Между добром и злом. 5 том

Глава 26

Один сбор фамилий и адресов занял около недели, и за это время успел начаться суд над Шейной. Причём проводился он прямиком в тюрьме. Кондрат даже сходил на заседание, чтобы своими глазами увидеть, как это происходит.

Для заседаний суда в тюрьме даже имелся собственный зал, большое помещение из камня, — как и вся тюрьма, — напоминавшая чем-то тронный зал в средневековье. Как и всё это место, оно пропиталось сыростью, холодом и какой-то беспросветной тоской. Надежда в такие места попросту на заглядывает.

Во главе зала была большая деревянная кафедра, на которой восседало целых четыре судьи. По левую руку от них стояла металлическая клетка по размерам такая, будто там должны были сдержать не преступников, а диких зверей. Шейна в ней выглядела особенно маленькой, даже какой-то незначительной. Прикованная цепями прямо к полу, она сидела на небольшой пошарпанной лавке, совсем чахлая, будто отражение самой себя.

Людей практически не было. Помимо судей и охраны с сыщиком и прокурором здесь присутствовали лишь свидетели, все слуги, и родня в лице графини и её сыновей. Кондрат смог туда попасть лишь как сторонний наблюдатель без права голоса, расположившись в самом углу помещения.

Ей даже полагался адвокат, но с таким же успехом она могла бы защищаться сама, так как ничего внятного тот сказать против не мог.

Процесс был обречён стать успешным.

Улики сыпались одна за другой. Ни одной существенной, и именно на этом адвокат пытался сделать упор, обратить внимание, что никто не видел, чтобы Шейна Эбигейл убивала графа своими руками. А выскочить и помочь графу мог кто угодно. В ответ…

В ответ было её собственное признание.

Именно это раздражало Кондрата. Ты можешь быть не виновен, ты мог ничего не сделать, но твои собственные слова под пытками будут говорить против тебя самого. И даже здесь и сейчас, когда адвокат пытался об этом заикнуться, ответ был до ужаса прост.

— Она ведь могла и не признаваться в этом, верно? Протест отклонён.

Интересно было бы посмотреть на этого судью, ломай ему пальцы, прижигай кожу калённым железом и выдёргивай ногти, смог бы он не признаться в том, что от тебя просят. А потом говорить, что ты мог и не признаваться, просто терпеть, пока тебя разбирают по частям.

Весь суд был полным фарсом, где не решали, виновен человек или нет. Просто подводили черту, чтобы сделать всё по закону, который на этом суде попросту не водился. Как итог — Шейну Эбигейл приговорили к смертной казни через колесование.

Кондрат взглянул на графиню. Уставшая, разбитая, вообще никакая, кажется, приговор слегка облегчил её существование, вызвав удовлетворение. Во время его оглашения, они не сводила взгляда с Шейны и кивнула, подводя тем самым итог всему процессу.

Кондрат не видел смысла ещё раз встречаться ни с графиней, ни с самой обвиняемой, так как понимал, что ничего нового он не узнает. Улик прямых не было, но вот косвенных было предостаточно, но в свете выясняющихся событий вряд ли они бы уберегли её от казни. Или за убийство графа, или за связь с ведьмами в преступных целях. В обоих случаях приговор был одинаков.

Лишь Лита не теряла надежды спасти свою названную сестру.

— Может мы чего-то упустили? — тихо спросила она, когда Кондрат вернулся домой. — Какой-нибудь мелочи? Давай, ты же отличный сыщик, Кондрат!

— Я самый обычный сыщик, — сказал он в ответ. — Боюсь, там ей уже ничего не поможет, только если только не выяснится, что она вам помогала, но и там приговором будет смерть.

— Но она не убивала!

— С чего ты взяла?

— Ну зачем ей это⁈ — выдохнула Лита, словно волновалась больше её собственной матери.

— А где, собственно, Чуна? — огляделся он. — Я думал, это она сейчас должна донимать меня.

— Она… ей плохо сейчас, — ответила, запнувшись, Лита. — Её даже освободили от её работы. Как бы то ни было…

— Как бы то ни было, Шейна, если бы могла, уже бы сказала, как всё было на самом деле. Или она продолжает что-то скрывать.

— Что?

— Убийцу.

