Меченый. Том 2. На переломе истории

Глава 6−2 Куча дерьма посреди комнаты

26 октября 1985 года; Москва, СССР

WALL STREET JOURNAL: Снижение учетной ставки

Федеральная резервная система (ФРС) сегодня объявила об экстренном снижении учетной ставки на 0,75% — до 6,75%. Это решение стало ответом на резкий рост цен на нефть, вызванный экстраординарными событиями на Ближнем Востоке. Эксперты отмечают, что снижение ставки направлено на поддержку экономики США, которая столкнулась с риском замедления из-за удорожания энергоносителей.

Аналитики Уолл-стрит уже назвали этот шаг ФРС «вынужденной мерой», подчеркивая, что дальнейшие действия регулятора будут зависеть от динамики нефтяного рынка. В то время как инфляционные риски остаются высокими, ФРС, похоже, делает ставку на стимулирование роста любой ценой.

Попрощавшись с главой Грузии, я тут же вновь поднял тяжелую бакелитовую трубку телефона, чтобы связаться уже с помощником.

— Да, Михаил Сергеевич, — тут же откликнулся Шарапов.

— Соедини с Рыжковым.

— Сделаю. Вас тут товарищ Чебриков на линии ждет.

— Давай его сюда. — В трубке щелкнуло, «тишина» на той стороне стала «звучать» как будто немного по-другому. — Доброе утро, Виктор Михайлович, вернее не доброе.

— Я так понимаю, вам уже доложили, — голос главного чекиста был как обычно сух и безэмоционален. Мне кажется, я его только один раз видел проявляющим искренние эмоции, когда распоряжения по контактам с Эймсом давал.

— Доложили, — буркнул я. Вот как так, мне сам Шеварнадзе лично позвонил, а Чебриков все равно узнал раньше. Впрочем, это же чекисты, им по должности положено, — вы, я так понимаю, уже тоже в курсе?

— Так точно, товарищ генеральный секретарь. Нам подключаться?

— Не нужно, — я опять потянулся тереть злосчастное родимое пятно на лысине, но отдернул руку. Вот уж точно метка дьявола, каждый раз, когда что-то происходит, рука непроизвольно тянется к голове. — Попробуем решить вопрос аккуратно. От вас требуется только уверенность в том, что забастовка обошлась без внешних воздействий. Если это наши собственные дурачки, то ладно, а вот если это из-за кордона идет влияние…

— Группу уже формируем, через пару часов она будет готова вылететь в Кутаиси, — несмотря на то, что Чебриков очевидно был достаточно мутным типом в плане политической ориентации, в вопросе профессионализма и умения чувствовать момент Виктор Михайлович отличался с большущим знаком «плюс».

А вообще забавно, как в стране победившего социализма, где декларировались верховенство пролетариата и вот это вот все, забастовка была фактически вне закона. Не имелось нормативно-правовых актов, которые бы ее регулировали. Профсоюзы были, «представлять интересы» — так это назвалось по КЗоТу, хотя конечно все понимали, что это фактически такие же государственные органы, поэтому их существование само по себе попахивало шизофренией — они могли, а вот забастовки устраивать — нет. Вернее, прямого запрета как бы не имелось, не было таких статей ни в административном кодексе, ни в уголовном, однако любой подобный случай воспринимался как бунт — хотя порой требования рабочих были вполне справедливыми — и давился властями без всякой жалости.

— Хорошо, тогда держите меня в курсе. Я сам сейчас туда лечу, буду разбираться на месте.

— Может охрану усилить? — В голосе Чебрикова послышалось сомнение, очевидно председатель КГБ идею не одобрял, но и отговаривать меня посчитал излишним.

Обычно со мной постоянно при поездках из дома в Кремль и обратно каталось всего два человека. Водитель и собственно охранник, никаких километровых кортежей с мигалками и воздушным прикрытием. При краткосрочных командировках по стране охрану первого лица чаше всего обеспечивала пятерка бойцов плюс всегда с собой брался врач из кремлевской больницы. На всякий случай. Видимо Виктор Михайлович посчитал, что в данном случае пяти охранников может быть недостаточно.

