3 февраля 1986 года, Байконур, СССР
TIMES: Трагическое продолжение сексуального скандала
В Палате общин сегодня царило напряжённое ожидание: новоназначенный министр внутренних дел Дуглас Херд вынужден был отчитываться перед депутатами о ходе расследования в отношении покойного мецената и радиоведущего Джимми Севила. Скандал, тянущийся уже третий месяц, обрёл новый поворот — на сей раз трагический.
Севил, арестованный в октябре по обвинению в многочисленных преступлениях, скончался при загадочных обстоятельствах в камере тюрьмы Белмарш — самой охраняемой в Королевстве. По официальной версии, смерть наступила в результате эпилептического приступа: подсудимый упал, прикусил язык и ударился головой. Однако тело обнаружили лишь спустя несколько часов, когда оно уже начало остывать.
Министр Херд, сохраняя ледяное спокойствие, заявил, что расследование «ведётся тщательно, но требует времени». Однако его уверенность не убедила оппозицию. «Как человек, находившийся под круглосуточным наблюдением, мог умереть без своевременной помощи?» — вопрошал лейборист Крис Брайант.
В кулуарах звучат и более мрачные предположения. Севил, известный своими связями в высшем обществе, мог знать слишком много. Его внезапная смерть — удобный финал для тех, кто предпочёл бы, чтобы некоторые тайны остались погребёнными.
Остаётся лишь гадать: была ли это роковая случайность или чей-то хорошо спланированный ход?
Даже в сравнении с Курской АЭС, которую я не так давно посетил с визитом, обстановка на главном космодроме страны была не в пример строже. Повсеместно дежурили люди в военной форме и с оружием, возможности перемещения по территории были максимально ограничены, рядом с нами постоянно крутились сопровождающие, чтобы мы никуда не залезли, не повредили оборудование да и сами не покалечились. И уж точно никто мне не предлагал нажать на самую большую и самую главную «красную кнопку»: процесс старта ракеты был в действительности гораздо сложнее, чем просто нажал «пуск» и полетел.
— Минутная готовность! — бодро объявили динамики, вызвав у собравшихся в специально возведённом «гостевом бункере» всплеск интереса к происходящему. Так-то, если не принимать участие в процессе запуска ракеты непосредственно, всё дело выглядело достаточно скучно. Долго-долго ракета стоит на месте, а потом за две минуты улетает за пределы видимости — сомнительное, если честно, мероприятие, и я бы даже не думал приезжать на Байконур ради такого дела, если бы не дополнительные обстоятельства.
— Сейчас всё начнётся, — дополнительно прокомментировал для гостей специально приставленный человек. Иностранцам тут же перевели, отчего те дружно рванули к смотровому окну и принялись перепроверять свою видеоаппаратуру. С ней тоже было всё непросто: лазить по режимному объекту с видеокамерой японцам, конечно же, никто бы не позволил, поэтому всю технику иностранные журналисты сдали при въезде и получили назад уже непосредственно здесь, в месте специально подготовленном «для показа наружу». Снять что-то лишнее отсюда, естественно, было просто невозможно, ну а ракету на стартовом столе поди американцы из космоса и сами могли уже миллион раз отфотографировать во всех ракурсах, так что в этом никакого секрета не было.
— Ключ на старт, — спустя указанное время произнёс динамик, заставив собравшихся, кажется, напрячься ещё сильнее. Всего несколько дней назад в положенное ему время рванул американский «Челленджер», нанеся тем самым крайне болезненную оплеуху американской космической программе. Спасать янкесов я, конечно, не стал, разве что передал заранее материалы Дукакису, чтобы тот поднял тему о проблемах в космической отрасли, но без особой конкретики. Грек на фоне скандала с контрабандой оружия в Иран набил себе немало политических очков и стремительно набирал популярность как главный критик администрации Рейгана. Так что грех было не помочь «нашему кандидату».
