Между добром и злом. 5 том

Глава 14

— Я могу помочь тебе достать необходимую информацию, если нужно.

— И как ты это сделаешь? — поинтересовался Кондрат.

— Ты же знаешь, мы умеем переноситься и…

— Только туда, где уже бывали или хотя бы видели то место, — кивнул он. — Куда ты можешь перенестись, куда не могу попасть я?

— Например, в недоступное тебе место, — предположила Лита.

— Если оно недоступно мне, то значит я там и не бывал, и ты тем более не сможешь туда перенестись, — он задумался, после чего спросил. — Ты умеешь читать мысли?

— Никто не умеет. Разум — не книга, которую можно прочесть.

— Тогда чем ты мне можешь помочь? — невесело усмехнулся Кондрат.

Лита открыла рот… и ничего не смогла вымолвить. А ведь действительно, чем она может ему помочь? Сражаться? Да, но с кем? Врагов, которых можно было бы победить, на горизонте видно не было. Узнать что-нибудь? Но и здесь не сказать, что у неё было преимущество перед человеком, который имел доступ почти ко всему, что было необходимо.

Кондрат, не дождавшись от неё ответа, вздохнул. Собственно, как он и ожидал, ничего путного ни выяснить, ни получить не удастся. Однако раз уж ведьма сама пришла к нему, не грех было воспользоваться этим.

— Лита, ты говоришь, что Шейна тебе как младшая сестра. Значит ты хорошо её знала, верно? — спросил он.

— Очень хорошо, — кивнула она.

— Какой она была?

— Какой? — Лита прищурилась. — Уж не подозреваешь ли ты её?

— Это простой вопрос, Лита. Какой она была?

— Она была хорошей девушкой.

— Это не ответ.

— Что ты хочешь услышать? — вздохнула она.

Вот это уже было получше.

— Вы её обучали, верно? Пытались выяснить, является ли она ведьмой, верно?

— Да.

— Когда она узнала, что не будет ведьмой, Шейна, сильно расстроилась?

— Я думаю, это очевидно.

— Раз это очевидно, то может быть ты скажешь, — дёрнул головой Кондрат, предлагая ей продолжить.

— Она была раздосадована. Живя среди ведьм и видя, на что они способны, каждая девушка бы строила надежды однажды стать точно такой же, как и мы. Поэтому… да, она расстроилась. Плакала несколько дней, пока не приняла тот факт, что не станет одной из нас. Чуна тоже плакала долго.

— Она, наверное, злилась на себя? — предположил он.

— Все бы злились.

Значит злилась.

— Шейна была активным ребёнком? — задал он другой вопрос.

— Ну тут да, она была той ещё непоседой, — улыбнулась Лита, вспоминая прошлое. — Она могла убежать куда-нибудь, после чего ты ищешь её повсюду. Бегала повсюду, лазила везде, любила исследовать округу. Иногда забиралась на крыши, хотя ей это запрещалось.

— Дралась с другими детьми?

— Нет, она не дралась с другими детьми, — недовольно ответила ведьма.

— Значит была непоседой. Доброй, отзывчивой непоседой, которая не могла усидеть на месте, — подвёл черту Кондрат. — Как давно она родилась? Сколько ей лет?

— Девятнадцать. А что?

— Почему Чуна пыталась скрыть возраст?

— Потому что боялась, что граф подумает, что это его дочь и…

— И?

— Ну… тогда бы он взял над ней контроль…

— Это плохо?

— А чего хорошего? — фыркнула Лита. — У ребёнка бы пропала свобода.

— Любой, кто живёт в государстве априори не свободен, — парировал Кондрат. — Ты подчиняешься законам, за тебя выбирают, как что тебе можно, а чего нельзя. Ты подчиняешься обществу. Но будь она дочерью графа, многие бы двери были открыты для неё.

— И она бы жила, как ей скажет Хартергер.

— Она и так жила, как он ей скажет. Выполняла работу, которую ей поручали. Ничего не изменилось бы. Только дверей было бы открыто больше.

— Слушай, к чему ты это спрашиваешь? — вздохнула Лита. — Хочешь узнать, была ли она дочерью графа?

— Хочу понять, почему Чуна не хотела, чтобы он так не подумал.