— Ну не на войну же едем, — достаточно беспечно отмахнулся я. — Не думаю, что при общении с грузинскими рабочими мне понадобится тяжелая бронетехника и артиллерийская поддержка. Попытаемся сработать малой диверсионной группой. Зашли и вышли, приключение на двадцать минут.

— Ну ладно, Михаил Сергеевич, — Чебриков явственно хмыкнул в трубку, видимо подивившись военным аналогиям от насквозь гражданского генсека. — Удачи там, если что — я на связи.

Я положил трубку выдохнул, после чего принялся собираться в дорогу. Благо человеком я всегда был легким на подъем, а уж с новой работой и вовсе летать приходилось много и часто, чуть ли не каждую неделю. СССР — страна большая и везде требующая хозяйского пригляда, так что процедура была уже, можно сказать, отработана до мелочей. У меня даже «тревожный чемоданчик» с парой сменного белья, бритвой и зубной щеткой в Кремле стоял на всякий случай.

Рыжкова перехватил уже на выезде в сторону Внуково.

— Садись, Николай Иванович, проводишь меня на самолет. Поговорим в дороге за грехи наши тяжкие, времени нет, — советский премьер-министр без возражений сел ко мне в ЗИЛ. — В курсе уже про Грузию?

— А как же, я предупреждал, что так и будет. — Это тоже была правда, что бы там про Рыжкова в будущем не говорили, он идиотом не был и вполне качественно предсказал проблемы с рабочей силой в стране после узаконивания индивидуальной трудовой деятельности. — Это еще цветочки, Михаил Сергеевич, дальше будет хуже.

— Хуже уже некуда, — проворчал я, немного отстраненно глядя в окно. Мы выехали из Кремля со стороны Александровского сада и свернули на проспект Калинина. В будущем его «декоммунизировали» и разделили на Новый Арбат и Воздвиженку. — Но ведь это не повод ничего не делать. Ты мне вот что скажи, Коля, мы можем себе позволить закрыть Кутаисский завод?

— Ты все же хочешь это сделать? — Наедине мы с Рыжковым вполне нормально общались на «ты».

— Если честно — да, — вопрос этой черной дыры, поглощающей материалы и выдающей нагора дерьмо, я поднимал уже не раз, и все время оказывалось, что самое простое в этой ситуации — не делать ничего. Грузины нормально работать не хотят, хотят гнать брак и получать за это зарплату. Завозить русских? Начнется возмущение. Закрыть завод — тоже самое. Вот попытались хозрасчет ввести, ну и результат понятен. А тут еще вопрос сраного «национального престижа», каждой же республике нужно собственное производство выделить, чтобы не хуже других было. Куда не кинь — всюду клин. Сгорел бы завод сам по себе, все бы выдохнули с облегчением.

Вообще иррациональное стремление советских властей создать в каждой республике самодостаточные экономики, производящие и машины, и самолеты, и компьютеры, и вообще все, что только можно придумать, у меня лично вызывало только недоумение. Ну хотят грузины выращивать свои мандарины, вино лить и туристов принимать — пусть занимаются, зачем им что-то более сложное доверять? От каждого же, блин, «по способностям», не можешь срать — не мучай жопу, как говорится.

— А может оно и правда так лучше будет, — мы переехали через Калининский мост и выехали на Кутузовский проспект. Осенняя Москва выглядела еще более серой чем обычно, небо над столицей уже во всю было затянуто свинцовыми тучами, то и дело срывался мелкий осенний дождик, разводя сырость и слякоть. С деревьев потихоньку начинали облетать пожелтевшие листья. С учетом сократившегося дня, все это навевало такую тоску, что в ином случае могло появиться желание выть на луну. Или пить горькую, Луны-то за тучами все равно видно не было. Только невозможность отвлечься от текущих дел и отвлекала, такая вот тавтология, от сезонных изменений за окном. — Это, во всяком случае, выход. Хоть какой-то.

— Я собственно, что тебя позвал… Нужно пробежаться по основным предприятиям Грузии, а лучше всего Закавказья для начала, тот же Ереванский завод работает, будем честны, не лучше Кутаисского, и подумать о возможности их перевода куда-то в более «спокойные» места. Например, Кутаисский завод прекрасно будет себя чувствовать в Таганроге, как мне кажется. Там комбайновый завод уже есть, значит кадры найдутся, ну и все остальное тоже. Переселить из Кутаиси тех рабочих, которые захотят уехать, остальных на месте набрать.

