Мальчик, Который Выжил

Глава 17

Значит, осьминог. Значит, морская звезда. Ну что ж. Сами виноваты. Я не жалуюсь. Я не тот, кто будет обижаться на маску из резины. Мне всё равно — осьминог я или, скажем, лангуст.

Но вот трогать Ксюню — никто не смеет. Она хотела быть русалочкой. А теперь будет какой-то беспозвоночной, без топика, без блесток, в сплошной резиновой маске. Системе надо было меня разозлить? Отлично. Она с этим справилась, молодец.

Я Разрушитель. Но мой удар всегда направлен точно. По тем, кто вредит мне, моим близким или моему государству. Они решили нас унизить? Они огребут сторицей.

И вот, День Нептуна. Мы за сценой, переодеваемся. Я помогаю Артёму натянуть его костюм морского ежа. Он в восторге. Даже пытается рычать, будто это ему что-то добавляет к образу. Морские ежи, конечно, не рычат. Артёму это даже воспитательница объясняла. Но ему пофиг. И правильно. Зато сам костюм реально неплох. Он даже на Жору похож. А Жора крутой. Не настолько как Ден, конечно, но всё же!

Затем Ксюня с Артемом помогают мне с осьминогом. Эта липкая прорезиненная штуковина натягивается с противным шлёпком. Внутри духота. Я уже чувствую, как мой мозг закипает. Напоминает молодость, марш-броски в противогазе — только без шанса его снять по команде.

Мимо проходят Стёпа с Витей, фыркают, прыскают, смеются над нашими костюмами. Кто уже только не посмеялся. И девочки, и мальчики — всем весело. Дети такие дети.

Перед тем как Ксюня натягивает свою морскую звезду, я достаю «жемчужное» ожерелье русалок — лишнее, то, что не пригодилось Насте и Кате и другим «русалкам».

— Ксюнь, а давай-ка ты вот эта наденишь! — говорю, протягивая ей бусинки на нитке.

Она удивлённо смотрит:

— Зачем, Сава?

— Патаму что они тебе идуть, — пожимаю плечами.

Она улыбается, подставляет шейку, подняв волосы, а я аккуратно застёгиваю сзади.

И вот теперь можно натягивать эту маску звезды.

— Это ненадолго, — обещаю.

Спектакль начинается. Подгоняемые воспитателями, все выходим на сцену.

Денис Миронов восседает в бассейне, откинувшись назад с важным видом. Его трон Водяного — обтянутый синим бархатом надувной круг, в котором он вальяжно развалился, раскинув руки в стороны так же широко, как обычно расхаживает по садику.

Над ним покачиваются синие и голубые воздушные шары, которые надували наши дружинники, как, впрочем, и сам «трон Водяного». Свет прожекторов заливает сцену, освещая детей.

Вокруг Дениса танцуют русалки — Катя, Настя и ещё несколько девочек. Мерцающие топики, искусственные хвосты с нашитыми блестящими чешуйками, посеребрённые браслеты. Рядом выстроились мальчики в доспехах из фольги — стража Водяного. А мы?.. Мы с Ксюней и Артёмом стоим неподалёку. Трое резиновых монстров. Наши лица спрятаны под плотными масками. Только у нас.

Я чувствую взгляд, поднимаю глаза в зал. О, знакомые лица. В первых рядах в центре сидят князь Глеб Миронов, княжна Матрёна Степановна Ильина и ещё несколько важных шишек. Я их знаю. Видел их родовые древа в библиотеке — на всякий случай, запомнил целые ветки титулов, предков и брачных союзов. Потом мама показывала их фотографии из соцсетей, рассказывала, кто с кем дружит, кто кого терпеть не может. Занятно было.

Мама тоже здесь. Сидит в первых рядах, спина ровная, лицо неподвижное, спокойное. Она умеет держать себя на людях, но я вижу — ее недовольство спрятано. Глубоко. Но спрятано. Ну что ж. Сейчас момент мести.

Подняв глаза к потолку, я нахожу цель. Сосредотачиваюсь.

ВЗРЫВ.

