Меченый. Том 2. На переломе истории

Глава 7 Здоровье и СЭВ

27 октября 1985 года; Москва, СССР

ПРАВДА: Справедливость восторжествовала!

Верховный Суд СССР вынес историческое решение — отменены все незаконные обвинения в адрес товарища Павла Анатольевича Судоплатова, доблестного чекиста, героя борьбы с врагами Советского государства. Реабилитация стала актом восстановления исторической справедливости в отношении человека, чьё имя десятилетиями очернялось клеветниками и предателями.

Товарищ Судоплатов, верный солдат партии, прошёл славный путь от бойца ЧК до одного из руководителей советской разведки. В годы Великой Отечественной войны он возглавлял операции по ликвидации фашистских прихвостней — бандеровцев и власовцев, а также участвовал в борьбе против агентов империализма. Его вклад в безопасность Родины неоценим.

Однако в годы борьбы с культом личности, под влиянием вражеских провокаций, Судоплатов был необоснованно осуждён. Лишь теперь, благодаря тщательной проверке архивных материалов, удалось доказать: все обвинения были сфабрикованы. Его действия всегда соответствовали интересам советского народа и директивам партии.

Реабилитация Судоплатова — это не только восстановление чести одного человека, но и важный шаг в борьбе за правду о героях-чекистах, которые стояли на страже завоеваний Октября.

— Сотрясение легкое от удара затылком, рассечение кожи, пара синяков. Минимум неделя постельного режима, лучше дней десять. Никакой работы, напрягать глаза строго запрещено, — Игорь Денисов — новый министр здравоохранения, пришедший на смену запятнавшему свою репутацию Чазову и по должности отвечающий в том числе и за здоровье первых лиц, лично навестил меня вечером после того, как все рядовые медицинские сотрудники разъехались, оставив только одного дежурного.

(Денисов И. Н.)

День выдался конечно… После покушения и неудачного приземление головой о каменный порог заводоуправления дальнейшие события я помнил плохо. Меня подхватила охрана, провела мимо толпы, сунула в машину и уже через три часа мы вновь приземлились в Москве, откуда я сначала поехал в больничку, где мне всякими способами просветили черепушку в поисках чего-то лишнего, а уже только потом «отпустили» домой. К этому времени — а фактически уже была ночь на дворе — я практически пришел в себя и оставаться ночевать на больничной койке отказался наотрез. Тем более, выданное мне болеутоляющее наконец подействовало, и разрывающая ранее на части голову боль отступила, позволив вновь чувствовать себя человеком. Спокойно дышать и без ограничений вертеть головой, не боясь очередного «прострела» от виска до виска — такие простые мелочи начинаешь ценить, только когда их у тебя отбирают.

— Боюсь, запрет на работу будет выполнить достаточно сложно, — я лежал на кровати, обложенный подушками и с определенным трудом боролся с «вертолетами», накатывающими на меня волнами — очевидно последствиями удара головой. — Уже на завтра ко мне в гости ожидаются товарищи из Политбюро, да и вообще много чего нужно сделать.

— Не могу вам запретить гробить свое здоровье, товарищ Горбачев, — Денисов поджал губы, демонстрируя свое врачебное несогласие с таким отношением к своему здоровью, — попробуйте хотя бы ограничить работу с бумагами до минимума. Читать в вашем положении и вообще напрягать глаза — очень вредно.

— Хорошо, товарищ Денисов, обещаю больше полагаться на помощников и вообще не перенапрягаться. По возможности.

Понимая, что больше ничего от меня все равно не добьется, министр тоже покинул мое жилище со мной осталась только приставленная медсестра — весьма миловидная девица лет, на вид, двадцати пяти представившаяся Любочкой. Любочка могла похвастаться длинными, собранными в косу волосами, большими глазами и симпатичными ножками, разве что на бочках имелось чуть-чуть лишних килограммов, но это уже скорее мои предпочтения как человека из будущего. В эти времена стандарты красоты были насколько другими, и легкая «сочность» вместо спортивного «плоского» живота считалась скорее достоинством, чем недостатком.

Девушка была красивой, причем настолько, что в голову поневоле начали закрадываться мысли о подставе. Ну а что, подложить под «скучающего» без женской ласки генсека бабу — вариант беспроигрышный. Шантажировать меня очевидно никто не станет, но ведь «медовую ловушку» можно и тоньше использовать.

Утро следующего дня началось с того, что прискакала Раиса. Прошлым вечером ее вызвонить не получилось, поэтому сообщение о том, что ее муж едва не «пал смертью храбрых за советскую родину», нашло дражайшую супругу уже ночью. Спасибо и на том, что она решила не переться за город по темноте и дала выспаться.

