Глава 9

Совещание проходит прямо в детской. Мама заходит вместе с Ефремом и Матвеем, все трое выглядят задумчивыми.

Я бросаю Матвею выразительный взгляд, приподнимая бровь — ну давай, воевода, действуй, толкай речь за меня. И он, как настоящий союзник, не подводит.

— Княжич — необычный ребёнок, Ирина Дмитриевна. У него уже активное ядро, хоть это для нас и загадка, а значит, ему пора развивать тело. Ведь маг — это, в первую очередь, боец, рукопашник. Чтобы ядро распространяло энергию по телу, нужны физические нагрузки.

Я всегда знал, что Матвей — свой парень. Чем-то он напоминал меня в прошлой жизни. Такой же здоровый, весь в канатах мышц, да ещё с бородищей, широкой, как весенний паводок. Только всё-таки я был немного повыше и пошире, но не суть.

Мама всплеснула руками и возмущённо ответила:

— Какие нагрузки⁈ Скакать на псе⁈ Вячеслав еще никакой не маг, а младенец! Ему нет и десяти месяцев! Он себе все мозги отобьёт!

Ефрем, поглаживая укороченную бородку, заметил:

— А если не запрещать, а перенаправить его энергию в более безопасное русло? Например, пусть катается не на эхопсе, а на велосипеде рядом.

Мама удивлённо подняла брови:

— В девять месяцев на велосипеде⁈

Но Ефрем спокойно возразил:

— Он уже ходит, почти бегает. Мышцы шеи и спины у него крепкие, раз он такой активный. А специальный велосипед под княжича я сам сделаю.

Подойдя ко мне, дружинник низко наклонился и с почтением произнёс:

— Вячеслав Светозарович, разрешите?

Я, конечно, знал, к чему всё идёт, но для вида кивнул и даже демонстративно напряг бицепс. Пусть оценит.

Ефрем внимательно осмотрел мои мышцы, аккуратно потрогал, кивнул и, явно довольный, заключил:

— Мышцы достаточно крепкие. Я беру это на себя. Если, конечно, Ирина Дмитриевна не возражает.

Мама устало махнула рукой:

— Ладно, давайте попробуем. А то я больше не могу видеть его надутую моську.

Победа была близка. Главное, теперь — удержаться от торжествующей улыбки.

Уже вечером Ефрем, как и обещал, сдержал слово. Практичное, простое решение — без излишеств. Он взял обычный беговел, прикрутил к переднему колесу педали, и всё — готово. Гениальность в простоте.

Когда изобретение торжественно вынесли на двор, там уже собрались мама, Ксюня и, конечно, я.

— Вячеслав Светозарович, катайтесь! — бодро объявил Ефрем, с гордым блеском в глазах, словно он не детский велосипед собрал, а самый настоящий супертанк.

Я осмотрел своё новое средство передвижения. Сначала с недоверием. Потом с интересом. Но, подняв голову, уточнил:

— Где Глинка? Хо-чу Глинку!

Мама тяжело вздохнула. Видимо, всё же догадывалась, что я так просто не отступлюсь. Наконец, махнув рукой, сдалась:

— Хорошо. Скажите Серафиму, чтобы выпустил пса.

Через пару минут во двор выбежал глиняный эхопёс. Глинка замер, обнюхал меня, сделал пару кругов вокруг велосипеда и, судя по всему, тоже был рад встрече. Я мигом вскочил на свой «боевой транспорт» и, крутанув педали, громко прокричал:

— Догоняй!

Но тут начались трудности. Координация пока явно не мой конёк. Педали упрямо не слушались, мышцы ныли, а с балансом было так себе. Но хирдманы не сдаются!

Обливаясь потом и чуть ли не скрипя зубами, я сделал пару кругов вокруг крыльца. Наконец, когда всё пошло как надо, я гордо выкрикнул:

— Хель мя дели! Полукилось!

Ксюня захлопала в ладошки, радуясь. Мама тревожно покачала головой, а потом, прищурившись на солнце, крикнула слуге:

— Принесите Вячеславу Светозаровичу панамку, а то ещё перегреется!