Первый воздушный шар. Бах. Второй. Бах. Третий. Четвёртый… Шестой. Бах. Бах… Бах. Десятый. Бах. Один за другим, с глухими хлопками разрываются воздушные шары. Под конец с оглушительным хлопком лопается надувной круг под задницей Дениса.

Удивлённый ропот пробегает по рядам зрителей — что происходит? Дети задирают головы вверх, их глаза расширяются, когда сверху сыплется что-то лёгкое, почти невидимое.

Рентгеновский порошок. Перемешанный с кукурузным крахмалом.

Он оседает на головах детей, попадает на кожу, на волосы, на одежду. Кто-то пытается смахнуть, кто-то просто смотрит, моргая от непонимания. Многие пялятся друг на друга.

Кожа детей становится прозрачной, будто кто-то стёр верхний слой. Лица исчезают, превращаясь в розовые черепа, увитые тёмно-красными кровеносными сосудами. Живые анатомические иллюстрации, словно они только что сошли со страниц учебника по медицине.

Дети смотрят друг на друга. Мгновение — тишина. А потом все разом визжат. Крики. Паника. Кто-то мечется по сцене, натыкаясь на декорации, падает и катится. Кто-то, увидев жуткое лицо соседа, с истошным воплем отталкивает его. Кто-то просто застывает, глаза расширены, руки дрожат, рот открыт, но он даже не может закричать. А вот Денис еще как может. Барахтаясь в остатках лопнувшего бассейна, он визжит не тише Кати.

А мы трое — Ксюня, Артём и я — стоим спокойно. Мы единственные, кто остался нормальными.

Потому что у нас маски. Под порошком они стали прозрачными, и теперь наши настоящие лица видны всем зрителям. А ещё все видят ожерелье на Ксюне. Я не соврал ей перед выходом на сцену. Теперь каждый может оценить, какая она красивая. Сейчас она даже красивее Кати. Намного. У Кати и лица-то нет.

Рентгеновского порошка из маминой лаборатории я взял немного, но усилил катализирующим составом, затем размешал с крахмалом и незаметно засыпал в воздушные шарики, прежде чем их надули дружинники. Вот так всё просто. А дальше начался алхимический процесс. Жидкий катализатор растворил порошок, пропитал крахмал и наделил его новыми свойствами. Я хоть и не Алхимик, но азы знаю.

В этой толпе живых мертвецов-карапузов только трое выглядят людьми — я, Ксюня и Артём. А остальные носятся по сцене, крича, всхлипывая, размахивая руками. Как ожившее детское кладбище.

Я ржу. Сначала тихо. Потом громче. Я ржу так, что мой смех заглушает даже их крики. Ржу в голос, с чистой, искренней радостью.

Зрители в шоке. Взрослые в ужасе смотрят на сцену, пытаясь понять — это ещё спектакль или уже кошмар наяву. Директриса белеет, сжимает подлокотники кресла так, что костяшки пальцев бледнеют. А Матрёна Ильина медленно поворачивает голову в её сторону.

А я продолжаю ржать. Громко. От души. Заразительно.

Моё лицо — единственное живое ржущее лицо среди анатомического маскарада. И все это видят. Весь зал. Вся публика. Князь Миронов. Княжна Ильина. Директриса. Дети. Взрослые.

Все видят, как я стою среди визжащих красных черепов, заливаясь смехом.

Я же говорил маме, что моё лицо обязательно увидят на сцене.

И вот оно. Чистое. Открытое. Радостное. Сияющее в свете прожекторов.

Я исполнил обещание. Я Разрушитель. И я пошатнул систему.

«Юные нобили», Рязань

Директриса сидела напротив княгини Ирины Дмитриевны, дрожащими руками сжимая подол юбки под столом. В кабинете царила гнетущая тишина, казалось, даже воздух стал тяжелее, давя на плечи. Кожаная обивка кресла неприятно липла к спине, а холодный пот стекал по шее.

Княгиня Опаснова смотрела на неё ледяным взглядом, без малейшей эмоции, без тени раздражения — просто смотрела, как змея на кролика.

