Между добром и злом. 5 том

Глава 20

Кондрат знал, что такое война. Честь, доблесть и прочие высокопарные слова — это то, что придумывают люди, чтобы сделать из войны что-то благородное. Но там, на поле боя, под пулями, под снарядами в окопах, пропитанных пороховыми газами и кровью нет никакого благородства. Там есть смерть, ужас и безысходность.

Он помнил эти чувства, когда сначала ты боишься, а потом становится всё равно. Когда смерть становится пугающей рутиной, свистящие снаряды над головой воспринимаются как что-то обыденное, и ты будто становишься частью этих кровавых будней, где кажется, что это никогда не кончится.

Но самым страшным были и будут только бездарные офицеры, которые гонят тебя в бой просто потому, что у них есть приказ, и они хотят его выполнить любой ценой, если она не включает только их собственную жизнь. Сидя за спинами солдат, посылают тебя раз за разом, просто потому что хотят новую медаль на груди, глядя на потерянные жизни лишь как на цифру, ещё одну единичку в бесконечном списке статистики.

Бывают разные войны, как и разные офицеры, но война — это то место, где вскрывается всё самое ужасное в человеке. Кто-то говорил, что войне даже атеист становится верующим. Это лишь потому, что больше уповать там не на что. Есть только ты и смерть по другую сторону окопа.

Кондрат не любил вспоминать войну. Как и любой другой, кто прошёл через неё. У них одна большая болезнь, одна большая рана на всю жизнь. Все они погибли тогда, на поле боя, а вернулись совершенно другие люди, измученные, уставшие и пустые, вздрагивающие от громких звуков и постоянно оглядывающиеся по сторонам.

Война — это не лекарство от морщин. Это лекарство от нормальной жизни.

Хорошие места не называют чёртовой горой. И что бы там не случилось, отметилось оно в памяти людей лишь чистым ужасом. И кто-то явно знал о том, что там произошло, даже несмотря на то, что это так скрывают. Кто-то знал и решил наказать тех, кого считал виновными в военной ошибке или просчёте.

Прав ли он, покажет время, однако Кондрату казалось, что это рабочая теория. Отсюда можно было даже сложить общую картину.

Директор — командир роты. Чиновник — отвечающий за обеспечение. Сыщик — лейтенант, который был подручным командира. И сержант — тот, кто выжил и, возможно, заставлял солдат идти вперёд. Они все могли быть из одного батальона. Они все могли быть причастны к одному сражению или какому-нибудь военному преступлению. И кто-то решил, что они слишком хорошо устроились, не понеся наказания за свои ошибки.

Что послужило триггером? Спусковым крючком начать расправу именно сейчас? Встреча на улице? Может убийца увидел кого-то из них? А может…

Кондрат замер, когда догадка мелькнула у него в голове, что не укрылось от Дайлин.

— Что такое? — удивительно, как она научилась подмечать такие детали в нём. — Ты что-то понял?

— Возможно. Ты помнишь, что мы нашли у директора в столе?

— Так… документы, домашние задания, табели, планы занятий… — медленно перечисляла она. — Что ещё… перья… какие-то письма…

— Агитационные листки, — произнёс Кондрат.

— Да, агитационные листки, — кивнула Дайлин. — Ты думаешь, всё из-за них?

— Не из-за них, но они послужили определённым спусковым крючком к действиям. Возможно, директор и сыщик агитировали вступать в армию. Один своих учеников, другой своих коллег. Возможно, убийца узнал их. Узнал, и увидел, что те, кого он считает повинными в смерти кого-то близкого ему, теперь агитируют других людей вступать в армию.

— Думаешь, что он увидел их посчитал, что те, кто прятался за спинами солдат, вновь занимаются чем-то подобным?

— Да, возможно. Те, кто так сильно облажался, погубив столько жизней, а только это и могло послужить сильной мотивацией, оказались на коне, героями, и теперь вновь агитируют вступать в армию. Вновь отправляют на войну других, сами оставаясь в безопасности.

— Это надо будет поднять всех, кто участвовал в том сражении, о котором мы даже не слышали, — нахмурилась Дайлин. — Кто-то из выживших в сражении, которое старательно затёрли.

