Между добром и злом. 5 том

Глава 25

По крайней мере, это дало ответ — вряд ли Чуна стала бы убивать графа за связь со своей дочерью, так как сама об этом не знала. Но проблема в том, что это и не доказывало её невиновность: она могла убить его, чтобы устранить человека, который решил выбрать другую сторону. Ну и, естественно, графиня с её странной слугой, которую она взяла не пойми откуда тоже могла приложить к этому руку. Да, ситуация, сдвинулась, но не на немного и не совсем в ту сторону, которая была нужна.

— Чуна, ты возвращалась обратно в поместье к Хартергеру? — спросил Кондрат.

Она уже плакала под утешения Литы, и Кондрату пришлось повторить вопрос громче, чтобы она услышала. В ответ ведьма лишь покачала головой.

— Точно нет? Если ты что-то скрываешь, сейчас самое время ответить честно, потому что времени не осталось.

— Я не была там… — сквозь слёзы протянула она.

И ведь не проверишь её никак. Ни её, ни графиню, ни служанку, к которой его не подпустят, будут говорить, что её нет сейчас и так далее.

Лите пришлось проводить Чуну, которая была сама не своя. Дело замерло на месте, доказать что-либо не было никакой возможности. Кондрат лишь с сожалением взглянул на кофе, которое приготовил им. Придётся допивать самому.

Вайрин действительно управился за какие-то несколько дней. Он не пожалел потратить деньги на дирижабль, чтобы слетать сначала к себе, а потом и обратно, но уже не один, а с мужчиной, которого он охарактеризовал, как…

— Юнц, мельник! — Вайрин его представил, как какую-то долгожданную модель, ещё и указав на него руками, будто они могли случайно не понять, о ком он говорит.

Дайлин и Кондрат, сидя за одним из столиков в случайной кафешке пробежали по мужчине взглядом. Крупный, широкоплечий, но весь напуганный, словно мальчишка, он мял в руках шапку, поглядывая затравленным взглядом на сыщиков.

— Ну ты хоть поздоровайся, чё как деревянный? — хлопнул его по спине Вайрин.

— Да, простите, — он поклонился в пол. — Юнц Юнц, мельник.

— Юнц Юнц? — удивилась Дайлин. — Так, Юнц, это имя?

— Да, госпожа.

— А фамилия?

— Юнц.

— Но это же имя…

— Дай-ка, не тупи, у него Юнц и имя, и фамилия, — ответил за него Вайрин и подтолкнул его к стулу. — Юнц, присаживайся, чувствуй себя, как в гостях на допросе, ­— и сам селя рядом. — Короче, Юнц, хороший мужик, отличный мельник и прилежный семьянин. Он воевал на полях юной войны, когда ему было…

— Двадцать лет, — подсказал Юнц.

— Двадцать лет, да. Бравый боец, имеет медаль за особые отличия, побывал во многих горячих местах и вышел победителем без пальцев правой ступни и с пулей в бедре. И он кое-что слышал о том, что вас интересует.

Кондрат слегка наклонился вперёд.

— Мистер Юнц, кем вы служили?

— Пехота, господин.

— Можно просто мистер Брилль. Пехота, хорошо… А в звании кого?

— Рядовой, мистер Брилль.

— Когда вас призвали на службу?

— Спроси у него про… — начала уже Дайлин, но Кондрат поднял ладонь, останавливая её. Всё нужно делать по порядку.

— Так когда? — повторил он вопрос.

— В самом начале войны, мистер Брилль. Первый призыв, за неделю до начала наступления на южном фронте. Неделя обучения, и мы были первыми, кто ступил на территорию соседей.

— Соседей, — повторил Кондрат. — Не врагов, соседей.

— Я… простите, я… — сразу испугался тот.

— Нет, я ничего не имею против вашего мнения. Просто интересно, почему вы считаете их соседями, когда остальные называют их не иначе, как врагами?

— Ну… мы же воевали против таких же парней, что и мы сами, мистер Брилль. Нас просто послали убивать друг друга. Конечно, тогда я был иного мнения, но сейчас, по прошествии стольких лет… Мы сидели в окопах в мерах четырёхсот друг от друга. Мы… просто воевали ведь, отстаивали интересы своих империй. Брали в плен, попадали в плен…

— Вы были хоть раз в плену?