Могла ли она это скрыть? Да, могла. Почему? Только, если убийца был ей действительно дорог. Вряд ли это графиня, поэтому взгляд логично падал на мать. И пусть та тоже отрицала всё, как знать. Но это ничего не меняло от слова совсем. Приговор уже вынесен и только, если она решит сдать убийцу или рассказать информацию, которая очень важна, её ждала отсрочка от казни.

— Тебе пора, — кивнул Кондрат на дверь. — Скоро придёт мой товарищ, и я бы не хотел, чтобы вы встретились.

— Как скажешь… — пробормотала она и тут же испарилась.

Кондрат до сих пор не мог привыкнуть, как это выглядит. Раз, и человека нет, лишь облако дыма. Будто ты моргнул, и он просто растворился, не оставив после себя следов. К тому же у него помимо Шейны была и другие заботы.

С Дайлин они сдали все фамилии, чтобы из них вычленили подозреваемых. Благо этой работой им заниматься не приходилось, был отдел, который занимался поддержкой сыщиков, а именно вот такой подобной бумажной волокитой, которая бы загружала их ещё сильнее. И в итоге Дайлин бегала почти каждый день туда, спрашивая, не готово ли.

— Не думаю, что что-то изменится, — заметил Кондрат. — Когда они закончат, сами первыми придут и скажут, что всё. Не думаю, что им нравится этим заниматься.

— Но скучно же! — взвыла она. — Хоть убийство бы какое-нибудь добавили нам или тот кого-нибудь убил.

— Твои б слова, да в топку… — пробормотал он.

— Ну а чем нам заняться?

— Ты можешь сходить к своему мужчине, предложить сходить на свидание.

— Ещё чего, — фыркнула Дайлин. — Я — девушка.

— И?

— И? Ты меня действительно об этом спрашиваешь? Не удивительно, что с таким подходом у тебя никого не было.

— Просто я смотрю на всё беспристрастно, — пожал Кондрат плечами. — ты говоришь, что хочешь быть равной мужчинам, получать те же дела, что и они, чтобы к тебе относились так же, но при этом, как что, говоришь, что ты девушка.

­— Но тут другое!

— Другое? Пригласить человека, который тебе нравится на свидание — другое? Тебе же не мешки разгружать предлагают.

— Это неприлично. Девушка не должна навязываться к мужчине, или её посчитают… кхм-кхм… не обременённой нравственными качествами, — закончила она тихо.

— И тебя волнует, что скажут другие?

— Другие? Нет. Но ты будто не знаешь, как общество может тебя переживать и выплюнуть, просто потому что подумали, что ты какой-то не такой.

— Вайрин об этом совсем не беспокоится, — заметил он.

— А Вайрин у нас особенный. С него всё как с гуся вода, — улыбнулась Дайлин. — Вот уж действительно человек, который может изменить мир. Да и могу поспорить, что она сам подошёл к той девушке. Я не права? Кстати, он до сих пор у тебя ночует?

— Да.

— И что он делает, когда тебя нет? — поинтересовалась она.

­— Не знаю, — пожал Кондрат плечами. — Гуляет, вероятно.

— Он говорил мне, что на носу свадьба. Он тебя приглашал?

— А тебя?

— Ну, мне сказал, что я автоматически приглашена, — ответила Дайлин. — Странно, что он тебе не сказала это.

— Не помню, может и сказал, — отозвался Кондрат.

— Наверное, проводить будут у него там, в родном графстве, а потом переведут сюда работать. Хотя очень вероятно, что всё же в замке Тонгастеров, так как они просто выше по статусу.

— Думаешь, переведут?

— А ты думаешь, что Тонгастеры позволят своей младшей дочери прохлаждаться с мужем на каких-то дальних рубежах империи?

— Я бы не сказал, что это дальние рубежи… — протянул Кондрат, но Дайлин была не согласна.

— Ты видел, где находится графство Вёлтенбергов? Это восточная окраина империи. Там дальше лишь горы, которые пока никто ещё не покорил, да океан, где пираты бушуют. Окраина, иначе не сказать. Его сюда переведут, — уверенно заявила она. — Поставят каким-нибудь начальником центрального отдела стражей правопорядка, главным сыщиком столицы или того круче, сделают каким-нибудь офицером безопасности дворца. Не знаю, картошку будет проверять, — улыбнулась Дайлин. — Для него место найдётся, уж поверь мне.

— После того, как выгнали за то, что он бабушек за нелегальную продажу семечек кошмарил?