Но меня такие мелочи не волновали. Я в панамке носился по газону, увлекая за собой Глинку. Мы гоняли друг за другом — то по асфальту, то по траве. Глинка издавал что-то вроде лая, а я рычал, преодолевая очередной бугор, почти забыв про усталость. Ядро качало, как второе сердце, Атрибутика растекалась по телу, наполняя мышцы силой.

Но силы всё-таки не бесконечны. В какой-то момент тело, которому нет и года, сказало «хватит». Я, уже еле переставляя ноги, слез с велосипеда, покачнулся и, пошатываясь, доковылял до мамы.

Рухнув ей на руки, я тихо пробормотал:

— Баинь-ки…

Мама вздохнула, обнимая меня:

— Боже, неужели теперь так будет каждый день⁈

Но я уже ничего не слышал. Усталый, но довольный своим новым достижением, я уснул прямо у неё на руках.

Прошло полмесяца. Я уже мастерски гоняю на велосипеде, Глинка плетётся за мной хвостом, а дома мы с Ксюней устраиваем забеги. Правда, Ксюня, со своей походкой пингвина первого уровня, пока ещё не слишком уверенно держится на ногах. Но её миниатюрное ядро тоже качает ману, и нагрузки идут ей только на пользу.

Нашу весёлую суету однажды прерывает Мастер Рогов — отец Ксюни. Он появляется в самый разгар очередного забега, когда мы с Ксюней носимся по дому, как два неугомонных мячика. Осмотрев это хаотичное зрелище, он лениво бросает:

— Неплохо, неплохо. Знаете, Ирина Дмитриевна, пожалуй, заберу дочку себе. Она уже такая бегунья.

Ксюня замирает. Я замираю. Что значит «заберу»? Нет уж! С Ксюней мне весело! Она крутая, почти как Ден и Глинка! И вообще мне нравится рассказывать ей про битвы с ацтеками! И пусть мои рассказы пока состоят всего из трёх слов — бабах, тырдых и дадых — Ксюня всё равно слушает воодушевленно!

Сжав кулаки, я подхожу к Рогову:

— Не забелёшь! Щас те калено всмятку! Хелак!

И, не теряя времени, как могу, хлопаю его по колену. Удар берсерка! Ну, чтобы сразу понял, с кем имеет дело.

Мастер прищуривается, на лице полное равнодушие:

— Хочешь оставить её себе, княжич?

Я поднимаю голову, смотрю ему прямо в глаза и твёрдо отвечаю:

— Оня уже мая!

Мастер хмыкает, качает головой и хитро замечает:

— Смелое замечание, но одних слов мало, княжич. Если она через неделю пробежит стометровку, ни разу не упав, тогда я оставлю её здесь.

Мама тут же возмущённо вмешивается:

— Тимофей Тимофеевич, вы уже переходите границы! Это же безумие!

Но Мастер невозмутимо отвечает:

— Почему, Ирина Дмитриевна? Она уже ходит и бегает.

— Но не спринты! — мама буквально кипит. — Ксюше ведь ещё нет и года!

Мастер пожимает плечами:

— И что? В её возрасте мне было десять.

Мама вспыхивает:

— Что вы несёте за бред⁈ Может, ей тогда сразу марафон вокруг города пробежать? — съязвила мама, закатывая глаза. — Почему ограничились стометровкой?

Мастер задумывается:

— Считаете, что я слишком мягок?

— Нет! Никакого марафона! Вы несёте чушь! Это ребёнок! — с раздражением парирует мама.

Мастер равнодушно заявляет:

— Ирина Дмитриевна, спасибо, что высказали ваше мнение. Но я всё же считаю, что стометровка Ксении по силам. Посмотрите на её ядро — оно раскрылось. А значит, его нужно качать, иначе момент будет упущен. Моя дочь не будет рохлей. Или вам нужна слабая девочка?

Мама возмущённо прищуривается:

— Тимофей Тимофеевич, а вы хоть раз тренировали младенцев, прежде чем делать такие заявления?

Мастер усмехается жёстко, почти с вызовом:

— Такого опыта пока не было. Но мне уже интересно попробовать.