Кинув острый взгляд на суетящуюся вокруг меня Любочку, — насчет морального облика жены советского генсека можно спорить, но дурой-то она совершенно точно не была, — Раиса тут же включила режим наседки, всем видом демонстрируя, что она и сама справится с уходом за мной без дополнительной помощи всяких разных вертихвосток. Учитывая, что я отнюдь не был лежачим, и в принципе оставался в состоянии обслужить себя самостоятельно, смотрелось это немного комично. Впрочем, вероятно тут опять же сказывалась моя иррациональная антипатия к данной конкретной женщине, почему-то, когда мне подушки поправляла Любочка, раздражения это не вызывало. Скорее наоборот.

Обсудили здоровье, Раиса живо интересовалась подробностями, которые еще не стали достоянием общественности. Осмотрела мою «боевую рану» на затылке и вообще вела себя так, как будто никакого разлада между нами не было.

— Миша, мне звонила Нанули, у Эдуарда прихватило сердце, представляешь, он уверен, что теперь его снимут с Грузии и отправят за полярный круг оленей считать!

— Так и будет, — согласился я. Даже вне моего желания или нежелания, шансов удержаться у Шеварнадзе фактически не имелось.

— Но как же? Разве ты не можешь ничего сделать, Эдик ведь не виноват, он не может отвечать за действия какого-то там спятившего пролетария, — женщина весьма картинно всплеснула руками. — Это просто не справедливо.

— А дело даже и не в покушении на меня, хотя это никто тоже прощать не будет, — я почувствовал, что от слов жены начинаю заводиться, сделал паузу, несколько раз глубоко вдохнул и продолжил мысль. — Шеварнадзе полностью завалил работу как первый секретарь Грузии. У него скоро бунты вспыхивать начнут, да уже начали, самое разумное, что он может сделать, это попроситься в отставку, пока его не начало «разбирать» Политбюро. Потому как результат этого разбора Эдуарду не понравится, я гарантирую. А уж когда выйдет репортаж на телевидении…

— Зачем на телевидении? — Попыталась возразить Раиса, но тут у меня имелось стопроцентное мнение, которое я менять не собирался.

С тем, можно ли показывать запись моего так внезапно окончившегося «бенефиса», пришлось еще разбираться. После обеда приехали товарищи по Политбюро, чтобы провести совещание «у постели», и мне пришлось серьезно надавить, чтобы убедить их в необходимости демонстрации записи в полном объеме. Тут у меня имелась целая пачка соображений: ну во-первых, это был мой персональный рейтинг. В России любят битых, я прогнозировал резкий взлет собственной популярности после демонстрации данного «кина». Во-вторых, это был прекрасный повод начать войну с национализмом, который я, собственно, и искал. Тем более, что взамен Шеварнадзе на пост первого секретаря Грузии я и раньше собирался поднять нынешнее второе лицо в республике — Никольского Бориса Васильевича, — а теперь и повод для этой рокировки искать не требовалось. Поди возрази после такого.

Вообще-то это было нарушением негласного советского «распорядка» по кадровой политике, при котором в республиках повсеместно на должность руководителя ставили «коренного», а ему в замы давали русского, который в итоге и тащил всю работу на себе. Вот только данная практика мне не нравилась совершенно, и я с самого начала собирался ее менять. Ну вот и подвернулась удачная возможность, грех будет ею не воспользоваться, даже при том, что о Никольском я в общем-то ничего и не знал, а ситуация в Грузии намекала, что проблема там не только в одном Шеварнадзе. С другой стороны нового первого секретаря потом всегда можно было разменять на кого-то другого, нынешний второй секретарь явно не был тем кадром, за которого нужно держаться до последнего. Если пойдет уж слишком сильное давление, его можно будет «разменять» на что-то полезное. Цинично? Ну а что поделаешь, политика вообще штука грязная.

— Так что мое мнение, публиковать нужно полностью, — высказал я приехавшим «проведать раненного» товарищам по Политбюро свои мысли на этот счет. Рыжков начал было намекать на то, что КГБ тут сработало не слишком профессионально, демонстрируя известную нелюбовь между чекистским и экономическим блоками в ЦК, но сдавать Чебрикова я пока не собирался, да и не было это реально его промашкой. Охрана все сделала четко, даже от первого выстрела успела меня прикрыть, второй раз нажать на спуск созванному «Ли Харви Освальду» просто не дали, повалили на землю и скрутили. Так что глупо тут жаловаться на бойцов «девятки», любое массовое мероприятие, а тем более имеющее протестный характер, само по себе имеет определенный уровень опасности, всех обшманать в заведенной толпе все равно невозможно, пронести обрез двустволки под верхней одеждой — не так-то и сложно.