Другое дело, что меня гораздо сильнее волновал сдвиг запуска центрального модуля станции «Мир» на семнадцать дней назад. Откуда-то в моей голове нашлась дата её запуска в другой истории, и там это случилось 20-го числа, что заставляло нервничать. Я себя успокаивал тем, что сдвиг назад мог быть обусловлен бо́льшими ресурсами, брошенными на подготовку станции после закрытия проекта «Бурана». Где-то убыло, где-то прибыло, вроде бы ничего удивительного, однако волнение это почему-то не снижало. А ещё эти иностранцы…
Ляпнутую мной ещё летом идею о возможном запуске космических туристов неожиданно заметили за границей. Хрен знает, как и кто там смотрит выступления советских генсеков — их и в Союзе-то смотрят, мягко говоря, нечасто, а тут нате вам! Однако идея отправлять в космос туристов неожиданно нашла там отклик. И вот в сентябре на том самом экстренном заседании ООН, посвящённом событиям на Ближнем Востоке, меня спросили и насчёт данной идеи — запускать людей за деньги.
Я тогда совершенно, опять же, не придав значения отвлеченному, не связанному с ядерным взрывом в Саудовской Аравии вопросу, не будь дураком ляпнул, что, мол, за 50 миллионов долларов запустим в космос кого угодно. Не глядя на пол, возраст и политические убеждения. Каково же было моё удивление, когда чуть позже в Москву позвонили из Японии и осторожно поинтересовались, можно ли снизить озвученные расценки хотя бы немного. Миллионов до сорока.
— Протяжка. Продувка! — ракета на стартовом столе окуталась азотом, которым продули все системы для удаления оттуда опасных паров горючего и окислителя. И опять минимальное изменение картины на стартовом столе вызвало бурную ажитацию у гостей из Страны Восходящего Солнца.
Конечно, и военные, и наши космонавты сначала были резко против такой «инициативы сверху». Начали напирать, что, мол, станция — её, собственно, ещё фактически не было, базовый блок мы как раз собирались запускать — сильно секретная со всех сторон, и вообще допускать туда иностранцев — дело недальновидное. Украдут все секреты, какие в стране есть. Какие именно секреты могут быть на насквозь мирной станции, никто объяснить, конечно, не смог.
Потом начали наседать космонавты, решившие, что я придумал отдавать места в космических кораблях «на сторону». Эти опасения были, конечно, гораздо более разумны: в «Союз» помещалось всего три человека, и каждый турист означал, что в космос не полетит один советский гражданин. Вроде как и не очень это хорошо. Пришлось объяснять с ручкой и бумажкой, что потенциально один такой турист может окупить вообще целый запуск, отбив и стоимость ракеты, и топлива, и работу наземных служб. А если поставить дело на поток, то летать наверх наоборот придётся ещё чаще: не пошлёшь же целый экипаж из гражданских, всё равно «шофёр» нужен. А если учесть ещё и планы по отправке в космос разных иностранцев по политической линии — те же китайцы очень заинтересовались возможностью отправить первого своего гражданина на околоземную орбиту, — то трафик на этой линии и вовсе мог стать достаточно оживлённым.
Вылилось это в выдачу задания нашим инженерам на проектирование большого орбитального жилого блока на шесть человек. Фактически такая себе гостиница-бочка только на космическом технологическом уровне. Никаких дополнительных устройств только автономные системы жизнеобеспечения, но даже так отсек получался достаточно тяжелым, как раз «Энергии» будет что выводить на орбиту. В отличии от «Бурана», зарезанного мной год назад, работы над тяжелой ракетой вполне продолжались, так что уже через пару лет первая космическая «гостиница» вполне возможно примет первых «постояльцев».
Ну а если не «влетит» идея с космическим туризмом, то всегда можно это пространство будет занять чем-то другим полезным, уж точно не пропадет оно.
— Ключ на дренаж! — До собственно пуска оставались считанные секунды, и все буквально прилипли к толстому бронированному стеклу нашего бункера, ожидая непосредственно главного события дня. Это в будущем, когда в интернете можно было, хочешь вживую, а хочешь в записи, посмотреть любой пуск, такое зрелище уже не казалось каким-то необычным. Тут же люди еще были не столь избалованы. Я же намного отстранившись от остальной кампании думал о своем.
