01 октября 1985 года; Нью-Йорк, США
ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ: Бесхозяйственность или вредительство?
Суд Железнодорожного района города Воронежа вынес приговор директору овощехранилища №378, допустившему преступную халатность. Должностное лицо игнорировало использование новейшей техники для контроля температуры и влажности, что привело к массовой порче овощей. Ущерб государству составил сотни тысяч рублей.
Прокуратура пыталась доказать умысел, утверждая, что часть продукции директор продавал в целях личного обогащения, но доказательств не хватило. Суд ограничился обвинением по статье 172 УК РСФСР (преступная халатность) и приговорил виновного к трем годам лишения свободы — максимальному наказанию по этой статье.
Судья подчеркнул, что такие действия подрывают экономику и наносят ущерб народному хозяйству. Однако возникает вопрос: достаточно ли трех лет за ущерб таких размеров? Государство вкладывает огромные средства в сельское хозяйство, но усилия сводятся на нет из-за халатности чиновников. Не пора ли ужесточить наказание по статье 172, чтобы подобные случаи стали исключением?
О том, что отношения с Китаем требуют срочной ревизии, я думал едва ли не с первого дня попаданства в тело будущего генсека. Ну ладно, вру, сначала голова была занята вопросами дележа власти, но как только искомая должность была получена…
Тут наверное нужно сделать небольшое отступление и коротко пробежаться по истории советско-китайских отношений. Если не углубляться в предания старины глубокой и не пытаться глубоко анализировать все проблемные вопросы имеющиеся между двумя странами, то можно отметить, что некое потепление между Китаем и СССР началось еще до меня.
Первые шаги по нормализации отношений между Москвой и Пекином сделал еще Брежнев в 1982 году. Там как раз у китайцев в очередной раз произошел разлад с американцами на фоне продажи теми оружия на Тайвань, так что момент оказался более чем благоприятный.
Дальше в течение нескольких лет шли неторопливые переговоры, заключались какие-то двусторонние договора, расширялась — медленно, но тем не менее — экономическая кооперация. Для примера тут можно взять торговлю между двумя странами, объем которой в 1984 году составил 2,65 млрд швейцарских франков, а уже в этом 1985 мы планировали вплотную приблизиться к 5 млрд.
С точки зрения нынешнего правительства СССР это было не очевидно, однако Дэн Сяопин ставил улучшение отношений с северным соседом в ряд первоочередных задач своего правления. В открытую это не декларировалось, например Громыко, когда мы с ним китайский вопрос обсуждали, настроен был весьма скептически, однако в поздних публикациях самого китайского лидера и его приближенных, читанных мною в будущем, об этом говорилось прямо и не прикрыто. Что давало нам определенную фору.
(Ден Сяопин)
Для нормализации отношений между двумя странами Китай выдвигал три условия. СССР должен был надавить на Вьетнам для прекращения оккупации соседней Камбоджи, уменьшить контингент войск в Монголии и вывести войска из Афганистана.
И тут выходила парадоксальная ситуация. Из Афганистана я и так собирался уходить в той или иной форме, армию собирался сокращать в том числе и ее присутствие на зарубежных базах. Ну реально у нас в Монголии стояло семь дивизий в том числе две танковых и две авиационных. Со всеми вспомогательными и тыловыми службами — чуть ли не сто тысяч человек, это, блин, при всем населении Монголии в полтора миллиона человек. Зачем они там? Мы всерьез собираемся воевать с Китаем? Ну бред же, оставить несколько отдельных гарнизонов, пару авиабаз на всякий случай и просто для «демонстрации флага», а остальное вывести.
Ну а насчет Вьетнама и Камбоджи все было еще проще — я знал что через пару лет вьетнамцы сами начнут потихоньку отползать от этой весьма дорогостоящей и абсолютно бессмысленной авантюры, так что тут вообще можно было обещать, что угодно.