Он поворачивается ко мне и смотрит пристально, с каким-то испытующим прищуром:

— А ты, княжич, иди тренируй её. Иначе через неделю я заберу свою дочь домой.

Княгиня молчит. И я понимаю — почему-то он действительно может это сделать. Причины даже неважны.

Мастер силён. Чертовски силён. Это чувствуется. Его сила и ещё что-то, возможно, социальное положение, заставляют уважать его даже княжескую семью.

Мне, наверное, тоже следовало бы его уважать… но я бросаю:

— Улод.

Мастер усмехается, качает головой:

— Видно, княжич, тебя ещё надо учить уважению к старшим. Но это уже на следующем уроке. Через неделю увидимся.

И, напакостив, он уходит.

* * *

После ухода Мастера в усадьбе повисло напряжение. Мама, Ефрем и Матвей собрались на совет. Меня мама тоже прихватила на руки — то ли для поддержки, то ли потому что сама волновалась, а мое присутствие придает ей сил. Я всё-таки генерал, а поддержка полководца, как известно, поднимает боевой дух.

— Он имеет право забрать свою дочь, — тяжело вздохнула мама. — Я не смогу ему помешать, даже если захочу. Такое было условие, когда я взяла Ксюню.

Ефрем, почесав затылок, нехотя согласился:

— Вы правы, Ирина Дмитриевна. Стометровку придется бегать. Может, тогда найти для Ксении Тимофеевны тренера?

Мама вдруг посмотрела на меня, и её лицо озарилось странным выражением.

— У Ксюше уже есть личный тренер. Слава научил её ходить в восемь месяцев, они всегда вместе, и Ксюня тянется за ним. Думаю, стоит довериться моему сыну.

Она слегка приподняла меня, заглянула мне в глаза и спросила:

— Слава, ты справишься?

Я тут же выпрямился в её руках и коротко кивнул:

— Дя, Ксю плобишит.

На лице мамы засияла улыбка — она и правда поверила, что я смогу решить эту проблему. Ну, а я? Я ведь генерал. Разбираться с нетипичными задачами — это мой профиль!

На следующий день во дворе появилась новая резиновая площадка. Дружинники расстелили покрытие, разметили беговую дорожку, и всё выглядело по-взрослому: дорожки, разметка, импровизированные старт и финиш. Всё, как у профессионалов.

Решаю начать с себя. Надо же самому попробовать, прежде чем учить Ксюню.

— Поехили! — кричу громко и устремляюсь вперёд.

План был отличный, реализация… чуть лучше, чем обычно. Сначала всё шло гладко: ноги уверенно касались дорожки, ветер приятно обдувал лицо, а финиш приближался с каждым шагом. И вот, я пересекаю черту! Ура!

Но радость была недолгой. За финишем мои ноги запутались, баланс исчез где-то в траве, и я с грохотом падаю, катясь кубарем несколько метров.

Поднимаюсь, отряхиваю штаны. Оборачиваюсь на Ксюню, которая смотрит на меня с явным весельем, и твёрдо говорю:

— Тепель ти!

Ксюня, заинтригованная моим энтузиазмом, делает пару неуверенных шагов. Ускоряется. Ещё чуть-чуть… и падает через метр.

— Ста-вай, Ксю! — командую я требовательно. — Еще лаз!

Она послушно поднимается и пробует снова. Но через пару метров плюхается на землю, тяжело дыша. Мда, не вариант. У Ксюни явно не хватает выносливости.

Мама, наблюдая за нашими мучениями, приносит ходунки. Мы пробуем с ними, но быстро понимаем: это вообще не то. Для бега ходунки бесполезны — они только мешают.

— Насите бегалвел, — решаю я.

Ксюня пробует кататься. Но тут задача становится ещё сложнее: надо не только удерживаться на беговеле, но ещё и нажимать на педали! После пары неудачных попыток становится понятно: транпорт не помогает.

Я вздыхаю и понимаю, что без плана Б тут точно не обойтись.

— Глинку нада!

Мама удивлённо смотрит на меня, приподнимая бровь:

— Зачем тебе сейчас собака? Сейчас не время играться, Слава.