— Я не знаю. Наверное, потому что хотела, чтобы их связывало как можно меньше. Чтобы он меньше мог на неё влиять…

И поэтому отдала её в руки графа. Л — логика. Люди иногда чего-то не хотят, но выбирают иной путь, однако, по итогу, приходят к тому, чего пытались избежать. Это как люди, которые не хотят убивать, но нанимают убийцу, что по итогу будет одним и тем же. Кондрат уже насмотрелся на подобные примеры.

— Ты помнишь, когда она родилась? Точную дату?

— Нет.

— Почему?

— Что почему? Чуна просто исчезла в какой-то момент, а вернулась с дочерью.

— На сколько она исчезла?

— Семь месяцев.

— А число?

— Это был февраль. Точнее не скажу.

Конечно, в этом мире месяцы называли иначе, да и месяцами их было не назвать. Скорее сезоны, которые делились на какие-то периоды, определяемые исключительно по природе, по её поведению, однако если переводить на месячный счёт Кондрата, это был бы февраль. И любую дату он ка-кто автоматически переводил под свой лад.

Как бы то ни было, он исчезла в феврале. Чина не рассказывала точную дату расставания с графом, но если соотнести всё, то родила она, как минимум, очень близко к тому моменту, когда рассталась. Могла нагулять с кем-то другим, пытаясь забыть прошлую любовь, заполнив жизнь любовниками. А могла…

— Шейна была непоседливым ребёнком, как ты говоришь. Были ещё дети там, где она росла?

— Было несколько, а что?

— То есть она не была одинока и у неё были друзья, я верно понимаю? — уточнил Кондрат.

— Естественно были. Они гуляли вместе, ходили на речку. Проказничали вместе, естественно.

— Они тоже не были ведьмами? — спросил он.

— Одна была, остальные — нет. Они были детьми других ведьм. Когда у нас появляется ребёнок, мы… Ну то есть не мы, но некоторые стараются жить вместе, чтобы дети не оставались одни. Кто-то переезжает в город, притворяясь обычным человеком, чтобы дети могли втянуться в общество. Это считается нормальным.

— У неё были хорошие отношения с детьми?

— Она была дружелюбной, — кивнула Лита.

— И могла постоять за себя?

— Она была боевой. Но это не значит, что Шейна стала бы на кого-то нападать и убивать, — сразу предупредила ведьма.

— Речь не о том, что она могла, а что нет. Я хочу просто понять, она могла постоять за себя или нет? — ответил Кондрат.

— Ну могла, и?

— Ничего, — покачал он головой. — Хочешь кофе?

Лита моргнула, не совсем поспевая за мыслями Кондрата, но кивнула.

А ему и не надо было, чтобы она поспевала за ним. Не надо было, чтобы она что-то понимала. Понимать будет он, а её дело рассказать о девушке. Шейна для Кондрата оставалась тёмной лошадкой, и он пытался понять, что это был за человек. Иногда есть люди, которые тише воды, ниже травы, а оказываются жуткими убийцами, что проявлялось ещё в детстве. Были и те, кто казался боевым и вообще оторви и выбрось, но на деле и мухи пальцем не обидят.

— Спасибо, — тёплым голосом поблагодарила Лита, когда он передал ей кружку. — Я просто хочу понять, зачем ты расспрашиваешь меня о ней так, будто подозреваешь её.

— Потому что я ничего не знаю ни о ней, ни о графе. Вернее, о графе говорят, как у уравновешенном человеке, который был строг, но при этом абсолютно лоялен тем, кто был под его крылом. Я примерно понимаю, что он за человек, а вот Шейна…

— Ты подозреваешь её, — теперь уже Лита не спрашивала.

— Пока нет.

— Пока.

— Да, пока. Ты не думала, что она способна на это? — поинтересовался Кондрат, взглянув на Литу. — Без эмоций, если убрать то, что ты её давно знаешь и для тебя она как младшая сестра?

— Я думаю, нет. Она никогда не была агрессивна.

— Вообще никогда?

— Да, никогда. Она умела держать себя в руках. В этом плане она всегда была уравновешенной, принимала решения всегда с холодной головой и осмысленно. Это её мать, Чуна, была всегда такой… знаешь, которые на горячую голову что-то сделают, а вот Шейна была всегда спокойной.

— Понятно…

Кондрату до сих пор было интересно, куда можно было пристроить Литу, раз уж она предложила свою помощь. В голову сразу лезла даже не Шейна, а дело с убийством чиновников. Вот ту её магия бы пригодилась, умей она как-то читать следы или восстанавливать прошлое образами или как-нибудь ещё, как показывали в фантастических фильмах…

По местным меркам это было даже быстро, полторы недели, что Кондрат и Дайлин ждали. Некоторым подобное шло буквально месяцами, а здесь просто невиданная по местным меркам скорость.