Кроме того имелись у китайцев еще и экономические причины сблизиться с СССР. Экономика этой страны во многом была построена на оборудовании и технологиях полученных от нас еще в 1950-х годах при Сталине и раннем Хрущеве, до охлаждения отношений из-за решений 20 съезда и других обстоятельств. И с тех пор — тридцать лет как-никак прошло — все это добро изрядно устарело. Наша же промышленность ушла далеко вперед и имела решения по модернизации подобных предприятий а так же в целом по развитию этого дела до весьма приличного уровня. Полностью «купить» новую промышленность на западе китайцы не могли, у них просто денег столько не было, а вот воспользоваться нашими наработками, чтобы перепрыгнуть пару ступенек промышленного развития, наоборот виделось партийцам из КПК весьма заманчивым. В нашей истории Китай получил все эти наработки, вместе с оборудованием и кадрами после развала СССР фактически за бесценок, добавил западные технологии и инвестиции, залил все «бесплатной» рабочей силой и выдал настоящее экономическое чудо. Тут, вероятно, взлететь китайскому дракону — если я нигде не налажаю — будет несколько сложнее.
Плюс Китайцам крайне не нравился курс Союза на пересмотр собственной истории. Особенно все что связанно со Сталиным и развенчанием его «культа личности». Во-первых, Сталин был тем, кто позволил коммунистам в поднебесной победить в гражданской войне и создать полноценное единое государство, его там как минимум за это уважали. Ну и во-вторых, китайцам крайне не нравилась сама возможность пересмотра исторических итогов тех или иных событий задним числом. Тут их можно только уважать за отношение к тому же Мао, вот уж кто дичь творил направо и налево, так это «Великий Кормчий». И что? Его не «скинули с пьедестала» сразу после смерти. Признали отдельные ошибки, отрефлексировали и согласились, что умерший лидер принес больше пользы чем вреда. Все же китайские коммунисты всегда отличались гибкостью в воззрениях, нам порой сильно не хватает их способности перестраиваться под требование времени.
Короче говоря, выходило, что все требования Пекина полностью соответствовали и моим планам. С другой стороны, вот там взять и просто согласиться на выставленные условия мы тоже не могли. Ну, потому что это было бы воспринято соседями как слабость, а слабых не уважают, нам этого не нужно.
Наше же первоначальное требование к Китаю состояло в прекращении их поддержки афганских боевиков, которым Поднебесная отгружала оружие десятками тысяч тонн. А в долгосрочной перспективе идея заключалась в недопущении полноценного сближения Китая и США, так называемой «Чимерики» нулевых годов 21 века.
Со своей стороны я хотел ускорить переговоры чтобы выйти к 1989 году на лучших условиях. Отсюда из 1985-го превращение Поднебесной во всемирного экономического и промышленного гегемона виделось далеко не столь безальтернативным как из двадцать первого века. Прямо сейчас Китай переживал достаточно сложный период, связанный с ростом инфляции и другими «сложностями роста», вот только о том, что это были именно «сложности роста», а не сползание в кризис, тут пока никому не известно. В общем, имелось окно возможностей размером в несколько лет, чтобы половить рыбку в мутной воде и подправить ситуацию в свою пользу.
Вначале я отправил в Пекин Громыко, чтобы Андрей Андреевич лично на самом высоком уровне донес до китайских товарищей мысль, о том, что мы готовы договариваться, готовы обсуждать все острые вопросы и глобально переводить отношения на другой уровень. Страшно сказать — тоже мне лидеры коммунистического движения планеты, вашу мать — контактов даже на уровне министров иностранных дел между двумя государствами не было тридцать лет. Тридцать!
Китайские товарищи в целом положительно отреагировали на наши шаги по сближению, настолько, что даже пошел разговор о возможных взаимных визитах уже лидеров стран. Ден Сяопина в Москву, моем в Пекин. На практике же все получилось совсем иначе.
Из-за предыдущих событий мы оказались в Нью-Йорке на заседании Генассамблеи ООН в одно и то же время. Мягко говоря не рядовой случай, однако и события имели место напрочь выходящие из ряда вон.
