Между добром и злом. 5 том

Глава 19

Этот вопрос явно застал ведьму врасплох.

— Что? С Гейром? — нахмурилась Чуна. — Причём тут это?

— При всём. Как давно ты виделась с ним?

— Слушай, я не знаю даже… ну давно, наверное…

— Давно насколько? Чуна, учитывая, что дело твоей дочери идёт под суд в скором времени, не в твоих интересах сейчас юлить, — предупредил Кондрат, видя, что та не очень хочет отвечать на вопрос.

Слова ведьму задели, она прямо вытянулась, но сдержалась, чтобы не ляпнуть лишнего.

— Виделась месяц назад, — наконец произнесла она. — Это так важно?

— Где виделась? У него в кабинете? — уточнил он, буквально нависнув на Чуной.

Пусть Чуна и обладала магией, которая могла стереть его в пыль, всё равно почувствовала дискомфорт рядом с ним. Была у этого человека удивительная способность заставлять чувствовать себя каким-то ребёнком перед рассерженным родителем. Её это чувство раздражало, она была ведьмой, а он лишь человек, её характер буквально кричал о том, чтобы показать, кто есть кто, но Чуна усмирила свою гордыню.

— Да, мы виделись в кабинете, — наконец произнесла она. — Несколько раз.

— И разговаривали, наверное, тихо, почти шёпотом, бормотали, я правильно понимаю? — уточнил он.

— Негромко, да. Было бы странно, разговаривай мы в полный голос, когда другие могут услышать.

Но другие слышали. Тайна, почему граф бормотал себе под нос, была раскрыта. Однако теперь был другой вопрос: о чём они переговаривались, и связано ли это с тем, что его, по итогу убили.

— О чём вы говорили?

— Это так важно?

— Да, это важно. После ваших разговоров он выглядел раздражённым. Почему? Что его вывело из себя? — продолжал он допытываться.

— Это наши с ним дела, — ответила Чуна. — Я просила тебя спасти мою дочь, но не лезть в дела, которые тебя не касаются, Кондрат.

— Не касаются? — усмехнулся Кондрат, глядя ей в глаза. — Твою дочь, пытают, насилуют, готовят к казни типа линчевания, и всё это связано со смертью Хартергера. И удивительное совпадение, перед этим в последнее время он разговаривал именно с тобой. И именно после бесед с тобой он был рассержен. А потом и убит. О чём вы говорили?

Чуне потребовалось время, чтобы переварить услышанное. От удивления, до ужаса, а потом и ярости. Типичные несколько стадий осознания происходящего. Люди сначала не верят, затем в ужасе, а потом в ярости от собственной беспомощности и пытаются найти виноватого, лишь бы не признавать, что своими действиями навредили близкому человеку.

Она несколько раз открывала рот, чтобы что-то сказать, но потом вновь закрывала его. В неё боролись бурлили разные чувства, и казалось, что она прямо сейчас готова просто исчезнуть, однако самообладание вернулось на её лицо. А вместе с тем и агрессия, которая вылилась на первого же человека.

­— Как ты смеешь меня обвинять, что я подставила свою дочь? — хриплым голосом спросила она. — Что я бросила её на растерзание этим упырям?

— Я не обвинял тебя, Чуна.

— Хочешь сказать, что из-за меня дочь попала в такую ситуацию? Что я виновата в участи своей дочери? Что специально подставила собственную дочь? — прищурилась Чуна. Её глаза засветились недобрым светом.

Вообще, да, Кондрат именно так и думал. Вернее, предполагал, что Чуна своими действиями могла подставить собственную дочь, из которой сделали идеальную мишень. Однако в слух он такое говорить, естественно, не стал. Да и не пришлось.

— Успокойся, Чуна, — произнесла уже Лита, шагнув перед Кондратом, как бы прикрывая его собой. — Мы мотаемся по всему городу, чтобы вытащить её из тюрьмы.

— Это никак не связано с тем, что её засадили!

— Но именно ваши разногласия могли послужить причиной убийства графа, после чего твою дочь и засадили, — ответил Кондрат, не изменившись в лице. — Я хочу знать, о чём шла речь, и могло это послужить причиной убийства. Найдём настоящего виновника, сможем найти и убийцу. От этого зависит, отпустят твою дочь или нет.

— Просто ответь, — поддержала его Лита.