О том, что несмотря на сопротивление отдельных замшелых ретроградов дело пошло. Но даже не это пока было самым интересным, гораздо более привлекательным виделся рынок коммерческих пусков. Смешно сказать, но СССР запуская сотнями ракеты в космос — без шуток в 1985 году было осуществлено ровно сто запусков при 97 успешных — и имея, таким образом, самую низкую стоимость вывода одного килограмма полезной нагрузки, совершенно не пользовался своим преимуществом. Назвать это иначе как преступлением для меня, как ментального жителя 21 века было просто невозможно.
И тут у нас тоже уже имелся частичный успех. В ноябре прошлого 1985 года — несмотря на все бурные события осени — был подписан договор со шведами о выведении на орбиту их научно-исследовательского спутника. Ну а взрыв «Челленджера» с приостановкой американцами использования их шаттлов не неопределенное время и во все дал нам в руки буквально все возможные козыри. Нет, телефон нам не оборвали и заказами на завалили, но имевшийся до этого осторожный интерес на глазах начал перерастать в нечто большее. Очевидно все заинтересованные стороны ждали вывода на орбиту шведского спутника, чтобы убедиться в нашей способности выполнять взятые на себя коммерческие обязательства, а уже после этого реальные переговоры и начнутся.
— Земля-борт! — От ракеты отвалилась в сторону мачта питания. — Пуск!
Я невольно отбросил мысли о космических «Нью-Васюках» а также установлении мировой монополии на космические запуски в сторону и тоже обратил внимание на происходящее.
Стоящий на стартовом столе «Протон» окутался языками пламени и порскнувшим во все стороны дымом, после чего, утробно зарычав всеми двигателями, медленно-медленно начал свое движение вверх. — Подъем! Есть контакт подъема!
Ракета с кажущейся натугой набирала скорость, но уже секунд через сорок превратилась в совсем небольшое пятно на фоне голубого неба а еще через некоторое время и вовсе исчезла из поля зрения. И только диктор из динамика продолжал отсчитывать секунды и метры, давая дополнительную информацию об отходе отработавших ступеней и положении ракеты в пространстве.
Японцы меж тем взволнованно закричали и принялись прямо здесь же записывать выпуск новостей для своего телеканала. У нас была договоренность, что все записи потом пройдут через руки наших чекистов, поэтому я не сильно переживал по этому поводу.
А вот что реально заставляло нервничать так это советский космос. Сто запусков в год — это много, даже если только одни ракеты считать, если же учитывать еще и стоимость полезной нагрузки… Подсчитать, сколько точно мы тратили на космос — по военной, научной и народно-хозяйственной линиям суммарно — было практически невозможно, но по грубым прикидкам он обходился бюджету СССР примерно в 6–8 миллиардов рублей ежегодно. В зависимости от методов подсчёта некоторые пункты можно было перекладывать из раздела в раздел, так что точную сумму назвать было все же сложно. При общих доходах бюджета в 390 с копейками миллиардов, это составляло вполне приличные 2% от всего годового бюджета страны.
Отмена программы «Бурана» позволила перебросить около 1 миллиарда рублей — да, именно столько сжирал советский шаттл ежегодно, того, кто вообще изначально его одобрил, нужно по хорошему просто к стенке ставить за разбазаривание народных средств — на другие направления. Именно из этих резервов мы ускорили работу над модулями будущей космической станции, а еще резко активизировали производство спутников ГЛОНАС. Во всю пошла работа по модернизации навигационных спутников, чтобы продлить срок их работы на орбите хотя бы на несколько лет.
Кроме «Бурана» мною была безжалостно обрезана программа запуска спутников-разведчиков, которая была еще одной бездонной бочкой, куда утекали средства буквально миллиардами. Военные пытались ворчать, все больше «разочаровываясь» в новом морском министре, однако адмирал Чернавин тут был фактически только проводником моей воли.
Со спутниками-разведчиками у нас вообще был полнейший абзац. СССР не умел производить нормальную оптику, из-за чего спутники приходилось запускать на более низкую орбиту, где они жили очень недолго. То есть вместо того, чтобы вложиться хорошо в производство оптики мы буквально выстреливали миллионами рублей в космос там, где американцы условно говоря обходились тысячами.