— Боги уберегли нас от этого, — выдохнул тот, сделав непонятный жест рукой, который в этом мире можно было назвать, как перекрестился.

— Хорошо. Наверное, господин Легрериан спрашивал у вас про чёртову гору. Можете рассказать мне, что это за место? Как его называли в действительности?

— Высота семь и семь, — негромко ответил тот.

— Почему семь и семь?

— Были укрепрайоны, первый, второй, третий, четвёртый, а тот… он не был укреп районом, это был лесистый холм, который располагался между седьмым и восьмым укрепрайоном. Там располагался полевой укрепрайон, чтобы сдерживать наши силы. Ну, чтобы они не прошли между ними и не зашли в тыл врага.

— И что там произошло? — спросил Кондрат.

— Я не был там, только слышал от других солдат, — извиняющееся ответил мужчина.

— И тем не менее, что вы слышали?

— Ну… наши хотели зайти в тыл, но для этого надо было пройти через ту сопку. Говорят, там положили не одну роту, чтобы пробиться.

— И не прошли, — предположил Кондрат.

— Прошли. Пробились, смогли окружить и уничтожить укрепрайоны, что позволило прорваться вглубь тыла врага, но… Я служил с одни парнем, он погиб в последние дни войны, но рассказывал, что там буквально шли по телам. Весь лес был выкошен, повсюду были трупы мальчишек, который гнили. Вонь стояла несусветная. А их всё отправляли и отправляли, закидывая мясом, пока не взяли высоту.

— Сколько рот там полегло? — спросила Дайлин.

— Я не знаю. Он не рассказывал. Просто говорил, что там была бойня. Он был из тех, кого призвали уже во время войны, и сразу направили, как и остальных, туда.

— Рота, ведь это мало, — нахмурился Кондрат. ­— Сколько там человек, ну максимум сто?

— Что? Нет, от четырёхсот до тысячи, где-то так, иногда больше.

Это уже был целый полк. И Кондрат уже хотел возразить, но вовремя отдёрнул себя. О чём он? Понятие роты в их мирах различалась. Да и если так брать, Кондрат перевёл это слово, как рота, а по факту оно могло означать совершено другое подразделение с другим количеством человек.

— И сколько рот там положили? — уточнил он.

— Я не знаю, но очень много. Он рассказывал, что там вся гора была усеяна трупами, что весь воздух был пропитан смертью. Куда не бросишь взгляд, везде тела.

— Кто командовал той ротой?

— Я не знаю, — мужчина переменился в лице. — Но я надеюсь, он горит в аду.

— Почему? — спросила Дайлин достаточно очевидный вопрос.

— Почему? Потому что он посылал раз за разом туда солдат. Одни не прошли, так ничего страшного, пришлют ещё и он пошлёт их вновь. Трупами нас прокладывали безопасную дорогу! Просто посылали молодых парней на смерть одного за другим лишь бы выслужиться, лишь бы достигнуть цели, даже не сообщая наверх, что там мёртвая зона! Вы не понимаете, потому что там никогда не были, а я был там! Я видел таких командиров, который сидели за нашими спинами и посылали вперёд на смерть, потому что сверху у них был приказ, и они боялись сказать «нет»!

Он распалился так, что даже люди в кафе начали оборачиваться. Сидел красный, тяжело дыша, будто сам только что пережил те жуткие моменты, о которых никто в здравом уме не хочет вспоминать. Но, видимо, осознав, как и с кем разговаривает, сник, тихо пробормотав.

— Я прошу прощения, я… тяжело вспоминать об этом…

— Он рассказывал, что случилось с той ротой? — спросил Кондрат.

— Лишь упомянул, что его больше нет.

Картина сложилась.

Алчный командир, который посылал людей на верную смерть, невзирая на потери и обосновывая всё тем, что пришлют ещё, а приказ должен быть выполнен. Его подчинённые, которые заставляли идти тех вперёд, возможно даже силой. И потери, страшные потери, которые по итогу попытались забыть.

Но такое вряд ли прошло незамеченным, кто-то да пожаловался, и на рассмотрение отправили молодого судью, которому предложили всё прикрыть, если он хочет подняться выше. И он закрыл дело, оставив бездарных командиров и их подчинённых без наказания. А теперь эти же люди агитирую молодых вновь идти на войну и сражаться за свою империю. У любого, кто прошёл тот ад, это вызвало бы подобное ярость. Те, кто прятался за спинами, вновь посылают заместо себя других на смерть.

