Меченый. Том 2. На переломе истории

Интерлюдия 1 Бернард Мейдофф

30 сентября 1985 года; Нью-Йорк, США

SANKEI SHIMBUN: Советские пограничники открыли огонь по японскому траулеру в Охотском море: двое погибших, шестеро арестованы

В Охотском море произошел инцидент, обостривший отношения между Японией и СССР. Советский патрульный катер новой серии — переделанный из торпедного катера 206-М — догнал японский траулер, занимавшийся, по версии СССР, браконьерством. Экипаж траулера попытался скрыться, но советский катер на подводных крыльях — скорость до 40 узлов согласно справочнику Джейна — быстро настиг его. После предупредительных выстрелов пограничники открыли огонь из крупнокалиберного пулемета, убив двух японских моряков. Шестеро были арестованы, а траулер затонул. Впрочем есть подозрение, что мирное японское судно было целенаправленно затоплено русскими.

Этот инцидент вызвал возмущение в Японии. Мы хотим подчеркнуть, что действия СССР незаконны: Охотское море не может считаться внутренним морем СССР, так как Южные Курилы, оккупированные СССР, принадлежат Японии. Арестованных моряков до сих пор не отпустили, им грозят серьезные обвинения.

Редакция нашего издания призывает правительство Японии активно вмешаться, защитить граждан и напомнить СССР о незаконности его действий. Инцидент подчеркивает необходимость скорейшего разрешения спора вокруг Южных Курил.

Марк Цукерберг запомнил тот день в мельчайших деталях. Манхэттен, конец сентября 1985 года, поздний вечер. Воздух на Мэдисон-авеню ещё хранил остатки тёплого осеннего дня, а неоновая реклама торговых центров слегка била по глазам, мешая сосредоточиться. Впрочем, для дела, которое предстояло провернуть, ему требовалась не столько внешняя сосредоточенность, сколько внутренняя решимость.

Полученная «из центра» информация касающаяся Бернарда Мейдофа смогла зацепить даже такого далекого от биржевых баталий человека как Марк. Создать натуральную финансовую пирамиду по методу Понци и двадцать пять лет понемногу снимать с нее сливки, не вызвав подозрений ни у комиссии по ценным бумагам, ни у многочисленных клиентов, с удовольствием отдающих свои кровные доллары в управление Мейдоффу и регулярно получая с этих вложений очень приятные дивиденды. Это было сильно, нужны были действительно незаурядные способности.

(Бернард Мейдофф)

Возможно, когда-нибудь Берни будет вызывать восхищение и отвращение, если — или правильнее будет сказать, «когда?», все же подобные схемы в самой своей природе предполагают стадию краха — его поймают за руку и отправят за решетку. В эти же времена, в 1985 году он был далек от статуса иконы обмана, наоборот репутация финансиста была крепка, насколько это вообще возможно в биржевых делах.

— Господин Цукерберг? — Молодая секретарша окликнула погруженного в свои мысли репортера, который уже двадцать минут сидел в приемной, и кажется вообще не обращал внимания на окружающую его суету. — Господин Мейдофф ожидает вас.

Агент ГРУ с легким волнением поднялся на ноги, подхватил свой неизменный кожаный портфель, чье содержимое могло «рвануть» в любой момент с силой тяжелого авиационного боеприпаса, и двинул в сторону указанной ему двери. Толкнул последнее препятствие и, сделав глубокий вдох, как будто перед прыжком в воду, вошел в просторный кабинет, отделанный в сдержанном классическом стиле. Дерево, кожа, пара стеллажей с книгами. В эти годы некоторые дельцы стали подчеркнуто менять имидж, показывая всеми силами, что они идут в ногу со временем. В моду стремительно входил стиль «Хай-тек» — металл, стекло, пластик, побольше разных технических приблуд… Мейдофф оставался верен себе, его кредо звучало как «надежность»; единственной деталью, выбивающейся из максимально консервативной обстановки, виделся биржевой терминал, стоящий на рабочем столе и позволяющий следить за котировками в режиме реального времени.