В итоге сюжет из Кутаиси попал в телевизор уже вечером понедельника 28 октября. В рамках программы «Время» был показан весь мой пятнадцатиминутный диалог с толпой, который закончился выстрелом и последовавшей за ней давкой, в ходе которой, кстати, еще несколько человек переломало себе руки и ноги.

Вслед за резонансным репортажем в эфир поставили большой круглый стол с приглашенными «экспертами», которые еще час разбирали ситуацию обсуждая, как на 63-ем году советской власти в стране, победившей нацизм, могли на свет проклюнуться так много ненавистников нашего общего дома. И где? В благополучной и богатой Грузии.

По результатам «обсуждения» перед многомиллионной аудиторией приглашенные на разговор гости — там были как журналисты, представители разных ведомств так и несколько просто известных «медийных», уж на сколько это слово применимо к Советскому Союзу, лиц — сошлись на мнении, что подобные проявления национализма необходимо давить с максимальной жестокостью. Что именно с вот такого мелкого бытового национализма и вырастают «газовые камеры Освенцима». Что к таким проявлениям нельзя относиться как к чему-то незначительному, отмахиваться, списывая на отдельных дурачков, которые не представляют мнение всего населения. Что если «запустить» этот процесс, то очень скоро живущие рядом люди просто поубивают друг друга и это станет концом Советского Союза.

Кутаисское дело впоследствии очень широко освещалось в прессе и на телевидение. На скамье подсудимых оказалось чуть ли не полсотни рабочих — вернее теперь уже бывших рабочих — КАЗа обвиняемых по статьям №70 УК ГруССР «Призывы к насильственному изменению конституционного строя», №74 «Нарушение равноправия граждан по признаку расы, национальности или отношения к религии» и конечно №69 «Вредительство». Первые две — до десяти лет, третья — от восьми до пятнадцати. Там прокуроры еще попытались «натянуть» создание организованной антисоветской группы, — статья №72 — но доказать, что люди действовали совместно по заранее разработанному плану, не удалось. Впрочем, и так хорошо получилось, большая часть так удачно покричавших антироссийские и антисоветские лозунги — благо их лица вполне успешно попали на телекамеры и даже доказывать что-то там особо не пришлось — получила по своей заслуженной десятке и в дальнейшем никак в политической жизни страны участвовать не могла.

Еще одним результатом данного процесса стало появление в Уголовном Кодексе новой статьи — ее достаточно оперативно подготовили и приняли уже на ноябрьской сессии Верховного Совета СССР — в уголовном кодексе, которая теперь трактовала «националистический» мотив любого преступления как отягчающее обстоятельство, можно сказать, что именно с этих дней начался мой крестовый поход против раковой заразы, которая ТАМ и уничтожила страну.

Ну а сам «главный герой» вечера после долгого-долгого расследования был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение. Все попытки конторы «раскрутить» слесаря-инструментальщика пятого разряда, 37-летнего неженатого грузина на установление каких-то связей фактически провалились. У чудака очевидно подтекала крыша — он и раньше, как оказалось, уже заезжал в больничку по этому поводу, но в итоге был признан неопасным и отпущен после прохождения «острой фазы» — и даже с большой натяжкой придумать там серьезный «заговор» против генсека бы не вышло.

А вот в Будапешт в итоге я так и не полетел, ничего не поделаешь, уж точно тяжелые переговоры в моем состоянии вести было бы глупо. Пришлось отправить туда целую делегацию «заменителей» в составе Громыко, Рыжкова и Лигачева. Первый олицетворял верховную власть в СССР и имел дипломатический опыт, второй отвечал за «хозяйственный блок», а третий должен был контролировать первых двух с точки зрения идеологии и соответствие разработанным ранее задумкам.

Поскольку на переговорах я не присутствовал, а большую часть времени дисциплинированно отлеживался дома — голова действительно начинала болеть от малейших нагрузок в том числе умственных, так что тут ничего удивительного — пересказать могу только с чужих слов.

Итак, поскольку цена на нефть продолжала оставаться относительно высокой, и вопрос с внешними валютными поступлениями решился, можно сказать, сам собой, некоторая острота проблемы спала, можно было вновь разговаривать с союзниками без надрыва.

Тем не менее мы с моим экономическим блоком выработали несколько предложений к европейским «партнерам».

Первой альтернативой — это в случае, если «по-хорошему» там договариваться не захотят и нужно будет давить «по-плохому» — было тупое завинчивание нефте- и газопроводов. Не хотите платить за советские ресурсы адекватные деньги — ищите их где-нибудь в других местах, может кто-то еще такой же щедрый и тупой найдется. Учитывая имевшуюся ценовую конъюнктуру — а поскольку все шло к тому, что США все же вступят полноценно в войну в Персидском заливе, цена на фоне неуверенности трейдеров в завтрашнем дне продолжала оставаться высокой и практически не падала — это означало бы быстрый и смертельный коллапс экономик стран Восточной Европы. Не сказать, что СССР это было на руку, но и кормить «союзников», бесконечно забирая ресурсы у своего народа — тоже очевидно не выход.