Высота семь и семь…

— Получается, почти вся рота была уничтожена и туда по факту послали новую?

— Нет, люди гибли, присылали новых и так раз за разом. Иногда так могли обновить весь взвод, роту или даже батальон. Таких командиров мы называли мясниками, — с плохо скрываемой злостью произнёс он.

— И вы никогда больше не слышали о той роте? О командирах или его солдатах.

— Нет, никогда.

Кондрат и Дайлин переглянулись. Вайрин, видя, что допрос подошёл к концу, махнул рукой.

— Иди, Юнц, погуляй пока. Встретимся на станции, я отправлю тебя домой. И на, купи чё-нить жене с детишками, — дал он несколько монет тому.

— Благодарю, господин, — встал тот и поклонился. — И я ещё раз прошу прощения…

— Ничего-ничего, иди.

Когда тот ушёл, Вайрин взглянул на закадычную парочку.

— Ну что, я молодец, да?

— Ты мог бы и написать это в письме, — раздражённо заметила Дайлин.

— Но тогда бы это было не так интересно. Как говорил наш маэстро Кондрат, иногда лучше лично расспросить человека, чем услышать через третьи руки. Или я не прав?

— Прав, — подтвердил Кондрат задумчиво.

— Получается, кто-то из той роты мстит, — произнесла Дайлин.

— Или кто-то из родственников. Увидел того и начал убивать, идя по списку, — кивнул он.

— Список небольшой. раз он остановился.

— Или мы не всех знаем, — пожал он плечами. — Хотелось бы узнать об этой высоте семь и семь. Кто туда входил, кто служил и так далее, но вряд ли нам дадут доступ.

— Что тогда делать?

— Думать.

— О, Кондрат это любит, — усмехнулся Вайрин. — Так, я у вас тут тогда немного погощу, лады? Кондрат, к тебе пойду ночевать.

— Перебираешься с дома к дому как нищий, — фыркнула Дайлин.

— Дай-ка, кто знает цену деньгам, тот ими не разбрасывается, — философски заметил он. — К тому же к тебе я не прошусь, так как там у тебя опять по любому бардак полный. Так что Кондрат, жди гостей!

— Да ничего и не бардак, — буркнула она.

Наверняка бардак. Кондрат был у неё как-то, и это хорошо отпечаталось у него в голове. При всей своей серьёзности, аккуратности и ухоженности, даже когда на рабочем столе всё лежит аккуратно, в доме будто толпа прошлась, круша всё на своём пути.

— В любом случае, Вайрин, спасибо за помощь, Кондрат, нам пора, — поднялась она с места.

— Но мы даже не ели ещё! — возмутился Вайрин.

— Вот и поешь, — бросила она и чуть ли не потащила Кондрата прочь.

Уже отойдя от кафе, пока Дайлин явно дулась на Вайрина, Кондрату пришла внезапно идея.

— Слушай, в налоговой ведь записано, где и кому выдавали пенсионные выплаты за войну, да? Я имею ввиду, там будут указаны адреса и личные данные.

— Да-а-а… — медленно протянула Дайлин, пытаясь уловить суть.

Кондрату пришлось пояснять.

— Смотри, мы знаем в каком районе убивали людей. Все они находятся примерно в одной части города…

— Да, но там четверть Ангартрода, — заметила она. — Замучаемся всех обходить, учитывая, что там каждый второй участвовал так или иначе в той войне. И более того, как мы выясним, кто из них действительно убийца?

— Ты не дослушала, — с укоризною заметил Кондрат. — Они все убиты в одном районе, и логично предположить где-то там проживает убийца. Но можно сократить площадь. Мы знаем, кто стал его первой жертвой. Сыщик. И логично предположить, что убийца однажды наткнулся именно на него, то он проживал и работал где-то рядом.

— Работает или живёт?

— Обычно люди стараются найти работу не далеко от дома, чтобы не добираться туда по несколько часов, так что живёт и работает он рядом. Мы знаем примерный район, и можно просто взять все налоговые выплаты и найти всех, кому их выплачивают в том же районе. Всех солдат. Выясним личные данные, и пройдём по ним, выясняя, кто где служил.

— Слушай, да ты гений, — восхитилась Дайлин. — Но только кто признается, опять же?