Из широкого панорамного окна открывался вид на вечерний Манхэттен: огни города словно говорили, что здесь вращаются громадные деньги. В кожаном кресле сидел сам Бернард — стройный, аккуратно причёсанный, с прищуренными глазами, способными, казалось, считать чужие мысли. Когда дверь за Цукербергом закрылась, Мейдофф отложил бумаги и со спокойным любопытством уставился на пришедшего.

— Добрый вечер, мистер Цукерберг, — произнёс он ровным голосом. — Моя секретарь сказала, что вы из «Бостон Глоуб»?

— Верно, — Марк слегка улыбнулся, доставая из портфеля блокнот и папку. — Хотел бы взять у вас интервью о перспективах рынка. Но есть и… Более интересные вопросы.

Небольшая вежливая беседа о фондовом рынке, экономических трендах и особенностях брокерской деятельности заняла минут десять. В основном говорили от том, как повлияют события на Ближнем Востоке, скакнувшая цена на нефть и другие природные ресурсы на всю биржевую экосистему. Берни похоже старался произвести впечатление доброжелательного профессионала, который любит огласку своих достижений и всегда открыт для журналистов. Впрочем, и Цукерберг не торопился задавать острые вопросы, давая собеседнику возможность «презентовать» себя в удобном свете. Лишь после того, как Мейдофф закончил свою речь о том, как «важно зарабатывать доверие клиентов», Марк перешёл к сути.

— Доверие — это прекрасно. Это основа всего, однако я бы хотел, чтобы вы взглянули на эти документы. Интересно ваше мнение.

Едва на свет появились листы с многочисленными цифрами, складывающимися в таблицы — даты, суммы, номера счетов, коды сделок — как с лица Берни тут же слетела маска добродушия. Финансист почувствовал запах крови — пока не ясно чьей, своей или чужой — и подобрался подобно хищнику перед прыжком, даже черты лица его как будто заострились и стали более очерченными что ли.

Буквально несколько минут ему понадобилось, чтобы бегло просмотреть десяток выложенных на стол страниц, после чего он вновь посмотрел на сидящего напротив «репортёра», вот только никакой приязни в его взгляде уже не было ни на грош.

— Простите, что это за бумаги? Я не припоминаю, чтобы их предоставляли в открытом доступе.

— Вы правы, они не из открытых источников, — признал Цукерберг. Он и сам не знал, откуда его кураторы достали такую «бомбу», советы никогда не славились способностями на финансовом поле битвы, а поди ж ты… — Полагаю, вам будет небезынтересно взглянуть на эти выкладки о ваших процентных ставках, потоках инвестиций и… Дисбалансе в учёте.

— Не понимаю, о чем вы, — Мейдхофф откинулся на спинку массивного кожаного кресла и тяжело задышал, мгновенно покрывшись испариной.

«Не хватало еще, чтобы его тут удар схватил, вот это будет провал так провал», — мелькнула в голове Цукерберга, в слух же он сказал иное,— Вот, к примеру, объём депозитов вкладчиков за последние полгода. И обещанная доходность — порядка 12–13% ежегодно, которая никак не отражается в реальных операциях на бирже. При этом новая выручка перекрывает дивиденды старым инвесторам. Вам не кажется, что это схоже со схемой Понци?

Мейдофф не сдержался, выдал нервный смешок:

— Я понятия не имею, о чём вы говорите. Возможно, вы что-то напутали, мистер Цукерберг…

— Возможно, — охотно отозвался Марк, — но если эти бумаги станут достоянием SEC или налоговых органов, боюсь, у вас возникнет масса проблем. Я прогнозирую от двадцати лет до… Ста пятидесяти примерно, но тут нужно более детально консультироваться со специалистами по уголовному праву. Забавно, правда, за убийство десятка человек вам бы дали меньше, чем за «небольшую» финансовую аферу.