— Затёрли из документов, но не из головы тех, кто там был. Такое не забудется, — покачал головой Кондрат. — Надо найти тех, кто в этом участвовал.

— Пойдём вновь по списку пенсионных выплат? — предложила она.

— Думаю, что это самый действенный способ.

Словно искать иголку в стоге сена. Но теперь у них был металлодетектор в виде оброненной фразы о чёртовой горе, которая позволяла отсеивать людей. Не может быть, чтобы никто не выжил после того сражения. С той войны, насколько Кондрат знал, прошло почти ровно двадцать лет, а значит они должны были быть живы.

Ведьмы говорили, что к порогу империи подходит новая война. За влияние, за власть, за амбиции тех, кто смотрит на людей, как на то, что принадлежит им. Под новым или старым соусом призывы, а вместе с ними и набор людей в армию, чтобы создать войско, способное сокрушить любое сопротивление.

И в этом участвую те, кто однажды перешли дорогу убийце. Чем? Что могло его подтолкнуть к расправе? В голову лезут мысли только о «чёртовой горе», которую так тщательно затёрли, как что-то постыдное. Чего стыдились? Может какого-то военного преступления против гражданских? Или приказа, который загубил солдат?

Кондрат склонялся ко второму варианту, который объяснял мотивы. Те, кто в глазах убийцы, возможно, прятался за спинами солдат, а теперь вновь агитируют новых людей вступать в армию, оставаясь всё так же в сохранности. Громче всех кричат, чтобы те защищали империю, сами не спеша браться за оружие и выступать в первых рядах.

Что почувствует тот, кто прошёл через ад из-за них, и теперь видит их вновь, занимающихся схожим делом? Несправедливость. Злость. Желание отомстить, заставить их заплатить. И он берётся вершить собственное правосудие над ними. Желай он отомстить за гражданские жертвы, сделал бы это раньше, а не сейчас, когда набирает обороты новый набор в армию. Уж слишком странное совпадение, чтобы считать его таковым.

И Кондрат с Дайлин вновь взялись за дело, раз за разом обходя солдат, но каждый раз слыша только «не знаю». Список подходил к концу, и вскоре Дайлин смяла его, выбросив в урну, когда они вышли на улицу, после последнего человека.

— Всё в пустую, — буркнула она недовольно. — Никто ничего не знает, будто и не служили никогда. Может они врут?

— Может. А может действительно служили в другом месте. Война была двадцать лет назад, и много воды утекло за то время. Все солдаты успели поувольняться, и теперь у нас десятки тысяч подходящих кандидатов.

— Мы не справимся… — выдохнула Дайлин.

— Справимся. Всегда справлялись и сейчас справимся, — подбодрил её Кондрат. — Самое главное, что мы поняли принцип.

— Мы даже не знаем, в правильную ли сторону идём. Вдруг это никак не связано с войной?

— Ты игнорируешь логику, Дайлин, — покачал головой Кондрат. — У нас нет доказательств, но ты не исключаешь варианты, которые маловероятны.

— Это тот метод, о котором ты говорил? Как его…

— Дедуктивный, — подсказал он.

— Да, точно… От общего к частному, — кивнула она. — И общее, что они все служили в армии, кроме одного и их дела почему-то убраны, чтобы никто ни о чём не узнал, а частное…

— Что это и будет связано с армией. То, что их всех объединяет. Что может заставить человека мстить?

— То, что показалось ему несправедливым.

— А учитывая, что часть из них офицеры… — подначивал её Кондрат.

­— То получается, что, скорее всего, какой-нибудь приказ к действию, который показался ему несправедливым. Убийцей мог быть и тот, кто был на противоположной стороне, мстит за преступления против своих. Такое бы тоже скрыли, чтобы не позорить армию империи.

— Да, но частное: судья, офицеры, сержант…

— Это связано с каким-то делом с этой стороны. Их судили, но они вышли сухими из воды, и убийце это известно. Судят обычно по горячим следам, а не через десятки лет, и вряд ли человек со стороны противника бы узнать о суде и судье, который всё спустил на тормоза, когда вражда между империями ещё не остыла и границы закрыты. Значит убийца в курсе дела и был здесь, где-то рядом, — продолжила Дайлин рассуждать. — Значит это кто-то свой.

