к огромному валуну, будто часть скалы.

Одна его рука безвольно лежала на земле, другая — прижата к груди, где зияла дыра, словно его прошили изнутри наружу.

Он дышал. Еле. С надрывом.

Голова монстра опущена. Лицо наполовину затенено, но виден изгиб изломанных губ, кровь на подбородке.

Он был на грани.

И я… смотрел. Просто стоял, не в силах сделать ни шагу.

«Уходи, Игорь. Он тебя не видит. Он умирает сам…»

И всё же мысль просверлила череп:

"А если… это шанс?"

Я вспомнил, как люди из того отряда

говорили о "единицах".

О собранной энергии, которую приходится делить со "Старшим".

О том, что каждый хотел забрать себе побольше, ведь это, очевидно, значит что-то важное.

Что-то, что даёт силу. Возможно — жизнь.

А потом другая мысль. Злее. Тоньше.

"Этот тварь убил бы тебя, не задумываясь, будь в силах."

"Сейчас ты в силе. А он — нет."