26 октября 1985 года; Москва, СССР
КУЛЬТУРА И ЖИЗНЬ: Новая высота советского киноискусства!
По инициативе Генерального секретаря ЦК КПСС товарища М. С. Горбачёва и решению правления Союза кинематографистов СССР с 1986 года будет вручаться ежегодная премия за выдающиеся достижения в кинематографе!
Это важное решение призвано укрепить творческий потенциал советского кино, отметить труд талантливых мастеров экрана и поддержать стремление к новым художественным высотам.
Почётные награды получат более трех десятков лучших специалистов кинематографа:
Творческие работники — режиссёры, актёры, сценаристы; Технические специалисты — операторы, гримёры, костюмеры, звукорежиссёры и другие труженики кинопроизводства.
Решение о присуждении премии будет приниматься на основе мнения профессионалов — членов Союза кинематографистов СССР, а также голосов зрителей! Для этого откроется специальный абонентский ящик, куда все любители кино смогут направлять свои предложения.
Торжественная первая церемония награждения пройдёт уже в апреле 1986 года, а в последующие «нечётные» годы она будет проводиться в рамках Московского международного кинофестиваля, что подчеркнёт международное значение советского кинематографа.
Название и форма премии пока уточняются, но уже ясно — это станет новым этапом в развитии отечественного кино, вдохновляющим на создание ещё более глубоких, правдивых и народных фильмов!
— Бумаги на подпись, — Болдин протянул мне папку с документами, я кивнул, после чего мой главный помощник положил на стол следующую порцию «очень важных» отпечатанных страниц. Эта бумажная лавина была делом ежеутренним, можно сказать, что я к ней уже некоторым образом привык, — сегодняшняя сводка по зарубежным новостям от Ивашутина, отчет Совета Министров о квартальном исполнении плана по доходам и расходам, свежий опрос населения по актуальным проблемам, запрошенная вами информация удобрениям. И проект распоряжения по переводу магазинов на работу до 23 часов.
Стопка листов бумаг к концу речи Валерия Ивановича выросла высотой с ладонь. Опять целый день буду сидеть колупаться в этом дерьме, только попав сюда я понял любовь советских руководителей к таким мероприятиям, как всякие встречи с трудящимися. Поехать на завод какой-нибудь, походить с умным видом по цехам, пожать руки рабочим, потом собрать их в актовом зале и пару часов слушать славословия в свой адрес вместе с заверениями в нерушимости курса Маркса и Ленина. Казалось бы, что тут интересного для нормального человека? Но если альтернатива — это ежедневный разбор бесконечного бумажного вала, конца-края которому не видно, то вроде бы уже и не так страшно.
— Что сегодня по встречам? — Без всякого энтузиазма поинтересовался я.
— Товарищ Месяц на двенадцать часов.
— Хорошо, — я кивнул Болдину, принимая информацию, — минут за двадцать напомни, пожалуйста.
Помощник пообещал напомнить и вышел из кабинета. Работать я предпочитал наедине с собой, вон у Гришина сразу два помощника в кабинете сидят, не знаю как московский глава в таком с позволения сказать «опенспейсе» работает. У меня в кабинете только радио на заднем плане тихонько работало, привычка концентрироваться под какое-то жужжание на фоне осталась явно от прошлой жизни, во всяком случае, когда я первый раз приказал притаранить мне в кабинет аудиосистему поприличнее, местные отчетливо удивились. Раньше за Горби таких наклонностей не наблюдалось, впрочем, на фоне всех остальных перемен это была такая мелочь, что даже упоминать смысла нет.
Что касается же товарища Месяца, то общаться с Министром сельского хозяйства желания, откровенно говоря, не было. Тяжело у нас все было с сельским хозяйством, это была настоящая черная дыра, которая пожирала все — громаднейшие, если честно — инвестиции и с каждым годом давала все меньший рост. В СССР даже был такой вид аппаратного наказания — поставить человека разбираться с проблемами в аграрной сфере. Вело это примерно в ста процентах случаев к провалу и соответствующим оргвыводам. Негативным естественно.
(Месяц В. К.)
В сельском хозяйстве была имелась отчетливая необходимость провести хотя бы частичную деколлективизацию, — ну мне так казалось, уверенности полной не было, поэтому боясь все сломать, я продолжал политику «экспериментов на кошках» — чтобы дать самым активным деревенским кадрам себя проявить в работе на собственный карман. Вот только колхозы — это была такая священная корова, трогать которую было по-настоящему страшно, кажется, даже с военными разобраться оказалось проще, там во всяком случае хотя бы отсутствовала идеологическая составляющая.