— Молодой человек, я не понимаю, что вы тут пытаетесь мне сказать, я честный, ну на сколько это вообще возможно, бизнесмен… — Что Мейдофф хотел еще сказать, осталось неизвестно, потому что «репортер» самым хамским образом перебил собеседника.

— Не нужно нервничать. Я вам объясняю — у нас есть документы, с железным обоснованием того что вы мошенник. Понятное дело, не все нам удалось раскопать, действуя тайно, однако этого вполне хватит, чтобы SEC вцепилась вам и вашей компании в загривок и не отпускала до самого конца. Вы сами знаете, как они это умеют, особенно если их попросят уделить вам особенное внимание. А их попросят, я вам гарантирую.

Цукерберг выдал самую обаятельную из своих улыбок и, кажется, именно такое сочетание угроз и беззаботного вида «репортера» доломало финансиста окончательно.

— Допустим, какая-то часть информации из этих документов, — Берни сделал неопределенное движение рукой над собственным столом, — правдива. Допустим. Но чего вы хотите от меня? Денег? Или у вас какой-то личный мотив? Какое отношение к финансовым нарушениям имеет «Бостон глоуб», кажется, ваша газета специализируется на несколько иных тематиках.

— Деньги меня не интересуют, — чувствуя внутреннее удовлетворение ходом беседы, отмел скрытое предложение Мейдоффа Цукреберг. Согласно предоставленной кураторами справке по личности финансиста, первой его реакцией должна была стать агрессия, а второй — попытка откупиться, и тут Берни не подвел. — Более того я… Мы, люди которых я представляю, готовы помочь вам превратить вашу финансовую пирамиду в реальный источник заработка. У нас есть кое-какие инсайды, мы можем подсказать вам, когда нужно купить те или иные активы, когда продать… Ну вы сами знаете, как это делается.

— Не понимаю… — Бернард Мейдофф вращался в сфере финансов уже двадцать пять лет, не новичок желторотый уж точно. За это время он видел многое, его не раз пытались «сожрать», он сам в этом деле тоже имел опыт, но никто никогда еще не предлагал ему «бесплатной» прибыли. Тем более в момент, когда его прижали к стенке и могут требовать все, что угодно. Не то чтобы Мейдофф прям так сильно боялся угроз этого репортера, комиссия по ценным бумагам достаточно неповоротливая структура, даже если прямо сейчас изобличающие его бумаги окажутся в их руках, «добежать до Канадской границы», он всяко успеет. Да, с репутацией будет покончено, налаженный годами бизнес пойдет прахом, придется уехать в какую-нибудь не слишком благополучную страну Южной Америки и там доживать свой век, благо на черный день заначка предусмотрительно была отложена, и голодать ему и его семье точно не придется.

— Все очень просто. Нем не нужны ваши деньги, нам нужно сотрудничество. Долгое и плодотворное. Более того — обоюдовыгодное, — от манеры речи собеседника у мгновенно вспотевшего несмотря на уже достаточно прохладную погоду за окном финансиста по загривку тут же начинали бегать мурашки размером со слона.

— Мы — это кто? — Помолчав с полминуты Мейдофф выделил в предложении Цукерберга самое главное.

— А какая разница? Или у вас есть какие-то моральные ограничения? Если я скажу, что представляю, скажем, Ирак и лично Саддама Хусейна, вы что побежите меня в ФБР сдавать? Можете считать, что на вас вышли коммунисты. Или черти из ада. Или марсиане прилетели. Какая разница?

— И все же? Я хочу знать. — Проявил неожиданное упрямство финансист.