— О-о-о… это не единственная его провинность, но думаю, забудут. Забудут, как миленькие, когда речь идёт о ком-то близком семьи советника Императора. Так ведь оно и работает. Была бы я дочерью такого человека, глядишь, и главой имперских стражей правопорядка стала. Может даже каким-нибудь министром… — мечтательно произнесла она.

— Думал, девушек в министрах нет.

— Ну как нет, так и появились бы. Я ведь сыщицей стала, а их до этого не было, — резонно заметила Дайлин.

— А когда он наметил свадьбу?

— Он? — хихикнула Дайлин. — Он ничего не назначает. Всё решают Тонгастеры. Когда они скажут, тогда и будет свадьба, поэтому он, думаю, узнает не раньше нас.

— Не раньше нас?

— Если узнает раньше, узнают все остальные, — подмигнула она.

— Не думал, что Вайрин склонен сплетничать?

— Вайрин. Вы, мужчины. Вы все склонны сплетничать, хотя приписываете это нам, — улыбнулась Дайлин. — И да, возможно, там будет сам император с сыном и дочерью. И если нас пригласят…

Она мечтательно вздохнула, откинувшись на спинку кресла.

— То что? — не понял Кондрат.

— Что? Ты спрашиваешь, то что? Мы сможем лично познакомиться с императором, императрицей и их детьми! А это, знаешь ли, дорогого стоит. Многие душу готовы продать, лишь бы повстречаться с ним. Ведь если ты понравишься ему, то твоя карьера сразу пойдёт в гору!

Да, кумовство и знакомства не обошли этот мир. Хотя Кондрат и до этого не строил иллюзий, едва познакомился с Вайрином. Сразу было понятно, что здесь всё решают знакомства. Если надо, даже обычного крестьянина сделают мэром города, знай он правильных людей. Везде одно и тоже…

Хотя это тоже удобно, когда мир не отличается от твоего, легко понять все правила и повадки местных, стать одним из них. Хотя Кондрат чувствовал, что одним из них ему никогда будет не стать. Он всегда будет чужим.

Проходил день за днём. Кондрат и Дайлин отрабатывали версии и занимались не пойми чем, ожидая результатов, когда те наконец пришли. На утро они обнаружили у себя скромную папку со списком людей, на которых стоило обратить внимание. Фамилия, имя, адрес проживания, и родственники, не вернувшиеся с войны. Все они проживали в том же районе, где был убит сыщик и работал директор. Последнюю точность внёс Кондрат, так как в нём зрело подозрение, что именно с директора всё и началось.

— Итак, у нас всего каких-то сто шесть человек, — произнесла Дайлин, разглядывая список. — Не знаю, дадут ли нам разрешение на обыск всех…

— Нам это не потребуется, — перебил её Кондрат.

— Думаешь? Ну хорошо… Так, первый Родфольт Гава, пехота…

— Кто-то из его родни служил? — сразу спросил он.

— Нет, но…

— Вычёркивай.

Дайлин хотела возразить, уже подняла взгляд, но подумала и вздохнула.

— Ладно, вычёркиваем. Следующая, Улиса Нитферовски, не служила, естественно, но потеряла сына и брата на войне. Её тогда мы тоже…

— Оставляем, — сразу предупредил её действия Кондрат.

— Оставляем? Потому что…

— Да, потому что потеряла брата и сына.

— Ладно, хорошо. Следующая, Мальфа Фригольд, потеряла сына. Оставляем…

— Есть муж или кто-то из детей? — спросил он.

— Есть и муж, и младший из сыновей, плюс дочь.

— Вычёркивай.

— Но прошлую ты оставил, — заметила она недовольно.

— У неё остался и муж, и сын с доверью. Она бы не стала рисковать ради того, чтобы отомстить за сына. Погрустила бы и перенесла свою любовь на оставшихся.

— М-м-м… допустим. Её вычёркиваем. Ридрих Гараци. Потерял двух сыновей. Жена умерла при родах третьего. Ребёнок выжил. Дай догадаюсь. Мы её вычёркиваем.

— Очевидно, — кивнул Кондрат. — У него есть сын, он вряд ли стал бы жертвовать им ради мести. Скорее наоборот, переключит все свои возможности, чтобы взрастить ребёнка.

— А если нет?