Чуна шумно выдохнула, взглянув на подругу.

— Ты знаешь, о чём мы говорили, — произнесла Чуна негромко, взглянув на подругу.

— Лита? ­— взглянул Кондрат уже на Литу, но и та, кажется, поняв, не сильно захотела отвечать. — Мне наплевать, готовили ли вы покушение на императора или выбирали цвет занавесок. Меня интересует только Шейна и то, как её оправдать.

Теперь уже обе ведьмы взглянули на Кондрата, раздумывая, посвящать его в их тайны или нет. И всё же именно Лита вязала на себя ответственность рассказать ему.

— Это должно остаться между нами, Кондрат, — предупредила она.

— Естественно.

Немного поразмыслив, Лита продолжила.

— Ты знаешь, что происходит сейчас? — спросила она.

­— Конкретнее.

— Ты сам уже сталкивался с этим, — произнесла та негромко. — Непонятные жертвоприношения, потерянные артефакты, которые внезапно всплывают на краю империи, оружие, которое завозили в столицу.

— Да, я понял. И?

— Грядёт большая война, Кондрат. Война между Ангарией, и её соседями.

— Как это связано с вами?

— Я тебе рассказывала про закрытые двери, — произнесла Лита в ответ. — Прошлый виток войны унёс много жизней и открыл много дверей. Люди, когда пытаются уничтожить своего врага, не гнушаются пускать в ход самые разные способы уничтожения своих врагов.

— Мир ещё не остыл с южных войн, когда наши мироздание трещало по швам, а Ангария уже готовится взять реванш и попробовать вновь. Лита закрывала одну из подобных дверей, когда людям стал интересно, что будет, если наслать страшные болезни из неё на своих врагов, — произнесла Чуна. — Погибло много людей, а те, кто открыл дверь, даже не смогли её удержать. Она начала разрастаться.

Открытые двери… Да, Кондрат помнил разговор. И открытые двери не всегда означали именно что открытые в подпространство. Иногда ведьмы подразумевали разработку какого-нибудь оружия, и судя по всему, здесь люди открыли для себя прелесть биологического оружия, с которым ведьмам пришлось справляться.

— А теперь они вновь проводят эксперименты, — добавила Лита. — Вновь ищут способы победить своих врагов, даже не представляя, как это раскачивает мир.

— О чём именно ты разговаривала с графом?

— О том, что он должен повлиять на ситуацию, — ответила Чуна. — Он защитник императорского двора. От его слова зависело, кто будет желанным гостем, а кто нет.

— Он бы всего лишь графом, — заметил Кондрат.

— Неподконтрольным никому графом. Не самый низкий статус, но и не самый высокий, чтобы попытаться перехватить политические бразды в свои руки. Та самая идеальная середина, которая устроит всех. Он имел достаточно влияния, чтобы заставить людей успокоиться. Чтобы пресечь тех, кто за начало нового витка насилия.

— Он был в лагере противников войны?

— Гейр не был ни там, ни там, но он мог склонить чашу весов в сторону мирного урегулирования. Он был против вмешательства.

— И вы поссорились?

— Мы поспорили, — поправила она.

— Он не хотел ни на что влиять.

— Да, не хотел. Он… он был хорошим человеком, но тем, кто держался подальше от политических распрей, — она кисло усмехнулась. — И при его-то положении…

— Вы договорились до чего-нибудь?

— Не в тот раз. И не в следующий. Я приходила иногда, и спор повторялся, где он упорствовал. Я просила лишь о том, чтобы он ограничил появление в императорском дворе сторонников войны, которые науськивали императора повторить прошлую попытку.

— Император за войну? — спросил Кондрат.

— Да, он за войну, — кивнула Чуна. — Этот больной на голову старик решил войти в историю не тем, чтобы создать великое государство, но, чтобы объединить все южные государства под своим началом и тем самым создав величайшую империю в истории этого мира.

— Почти что ваш Македонский или Траян, — добавила Лита.

— Сторонники мирного урегулирования могли бы повлиять на него, убедить, что это бесполезно, если бы Гейр вмешался, ­— продолжила Чуна. — Смогли бы убедить его в том, что это рискованно, и Ангария скорее проиграет, чем выиграет, достаточно было бы лишь устранить тех, кто желал войны. Чтобы они перестали науськивать его попробовать ещё раз.