Попробовали вон фермеров выделить из желающих-добровольцев в качестве эксперимента. Нарезали на юге Иркутской области пару сотен делянок ранее не использовавшейся земли, да и кинули кличь меж желающих. Желающие нашлись, выделили им кредит товарный, сформировали МТС для обслуживания этих «сельскохозяйственных единиц», начали строить элеватор… Посмотрим, что получится, этой осенью фермеры должны были успеть засеяться озимыми, вот на следующий год и сравним продуктивность такой формы хозяйствования.
Вздохнул, пододвинул к себе пачку документов. Взял верхний — распоряжение Совету министров рассмотреть возможность увеличения часов работы продовольственных магазинов. Это была моя идея, почему в СССР практически не существовало магазинов, работающих после 20.00 — загадка для меня великая. Еще большей загадкой было то, что никто не видел в этом очевидной проблемы. Да, очереди, да толкучка, ну и что — постоят люди, не переломятся. Впрочем, учитывая систему продовольственного спецраспределения среди партийных работников, наверное, нет в этом ничего странного, просто руководители государства даже на районном и городском уровне уже достаточно далеко оторвались от народа и не чувствовали их проблем. Ну а я же видел своим не зашоренным — ну или зашоренным в другом направлении, наверное, честнее будет эту мысль так сформулировать — взглядом идиотизм буквально всюду.
Взять те же магазины работающие хорошо если до 20.00. Есть работяга на заводе, который у станка стоит с 9 до 18. Потом ему нужно переодеться, может быть душ принять, добраться домой и обнаружить, что жрать дома нечего. Сколько времени у него остается на то, чтобы сбегать в гастроном и забить холодильник? Час? Полчаса? А если таких работяг одновременно приходят домой тысячи? Какие вообще шансы, что очередей не будет, даже если отбросить все проблемы с товарным наполнением и дефицитом?
А если вспомнить уникальную отечественную систему отпуска товаров практиковавшеюся в крупных универмагах? Когда ты сначала должен отстоять очередь за товаром — мясом, например, или колбасой, — его тебе взвесят, потом ты идешь на кассу — платишь, и потом возвращаешься обратно. И опять фактически стоишь в очереди третий раз, потому что продавцу нужно отвлечься и проверить выбитый тебе на кассе чек, сопоставив его с уже подготовленным к отпуску товаром. Иначе как маразмом это не назвать. Ну и в целом в торговле сложилась очевидно нездоровая ситуация…
Проблема была в том только, что своим распоряжением сделать это я не мог — генеральный секретарь хоть и глава государства фактически, но в практических в полномочиях по управлению государством ограничен. Поэтому подобные вещи делались через распоряжения хозяйственным органам «рассмотреть», «улучшить», «усилить» и «углубить». А уж там через постановление Совета Министров или через приказ по министерству торговли, например, соответствующие нововведения вводились в практическую плоскость. И это, кстати, не только торговли касалось, а вообще всего. Что очевидно не добавляло удобства в плане управления государством.
Ну и самое «приятное» тут было в том, что первый раз я этот вопрос поднял еще в начале лета. Пять месяцев прошло, мать их за ногу, а министерство торговли все отбрыкивалось от данной новации никак не желая вносить коррективы в свою работу.
Казалось бы что проще — просто прикажи, пускай думают, но хрена с два, в ответ приходит документ на двадцати страницах, где попунктно перечисляется, почему внедрить указанные новации нет никакой возможности. Начиная от нехватки ФОТов, невозможности быстро нарастить численность персонала, заканчивая возможным сломом налаженных суточных рабочих «тактов» приема и учета товара и просто отсутствием реформы в плане на пятилетку. Которая как раз заканчивается, а значит все судорожно «подбивают бабки» и сводят концы с концами, чтобы уложится в расчётные показатели. Такая вот математика социализма, «сильнее нас конец квартала» — и все ничего не сделаешь.
И вот наконец по истечении нескольких месяцев этого документарного футбола мы наконец вышли на финишную прямую, согласовали порядок изменений, выделили фонды, внесли корректировки в планы и осталось только утвердить реформу в Совете Министров, но я надеялся, что с хотя бы этим проблем не будет.
Быстро пробежав подготовленный аппаратом документ — как водится к тексту на пару листочков прилагалась еще пачка «экспертных оценок» и сторонних мнений, на которые как бы генсек опирается — и не найдя в нем противоречий собственным мыслям, поставил подпись и переложил в папку с «исходящими».
Пробежался глазами по свежему социологическому исследованию. Людей волновали все те же проблемы — доступность продуктов, война в Афганистане, бытовая неустроенность, сложности в отношениях с государственными органами. Замыкал почетную десятку упомянутых людьми неурядиц рост цен на водку — заглянул вглубь исследования там, где разбивка по половой принадлежности — так и есть. Удорожание алкоголя волновало примерно половину мужского населения и всего пять процентов женского, удивительно, но, кажется, идея с отвлечением от водки с помощью зомбоящика работала, во всяком случае статистика по количеству нарушений совершенных «по-пьяному делу» резко просела. Ну как резко? Несколько процентов — тоже серьезное достижение, как ни крути. Причем, может быть, пить стали не сильно меньше, но теперь это делают не на лавочке, а дома. Сомнительно, но запишем себе это в актив. Проблема доступности продуктов, кстати, с прошлого месяца потеряла полпроцента, было ли это следствием нашей работы или статистической погрешностью, сказать сложно.