— Именно.

— Так военное преступление или приказ, повлекший ужасные последствия?

— Если твои совершают какое-нибудь преступление против врага…

— Я бы могла закрыть на это глаза. Но не на предательство, — закончила она. — У меня от этого голова болит.

— Поболит и перестанет. Нам надо решить, что делать дальше.

Они ехали рядом на лошадях в полном одиночестве засыпающего города. Это было время, когда последние прохожие уже вернулись домой, а ночные забулдыги ещё не приступили к очередной пьянке. Будто город готовился сменить обличие по щелчку, чтобы открыть свои тёмные улочки для тех, кто ищет приключений на голову.

Молчаливые, но понимающие друг друга, как два закадычных друга, которые пытались решить головоломку. И идея пришла первой к Дайлин. Чего было у неё не отнять, так это широты мысли, когда она чего-то хотела.

­— Я знаю, что нам надо сделать! — прямо подпрыгнула она на седле. — Вернее, кто нам в этом поможет!

— Да? И кто же? — с интересом взглянул на неё Кондрат.

— О, ты не поверишь…

Честно признаться, Кондрат бы поверил. Дайлин была сложным в некоторых моментах человеком, и поэтому у неё было не так много людей, которым она могла довериться. Удивительно, что она смогла довериться именно этому человеку, и тем не менее Кондрат не был удивлён, когда тот появился на пороге ресторана, где они решили встретиться

— Ха, здорова всем! Я ваще удивился, когда меня позвала Дай-ка. Думал, ты меня не переносишь!

— Ничего не изменилось, — фыркнула девушка, скрывая улыбку.

Кондрат в который раз задался вопросом, почему же они всё-таки не вместе.

Вайрин сел за один стол с ними и тут же махнул рукой, подзывая официантку.

— Ты можешь хотя бы сейчас не есть? — раздражённо спросила Дайлин.

— Ты так говоришь, будто я постоянно что-то жру, — хмыкнул он. — Я так-то с дороги, прыгаю туда-сюда по городам, как какой-то посыльный. И всё ради вас!

— Ладно-ладно, заказывай… — махнула она рукой.

Пришлось им ждать, пока Вайрин сделает заказ. Ел он единственный, — они заказали себе лишь по чашке чая, — и его это ни капельки не смущало. Кондрат узнавал того самого Вайрина, который всегда был на своей волне, совсем не заботясь, что скажут о нём другие.

— Итак, Дайлин сказала, что вам нужна моя помощь, надо что-то узнать там про южную войну, да?

— Да, ты знаешь подробности? — уточнил Кондрат.

— Ой, знаешь, как-то не очень хочется, если честно. У нас там некрофил завёлся, откапывает исключительно бабушек и делает с ними всякое. Уже замонал, если честно, всем городом его ищем, так что мне и своих проблем хватает. Давайте, в чём суть?

— У нас нет доступа к военным архивам…

— Каким?

— Нам нужны личные дела нескольких человек, где служили, что делали, почему были переведены в другие части. И нужно узнать о каком-то месте, которое солдаты знают, как чёртову гору.

— Так, а чего сами не пошлёте запрос? — спросил он с набитым ртом.

— А ты как думаешь? — ядовито спросила Дайлин.

— Я не думаю, Дай-ка, я действую! Так чё сами не пошлёте?

— Нас заворачивают, — ответила она.

— Так… а я чем могу вам помочь тогда? ­— спросил Вайрин, продолжая жевать.

— У тебя отец на хорошем счету у императора. У тебя будущая жена — дочь советника императора. Как ты думаешь, Вайрин, чем ты можешь нам помочь? — язвительно спросила Дайлин.

— Если честно, то без понятия. Мой батя вообще никаких отношений с вояками не имеет, даже крошеного. Он слишком далёк от этого. Что касается Атерии, то я пока не её муж, и просить такое… Ну то есть, если вам, специальной службе такое не дали, то это что-то секретное. То есть достать это может быть сложно. А так как я пока ещё не женат на ней, то и вряд ли мне помогут достать подобное, особенно, когда нужно это не мне.

— Так, я что, тебя зря звала? —­ возмутилась Дайлин.

— Почему зря? Я вот, кушаю сижу, — кивнул Вайрин на тарелку. — Хочешь?

