Мастер путей 6

Глава 7 Развод (на плацу, а не на деньги)

Во время оного случилось одномоментно следующее.

Офицер, отслеживающий секунды до часа Ч по карманному хронометру, убрал прибор в карман шинели и размашисто махнул своему коллеге, по всей видимости, исполнившему роль дирижёра.

Оный дирижёр, вняв сигналу соратника, не менее размашисто махнул двумя руками, исполнил несколько предварительных пасов, дав оркестрантам время изготовиться, и принялся отмахивать руками четверти, задавая размер и ритм инструментам.

Оркестранты, в свою очередь, получив команду, синхронно, будто бы в записи «фанеры», с ходу завели довольно бодрый, ритмичный и очень живой запил, мне незнакомый, но изобилующий мажорными акцентами и партиями. Марш — не марш, но весьма и весьма торжественное сочинение.

С разницей буквально в несколько секунд дёрнулся весь строй, без команды своих ротных офицеров подобравшись и вытянувшись по струнке.

А ещё секунд несколько спустя, когда оркестр раздухарился и начал набирать громкость, на свободной части плаца, видимо, избранной заранее, пространство подёрнулось знакомой рябью. Миг — и там, где только что был голый бетон, из ниоткуда прорезалась прореха перехода. Некто пробросил Путь и отворил врата.

— Ко встрече справа — РОВНЯЙСЬ!!!

Непривычная моему слуху комбинация команд. У нас иначе строят и управляют разводом. Ну, там, хотя бы, подают предварительные команды по типу «Становись». Тут же сразу исполнительную подали.

Хотя, мне ли не всё равно? Я местные парады принимать не собирался. На тот момент времени. Потому и в процедуру встречи особо не вникал.

Общий строй одновременно повернулся в сторону прорехи в пространстве. Наша шеренга, состоявшая из местных офицеров и моих соратниц, не стала исключением. Разве что, по отношению к нам встреча осуществлялась слева, а не справа. Но этот момент остался на наше усмотрение: отдельной команды для нас так и не подали.

С нашей позиции был прекрасно виден, как сам проход, так и происходящее за его разломом. А видно именно, как в сопровождении прапорщиков и знаменосцев, несущих хоругви и штандарт, из своего зала аудиенций к переходу двигался собственной персоной Сан Саныч, которого местные тут величают Великим Императором Всероссийским.

Когда проход чинным строем миновали и оказались на Первоуральской земле три знаменосца, в чьих руках на длинных древках величественно реяли хоругви, искусно выгравированные на позолоченных или даже золотых пластинах, всё было нормально.

Когда вслед за ними, выдерживая идеально выверенные дистанции, проследовали два прапорщика, неся в руках имперское знамя и личный штандарт Императора, подобрались ещё раз все. И без того идеально ровно выстроенные роты будто бы сами себя окантовали и вытянулись по ранжиру.

Когда проход пересёк сам Великий Император Всероссийский, офицеры гарнизона молча и без команды «взяли под козырёк», отдав прибывшему воинское приветствие.

Сам прибывший явился в своём повседневном кипенно-белом костюме с однобортным кителем и в иссиня-черных сапогах с высоким голенищем. Но в этот раз чело самодержца венчала даже на вид тяжёлая шапка, богато инкрустированная каменьями и обшитая чьим-то мехом. Со стороны была похожа на шапку приснопамятного Мономаха. Плечи августейшего покрывал массивный, явно недешёвый плащ-мантия из ослепительно белой шерсти, скреплённый спереди массивной брошью с императорским вензелем. Такой же вензель был и на бортах транспорта Тайной Канцелярии. Может, и имелась в подобном облачении некая церемониальная нотка, но в практичности одеянию не откажешь: Первоуральск — ни хрена ни разу не тропический курорт. Утеплиться явно нелишняя идея.

Прибытие вслед за монархом Великого Архимага Путей Берислава все перенесли стоически непоколебимо. Видимо, его присутствие нашлось логичным. Кто же ещё откроет Путь, если не единственный владеющий этим забытым искусством древний дед инсайд?