Естественно подобное положение меня не устраивало, поэтому было принято решение в ключе старого анекдота — сначала научитесь плавать, а уж потом в бассейн воду наберем. То есть было предложено сначала научиться делать нормальные спутники, а уж потом запускать их в космос. Ну и в конце концов я не особо верил в возможность большой войны в ближайшее время, так что пару лет можно было оставить вражеские аэродромы и без наблюдения, зато деньги сэкономим. Тем более в реальности о полной отмене программы спутников-разведчиков речь-тои не шла, просто их количество мы «подрезали» примерно на треть. Ничего. Обойдутся.
— Товарищ, генеральный секретарь, — японцы закончили запись собственного ролика и обратились ко мне. Я ответил им самой привлекательной из всех своих улыбок, у меня на японцев были большие планы, скоро их экономика войдет во времена тяжелого застоя, хорошо быть к этому готовым и получить свою долю печенюшек. А для этого нужно заранее выстроить соответствующие отношения, ну и в целом работа над собственным медийным образом, она точно не будет бесполезной. — Вы нам обещали короткое интервью.
— Конечно, господа, пройдемте, — тут же в бункере имелась комната отдыха переоборудованная сейчас в студию.
Короткое интервью, как обычно, растянулось на двадцать минут. Вопросы были вполне стандартными: японцев интересовало сотрудничество в области космоса, моё мнение по поводу американских проблем с «Челленджером», и, конечно же, не могло обойтись без вопроса о туристических полётах. Никаких острых или просто сторонних вопросов, тему «атомного кризиса» договорились не поднимать заранее, это было мое условие дачи интервью. Только тема внеземных полетов.
— Вы сказали, что готовы отправить в космос любого за сорок миллионов долларов, — осторожно начал японец. — Это действительно возможно?
— Абсолютно. Мы готовы не только отправить в космос, но и предоставить полноценную подготовку кандидата и конечно гарантировать безопасность туристов. Такого вам никто не предложит, — я пожал плечами, намек на гибель «Челленджера» был более чем прозрачным. — Более того, мы уже работаем над созданием отдельного жилого модуля на станции «Мир», который сможет принимать гостей из разных стран.
— В Японии многие заинтересованы в таком предложении. Можете ли вы гарантировать, что эти туристы не столкнутся с проблемами при посещении СССР?
— Уверяю вас, СССР гарантирует полную безопасность и комфорт для всех иностранных туристов, которые захотят отправиться в космос с нашей помощью. Мы абсолютно открыты для сотрудничества, и я искренне надеюсь, что японцы станут первыми космическими туристами, которые смогут увидеть нашу планету с орбиты. И вернуться живым обратно.
Если бы «Челленджер» не бахнул, первой космической туристкой — правда не коммерческой, но какая разница — стала бы 37-летня учительница из Бостона Шерон Маколиф. А так… Посмотрим, что будет теперь.
Соглашение «Плаза» подписанное хоть и с некоторым в этой истории опозданием должно было начать «золотой век» Японской Экономики, который очень быстро должен был стать прологом к бесконечному, растянувшемуся на добрых сорок лет кризису.
Дорогая йена вынуждала японские компании выносить производства в третьи страны, поскольку собранная собственными рабочими продукция резко перестала быть конкурентной на внешних рынках. Китай, Корея, Малайзия, Филиппины, Вьетнам даже США, где только самураи не отметились. Я планировал отщипнуть от этого исходящего потока небольшую толику, почему бы подданым Микадо не построить какой-нибудь заводик под Владивостоком. Если затея с итальянскими мопедами «взлетит», уверен желающие освоить — пусть даже таким странным и немного извращенным образом — советский рынок найдутся. Ну и мы конечно тоже в накладе не останемся, главное теперь успеть наладить контакты.
— Ну что, товарищи, кажется, мы сегодня сделали первый шаг в новую космическую эру, — громко произнёс я для стоящих рядом гостей и сопровождающих. Мы вышли на улицу, тут все еще потягивало гарью от дыма влетевшей ракеты.
Они заулыбались, понимая, что это была не просто дежурная фраза. Это была реальность, которую нам предстояло построить — и которую мы уже начинали строить здесь и сейчас.