Регулярные срезы общественного мнения, которые давал правительству созданный фактически заново институт социологических исследований АН, стали серьезным подспорьем в деле убеждения отдельных живущих как бы в вакууме чиновников и партийцев в том, что нам нужны серьезные изменения в экономической и социальной сфере. Не то чтобы вылезшие на вершину властной пирамиды «государственные мужи» всерьез беспокоились о благополучии каждого отдельного пролетария, скорее наоборот. Вот только и «пережать» тут считалось гораздо более страшным грехом чем «недожать». Для ответственного товарища условный бунт плебса на подотчетной территории — а если об этом еще и «голоса» скажут, то вообще ховайся, даже удивительно как остро реагировали коммунисты на критику «из-за забора» — зачастую означал конец карьеры. В лучшем случае перевод куда-то к черту на кулички, в худшем — можно же и партбилет на стол положить, а это все, абзац. Смерть заживо. И вот именно собранная социология показала лучше всех других источников, что местами терпение населения уже подходит к концу.
Зазвонил телефон.
— Горбачев у аппарата, — все еще думая о другом механически ответил я.
— Михаил Сергеевич, это Шеварднадзе. У нас тут ЧП. — Голос первого секретаря КП Грузии я узнал и без представлений. Не так много обладателей столь характерного акцента могло мне позвонить на прямую линию в Кремль. Вот только какое могло быть ЧП в Грузии в эти времена, мгновенно пробежавшись по памяти из будущего, ничего такого там не отыскал.
— Что случилось, Эдуард? — В отличии от прошлой истории Шеварнадзе не удалось перепрыгнуть на место главы МИДа, и он продолжал сидеть в Тбилиси, от чего сильно страдал. Я же со своей стороны не знал, как бы так вовсе слить Эдика, чтобы при этом не вызвать вопросы у условно «своей команды», частью которой продолжал числиться грузин.
— Забастовка в Кутаиси. Люди требуют денег или грозятся уволиться. Производство встало, — от волнения акцент Шеварнадзе как будто стал еще сильнее.
— Кутаиси? Это на автомобильном заводе что ли? — Кутаисский автомобильный завод, выпускающий грузовики «Колхида», был знаменит по всему Союзу тем, что процент бракованной продукции его опасно приближался к великолепной отметке в сто процентов. В июне 1985 года по моему предложению и в качестве эксперимента, который в будущем предполагалось, в случае успеха конечно, распространить и на другие производства, была введена внешняя приемка и хозрасчет. Я, естественно, подозревал, что это приведет к взрыву, но не думал, что так быстро.
— На нем, Михаил Сергеевич, людей не хватает на заводе, больше сотни человек уволилось за последние два месяца, а теперь и остальные грозятся уйти, если им не повысят зарплату и не отменят внешнюю приемку. Что делать? Привлекать армию?
— Зачем, — я даже удивился такой решимости Шеварнадзе, и откуда что берется, — люди отстаивают свои экономические права, пусть митингуют. Откатывать назад мы ничего не будем, если кто-то хочет уволиться, пусть увольняется. Привлекай милицию, пусть товарищи из МВД обеспечивают безопасность, чтобы, значит, никаких эксцессов не было, чтобы не пострадал никто. Ну и провокаций нам тоже не нужно, лишнее это.
— А как же план? Это же срыв производства! Если эти рабочие уволятся, где новых найти?
Принятый закон о самозанятых, разрешивший индивидуальную трудовую деятельность очень быстро привел к забавным перекосам. Если в РСФСР и других «центральных» республиках массового перехода на вольные хлеба не произошло, то в Закавказье реакция была мгновенной, вот уж правда разница менталитетов, никуда от нее не денешься. В самозанятые пошли не только те, кто и раньше занимался фактически индивидуальной трудовой деятельностью, просто легализуя уже сложившуюся ситуацию, но и рабочие до того трудившиеся на вполне приличных предприятиях. Я рассчитывал, что в будущем это приведет либо к необходимости выводить производства из Закавказских республик, либо завозить рабочую силу извне. И тот и другой вариант меня в целом устраивали, однако, как уже упоминал, даже представить себе не мог, что события начнут развиваться так быстро.
— Ничего, без «Колхид» Союз уж как-нибудь проживет, — я задумался на несколько секунд и отдал последнее распоряжение. — В общем так, ничего не предпринимай, пускай люди выпустят пар. Я прямо сейчас вылетаю в Кутаиси, будем разбираться на месте с этими товарищами.