— Если мы никого не найдём, то переключимся на тех, кто наполовину подходил, но пока стоит максимально сократить список.

И так они одного за другим вычёркивали и оставляли, сократив список до двенадцати фамилий. Там были как матери, потерявшие детей, так и отцы, которые так и не смогли родить новых. В этом плане каждый мог пойти на дорогу мести.

— Так… — вздохнула Дайлин. — Всего двадцать один человек подходит. Не так уж и много, здесь есть, где развернуться. Кто тебе приглянулся?

— Мать двух сыновей. Муж погиб при несчастном случае, и потерять всех — это лишить человека смысла жизни. Она вполне могла пойти войной против тех, кто их погубил.

­— А по мне подходит больше тот, Курц. Погибли двое сыновей. Чем не повод? Плюс был солдатом, а это военная подготовка. Чем не идеальный кандидат, чтобы начать убивать всех причастных. К тому же по своим связям с прошлого мог выяснить, кто был кто тогда.

— Ещё Эльверстоун. Погиб сын, он сам — охотник, наверняка умеет стрелять из арбалета, а здесь меняется лишь цель, — предложил Кондрат.

— М-м-м… да, хороший кандидат, — согласилась она. — Но тут в принципе все кандидаты хорошие, так что, думаю, придётся обходить одного за другим и смотреть. Единственное, что меня смущает — больше не было никаких убийств. Неужели всех перебил?

— Или готовится к чему-то, — пожал плечами Кондрат. — Хотя есть вероятность, что мы не учитываем просто других убийств, которые произошли, но не укладываются в картину убийств чиновников.

— Наверное, придётся поднять дела стражей правопорядка, — вздохнула она.

— Нет, пока сосредоточимся на тех, кого успели выцепить, а там дальше будет видно.

И со следующего дня они начали свой обход подозреваемых.

Люди, которых видел Кондрат, те, кто потерял своих близких, оставшись совсем одни наедине с собственным горем, они были лишь отражением самих себя. Будто иссохшие не снаружи, но внутри, понурые, некоторые совсем пьяные перманентно, они пустым взглядом смотрели на Кондрата и Дайлин, не проявляя ни малейшего интереса к гостям.

Кондрат старался вести себя с ними осторожно. Люди, которые лишились всего, не боялись лишиться и собственной жизни. Они как люди, которых приговорили к пожизненному заключению, могли сделать всё, что угодно. И выплаты государства были для них не более, чем насмешкой в лицо, за то, что они отдали за мнимое величие империи всё, что у них было. Потому что в итоге единственное, что волнует людей — это не их родина, а они сами, и те, кто их окружает.

— Подохли и подохли, что с того? — спросила одна из подозреваемых, глядя на них пустым взглядом. — Мало ли людей погибает? Мои сыновья погибли на войне, и ничего, никто по ним кроме меня не тосковал, всем было плевать.

— Но вам ведь платит государство военную пенсию за их смерть, — брякнула Дайлин.

Кондрат в этот момент боялся, что женщина бросится ей выцарапывать глаза и был готов встать между ними, но та лишь улыбнулась, словно сама смерть.

— Когда родишь своих детей, отправишь их на нахрен не сдавшуюся никому войну и потеряешь, тогда и поговорим, дорогая.

В ответ Дайлин поджала губы. И когда они покинули квартиру, на улице Кондрат негромко её предупредил.

— Больше никогда не делай так.

— Как? — она не понимала. Это нормально, она молода, она ещё не познала все тонкости жизни. В её возрасте он был бы и того глупее, не попади туда, куда попал по итогу.

— Не говори про деньги, которые им платят за погибших.

— Но это ведь правда!

— Со временем поймёшь, но суть в том, что им эти деньги, как мёртвым припарка, Дайлин. Никогда не упоминай про то, что им за смерть близких платят. Никогда.

— Ну ладно, ладно…

Возможно, это даже хорошо, что не понимала, что это такое.

— Так… — вздохнула она. — Нам надо обойти ещё…. Сто человек… За сегодня мы точно не управимся. Думаю, что мы обойдём ещё четверых, прежде чем закончится день, а завтра по новой.

— Не забывай, что мы начали с полудня. Думаю, что сможем обойти ещё больше, — напомнил Кондрат.

— Ну да, верно. Ты уверен, что мы на правильном пути?

— Абсолютно. Теперь, это лишь дело техники.