Этот момент так же рассматривался при обсуждении возможного хода разговора. Проговаривались два варианта: первый — Мейдофф согласится работать «в темную», демонстративно не интересуясь тем, кто именно сумел взять его за жабры, второй — финансист проявит настойчивость и поставит согласие на сотрудничество в зависимость от полученных ответов. Естественно на оба возможных пути у Цукерберга была заранее заготовлена своя стратегия ведения беседы. В данном случае он просто залез в портфель — там кроме бумаг находилось еще и звукозаписывающее оборудование, которое фиксировало, все, что происходило в этот момент в кабинете Мейдоффа, слова подкрепленные пленкой весят гораздо больше, тут никаких сомнений быть не могло — и достал оттуда несколько листов бумаги.

— Вот. Прочитайте, поставьте дату и подпись.

— Что это? Хм… Я… Угу… Добровольно соглашаюсь… Ну не очень добровольно… Все-таки советская разведка! Черт побери, сраные комми!

— Тише, господин Мейдофф, мы же не хотим, чтобы нас услышала ваша секретарша, — это был самый критический момент всей вербовки. В конце концов всегда имелся вариант, что финансист окажется «очень большим патриотом» — хотя составленный на него психологический портрет вроде как говорил об обратном — и решит пожертвовать собой лишь бы сдать агента русской разведки.

— У меня тут звуконепроницаемая дверь, не беспокойтесь, — Берни подумал с минуту, потом, видимо решившись, схватил со стола ручку и каким-то резким движением поставил под текстом свою подпись.

— Ну вот и прекрасно. И заметьте, наша сторона вот прямо сейчас начинает выполнять свою часть сделки. Вот вам направление, на которое стоит обратить особое внимание: переговоры о снижении курса доллара.

— Что с ними? — В голосе Мейдоффа послышалась заинтересованность. На фоне всех драматических событий происходящих на Ближнем Востоке переговоры с представителями европейских стран и Японии несколько выпали из внимания общественности.

— Они подходят к концу, документ, по нашим данным, должен быть подписан на этой или следующей неделе. Более того, согласно той информации которая известна нам, речь идет не о коррекции курса на 10–15%, как об этом говорят официально. Падение курса доллара будет гораздо более значительным, вплоть до изменения соотношения цены валют в два раза. Мы ожидаем на дистанции в 2–3 года 120–130 иен за один доллар. Не буду вам советовать, как распоряжаться этой информацией, думаю, вы и сами знаете, как ее монетизировать.

— Советские аналитики финансовых рынков? Звучит смешно, — хмыкнул Мейдофф, но было понятно, что наживку он уже проглотил и теперь активно прокручивает в голове возможные вариант.

— Ну вашу же финансовую аферу русские раскололи, не стоит их недооценивать.

— Справедливо, — согласился финансист. — С таким аргументом сложно спорить. Что вы хотите взамен?

— Взамен мы тоже позволим вам заработать, — Берни удивленно поднял бровь, совсем не так он представлял себе вербовку иностранной разведкой. Цукреберг меж тем продолжил мысль, — СССР нуждается в поставках высокотехнологической продукции. На большую ее часть наложен запрет, согласно «поправке Джексона-Венега», поэтому необходимость в надежном и «чистом» контрагенте, по эту сторону океана возрастает многократно. Ваш фонд может вполне неплохо заработать на экспортных операциях… В Китай например.

— Три процента, — мгновенно оценил стоимость своей работы американец. Вот уж действительно нация торгашей. Впрочем Цукербергу ставили максимальным лимитом семь процентов от каждой сделки, тем более что в реальности накладные расходы СССР порой доходили чуть ли не до ста процентов на особо сложных сделках. Три процента — это было более чем приемлемо.

— Согласен, вы получите свои три процента, — пожал плечами Цукерберг.

— Черт, нужно было просить пять, — Мейдофф как-то очень быстро освоился в новом статусе, и тут же начал демонтировать свои таланты. Не просто же так в другой истории он смог держать свою аферу на плаву больше сорока лет, финансист был действительно талантлив и отлично разбирался как в деньгах так и — что возможно даже важнее — в людях. — Что? Даже семь мог попросить? Не нужно кривиться, молодой человек, умению держать лицо вам еще учиться и учиться.