Не такой уж этот дед и дед, к слову. Тем более инсайд. Помирать он явно раздумал. Особенно, если сторонним взглядом посмотреть на его твёрдую походку и цепкий старческий взгляд. И, ведь, не скажешь, что ещё не так давно, каких-то месяц-два назад, он изо всех сил пытался не скопытиться, возлегая на смертном одре.

А вот когда проход один за другим стали пересекать знакомые всё личности… Равнодушными остались только местные гарнизонные, Окси да я. Первые — от отсутствия хоть чего-то, стоившего посторонних реакций. Тем более в строю на плацу. А я — от некой флегматичности на грани нигилизма. Ну, знакомые и знакомые. Подумаешь?

Но ни одна из соратниц в строю не осталась равнодушной к тому, кто именно прошёл вслед за Бериславом.

Незнакомый мне старец в каноничной рясе не давал возможности к разночтению и однозначно трактовал свою принадлежность к Церкви. Причём, судя по артефактному посоху и непростому головному убору, явно не монах навроде Осляби или Пересвета. Какой-нибудь местный пастырь или настоятель? Одет не слишком вычурно. Но детали в облачении указывают на высокий чин.

Светлейший князь Бериславской с супругой по левую от себя руку и — надо же, какая встреча! — Златой по правую вышли из прохода вслед за Императором и Великим Архимагом Путей.

Светлейший князь Морозов с женой по левую от себя руку и младшей наследницей, Милославой, по правую проследовали за ними.

Опираясь на артефактный посох, из прорехи в ткани пространства появился директор Императорской Академии Вещий.

Компанию Горынычу составлял незнакомый мне великовозрастный дедок, в чьих глазах читалась мудрость поколений, и дедок менее великовозрастный, но оттого с не менее умным взглядом.

Четы Пламневых и Ветровых вышли вослед в полном составе.

Замыкала колонну — кто бы мог подумать! — уже успевшая забыться в моей памяти наёмница Ханна, сопровождаемая двумя бойцами в форме Конторы и самолично руководителем Тайной Канцелярии полковником Протопоповым.

Под всё нарастающие звуки оркестра гости проследовали до середины плаца, где Берислав, закрыв за собой один проход, сразу же открыл другой. С моего угла происходящее за прорехой видно не было, но из него вышел достаточно грузный, массивный мужчина-богатырь в шинели армейского образца, но без погонов или эполетов.

К прибытию Саныча и Бериславского вопросов не имею. Один прибыл для поддержания боевого духа в отдалённых местах несения службы, другой его сопровождал.

Не имею вопросов и к представителю местного духовенства. Тут тоже всё понятно.

Но остальные?

Что тут забыли светлейшие князья-бояре, догадаться нетрудно. Возможно, сопровождают Императора. Задача церемониальная, но важная. Та же Злата приятно удивила: видимо, прогресс в её лечении настолько ошеломил Бериславских, что Свят посчитал состояние младшей дочери достаточным для участия в культмассовых мероприятиях и вывел её в свет.

А Светозар? Что тут забыл категорически академический персонаж? Читать местным канцеляристам лекции?

И сопровождавшие его люди. Явно кто-то из шибко умных. Слишком уж их видно издалека.

Ханна же озадачила меня по самое не балуй. Её-то сюда на хрен припёрли? Для показательной казни перед строем? Для этого рыжая слишком аппетитно выглядит. Если в прошлый раз, когда мы виделись, на ней не было ничего, кроме нижней рубахи, то сегодня на ней красовался не самый вычурный, но вполне себе повседневный сарафан с полушубком на плечах. Без рисунков, трудоёмкой вышивки, тёмного тона, но для казни вряд ли стали бы наряжать пленницу.

В затылке больно кольнуло от реплики Алины о том, что состав экспедиции едва ли будет пересмотрен. Накаркали, выходит, что ли?

Оркестр дождался, покуда за последним прибывшим закроется портал, и по отмашке своего руководителя отыграл завершающий проигрыш и поймал тишину.