Военное ведомство четыре папки, которые по толщине совсем обнадёживали. Всё досье на троих разместилось на трёх страницах в то время, как на судью и вовсе ничего не было. Просто папка с одним листом и одной строчкой: «воинскую службу не проходил».

— Ну по судье я не удивлена… — пробормотала Дайлин, перелистывая листы. — Но вот на остальных — это совсем уж какое-то разочарование…

— Да, соглашусь, — ответил Кондрат. — Слишком мало для того, чтобы хоть что-то найти.

Документы не изобиловали какой-либо информацией. Личные данные и где служили. Всё было настолько скромно, что аж слёзы наворачивались. Так посмотреть, и могло показаться, что ни один из них и не служил толком.

Кондрат пробежался взглядом по всем трём делам, где скромно описывалось, где проходили службу, под чьим начало служили и когда были уволены в запас. Все трое никак и нигде не пересекались, и на этом можно было бы закрыть дело, если бы Кондрат не заметил одну странность. Конечно, в своём мире свои правила и тем не менее…

— Ты помнишь фотографию директора? — спросил он Дайлин.

— Да, а что?

— Здесь нет отметок о наградах, — пояснил он. — На фотографии у директора на груди было по меньшей мере семь медалей. Здесь же нет не единой пометки о них, будто и не получал.

— Может их не вносят, — предположила Дайлин.

— Нет, такое обычно вносят в личное дело. Награды, поощрения, благодарность, дисциплинарные взыскания, рапорты, служебные записки… Да даже достижения и характеристики — всё это всегда вносится в личное дело служащих.

— Может забыли отметить?

— Или не внесли по какой-то определённой причине.

— Но почему?

Кондрат взглянул на Дайлин. Она не понимала.

— Потому что они что-то хотят скрыть от посторонних глаз. И чаще всего это что-то, что не подлежит публичному оглашению, будь то секретная операция или…

— Или? — нетерпеливо произнесла она.

— Или что-то очень постыдное. Что хотят закопать и никогда не раскапывать.

— Военное преступление, — догадалась Дайлин.

— В том числе, — кивнул он.

— Но они все служили в разных местах. И все трое что-то натворили?

— Очень даже вероятно. На войне такое не редкость. А может они служили все вместе, и вместе что-то сделали, и чтобы это прикрыть, они быстренько скрыли всё, создав липу.

— Ради них? — недоверчиво произнесла она.

— Не ради них, ради себя, — взглянув на девушку, Кондрат понял, что она не совсем представляет, о чём он говорит. — Чтобы сохранить лицо и не выносить на всеобщее обозрение какую-нибудь грязь, которая может бросить на империю тень, подпортить репутацию армии и солдат или даже вызвать возмущение у общественности.

— Империя никогда бы не сделала ничего подобного, — даже с каким-то жаром произнесла Дайлин. — Даже будь война, никто бы не стал такое прикрывать.

Она с вызовом встретила взгляд Кондрата, и чем дольше смотрела ему в глаза, тем её уверенность становилась меньше, пока девушка совсем не стушевалась, отведя взгляд. Кондрат не имел ничего против её патриотизма, однако и работой было смотреть на вещи трезво, а у неё этой трезвости не наблюдалось.

— Война, Дайлин, это не про благородство и честность. Это про победу любой ценой, где люди ломаются, ожесточаются и теряют человечность. И как следствие, иногда творят такие вещи, от которых в нормальной жизни у людей волосы встали бы дыбом.

— Их бы засудили на военном трибунале за подобное.

— И признать тем самым свои ошибки? Свои преступления? — хмыкнул он. — Нет, Дайлин, легче всё отрицать, чем признать свои ошибки.

— Признать свои ошибки — это сильная черта.

— Не в политике. А теперь, возвращаясь к вопросу, нам надо узнать, что произошло. И сразу отвечу на твой невысказанный вопрос — в министерстве нам не скажут ничего.

— Мы из специальной службы!

— А они из военного ведомства. У них свои правила, они перед нами не будут отчитываться.

— Тогда как нам узнать, что произошло?

— Здесь написано, где кто служил, — ответил Кондрат. — Можно найти тех, кто с ними служил, и спросить у тех напрямую.

— А судья? Как по нему мы будем что-то искать.