— Нет, спасибо.

— Но твой тесть… — начал было Кондрат, но он его перебил.

— Вот в том-то и проблема, Кондрат. Он пока не мой тесть. Тут достать секретные документы головняк даже для таких людей, а вы хотите, чтобы я, пока ещё не часть семьи, так ещё и не для себя попросил. Да и как это будет выглядеть? Дорогой будущий тесть, достаньте для меня секретные документы, которые военные даже от специальной службы скрывают?

— Да, — кивнула Дайлин.

— Не, ну ты, конечно, хорошо устроилась так, но типа нет, я здесь не помогу, прости.

— Так, ясно. И чем ты можешь нам помочь? — спросила Дайлин.

— Э, погоди, это я вам помогаю, а не наоборот. Вы и решайте.

Они задумались, пока Вайрин без какого-либо стеснения опустошил сначала одну тарелку, потом другую, а затем взялся за кружку пива, оставляя на верхней губе усы. И пока Дайлин и Кондрат думали, он сам предложил.

— Вам нужно что узнать конкретно? О людях или о той чёртовой горе, которую вы упомянули?

— Желательно, и о том, и о другом, — ответил Кондрат.

— Ну с первым я вряд ли помогу, но про второе могу поспрашивать, если надо, — пожал он плечами.

— Точно! — вдруг вытянулась Дайлин. — У тебя же был слуга, дворецкий, он служил. Возможно, он что-то знает? Он кем был, офицером каким-то, да? Мог слышать об этом!

— Да, но только он мёртв.

— Как мёртв.

­— Да Кондрат его до самоубийства довёл, — пожал тот плечами и отхлебнул пива. — Но за дело!

Дайлин странно посмотрела на Кондрата и ничего не сказала.

— Так, хорошо, а кого ты можешь поспрашивать?

— Да всех. У меня в участке бывших вояк пруд пруди. Так ещё и у отца почти вся гвардия раньше служила. Может кто и знает. Вы бы поспрашивали у своих, может кто что слышал?

— Мы спрашивали. Пока пусто, — ответил Кондрат.

— Ну тогда не знаю. Я попрошу, конечно, но что-то мне кажется, что ваше тёмное. Если вы своими силами не смогли разыскать тех, кто что-то об этом знает, вряд ли я смогу.

— Возможно, нам просто никто честно не ответил, — произнёс Кондрат. — Может они и знают, но не хотят упоминать об этом.

— Ну такое может быть, — пожал плечами Вайрин. — Война — дело такое. Макларен тоже не любил что-то рассказывать об этом. Говорил, что было на войне, там должно и остаться. Но я спрошу, если что. А что за дело-то, колитесь, а то мне уже и интересно стало на фоне этого, секретные документы какие-то, чёртовы горы…

Кондрат с Дайлин переглянулись и начали поочерёдно посвящать его в их дело об убийстве чиновников. Сначала Вайрин слушал как-то в пол уха, но потом даже втянулся, забыв о еде, которую ему вновь принесли. А под конец и вовсе произнёс.

— Я вот не пойму, почему у вас дела об обороте оружия, о каких-то интересных преступлениях, где убивают бывших военных, а я расследую то насильников мёртвых бабушек, то угон поросят из свинарников?

— Угон поросят? Серьёзно? — едва сдерживаясь спросила Дайлин.

— А ты чё ржёшь? Знаешь ли, это страшное преступление! Считай, без еды народ оставляют. Там на сотни корон речь идёт.

— Нет-нет, ничего, мне кажется, такие расследования под стать тебе, — хихикнула она.

— Ага, всегда мечтал смотреть на разлагающиеся осквернённые тела бабушек, — пробормотал он. ­— Чуть не проблевался прямо в гроб, когда в первый раз увидел.

— Да мы тут тоже тело нашли, оно уже гнить начало, — поморщилась Дайлин. — Вонь стояла несусветная. Мухи, раздувшийся труп…

— Ужас, — кивнул Вайрин и принялся вновь есть, как ни в чём не бывало.

Такое ощущение, что у него аппетит только проснулся от этого. И это, видимо, было заразно, так как Кондрату с Дайлин, глядя на Вайрина, тоже захотелось есть.