Со своего места, звонко чеканя шаг подбитыми каблуками своих сапог, к гостям строевым шагом подошёл встретивший нас на этой земле полковник и, вскинув правую руку к козырьку фуражки, громко, чётко, демонстрируя твёрдый командный голос, зычно выдал:

— Ваше Императорское Величество! Дозвольте встретить вас в предельных землях Государства Российского, пределе Первоуральского гарнизона! Командующий гарнизоном и руководитель местного Управления Тайной Канцелярии — полковник Ротмистров!

Александровский не удосужился ответом на продемонстрированное воинское приветствие. Подобно собеседнику, руку к виску не поднял. Хрен его знает, полагается ли это тут августейшим особам, или царькам в принципе западло это делать. В тонкости церемониальных хитросплетений вникать не собираюсь.

Вместо того он повернулся к строю. Вслед за Императором, не отнимая руки от виска, повернулся и Ротмистров.

Саныч некоторое время осматривал строй с одной стороны на другую.

Наконец, не менее громко, явно укрепляя голос Силой, твёрдо произнёс:

— Желаю здравствовать, служивые!

Вроде бы, громогласно выдал, но это растерялось буквально секунду спустя. Да и от чего ему подхватывать-то? Эхо — это не столько про громкость и количество децибелов, сколько отражение звуковых волн от преград. А тут из всех преград только укатанный плац. Ближайшие вертикальные преграды, способные отразить звук — стены здания штаба, да и те насквозь деревянные.

Строй молчал несколько секунд, не больше. Дружно, как после качественной муштры, единовременно набрал в грудь воздуха и выпалил в ответ:

— Слава! Великому! Императору! Всероссийскому!

— Вольно!

Как-то быстро всё прошло. Это Саныч так «на отвались» развод «провёл», или тут такие упрощённые порядки? Или же никто ещё толком ничего и не начинал?

Ротмистров, опуская руку от головного убора, повернулся к нам, как бы легко и ненавязчиво намекая, что там тоже люди стоят.

Если местные и собирались придерживаться каких-то протокольных ритуалов, то Саня вертел эти самые ритуалы на своём императорском скипетре. Возможно, что даже на том самом, о котором подумали все историковеды. Молодой монарх безо всяких экивоков повернулся к прибывшему одновременно с ним грузному мужчине, дал тому время сократить дистанцию и заслушал его:

— Ваше Императорское Величество! Дозвольте встретить вас в предельных землях Государства Российского, пределе Первоуральского гарнизона! Генерал-губернатор Великого княжества Пермского, великий князь Чердынцев!

Вот, значит, как выглядит тот самый Аристарх Пересветович, который содействовал экспедициям Бериславского. Ну, что ж. Полезно знать поимённо местных набольших. Возможно, пригодится.

Александровский кивнул доложившемуся и повернулся к нашей шеренге.

— Господа офицеры, — поприветствовал наш строй он. — Желаю здравствовать.

Это, стесняюсь спросить, он нас с девчонками к офицерам приравнял, что ли?

И обернулся к своим сопровождающим, жестом указав им на трибуну, сооружённую за нашими спинами.

Чинно, колонной по факту прибытия, как проходили через Врата, сопровождавшие Императора проследовали в указанном направлении.

Проходя мимо нас, каждый из оных удостоил нашу шеренгу едва заметным кивком, на что получал ответную любезность. Каждый, кроме двух персонажей. Златы и Ханны.

Младшая наследница семьи Бериславских, проходя мимо, озорно улыбнулась своей старшей сестре и мне. Я кивнул девчушке, на миг прикрыв глаза, а сам уже оценивающе пробежался по ней. Что поверх сарафана накинут полушубок — логично. Как уже было упомянуто не раз, Первоуральск — не солнечный пляж. Воздух тут промозглый, невзирая на откровенно плюсовую температуру. Сапожки на ней также нашли своё логическое обоснование. Видимо, ноги девушки зажили достаточно, чтоб не испытывать нужды в защитной обуви, которую я подогнал ей ввиду сбитых до ужасающего состояния стоп. И взгляд Златы… на сердце стало тепло оттого, что озорной взор младшей сестры Алины игриво стрельнул пусть и неуместными, но живыми искорками. Я больше не видел в нём бездонной пропасти безумия. Может, Злата и не отдавала себе полного отчёта в происходящем и не осознавала в полной мере всей торжественности момента построения на плацу, но, определённо, она уже держала себя в руках. Поведение девушки уже соответствовало таковому светлейшей княжны, а не пациентки жёлтого дома с мягкими белыми стенами.

