Меченый. Том 2. На переломе истории

Глава 9 Курская АЭС и атомная энергетика

02 декабря 1985 года; Курчатов, Курская область, СССР

ПРАВДА: За мир и сотрудничество, против нарушения потсдамских договоренностей

В преддверии намеченного подписания так называемого Единого европейского акта, предусматривающего расширение полномочий наднациональных органов в рамках Европейского сообщества, Советский Союз считает необходимым высказать предостережение в адрес западных партнеров и всего международного сообщества.

Как известно, в рамках ЕЭС активизировались дискуссии о возможном вступлении в Сообщество стран, официально сохраняющих нейтральный статус, в первую очередь Австрии и Финляндии. В этой связи правительство СССР считает необходимым подчеркнуть: нейтралитет этих государств был зафиксирован по итогам Второй мировой войны и является неотъемлемой частью Потсдамского миропорядка, который и по сей день служит краеугольным камнем стабильности в Европе.

Вступление указанных стран в организации, подконтрольные участникам военного блока НАТО и обладающие наднациональными структурами, способными оказывать влияние на внутреннюю и внешнюю политику, будет рассматриваться Советским Союзом как грубое нарушение международных обязательств и подрыв сложившегося баланса сил на континенте.

Советское правительство придерживается последовательной политики в поддержку открытости, взаимовыгодной торговли и снижения уровня военной напряженности в Европе, однако наступления на собственные интересы Москва не потерпит.

В случае дальнейшего игнорирования законных озабоченностей СССР, Советское руководство будет вынуждено принять самые решительные меры для защиты своей безопасности и союзников, включая меры военного характера.

Мирная Европа возможна лишь тогда, когда все ее народы уважают взятые на себя международные обязательства. СССР, как и прежде, выступает за сотрудничество, но не за подчинение интересам военно-политических блоков.

— Прошу вас, товарищ генеральный секретарь, — Владимир Иванович Гусаров, пригласил меня к «рабочему месту».

(Гусаров В. И.)

— Что мне нужно делать? — Я подошёл к огромному светящемуся разными лампочками пульту и, как прилежный ученик, выразил готовность следовать указаниям.

— По команде главного инженера повернуть вот этот тумблер, — директор станции, невысокий лысоватый мужчина, внешне отчётливо напоминающий Хрущёва, аккуратно указал на нужный переключатель. Всё происходящее снималось для истории, что некоторым образом заставляло присутствующих нервничать, причём, кажется, сильнее, чем даже присутствие высокого начальства. — Всё уже подготовлено, осталось только «нажать на кнопку».

Я молча кивнул. На самом деле были подозрения, что даже главную кнопку в реальности буду нажимать не я, а кто-то другой, а это так — бутафория для высоких гостей. Всё же безопасность на атомных электростанциях всегда ставилась во главу угла, а уж после того разгона, который комитетчики устроили в последние полгода, — и вовсе. Впрочем, у меня по поводу такого «очковтирательства» вообще вопросов не было: главное, чтобы всё работало, а кто там реально кнопки нажимает — фактически без разницы.

В начале декабря 1985 года на Курской АЭС планировали начать процесс подключения к сети четвёртого — и пока здесь последнего — строящегося энергоблока, и я решил немного отвлечься от текущих дел и засвидетельствовать лично неуклонный курс государства и партии на наращивание использования мирного атома в энергетической системе СССР. Несмотря на недавние события и поднявшуюся в Западной Европе волну антиядерной истерии — не будем показывать пальцем на того, кто простимулировал журналистов в нужном ключе — мы собирались и дальше активно строить АЭС и в обозримом будущем довести долю ядерной генерации как минимум до 25%. На это планировалось затратить две ближайшие пятилетки.

Если же проводить более глобальный обзор мирной атомной промышленности, то нужно отметить, что она в середине 1980-х была на пике. У нас в постройке одновременно находилось 32 (sic!) атомных реактора при трёх с половиной десятках уже работающих.