— Ну ладно, тогда я подкину вам сразу небольшую ложку дёгтя в эту бочку меда, — «репортер» достал из портфеля очередную пачку бумаги, это простое движение заставило мужчину на другом конце стола не иллюзорно содрогнуться, так и до натуральной фобии не далеко, и протянул ее Мейдоффу. Берни взял и очень быстро «по диагонали» просмотрел содержимое. Поморщился и бросил бумаги на стол с явным желанием вытереть руки.

— Это правда?

— Более чем, — пожал плечами Цукерберг, он сам впервые прочитав переданные ему материалы отреагировал примерно аналогично.

— И что вы предлагаете мне делать с этим дерьмом?

— Организовать какую-нибудь некоммерческую организацию, которая займется расследованиями и будет выдавать вот такие горячие материалы. Поверьте, мои друзья с того берега Атлантики могут предоставить еще не одну подобную «бомбу».

— Это уже политика. Не хочу лезть в политику, да и в чем ваша польза? — Документы представленные русским агентом достаточно подробно — со свидетельствами очевидцев и другими подтверждающими материалами — описывали продолжающую даже в эти годы существовать систему «женских приютов» в Ирландии, где «падших» женщин держали в качестве фактически рабынь, заставляя их тяжким трудом «искупать свои грехи».

— Показать еще раз звериный облик капитализма и католической церкви — всегда полезно, — Цукерберг сам не до конца понимал, зачем его кураторы так активно раздувают разного рода скандалы по всему миру. «Ирангейт», стоивший администрации Рейгана серьезной доли рейтинга — понятно, Ронни за прошедшие годы зарекомендовал себя отбитым наглухо ястребом, вести с которым какой-то конструктивный диалог о мире может только очень наивный человек.

А еще в середине лета «полыхнула» уже Канада, где кто-то с упорством достойным лучшего применения начал вытаскивать на свет грязное белье прошедших дней, «репортер» лично к этому делу отношения не имел, но чисто по почерку подозревал тут «длинную коммунистическую руку». А ведь были еще скандалы в Британии и Норвегии и… В общем, скучно западным обывателем точно не было даже без последних событий в Персидском заливе.

— Ладно, подумаем над тем, что можно сделать, и да… Вот что, я бы хотел обсудить детали дальнейшей связи, вряд ли постоянные визиты сюда — это хорошая идея…

Так завершился важный этап вербовки Бернарда Мейдоффа со стороны советской военной разведки. Теперь финансист, известный своими чрезмерно «красивыми» цифрами доходности, оказался под колпаком у ГРУ и шёл на всё более рискованные сделки с экспортом американских технологий в пользу СССР. Взамен он получал защиту от разоблачения и — самое главное — доступ к сведениям о состоянии рынков, позволяющим ему продолжать чаровать клиентов.

Для Марка Цукерберга всё это было рутинной, хоть и очень опасной, работой. Он не знал никаких секретов о будущем, не представлял, насколько грандиозной может оказаться афера Мейдоффа в более поздние годы.

А еще он не знал, — хотя вполне мог и подозревать, — что Мейдофф далеко не единственный мошенник, к которому в эти годы наведались резиденты советской разведки, а учитывая знания из будущего… Начиная с 1986−7 годов вся деятельность американской резидентуры фактически стала самоокупаемой, подсанкционные товары достаточно широкой рекой плыли в сторону коммунистического конкурента, купленные на средства выуженные из самой американской биржи. Фактически Америка сама платила Союзу за то, чтобы тот взял ее товары, и масштабы этой деятельности в итоге так и не были осознаны в Вашингтоне до самого рассекречивания архивов спустя сто лет после описываемых событий.