В общем, после заседания генассамблеи я отправил человека — до последнего было не понятно прилетит ли Ден Сяопин в Нью-Йорк, поэтому договориться заранее оказалось просто невозможно — к китайцам с предложением устроить встречу на самом высшем уровне, но в атмосфере приватности. Без громких речей, без тяжеловесных заявлений, взаимных упреков и предварительных условий. На самом деле на успех я сильно не рассчитывал, все же китайцы вот этим всем церемониям придают порой излишнее значение, однако Ден Сяопин в итоге неожиданно согласился.
Фактический лидер Поднебесной приехал к нам в консульство в Нью-Йорке на 91-ой улице максимально буднично. Никаких кортежей, никаких флагов, никакой свиты. Сам китайский председатель, китайский консул, пара референтов и переводчик. Так со стороны и не догадаешься, что тут была намечена встреча двух мощнейших стран планеты. Впрочем, на то и был расчет.
— Добрый вечер, товарищ председатель, — я встретил китайского коллегу прямо в холле здания, показывая себя радушным хозяином. Никаких представлений на улице устраивать не стали, тем более что там накрапывал мелкий осенний дождик, и я даже надеялся, что может быть этот контакт вовсе проскочит мимо внимания широкой публики. От американцев понятное дело его не скроешь, они тут за всеми нами плотно присматривают, но все же.
— К сожалению бывали вечера и добрее, — общаться через переводчика было не слишком удобно, однако подходящего для прямого разговора языка у нас не нашлось. Китаец хорошо знал французский, я — английский.
— Не будем об этом, — не задерживаясь мы зашли в лифт и поднялись на третий этаж, где имелись специальные переговорные. — События на Ближнем Востоке очень важны, но мы их обсудим в рабочем порядке, думаю тут у нас разногласий не будет.
На самом деле это не совсем так, наше давление на Пакистан Китаю нравилось не сильно. Там паков воспринимали как естественного союзника против Индии. Однако международная ситуация сложилась так, что защищать новые власти Исламабада было как минимум сложно.
Мы зашли в специально подготовленную для встречи комнату, расселись в кресла. У меня мелькнула мысль, что часть товарищей по Политбюро потом будут недовольны тем, что я совершаю столь серьезные внешнеполитические маневры без коллективного одобрения, но я отбросил ее как несвоевременную. Это они не знают, что я еще на Кубу собираюсь из Нью-Йорка махнуть, а уж если где-то просочится информация о том, что я хочу Фиделю предложить… Лучше даже не думать.
— Для начала я хотел бы отметить, что советская сторона придает серьезное значение нормализации отношений с Китайской Народной Республикой, — я бы предпочел сразу переходить с главным темам, но так было вроде как не принято. Нужно было соблюсти протокол, рассказать как мы уважаем друг друга и вообще все тут молодцы.
Ден Сяпин тоже никуда не торопился. Ему было уже 81, за свою жизнь китайский партиец успел пережить столько, что можно только удивляться его стойкости. В таком почтенном возрасте он выглядел вполне крепким стариком и явно не собирался рассыпаться.
— Коммунисты Китая так же считают нормализацию отношений с соседями — важной задачей, — согласился председатель центрального военного совета Китая. Ден Сяопин не был формальным руководителем страны, при этом до конца жизни имея значительное влияния на все процессы.
При этом Союз он как приоритетную цель для улучшения отношений по большому счету не выделял. Ради справедливости у китайцев отношения были не самые хорошие — мягко говоря — со всеми соседями. СССР, Индия, Вьетнам, Япония, Тайвань. В Бирме Китай поддерживал антиправительственных коммунистических повстанцев, что очевидно центральной власти нравиться не могло. Лаос был союзником Вьетнама и тоже северных соседей не особо любил.