Решение немного притормозить начало строительства новых реакторов, принятое в начале 1985 года, явно пошло отрасли на пользу: немного подтянулись в плане отставания от графика уже сооружающиеся объекты, были пересмотрены кое-какие нюансы проектов в плане безопасности, опять же появилось понимание некоторой избыточности больших станций на 6 или даже 8 блоков, которые усложняют дальнейшее распределение электроэнергии и гораздо более удобно заменяются станциями на 2 или 4 блока.

Отменили строительство 3 и 4 блоков на Хмельницкой и Ровенской станции, строительство Одесской атомной теплоцентрали переиграли на постройку ТЭС на газе, ну и Запорожскую АЭС пока было решено ограничить 4 блоками. Плюс вопросы возникли по строительству Южноуральской ТЭС: её начало отложили на 1987 год для того, чтобы там пересмотреть проекты.

Вместо станций в УССР — впрочем, третий блок на Южноукраинской АЭС всё же решили строить, подготовительные работы там уже были закончены, и можно было стартовать вот прямо сейчас — на начало 1986 года запланировали начало строительства Костромской АЭС в составе двух блоков РБМК-1500, аналогичных тем, что сейчас возводились в Литве, только с дополнительно переработанной системой безопасности.

Одновременно планировалось начало сооружения первого блока Татарской АЭС и третьего — Ростовской АЭС. Также уже на 1987 год планировали начать строительство как минимум двух станций на востоке страны — под Иркутском и Владивостоком, но площадки пока только проходили экспертизу.

Ну а старый полуэкспериментальный еще реактор АМБ-200, почти выработавший свой ресурс и отличавшийся высокой аварийностью, комиссия под руководством Легасова наоборот предложила остановить. На всякий пожарный. В нашей реальности это решение было принято после Чернобыля — так сказать «под впечатлением», тем более что именно АМБ были идеологическими предками серии РБМК — в 1989 году. Тут я не дрогнувшей рукой поставил свою положительную визу на четыре года раньше.

Опять же меня искренне напрягала разношёрстность реакторов, которые прямо сейчас возводятся в Союзе. Даже чисто конструктивно их сейчас было четыре «ветки»: уран-графитовый РБМК, водоводяной ВВЭР, быстрый натриевый БН и водяной кипящий АСТ. Оно как бы и неплохо с точки зрения науки — охватить побольше технологий, чтобы не отставать нигде, но… Зачем?

А с другой стороны, вроде бы всё и логично: каждый тип реактора имел свои преимущества, отказываться от которых было как минимум глупо. Как с теми же реакторами РБМК чернобыльского типа, которые при попадании сюда я хотел вовсе отменить как опасные. Однако, покопавшись в доступной информации — местной и той, что имелась в собственных «чертогах разума», — я пришёл к выводу, что рубить сплеча как минимум глупо. РБМК были самым дешёвым видом реактора, имели массу преимуществ, благодаря вертикальной загрузке топлива могли обеспечить почти стопроцентный коэффициент использования установленной мощности, да ещё и кучу полезных побочных элементов нарабатывали «по дороге». А то, что конкретный идиот умудрился его взорвать, так это же вопрос не к реактору, а к конкретному идиоту.

— Доложить о готовности к подключению энергоблока, — раздался по громкой связи идущий откуда-то сверху голос главного инженера.

— Есть готовность, — кто-то тихо шепнул мне на ухо ответ и сунул под нос микрофон на тонкой металлической штанге. Я поправил белую шапочку на голове, которая вместе с таким же халатом была обязательным атрибутом этого места, невзирая на статус и наличие волос на голове, и отрепетировал.

— Есть готовность!

— Приступить к подключению четвёртого энергоблока к сети. Три! Два! Один! Пуск!

— Есть пуск! — откликнулся я и повернул нужный тумблер в указанное положение, вызвав бурю аплодисментов собравшихся ядерщиков.

На пульте замигали какие-то новые лампочки, старые потухли, что-то начало происходить, но что именно — для меня оставалось тёмным лесом. Некоторой пикантности добавляло то, что запускали мы в Курске как раз тот самый РБМК-1000, брат-близнец которого рванул в Чернобыле, впрочем, после наведения порядков нашими комитетчиками бояться теперь вроде как было нечего. Ну, я во всяком случае на это надеялся.