— Не захотят уезжать.

— Сейчас да, — согласился я. Какой смысл уезжать из «богатой» Грузии в нищую Россию, когда и на месте живется хорошо. Вот только с начала 12 пятилетки мы планировали постепенно урезать перекос в снабжении между республиками. За это еще предстояло побороться на Политбюро при окончательном утверждении пятилетнего плана, Алиев, Кунаев и Щербицкий совершенно точно будут против, но я все же надеялся, что тут смогу передавить. — Но, когда снабжение мы нацреспубликам подрежем, заставим жить «по средствам», вот тогда посмотрим, что они запоют.

Это была еще одна моя идея по стабилизации ситуации одновременно и на экономическом, и на политическом направлении. Она заключалась в том, чтобы дать большую эконмическую свободу субъектам, но не на уровне республик, а на ровне районов и областей. Чтобы часть налогов — ну, когда налоговая система все же будет сформирована, или вернее в советских условиях «если» — оставалась на местах. Это с одной стороны выбьет из рук глав республик денежный рычаг, с другой — заставит смотреть первых секретарей обкомов с большим подозрением на идею независимости. Очевидно, областями отделяться никто не будет, а вот если отделится условная Украина, то глава области может больше потерять, чем приобрести. Метод достаточно примитивный, но оттого не менее действенный.

— Это будет полноценная деиндустриализация. Ты себе масштаб последствий представляешь? Как потом с остальными республиками договариваться будем? Не боишься, что тебя на уровне ЦК снимут, как Хрущева?

— Наоборот, это будет для остальных хорошим примером, как делать не нужно. Ну и с другой стороны, что ты предлагаешь? Сидеть и ничего не делать, как Брежнев. Еще на двадцать лет заморозить ситуацию, а потом пусть следующее поколение разбирается, а на наш век запаса стабильности хватит? А если не хватит? Хер сними с грузинами, плюнуть и растереть, а если у русских терпение закончится. Что ты будешь делать, когда к тебе революционные матросы в кабинет припрутся и начнут штыками в пузо тыкать?

— Ну уж ты перебарщиваешь, не семнадцатый год поди, пока жрать есть что, русские не взбунтуются, — поморщился от моих аналогий Рыжков.

— А пустили бы антиалкогольную программу по первоначальному жесткому сценарию, глядишь и жрать бы скоро стало нечего, уж сахар бы исчез с полок вообще за неделю, — буркнул я. Тут нужно было высказываться аккуратно, а то сам Горби был одним из главных идеологов кампании, можно было легко, что называется, выйти в этом расследовании на самого себя. Вернее, на своего предшественника в этом теле, но для окружающих-то людей разницы все равно нет.

— Авиационный завод выводить — вояки будут против, — после короткой паузы свернул в конструктивное русло Рыжков. За что мне Николай Иванович нравился, так это за свою командную исполнительность: вот явно же не нравится ему идея деиндустриализации республик, но понимает, что заставить меня свернуть с этой линии он не сможет, и поэтому сразу включается в конструктивное обсуждение. Не пытается, короче говоря, саботировать решения, которые самому не по душе.

— Нет, там вроде бы программа по «двадцать пяткам» уже выполнена, больше штурмовиков не нужно, тбилисцы, я уточнял, программу модернизации самолета, кажется, собираются запускать, но… В общем на этой пересменке можно относительно безболезненно выдернуть производство куда-нибудь…

— В Ростов? — Хмыкнул Премьер-министр.

— А хоть бы и в Ростов, город большой, кадры найдутся, АЭС строится опать же, с электричеством проблем не будет. Чем плохо-то?

— Ладно, — колонная автомобилей, включая мою охрану и ЗИЛ Рыжкова, на котором ему еще обратно предстояло ехать, свернула с МКАДа на Киевское шоссе. В эти времена Москва на кольцевой дороге фактически заканчивалась, по эту строну уже шли поля и отдельно стоящие села, в будущем все это застроится складами, логистическими центрами, высотками новых жилищных комплексов, сюда протянут метро… Новая Москва — странное решение, гораздо логичнее было бы просто объединить город с областью, как я и пообещал сделать Гришину. — Прикинем, что можно сделать, ты главное там на месте на рожон не лезь, а то грузины — люди горячие…

— Ага, дети гор, мать их… — Я мысленно одернул себя, сделав зарубку по поводу чистоты речи. Осторожнее нужно с ругательствами, не красит это советского генсека, совсем не красит.