— У нас будет список. А уже от него мы будем отталкиваться, — ответил Кондрат. — Будем исключать, пока не останутся самые подходящие. А там обыск и так мы выйдем на него.

— Знаешь, с одной стороны я хочу восхититься, но с другой стороны, сколько там всё же людей будет?

— Разве тебя пугает такой объём работ? — взглянул на неё Кондрат.

— Нет, но… — она тряхнула головой. — Да конечно нет! Тогда за работу!

Вот такой настрой ему нравился гораздо больше.

Да, объём работ был большим, но это было гораздо лучше, чем положение, в котором они находились пару дней назад. Теперь у них мог быть поимённый список тех, кто мог быть к этому причастен, а там уже алиби, навыки, и так они сократят список до тех, кого можно будет просто банально обыскать до нитки.

— Только я хочу узнать, есть ли выплаты родителям тех, кто потерял детей? — спросил Кондрат.

— Ты опять за своё?

— Мы не будем исключать этот вариант.

— Ну есть, да, — она махнула рукой. — Ладно, давай, если делать, то полностью.

И они взялись за работу.

Налоговые архивы пахли пылью, старостью и старым пергаментом, и это даже ка-кто успокаивало. Особенно, когда ты видишь перед собой целые ящики документов, которые надо прочитать, отсортировать и выписать все фамилии. Это обещало занять целую вечность, н ни Кондрат, ни Дайлин не унывали. Они видели возможность и собирались ей воспользоваться на полную.

Уже через неделю список внушал уважение и фронт работ мог испугать, но они не унывали. К тому же у них были те, на кого можно было сложить эту работу, чтобы те сначала отсеяли всех лишних, а потом уже браться за оставшихся.

И за работой Дайлин однажды тихо спросила:

— Кондрат, ты говоришь, что воевал, да? Где-то очень далеко.

— Было дело, — не стал отрицать он, учитывая, что сам об этом однажды ей и рассказал.

— Каково это, воевать?

— В план?

— Ну, война, как это? — не смогла она сформулировать вопрос лучше. — Ты после этого стал таким?

— Каким?

— Сухарём? — не удержалась она от улыбки.

Кондрат тоже выдавил из себя улыбку, хотя ему было не смешно.

— Не знаю, возможно, Дайлин.

— Почему?

— Почему я стал таким?

— Да.

— Не знаю. Просто после этого ты… ты другой. Уходишь в армию сопляком, который мечтает о славе, победах и том, как будет потом всем хвастаться своими заслугами, а на деле видишь лишь грязь, кровь и ужас. Мой командир говорил, что все, кто уходит на войну, там и остаются, а возвращаются уже другие люди. Возможно, он и прав.

— А почему ты пошёл? — спросила она.

— Отец сказал, что я должен быть мужчиной и уметь постоять за себя, — пожал он плечами. — Там, откуда я родом, многие считают, что армия — это способ закалить характер.

— Ты не долюбливал своего отца, — заметила она.

— С чего ты взяла?

— Не знаю, чувствуется это. Ты как-то холодно о нём упоминаешь.

— Он был сложным человеком. До мозга и костей настоящим мужчиной, который считал, что тумаки закаляют характер, а наказания дисциплину.

— Он был военным?

— Самое смешное — нет, — ответил Кондрат. — Он даже не служил из-за плохого здоровья. Но искренне считал, что все остальные должны. Иначе как вырастет из нас настоящий мужчина.

— А мать? Какая она у тебя была?

— Очень мягкой, — ответил Кондрат, вспоминая лицо, которое уже очень давно не видел. — Она не перечила отцу, но всячески меня от него берегла. Не рассказывала о моих проступках, да и просто защищала. Хорошей была.

— Получается, ты воевал?

— Три года. Пошёл в числе добровольцев, хотел что-то доказать отцу, чтобы он мной гордился, ­— кисло улыбнулся Кондрат. — Доказать так и не удалось. Он помер, не дождавшись моего возвращения.

— Но он бы гордился тобой.

— Он был мудаком, Дайлин. Он был никем, жил никем и умер никем. И хотел, чтобы я соответствовал тому, что он там себе в голове придумал. Он из тех, кто громче всех кричал, и быстрее всех убегал в случае чего. Это не тот человек, на которого надо равняться. Поэтому давай оставим этот разговор.

Одно Кондрат мог сказать точно, из его отца вышел бы отличный командир, подобный тем, кого уже успел убить неизвестный мститель.