— Товарищи, давайте пройдём в актовый зал, у нас запланирован небольшой митинг, Михаил Сергеевич обещал выступить с речью, а потом — банкет, — собравшиеся одобрительно заворчали, причём, думается мне, большее воодушевление у них вызвал именно второй пункт плана. Слушать партийцев — пусть даже самого высокого ранга — дело зачастую скучное и не сильно интересное. Впрочем, опять же ради справедливости, я за этот год уже успел заработать репутацию человека, говорящего «без бумажки» и поднимающего действительно важные темы, так что имелась надежда, что спать на моей речи атомщики тоже не станут.

Мы прошли по нескольким длинным переходам, спустились по лестнице и перешли из здания реакторного отделения в стоящий рядом административный корпус. Что меня порадовало — это наличие охраны на постах, жёсткий пропускной режим — даже у меня выданный специально пропуск проверяли, а это, как ни крути, показатель — и в целом ощущение жёсткой дисциплины.

Проверки КГБ привели к увольнению нескольких десятков руководителей АЭС — в том числе и директора Чернобыльской станции, что лично мне внушало определённую надежду на благополучный исход мероприятия — старшего и среднего звена по причине вопиющей некомпетентности. Нет, в плане профильных знаний к ним претензий не было, но вот конкретная работа на местах была провалена именно по административной части. Хромала дисциплина, наплевательски относились к мерам безопасности, не соблюдали режим и так далее.

Был проведён ряд учений по подготовке операторов станций к нештатным ситуациям. К сожалению, полноценное компьютерное моделирование было нам пока недоступно, поэтому приходилось тренироваться «на кошках», используя для этого специальные тренажёры. Опять же учения эти показали, что операторы зачастую теряются и не успевают адекватно реагировать на всплывающие проблемы, что привело в итоге к появлению постановления правительства «О начале разработки дополнительных систем безопасности на атомных реакторах».

Зарублен оказался эксперимент по передаче управления АЭС — той самой Чернобыльской — от МинСредМаша энергетикам. Реакторы вернули атомщикам, отчет комиссии со списком нарушений на станции занял умопомрачительные сто пятьдесят страниц. Очевидно, дело было не только в отдельных персоналиях — которые, как уже упоминалось выше, понесли личные наказания, — но и в порочной системе. Каждый должен заниматься своим делом, а атомный реактор — слишком опасная игрушка, чтобы доверять ее дилетантам.

И вроде бы всё было нормально: ситуация на Чернобыльской АЭС уже точно не могла тут произойти по причине изменения реальности, однако меня беспокоило другое. В нашей истории авария на ЧАЭС изрядно сдвинула в мозгах атомщиков отношение к их безопасности. Я просто не знал о тех мерах, которые были приняты после апреля 1986 года и которые в результате привели — наверное, узнать это теперь только предстояло — к недопущению других аварий. А что, если, отменив Чернобыль и, соответственно, его опыт, я в итоге приведу отрасль к другим авариям? Может быть, они будут и меньших масштабов, но даже сама по себе эта мысль была крайне неприятной.

Тем временем мы дошли до актового зала — такое типичное для СССР пространство с трибуной на возвышении, столом для президиума, непременно застланным кумачовой тканью, и выстроенными в ряд стульями внизу — и потихоньку начали занимать места.

— Ну как вам наше хозяйство? — улучив момент, поинтересовался у меня Гусаров.

— Впечатляет, конечно. Я о другом хотел спросить: что с безопасностью? После всех проверок последнего полугодия у меня сложилось крайне двоякое ощущение, что к этому делу на станциях относятся без должного внимания. И вообще система обмена опытом в этом плане как будто отсутствует. — Мой ответ явно не понравился атомщику, он скривился и попытался что-то вставить, но я продолжил: — Вот авария на ЛАЭС 1975 года. Там ведь тоже реактор РБМК стоит — по краю, считай, прошли. Ещё бы чуть-чуть — и рванула бы активная зона. Казалось бы, изучать нужно этот случай, распространять о нём сведения среди специалистов, изучать, выводы делать, вносить изменения в конструкцию… И вот мне докладывают специалисты из органов, что ничего этого не сделано. Все дружно закрыли глаза и сделали вид, что ничего не произошло. А ведь это безответственность, причём преступная.