У Китая была еще граница с Афганистаном длиной 50 километров где-то в горах и если ее не учитывать, можно сказать, что Поднебесная была окружена недругами просто на 360 градусов. Впрочем, официальная власть Кабула все же оставалась просоветской так что эта страна, во всяком случае официальная ее часть, Пекину тоже другом не была. Ах да, КНДР забыл, впрочем, и по корейцам имелись нюансы, еще не факт что при жестко поставленном вопросе Ким выберет Пекин, а не Москву, совсем не факт. Во многом такая ситуация стала печальным наследием Мао, хотя ту же вьетнамскую авантюру на «Великого Кормчего» сбросить было уже невозможно. Он уже банально умер к этому моменту три года.
— Мы не можем приказать правительству Вьетнама вывести войска из Камбоджи. Это просто невозможно, — очень быстро разговор свернул на самую «тяжелую» для наших отношений тему. — Поэтому если вы будете выставлять данное условие в качестве граничного, то боюсь наладить отношения между нашими странами у нас не выйдет.
Китаец выслушал перевод, помолчал немного, обдумывая ответную реплику и произнес.
— По нашему мнению руководство Советского Союза имеет достаточно влияния на Ханой, чтобы подвигнуть их к нужному решению.
— Мы можем взять на себя обязательство попытаться повлиять дипломатическими методами на Вьетнам, но ничего гарантировать не можем.
— Публичное обязательство? — Ден Сяопин очевидно почувствовал, что для меня вопрос Камбоджи не является принципиальным и начал давить.
— Нет, конечно, — я усмехнулся. — Никаких публичных заявлений. Советская сторона должна иметь возможность отказаться от своих обязательств в любой момент без потери лица. В случае получения нами данных о том, что через Китайскую границы в сторону афганских повстанцев проник хотя бы еще один патрон, любое дипломатическое сближение между нашими странами будет свернуто. Это принципиальная позиция.
— Китай никогда…
— Товарищ председатель, — я перебил китайца, заставив его очевидно поморщиться. Даже без перевода на русский мне было понятно, что мой визави будет говорить. Слушать о том, что китайцы никогда не нарушают взятых обязательств и вот это вот все не хотелось совершенно. — Не нужно говорить о том, о чем вы потом пожалеете. Поставки китайского оружия в Афганистан — это факт, причем задокументированный. И мы считаем такой удар в спину Советскому Союзу красной линией, нарушение которой ставит крест на любых возможностях договариваться.
На этот раз Ден Сяопин думал дольше. По-старчески немного пожевав губы он выдал следующее утверждение.
— Присутствие советских войск в Афганистане для Китая неприемлемо.
— Во-первых, наши войска там находятся по приглашению законного правительства. А во-вторых, мы работаем над тем, чтобы сократить их количество до минимально возможного минимума. И кстати еще пару месяцев назад до смерти Уль-Хака, казалось, что мы уже вышли на некое устраивающее все стороны соглашение. К сожалению, теперь эти договоренности оказались сорваны, и мы очень надеемся, что Китай не будет способствовать дальнейшей эскалации в регионе.
Это был фактически прямой вопрос. Если вы хотите и дальше ковырять Союз таким вот образом уподобляясь нашим врагам, то и разговаривать не о чем. Какое тут может быть сближение?
— Китай не будет способствовать эскалации в Афганистане и приветствует усилия СССР по прекращению там гражданского противостояния. Более того мы готовы присоединиться к переговорному процессу в качестве незаинтересованного посредника. — Выдал ответ китаец, фактически согласившись с моим требованием.
Дальше переговоры уже шли гораздо проще. Например, согласование — предварительное конечно же, тут самое главное принципиальное согласие а детали всегда можно утрясти в рабочем порядке — по уменьшению количества войск на советско-китайской границе прошло фактически влет. Потом пробежались по экономическим вопросам, тут точек соприкосновения было гораздо больше.
— Кроме того могу предложить построить вам атомную электростанцию. Насколько нам известно, у французов возникли кое-какие проблемы с этим делом.
События на Аравийском полуострове косвенно ударили по французской атомной промышленности. Париж был главным атомным «амбассадором» Европы — если, конечно, СССР вывести за скобки — и пытался влезть со своими реакторами буквально во все щели. Именно французы строили атомную промышленность Саддаму — там правда израильтяне саботировали это дело всеми возможными способами, но тем не менее — уши Франции же подозрительно торчали в атомном проекте Пакистана.