— Ведьмы влияют на политику стран? — нахмурился Кондрат.

— Мы подталкиваем их к равновесию. Подталкиваем их к мирному сосуществованию с собой и миром, — ответила она. — А Гейр… ему было всё равно. Он слепо выполнял свою работу, как послушный голем, даже гори вокруг него весь мир.

— Ты ругалась с ним в комнате Шейны?

— Что?

— Было ли хоть раз, чтобы ты поругалась с ним в комнате Шейны? — повторил Кондрат.

— Было раз, да, — кивнула она.

— Она была свидетелем этой ссоры?

— Да, но какое это имеет отношение к его смерти?

— Ты телепортировалась прямо в дом, верно? — проигнорировал её вопрос Кондрат.

— Да, переносилась в комнату дочери, так как туда никто бы не зашёл.

Картина несколько сложилась. Правда теперь было понятно, что Шейна тоже не рассказала всей правды. Почему? Она ведь знала, что он от её матери и знает, что она ведьма. Решила, что это секретная информация, и решила не распространяться об этом, даже когда на кону её собственная жизнь?

Нет, понятно, что Шейна хранит секреты ведьм, но, с другой стороны, если человек соврал раз, он мог соврать и в другой. Кто-то скажет, что это другое, что тут совершенно иной вопрос, но Кондрат отталкивался от того, что человек, который склонен скрывать правду, может скрывать всё подряд. Другими словами, что ещё Шейна могла не рассказать?

— Получается, ты телепортировалась к нему домой несколько раз. Иногда, чтобы свидеться с дочерью, иногда, чтобы поговорить с ним. Иногда в его кабинете, а один раз и в комнате дочери. Не в кабинете?

— В тот раз он заглянул к ней, и так мы случайно пересеклись.

— Зачем?

— Что? — не поняла Чуна.

­— Зачем он зашёл в комнату твоей дочери? — уточнил Кондрат.

— Ну услышал наши голоса, и решил поприветствовать меня, — пожала она плечами. — Мы поругались, потому что я сказала, что он специально вставляет нам палки в колёса. Он в ярости вышел.

— И поэтому его начала избегать Шейна? — уточнил Кондрат.

Вопрос поставил Чуну в замешательство.

— Я… я не знаю про это ничего. В каком плане, начала избегать его?

Ладно, этот вопрос можно оставить на потом. Главное, что некоторые детали стали понятнее.

Ведьмы хотели, чтобы он оказал влияние на императора, чтобы усилил политические силы, которые выступали против войны. Хартергер же ни во что вмешиваться не собирался, и более того, как сказала Чуна, начал каким-то образом вставлять палки в колёса. Тут сам собой вырисовывался мотив.

— Ты был зла на него? — спросил он у ведьмы.

— Ну я была недовольна, да.

— Сильно?

— Ты на что намекаешь? — прищурилась Чуна. — Хочешь сказать, что это я убила его?

— В данный момент я лишь спрашиваю, — ответил Кондрат. — Ты ведь начала злиться на него, верно?

— Я не стала бы убивать его, — категорично произнесла она. — Как бы я не злилась на него, мы не стали бы убивать человека.

— Но не когда речь идёт о всём мире.

— Всё! Хватит! — подняла она голос. — Я сюда пришла не для того, чтобы выслушивать твои обвинения! Это я попросила тебя помочь! Думаешь, я такая дура, что подставила бы дочь? Что поставила бы под угрозу её, даже будь для этого самая мельчайшая вероятность⁈

— Я думаю, что ты могла способствовать убийству графа, даже сама того не понимая, — ответил Кондрат.

Потому что всё выглядело достаточно неприятно, и был виден отчётливый мотив убить графа. Устранить человека, который мог действительно на что-то повлиять. Сторонники войны против её противников. Война — это не только про расходы. Это ещё и про колоссальные доходы тех, кто её обеспечивает, от оружейных магнатов до тех, кто банально создаёт пуговицы. Государство щедро платит, когда хочет выиграть войну.

Могла Чуна его убить? Волне. Но да, она бы подставила дочь. Как могли его убить и противники войны. А это значит, что надо искать людей, которые когда-то работали или как-то были связаны с фракцией сторонников войны.

Война.