— Да, уже пришли к нам все материалы, товарищ генеральный секретарь, — директор АЭС явно услышал в моём голосе раскаты грома и тут же принялся рассказывать, что уже было предпринято. — Провели несколько экспериментов в безопасных условиях, результаты действительно… подозрительные. На нашем реакторе, к сожалению, внести исправления в конструктивную часть уже невозможно, но на будущих РБМК вроде как обещают проектировщики учесть замечания. Ну и в руководство по эксплуатации тоже у нас множество изменений было внесено за последний год. Вроде бы все собрались, ваше слово.

Я кивнул, обвёл взглядом полный работников станции зал и, поднявшись, вышел к стоящей чуть в стороне кафедре.

— Ещё раз здравствуйте, товарищи. Для начала отвечу на самый главный и актуальный вопрос. Нет, правительство СССР не боится атомной энергии, и, несмотря на последние события, программу постройки реакторов в стране сокращать никто не собирается.

Последние три месяца Западную Европу захлестнула волна антиядерных протестов. Взрыв в Саудовской Аравии выплеснул наружу все те страхи, которые уже давненько копились в обывателях, и которые в моей истории вылезли наружу после Чернобыля.

Причём, казалось бы, против чего должны бастовать люди — против распространения ядерного оружия, против расползания ядерных технологий по «диким» странам, какое отношение инцидент на Ближнем Востоке может иметь к мирному атому? Но нет, человеческий страх — дело иррациональное, поэтому власти Франции и ФРГ приняли решение о временной остановке реализации новых проектов в ядерной сфере, что лично я приветствовал обеими руками. Имелась тут, конечно, и экономическая подоплёка — немцы и так не закладывали новых блоков уже три года, только старые достраивали, французы в общем-то тоже и без того вышли на пик, который лет через 5–7 обеспечит им 75% атомной энергии в общем балансе. Ну а больший процент просто балансировать будет сложно. Так что можно сказать, что тут просто совпало.

С другой стороны, мы, конечно, не будь дураками, проплатили цикл материалов в западных СМИ о том, откуда у Ирака и Пакистана ядерные технологии. История там мутная донельзя, но, как ни крути, связь с европейскими — французскими и бельгийскими — ядерщиками там практически очевидна. Так что к правительству в Париже у народа появилось очень много вопросов.

Это вообще крайне смешно. Попробуй мы проплатить материалы, направленные на прямую агитацию коммунизма или прославляющие достижения СССР в любой сфере, — выпустить бы их нам не дали совершенно точно. Проверено не раз и не два: свобода слова в этом плане там очень избирательна. Зато пропагандировать «зелёные» идеи, отказ от ядерной энергии, сокращение опасных выбросов в атмосферу, переход на возобновляемые источники и прочую ересь — сколько угодно. Так мы чуть ли не официально стали спонсорами «Партии зелёных» в ФРГ, которая, по моей задумке — и из опыта будущего, — должна была впоследствии похоронить промышленность Германии.

Более того, эффект от этих манипуляций — особенно на фоне первых публикаций об обнаружении озоновой дыры над Антарктидой — был столь значителен, что я ничтоже сумняшеся перебросил на «экологическое» направление средства, шедшие ранее разным «коммунистам» по всему миру. Пользы от финансирования этих идеологических союзников не было никакой, а вот от финансирования противников — наоборот. И пусть «зелёные» кричат о своей ненависти к традиционным левым и СССР в частности, мы всё равно продолжим снабжать их деньгами, пока они работают для нас «полезными идиотами».

— Немного цифр, кхм-кхм. — Тут все же пришлось обратиться к бумаге, — за прошедший год СССР произвел 1544 миллиарда кв*ч электроэнергии, из которой 75% пришлась на тепловые станции, 11% на АЭС и 14% — на ГЭС. По сравнению с 1980 годом доля атомной энергии выросла на 5% и это при том что общее количество произведенной энергии выросло на 20% за те же пять лет. Огромный рост, который однако не кажется предельным, к концу следующей пятилетки есть планы выйти как минимум на 1900 миллиардов кв*ч электроэнергии, при этом довести процент атомной генерации до 15.