— Ну вот. Получишь разводным ключом по голове от рабочего какого, нам потом всем хреново будет. Вообще зря туда летишь, на месте товарищи разобрались бы. Не маленькие, поди.

— Нет, я туда уже телевизионщиков вызвал, будем правильно освещать это дело. Подавать информацию под нужным соусом. С одной стороны — героический генсек, с другой — куча зажравшихся перерожденцев, который только маскируются под пролетариат.

— Нравится тебе шевелить палкой в осином гнезде, — неодобрительно поджал губы Николай Иванович. Местные пока не понимали силу правильного пиара, привыкли иметь монополию на информацию, что народ поверит всему, что ему скормят. А времена меняются, скоро только одними «голосами» из-за ленточки не ограничишься… Спутники, интернет, доступ к информации ограничивать будет с каждым годом все сложнее, нужно учиться работать более аккуратно. Я бы даже сказал — изощренно.

— Это не осиное гнездо, а куча дерьма.

— Вот не надо тыкать туда палкой, тогда и вонять не будет, — кивнул Рыжков, соглашаясь и с такой аналогией.

— А мне не нравится, когда у меня посреди дома куча дерьма валяется. Может кто-то и готов так жить, переступать каждый раз и делать вид, что это не проблема, но не я, — видимо Рыжков услышал что-то в моем голосе, от чего спорить ему расхотелось. А вообще, конечно, слабоват Николай Иванович, слабоват. Не хватает характеру, интеллигентность так и прет, как только сумел на такие высокие должности пролезть — не понятно. То есть как раз на уровне ЦК и Политбюро — понятно, качественный специалист, который еще и амбиции имеет умеренные, не претендуя на лидерство и готовый удовлетвориться вторыми ролями — это хороший актив. А вот как он до уровня ЦК снизу пробился — это хороший вопрос.

Меж тем колонна автомобилей подрулила к аэродрому, стоящая на шлагбауме охрана только козырнула, завидев, кто приехал — в СССР на ЗИЛах могли ездить считанные люди, это даже не Чайка, гораздо круче, никаких пропусков даже не нужно — и мы выкатили прямо на летное поле, где меня уже ждал мой «личный» Ил-62. Здоровая хреновина, четыре двигателя, межконтинентальная дальность полета. Пассажирский вариант мог брать на борт под двести человек, зачем такая дура нужна для перевозки задницы одного генсека — вопрос не праздный. Впрочем, там, наверное, всякой аппаратурой связи половина места занята, не знаю, не интересовался как-то не смотря на постоянные полеты. Послал вопрос в память Горби, оттуда тоже никакой информации не поступило, реципиент в этом плане оказался еще менее любопытным.

— А что Политбюро, такие вопросы, наверное, имеет смысл согласовать? — Уже выйдя из автомобиля переспросил Рыжков.

— Политбюро в четверг, по расписанию, нет смысла дергать людей в пожарном порядке. Ничего страшного пока не произошло, ну забастовка и что, вон у поляков чуть ли не каждый месяц такая петрушка и ничего, живут.

— Ну мы все-таки не поляки… — Протянул премьер-министр. Забавно, как в эти времена к Польше отношение у советских людей отличалось от будущего. Сейчас к полякам относились по большей части достаточно пренебрежительно, что там той Польши? Ничего у них нет, только гонор. Ну и русофобия, которую в будущем паны сумели отлично конвертировать в дензнаки. Уж точно здесь я этого повторить не позволю. Скорее проведу пятый раздел Польши с немцами, вернем Берлину отторгнутые в 1945 году восточные земли. Посмотрим тогда, как им тогда получится Евросоюз организовать в такой конфигурации. Да нет, бред конечно…

— Все, удачи, — я пожал руку соратнику. — Надеюсь завтра вернуться, а вы прикиньте там… Ну ты понял.

— Сделаем, Михаил Сергеевич.