Теперь Париж захлестнула волна антиядерных демонстраций. Было пока не понятно, к чему это приведет, но вроде как на галлов уже даже союзники начали давить в плане ограничения ядерного экспорта. И надо же такому случиться что только в марте 1985 года французы начали в Китае стройку первого для этой страны энергетического ядерного реактора сугубо мирного назначения. До этого в Поднебесной имелись только реакторы-наработчики плутония, собственную мирную ядерную индустрию китайцы за тридцать лет участия в «ядерном клубе» так и не осилили. Об этом немного странно говорить, зная о будущем рывке этой страны, но в середине восьмидесятых Китай все еще был конкретной задницей мира, отставая от СССР примерно во всем помимо численности населения.
Кроме ядерных технологий я предложил собеседнику поставки вооружений в частности боевой авиации. В этом плане Поднебесная вовсе не могла похвастаться буквально ничем. Самым «новым» истребителем на вооружении НОАК был J-7 — копия советского МИГ-21, а он как бы совершил первый полет 30 лет назад. Более того этот самолет в моей истории китайцы производили аж до середины десятых годов 21 века. Попытка разработать что-то свое, предпринятая в 1970-х, полностью провалилась, и теперь китайцы фактически остались без современной техники.
У нас узкоглазые соседи смогли «подрезать» передовые наработки в 90-х, купив технологии, оборудование и людей фактически забесплатно. Тут, я надеюсь этого не случится, поэтому придется нашим соседям хорошенько раскошеливаться. Как раз тут производство Су-27 началось потихоньку, можно все накопленные за прошедшие годы МиГ-23 начинать продавать, не боясь за обороноспособность. Китайцам же и машины прошлого поколения будут за счастье. Плюс имелась идея сбагрить китайцам МиГ-29, который Советским ВВС — в моем понимании во всяком случае — был не нужен совершенно. Продать китайцам и машины, и лицензию, и линию по производству — задорого, конечно же — и пусть узкоглазые мучаются с этим легко-тяжелым истребителем.
Ну и вишенкой на торте я предложил объединить усилия в покорении космоса. Для начала как минимум запустить на орбиту китайского космонавта, что стало бы хорошим символом сближения двух стран.
Короче говоря, накидал китайскому коллеге пачку предложений «на подумать». Закончились «переговоры» — на самом деле никаких конкретных договоров естественно заключено на месте не было — джентельменским соглашением строить дальнейшие двусторонние отношения отбросив идеологическую составляющую. Типа мы строим социализм, они строят социализм, мы делаем это по-разному, кто правильно — время рассудит.
— Вы знаете, товарищ Горбачев, — уже прощаясь китайский лидер остановился и как-то внимательно на меня посмотрел. Я отводить взгляд не стал и в свою очередь «просканировал» Ден Сяопина. — Вы сильно отличаетесь от тех советских коммунистов, с которыми я имел дело раньше. Не знаю, хорошо это или плохо.
— Для нас хорошо, для вас — не знаю. — Выслушав перевод ответил я.
— Почему?
— Если бы шесть лет назад во главе СССР был бы я, вы бы получили пачку бомб и ракет на свои города. Может быть даже ядерных. В отличии от Брежнева, я бы не раздумывал ни секунды в том, чтобы встать на защиту Вьетнама всеми средствами.
— Это серьезное заявление, товарищ Горбачев, — китаец удивленно приподнял бровь.
— У меня есть принципы, товарищ Ден. Один из них гласит, что я не предаю друзей. Вьетнам — друг СССР, я очень надеюсь, что мне не придется выбирать между своими принципами и отношением с КНР. Отношения между нашими народами для меня важны, но давить на себя я не позволю никому.
— Я это учту, — мне показалось, что в конце разговора у китайского коммуниста слегка дернулись уголки губ, обозначая улыбку. А может мне показалось.