Все эти цифры были и так в целом знакомы присутствующим, чай не с улицы людей набрали, однако мне хотелось подчеркнуть, что во-первых, я сам с ними знаком, а во-вторых, что планы на дальнейшее развитие отрасли у нас огромные.

— Электроэнергетика — это наиболее простой синтетический показатель уровня развития страны. Посмотри, сколько производится и потребляется энергии в целом, на душу населения, на структуру ее производства, и все станет очень быстро понятно. Киловатт*часы это промышленность, это бытовые приборы, это просто качество жизни населения.

После развала СССР РФ смогла выйти на «уровень» 90 года в потреблении электроэнергии только в начале 20-х. Украина — а там вырабатывалось чуть ли не 20% всего советского электричества — не смогла выйти к последним годам своего существования осиливала только планку в примерно 35% от 90 года. Выводы тут примерно очевидны.

— Как вы все наверное уже не раз слышали, 12 пятилетка объявлена пятилеткой товаров группы «Б». Это значит, что количество бытовых электрических приборов будет неуклонно расти. Холодильники, телевизоры, стиральные машины, чайники фены и вообще все что только можно придумать. Скажу вам по секрету у нас в Воронеже планируется построить целый завод по производству микроволновых печей, удобная штука, чтобы быстро еду разогреть хоть и жрет электричество… Если говорить в числах то в ближайшие пятнадцать лет планируется как минимум удвоить энергопотребление бытового сектора, только на это нужно дополнительных 500 миллиардов кв*ч электроэнергии. Или вот взять например уличное освещение, — я взял заботливо поставленный на кафедру стакан с водой промочил горло и продолжил мысль. — Мало кто задумывается о корреляции между степенью освещенности улиц в ночное время и уровнем преступности, а ведь она самая что ни на есть прямая. Поэтому в программу 12 пятилетки была заложена установка полумиллиона новых уличных фонарей и опор освещения. Только на это дело нужен чуть ли не гигаватт установленной мощности, а ведь кажется на первый взгляд — мелочь.

С освещением в преддверии Нового — дай Бог или кто там наверху более простого, хоть я в это и не верю совсем — 1986 года вышло совсем забавно. В эти времена Кремль освещался совсем скудно, фактически подсвечивалась одно только Спасская башня, и ни о какой художественности тут совершенно точно говорить не приходилось. Я предложил Гришину как хозяину Москвы взять этот вопрос под свой контроль и «сделать красиво». Ну то есть не захерачить осточертевшие уже до рвоты красные перетяжки с протухшими тридцать лет назад коммунистическими лозунгами — говорил я конечно не так, меня бы просто не поняли, но идея была высказана именно в этом ключе — а сделать реально симпатичную иллюминацию. Чтобы людям было приятно на нее смотреть, чтобы в общем сердце радовалось, создавалось ощущение праздника и вообще… Понятно, короче говоря.

Конечно, в отсутствии массового производства дешевых разноцветных светодиодов делать красивое уличное освещение было куда дороже. Но черт побери, Москва все же столица великой империи, пусть даже красной и коммунистической, уж на какие глупости у нас только средства не пускали, новогодние лампочки были в этом ряду даже не в верхней половине списка.

Короче говоря в итоге — пришлось правда все равно пару раз напомнить и несколько раз переделывать — красиво сделали. Организовали подсветку стен Кремля, установили лампы на Собор Василия Блаженного, на Исторический музей, на ГУМ, сделали красивые перетяжки идущие к установленной на Красной площади елке и так далее. Всю зиму на главной площади страны было не протолкнуться от народа, а на следующий год идея с красивой подсветкой начала активно расползаться по Союзу. Сначала в столицы республик а потом и в города поменьше, дурной пример заразителен, и, конечно, каждый хотел сделать у себя «чтобы не хуже чем в Москве», благо каких-то особо громадных средств на это не нужно, главное — это хорошее воображение и развитое чувство прекрасного.

— Таким образом, товарищи, всех нас, если мы будем трудиться усердно и ответственно, ждет большое ядерное будущее! — Конец речи потонул в овациях, хотя опять же есть мнение, что народ больше радовался переходу к следующему пункту программы. А может правда удалось достучаться до сердец, тут точно не скажешь…