Все вопросы крутились вокруг неё. Что в его деле с Дайлин, что здесь — всё сводилось к тому, что они действительно стояли на пороге грандиозных изменений. И вновь всплывал разговор с тем незнакомцем в неприметном экипаже. Император или империя — понятно, что он был сторонником мира, и пусть Кондрат не знал его личности, было отлично видно, насколько был силён раскол в политической верхушке. Одни пытались войны избежать, другие к ней стремились, и дело переходило в иное русло, когда все способы хороши. Когда богатые затевают войны, бедняки будут теми, кто за всё расплатится…

Расплатится…

Невольно Кондрату пришла совершенно другая мысль, связанная уже с делом убитых чиновников.

— Кондрат. Кондрат, не спи, —­ похлопала Дайлин его по спине, сев напротив. — Ты что, не спал?

— Нет, я думал, — ответил он.

— Ты знаешь, что, когда ты засыпаешь и думаешь, выражение твоего лица одно и то же?

— Теперь знаю.

Сыщики только приходили на работу, занимая свои места. Кто-то не придёт, только начав расследовать дела, кто-то, наоборот, уже всё закончил и строчил бесконечные отчёты, которым не было видно ни конца, ни края. Работа начинала медленно закипать в стенах специальной службы, и система начинала свой новый день по защите империи от неё самой.

— Выяснил что-нибудь? — спросила Дайлин, не взглянув на Кондрата и роясь в своей сумочке.

— Да, появились кое-какие мысли, — кивнул он.

— У меня тоже, — она положила на стол несколько скрученных газет. — Я тут пробежалась по газетам… Ты ведь тоже их просматривал, я надеюсь? Мне одной не приходится делать всю работу?

— Да, я просматривал, а что?

— А то, что я тут нашла упоминания в старых газетах о нескольких сражениях, которые тот мог подразумевать под чёртовой горой, — произнесла Дайлин. — Первое — это сражение на четырёхсотых высотах. Наши войска пытались пробиться через оборону противника несколько месяцев, накат за накатом, пока не взяли вершину. Второе — это взятие города Кулла, на юго-западе. Осаждать не стали, сразу пошли на штурм, и было много погибших. Третье — Гарпиевы горы. Враги держали оборонительные сооружения на вершине, наши штурмовали, и по итогу взять так и не смогли. Что скажешь?

— Что каждое из них отлично подходит под описание чёртовой горы, — ответил Кондрат.

— Вот именно! Надо только понять, какое из мест подразумевалось под чёртовой горой, — кивнула Дайлин, очень довольная собой. — А ты что скажешь?

— Я? —­ задумался Кондрат. — Ты слышала фразу «богачи ведут войны, за которые платят бедняки» или что-то в этом духе?

— Нет, но звучит интересно. И?

— Это можно это интерпретировать немного иначе. Офицерский состав, что нередко находится в тылу в относительной безопасности, ведёт войну лишь цифрами и планами, сами оставаясь в относительной безопасности. И иногда отдаёт абсурдные и самоубийственные приказы, ради собственных амбиций, желая всеми силами выполнить задачу, чтобы получить повышение или очередную награду.

— Последний был сержантом.

— Да, но убийца, начав мстить, вошёл во вкус. Он начал с офицеров, а теперь решил убить вообще всех виновных по его мнению. В чём они были виноваты? Вариантов немного: преступный приказ, не дооснащение, приведшее к гибели многих, учитывая, кем работал чиновник или военное преступление. Последнее вряд ли, потому что военное преступление против врага союзниками всегда воспринимается, как жестокая, но необходимость. Не дооснащение… не думаю, что из-за этого. Вероятнее всего, приказ, который обернулся катастрофой и мог вызвать вопросы. Эти вопросы рассматривал новенький судья, которого поставили на грязное дело, чтобы он всё прикрыл, за что его повысили.

— И убийца решил поквитаться за произошедшее. Решил заставить заплатить тех, кто однажды погубил сотни жизней и прикрыл это, — подытожила Дайлин. — Почему сейчас?

— Возможно, его что-то подтолкнуло к этому. Какое-либо событие, которое всполохнуло прошлые воспоминания, — предположил Кондрат. — Он мог убить их всех там, на войне, когда всё можно списать на врага. Но начал это здесь и через столько времени. Почему? Возможно, потому что только сейчас он их нашёл или что-то ему о них напомнило.

— Что именно?

— Может увидел на улице или услышал где-то о них, я не знаю.