Второй вариант — переход в расчётах между странами СЭВ на некую привязку к мировым ценам был лучше, но, если честно, не на много. Тут как такой себе «подвариант» имелась идея создать что-то наподобие товарной биржи внутри Восточного Блока, чтобы определять стоимость ресурсов более честно.

Вопрос определения цены оказался в этом деле максимально непростым. Ну то есть мы, конечно, пообещали еще весной нашим союзничкам, что соотношение цен на сырье, идущее из СССР и готовую продукцию, идущую в обратном направлении, будет пересмотрено, однако как это сделать в реальности было не до конца понятно.

Опять же если взять отдельные «большие» товары — нефть, газ, уголь, пшеницу — то тут считать проще. А вот если речь идет об отдельном станке, который выпускается конкретно под заказчика? Если предприятие в Германии, например, откровенно «загибает» цену? В два раза? В три? В пятнадцать? Мотивирует сложностью изготовления, а технические карты показывать отказывается? Как тут быть? Хоть правда рынок устраивай внутри СЭВ, переходя на более прагматичные капиталистические отношения.

Ну а пока вопрос с переоценкой товаров решался мы выкатили партнерам следующее предложение. Они, конечно, могут зарабатывать на нашей нефти, перерабатывая ее на своих заводах и продавая дальше в капиталистические страны, но прибылью от такой, с позволения сказать, коммерции нужно будет теперь делиться. И тут опять же два варианта — либо возвращая СССР стоимость нефти в долларах, либо передавая прибыль от таких экспортных операций в специально созданный для этого Банк Развития СЭВ. Из этой кубышки уже потом денюжка будет распределяться на различные инфраструктурные проекты полезные для всего союза.

Младоевропейцы от озвученных условий не побоюсь этого слова охренели. В Берлине, Варшаве, Праге и других столицах стран, которые активно наживались на торговом перекосе в свою сторону, взлет цен на нефть восприняли как Дар Божий. Там уже приготовились расслабить булки и начать со спокойной душой закупать западный ширпотреб, закрывая таким образом рты внутренней оппозиции и стабилизируя социальную напряженность. Как вторая половина 70-х была для наших Восточных Европейцев настоящим временем изобилия, так и сейчас кое-кто из коллег по коммунистическому движению воспринял события на Ближнем Востоке в качестве сигнала к началу нового «золотого века». И конечно же позиция СССР тут стала для них настоящей оплеухой: «как это советы не хотят нас содержать бесплатно? А если мы бунт устроим?»

Как именно наши союзники могли устроить бунт, было не до конца понятно, в «уход на запад» очевидно никто не верил, просто потому что это означало бы крах для самих социалистических элит стран СЭВ. Рубить сук на котором сидишь, дураков не имелось. Реальной угрозой могло стать продолжение политики активного кредитования Польши, ГДР, Венгрии, Румынии на западе, с постепенным дрейфом в сторону если не в сторону капитализма, то относительной «нейтральности» по типу Югославии или Албании. Ну и, конечно, всегда имелась опасность бунта «снизу», поэтому совсем уж закручивать кран помощи СССР тоже не мог, это было понятно и нам и партнерам.

В тоге после долгих и тяжелых недельных переговоров было принято половинчатое решение, которое не устраивало глобально никого, однако все же резко снижало нагрузку на советский бюджет в плане содержания союзников.

Первое — договорились, что повышение цен на энергоносители для внутренних потребностей европейских стран будет производиться поэтапно и будет привязано не к мировой конъектуре, а к себестоимости добычи и транспортировки. Ну то есть схлопывание экономик сателлитов пока отменяется.

Что касается доходов от экспорта нефти и нефтепродуктов из советского сырья на запад, то вся валютная выручка от таких операций будет в дальнейшем поступать на специальные валютные счета Международного банка СЭВ, и не меньше половины этой суммы будет уходить на закупку СССР товаров внутри сообщества. То есть мы как бы не забираем деньги себе, но и не дарим их партнерам. Ни вашим, ни нашим.

Вторая половина должна пойти сначала на выплату международных обязательств стран-должников — с дальнейшим запретом на кредиты с той стороны, в противном случае мы обещали вернуться к вопросу мировых цен на энергоносители — а потом на те самые значимые инфраструктурные проекты. Тут я хотел применить лучшие западные методики и тупо «покупать» лидеров коммунистических партий за их же фактически деньги. Такой себе узаконенный откат, может не слишком красиво в плане морали, но вполне эффективно. Ну во всяком случае я надеялся, что это будет эффективно.