Я посмотрел на маму со снисходительной улыбкой — женщины, что с них взять! Спокойно и уверенно отвечаю:

— Нам не не иглаться. А стобы бегтть!

Мама явно хочет возразить, но, кажется, решает, что проще согласиться. Через несколько минут во двор приводят Глинку.

Я подмахиваю рукой псу, чтобы подошёл ближе, и оборачиваюсь к Ксюне:

— Дельжись за холку. На сталте. Патом тоже.

Тем временем Глинка, заприметив пролетающую мимо бабочку, дёргается вперёд. Я тут же хлопаю его по боку и строго произношу:

— Но! Ку-ды!

Псарь Серафим ловит мой взгляд, быстро соображает и мягко командует:

— Глинка, стоять.

Пёс и так уже застыл на месте. Дальше я беру управление в свои руки:

— Шягом. Лядом.

Глинка послушно трогается с места, двигаясь ровно, следуя справа от меня.

Мама и псарь переглядываются.

— Откуда Слава знает команды для зверя? — удивлённо спрашивает мама.

Псарь, разведя в стороны руки, честно признаётся:

— Без понятия! Я не учил, Ирина Дмитриевна!

Мама выглядит сбитой с толку. Глинка продолжает чётко выполнять мои команды, а Ксюня, крепко держась за глиняную холку пса, идет рядом с ним.

Я ускоряюсь, подгоняя Глинку:

— Лядом!

Пёс плавно переходит на более быстрый шаг, немного опережая меня. Я оборачиваюсь к Ксюне и командую:

— Ксю-ня, бегём!

Ксюня послушно начинает бежать, крепко держась за Глинку. Мы вместе несемся почти до конца дорожки, но тут она начинает уставать. Ножки дрожат, подкашиваются, и мы останавливаемся по моей команде.

— Стапе!

Я тоже весь взмок — мне-то пришлось бежать все сто метров без поддержки. Но, довольный нашей тренировкой, уверенно подытоживаю:

— Отдих. Завтла плодолжем.

— Слава! Вы смогли! — радуется мама. — Вы пробежали! Пускай и с Глинкой!

Ага. То ли еще будет.

Прошло несколько дней, и прогресс Ксюни был очевиден. Она уже уверенно бегала, держась за Глинку, а потом даже пробегала небольшие дистанции самостоятельно. Правда, стометровка ей в одиночку всё ещё не давалась: то ноги подкашивались, то координация подводила. Но на шестой день случилось чудо — Ксюня пробежала все сто метров! Правда, с двумя падениями и отдышкой, как у загнанного воробья, но всё равно пробежала.

Смотрю на Ксюню — её ножки дрожат, видно, что выложилась по полной.

— Сава, я магу! — запыхавшись, объявляет она, снова вставая на старт, вся мокрая насквозь.

Я твёрдо говорю:

— Неть, отдих, ты маладец.

Ксюня ещё пытается возразить, умоляюще глядя на меня:

— Ещо?

Но я непреклонен. Командую:

— Мама, спять!

Мама, увидев наши измотанные лица, даже спорить не стала. Нас с Ксюней унесли в кровати, где девочка мгновенно отключилась.

Лежа в своей кроватке, я ещё успел подумать: «Хоть бы этот урод не пришёл завтра вечером. Тогда будет утро ещё на тренировку. Ксюне чуть-чуть осталось до пробежки без падений».

Но, как водится, бутерброд всегда падает маслом вниз.

С рассветом я вдруг ощутил чужое присутствие через родовую сеть усадьбы. Словно своими глазами увидел, как мама выходит на улицу. Навстречу ей идёт мастер Рогов.

— Вы рано пришли, — недовольно говорит мама. — Дети ещё спят, и я не собираюсь их будить.

Мастер Рогов, как всегда, усмехнулся:

— Тогда я забираю свою дочь.

Лёжа в кровати, я наблюдаю эту сцену через сеть и не верю своим глазам. Как это вообще возможно? Только глава рода может полностью распоряжаться сетью! Есть только одно объяснение. Видимо, отец, Светозар Алексеевич, предусмотрительно оставил мне доступ к этому каналу перед своим исчезновением. Ну, спасибо, батя, пригодилось.