— Возможно, искать ничего не придётся, ­— ответил он задумчиво. — Возможно, наш судья мог вести какое-то дело по ним и тем самым стать одной из мишеней.

Что можно было предположить? Что все четверо знали какую-то неприятную тайну, о которой никто не должен был знать. И сейчас или кто-то им мстит, или кто-то пытается замести следы, чтобы никто не проговорился. Во втором случае всё будет сложнее, так как единственное заинтересованное лицо будет государством, а ему ничего не предъявишь. В первом же кто-то из жертв.

Но на эту тему надо будет разговаривать с Дайлин осторожнее. Он доверял девушке, однако её взгляды ему совсем не понравились. Нет никого хуже, кто слепо верит сказочному, отрицая любые противоположные факты. Того глядишь, и посчитает предателем. Патриотизм — это хорошо, но всё-таки критическое мышление никто ещё пока не отменял, особенно в их работе.

— Единственная проблема ­— нам сейчас придётся заново подавать запрос и ждать неделю, а то и больше, — вздохнул Кондрат.

— Может и не придётся, — произнесла Дайлин в ответ. — Можно попробовать найти всех иным способом.

— Каким же?

— Они ведь все получают пенсию, верно? Каждый, в зависимости от того, где служил, когда, сколько и в каких войнах участвовал. Можно запросить у них все пенсионные выписки.

— Ты представляешь, сколько их будет?

— Да, — кивнула Дайлин. — Но ты думаешь, что нам пришлют списки, с кем те служили? После того, как мы ими заинтересовались?

— Могут и не прислать… — согласился Кондрат. — Тогда что, делаем запрос?

— Нет, сходим сами, чтобы не давать повода нас заподозрить, — отметила она, вставая. — Идём?

— Давай.

Забавно, но здесь почти всеми финансами занималась налоговая. От налогов до зарплат и пенсий. Правда имела она название несколько другое: «Финансово-контрольное имперское учреждение учёта и выплат». Но если переводить вкратце на нормальный язык, — а именно так называл свой родной Кондрат, — то просто налоговая.

И именно её здание выглядело самым богатым. Не красивым, не жутким и не монументальным. Богатым. Будто кричало, куда идут налоги людей. И внутри, в этих огромных залах из позолоты и мрамора стояла кромешная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев и шагами, растворяющихся в коридорах. Надменные лица, прямые осанки, чуть задранные носы — люди сами по себе вызывали какое-то отторжение. Наверное, лишь подчёркивая, почему люди не любят всякие налоговые.

Архивы у них были внушительными, но, по крайней мере, хоть с какой-то сортировкой в отличие от многих других государственных учреждений. Когда везде всё было в кучу, здесь было какое-то подобие систематизации.

— Мы справимся, — похлопала его по спине Дайлин.

— Даже не сомневаюсь, — ответил он.

И они взялись за дело.

У них были даты, когда служили жертвы и где они служили. Уже на основе этого можно было сузить зону поисков. Правда эта зона поисков всё равно имела сотни, а то и тысячи человек, которые идеально ложились под необходимых им людей.

Это обещало занять не одни сутки, и Кондрат с Дайлин, как на работу, начали приходить в налоговый архив, пополняя списки людей, которые могли помочь им. Интересно, что они даже нашли всех жертв среди тех, кто получал военную пенсию. Здесь данных тоже было немного, и они, в принципе совпадали с тем, что было написано в их личных делах.

— Может, документы действительно потерялись? — предположила Дайлин. — Может военное ведомство ничего и не скрывает?

— Или после произошедшего они их просто перевели, стерев, где те служили до этого, и в налоговую попали именно последние обновлённые данные, — ответил Кондрат. — Когда государство хочет что-то скрыть, он скрывает это везде.

Так за три дня набралось уже около пятидесяти человек, и на этом числе оба решили остановиться, исходя из того, что если жертвы действительно служили там, то их должны были помнить. Как минимум, знать командира, который управлял не чем-то, а целой ротой. Так же были и те, кто служил в частях, снабжением которых занимался тот чиновник. Со сыщиком было сложнее, однако пара человек должны были его знать, поэтому если это не выгорит, они или продолжат поиски, или…

Что «или», Кондрат знать не хотел. Потому что в глубине души понимал, что эту троицу не просто так спрятали. И не просто так кто-то взялся за их устранение. И главное, что чтобы после того, как правда вскроется, устранять не начали их самих.