А вот Ханна… стоило рыжей пересечься со мной взглядом, как наёмница резко преобразилась. До той секунды она где-то витала в облаках и думала о чём-то о своём. Но стоило моему взгляду поймать её, как она будто распрямила осанку, расправила плечи и — клянусь, не показалось! — вздёрнула лицо. «Посмотрела с вызовом», пожалуй, громко сказано, но я не смог не узнать эти глаза. Глаза наймита, знающего себе цену, и готового предложить за неё всего себя. Рыжая нарывалась если не на контракт, то, как минимум, на сотрудничество. Слишком уж профессиональная искра мелькнула в глазах Ханны. Такую я уже видел. Она оказалась одинаковой в обоих мирах.

По ходу, всё-таки, накаркал. Штатно-должностное расписание в отряде придётся пересматривать. Чуют мои подсумки, рыжую мне попытаются впендюрить в довесок.

Минуту спустя построение оказалось разбито на четыре условно изолированные друг от друга группы. Первая — самая многочисленная — непосредственно местный полк, выстроенный поротно со своими командирами. Вторая — куда менее многочисленная — оркестр во главе с дирижёром. Третья — наша шеренга при полном оснащении, плечом к плечу стоявшая рядом с офицерами и командованием гарнизона. И четвёртая, взошедшая на трибуну, весь самый свет и цвет местной знати во главе с главой, простите за каламбур, государства, местным генералом-губернатором, командующим данным Управлением и руководителем Тайной Канцелярии.

Остро зачесался язык отчебучить шутку в стиле «Командования собралось больше, чем солдат».

Что происходило на трибуне — я не видел. Стоял у её основания спиной к ней. Потому мог только слышать раздающиеся от неё звуки и по ним примерно представлять себе творящееся.

Покуда Великий Император Всероссийский, заняв своё главенствующее место на трибуне, тяжёлым взором самодержца осматривал предстоящий пред ним строй, руководитель Тайной Канцелярии полковник Протопопов заострил своё внимание на нанятом наймите.

Детали очень многое говорят о воине. Из них складывается его образ и морально-психологический портрет. Они же диктуют знающим людям, кого и к чему стоит допускать, а кого гнать взашей и не подпускать даже на пушечный выстрел.

Да, невозможно дважды произвести первое впечатление. С первого взгляда призванный ратник Ростиславу Поликарповичу не слишком-то и понравился. Всё же, наёмник, а они те ещё вольнодумцы и отступники. Ратного мастерства, может, и не занимать, но вот следовать слову командира или букве положения хотят далеко не всегда. Офицер с куда большим рвением имел бы дело с кадровым служащим или простым штатским, нежели с наймитами.

Но вот сейчас полковник с высоты трибуны смотрит в спину «Мастеру» и подумывает над тем, чтоб забрать свои помыслы обратно. Мастеров стоит в одном строю с офицерами, включая командование гарнизона, и… не выделяется из него! Да, на нём невиданный доселе в этих краях боевой костюм, но не это выделяет воина из строя. Протопопов прекрасно видит, как свободно и по-домашнему чувствует себя в нём призванный. Стоит, не шелохнётся, будто тополь, и всем своим видом демонстрирует если не явное почтение к воинской дисциплине, то, по крайней мере, своё к ней непосредственное отношение. Он отлично знает, что это такое: она для него не пустой звук. Ему явно не привыкать к построениям. Это указывает на изрядную строевую выучку.

Протопопов не может знать, как обучают строевой в мире, откуда пришёл Мастеров. Но тот факт, что вместе с ним стоит, не шелохнётся, весь его отряд, говорит, что к дисциплине он подошёл столь же бдительно, как и к вопросу защищённости и обеспечения своих людей.

Расслабляться рано. Но от сердца Ростислава Поликарповича слегка отлегло.