Мама пыталась возразить, но мастер был непреклонен. Через несколько минут нас подняли, умыли и вывели на тренировочную площадку. Там нас уже ждал Рогов с довольной ухмылкой.

— Ну что, дочка, поедешь со мной домой? — спросил он у Ксюни.

Ксюня храбро сжала кулачки и выпалила:

— Нет, я пабегю! Сава мя наутил!

Я подбоченился, показал Рогову кулак и тихо пробурчал:

— Ух, уллод, я тябя!

— Посмотрим, — усмехнулся мастер, явно наслаждаясь моментом. — Покажи спринт.

Ксюня заняла позицию на старте, вдохнула поглубже и побежала. Она удивила всех: уверенно преодолела большую часть дистанции, не сбившись с ритма. Но на последней трети, почти перед самой финишной чертой она споткнулась и упала, буквально в сантиметре от победы.

Все замерли. Мастер Рогов поднял бровь, а я уже готовился выйти на тропу войны.

Мастер развёл руками, усмехнувшись:

— Ну что ж… Почти, но не получилось. Готовься, дочка, ты едешь жить к отцу.

Но тут я не выдержал. Твёрдо заявил:

— Не-еть! Не поедит!

Мастер поднял бровь, насмешливо спросив:

— С чего это вдруг?

Я выпрямился, насколько позволяли мои короткие ноги, и выпалил:

— Я плобегу сто метов и не упаду!

Мастер хмыкнул:

— Нет, княжич. Это для дочери было сто метров. С тобой такого уговора не было.

Я прищурился:

— Тогда двести метов.

Мастер удивлённо уставился на меня, а мама встревожилась и недоверчиво спросила:

— Слава, ты умеешь считать?

Мда, надо исправляться, а то спалю контору.

— Двести — это… эээ… многа! Бальше, чем пальцив!

Судя поп подозрительном взгляду, Мастер, похоже, уловил мой трюк, но, кажется, решил подыграть — или ему и правда стало интересно.

— Хорошо, двести метров. Вон до того дерева.

Мама тут же вмешалась, возмущённо махнув рукой:

— Там больше чем двести!

Но я только отмахнулся, твёрдо заявив:

— Я плобегу.

Мастер кивнул, явно довольный:

— Отлично, княжич.

Я встал на старт, глубоко вдохнул и рванул вперёд.

Первые сто метров дались относительно легко — резиновая площадка, шаг уверенный, дыхание ровное. Но дальше начался участок с газоном. Ноги стали вязнуть, силы стремительно уходили, но я стиснул зубы и продолжил бежать. Дерево становилось всё ближе, хотя порой казалось, что оно специально отдаляется, издеваясь надо мной.

Наконец, добравшись до цели, я хлопнул по стволу маленькой ладошкой и тут же рухнул на землю. Лёжа в траве, я чувствовал себя выжатым, как лимон.

Раздался голос Мастера, и в нем неожиданно прозвучало уважение.

— А неплохой парень. Я точно возьму его в ученики.

Но тут же, словно удар хлыста, раздался голос мамы:

— Только через труп моего мужа.

Мастер, разумеется, не растерялся, только усмехнулся:

— Думаю, Ирина Дмитриевна, решать это очень скорое будет не ваш муж, а вы сами.

Распластавшись на земле, я услышал эти слова, и в голове промелькнула неприятная мысль. Князя — моего отца — многие уже считают мёртвым. А это значит, что наш род остался без главы. А род без головы — это слабый род. Враги не упустят такой шанс.

Но я не позволю им воспользоваться этим.

Я должен защитить своих. Маму. Ксюню.

И, как ни странно, этот урод может мне в этом помочь. Он Мастер, он тренирует воинов, его уважают. Даже мама, хоть и терпеть его не может, вынуждена с ним считаться.

Собрав остатки сил, я перевернулся на живот, подтянулся, кое-как поднялся на ноги и подошёл к мастеру. Смотря ему прямо в глаза, твёрдо сказал:

— Я бюду тваим ученикам.

Мастер удивлённо поднял бровь, но прежде чем он успел что-то сказать, я добавил:

— Улод.

Загрузка...