— Ваша Светлость… — наконец выдавила из себя директриса, собрав все остатки храбрости. Голос слабый, ломкий, будто уже заранее знала, что её слова не спасут ситуацию. — Вы понимаете, что ваш сын позволил себе слишком много? Его выходка никуда не годится!

Холодный, отточенный голос княгини прервал ее безжалостно:

— Может, если бы вы были к нему справедливы и дали ему костюм в соответствии с его титулом, он бы отнёсся к вашему спектаклю более милосердно?

Директриса вжалась в кресло, ощущая, как ногти впиваются кожу сквозь юбку.

— Ваша Светлость, при выделении костюмов произошла ошибка…

Княгиня даже не моргнула.

— Ошибка? Ваша? Или чья-то ещё? И почему я ещё не слышала об увольнении тех, кто её допустил?

Директриса почувствовала, как волна жара накрыла её лицо, но пальцы оставались ледяными.

— Ваша Светлость…

Она запнулась, не зная, что сказать.

Княгиня слегка наклонилась вперёд. Не угрожающе, не возмущенно, но этого движения хватило, чтобы у директрисы пересохло во рту.

— Я могла бы забрать своего сына из вашего заведения прямо сейчас.

Директриса подалась вперёд, глаза вспыхнули паникой.

— Нет, княгиня! — вырвалось у неё слишком резко. Если княжич Опаснов покинет садик, княжна Матрёна Ильина ей этого не простит.

Княгиня не обратила внимания на ее панику.

— Верно, вы так легко не отделаетесь. Я жду увольнения виновных в течение недели. Иначе я приму меры.

Директриса почувствовала, как ледяной ужас сковал ей грудь.

Княгиня встала, давая понять, что разговор закончен.

— И тогда пеняйте на себя.

Директриса сглотнула, чувствуя, как дрожат руки, как затекают пальцы, сжавшиеся в кулаки.

Она не могла сказать ни слова. Ведь только что прошла по самому краю.

Сразу после беседы с княгиней Опасновой директриса получила сообщение от княжны Матрёны. Ильина просила приехать. Отказать важной особе директриса не могла, а потому через час уже сидела напротив Ильиной, снова нервно сжимая руки под столом.

Княжна, в отличие от неё, выглядела совершенно спокойной. Сидела, безмятежно потягивая чай из тонкой фарфоровой чашки, словно разговор с перепуганной директрисой был для неё просто приятным фоном к вечернему чаепитию.

— Как прошел ваш разговор с княгиней Опасновой? — наконец спросила Матрена Степановна.

— Ирина Дмитриевна хочет увольнений. — Директриса выдавила эти слова с тяжёлым вздохом, надеясь, что княжна найдёт выход.

К ее удивлению, Матрёна Степановна понимающе кивнула.

— Логичное требование. Вы ущемили её сына.

Директриса поджала губы.

— Значит, увольнений не избежать…

— Не избежать. — Спокойный глоток чая.

Директриса судорожно перебирала в голове варианты, пытаясь найти подходящих козлов отпущения.

— Мы можем убрать двух воспитательниц, но, может, обойдёмся хотя бы одной, Ваша Светлость? — робко предложила она, надеясь, что княжна проявит хоть немного гибкости.

Матрёна откровенно удивилась, слегка наклонив голову.

— Госпожа директор, за что вы хотите уволить этих бедных девушек?

Холодный пот прокатился по спине директрисы.

— Но вы же сказали, что кто-то должен уволиться…

— Сказала, да. Честно говоря, я имела в виду вашу кандидатуру.

— Мою⁈ — у директрисы перехватило дыхание. — За что⁈ Я же делала всё, как вы велели, Ваша Светлость! Усилила давление на княжича Опаснова, как вы сказали!

Матрёна поставила чашку на блюдце, задумчиво провела пальцем по его краю, а затем покачала головой с лёгким сожалением.

— Вы сделали всё, что от вас требовалось.

Директриса почти почувствовала облегчение, но княжна продолжила:

— Но сделали это топорно и глупо. Спектакль попал в сеть. Видео, где княжич Опаснов смеётся в окружении детей без кожи на лицах, а Денис Миронов и наша Катенька рыдают, глядя на свои черепа, чуть не посмотрело всё Царство.

Директриса побледнела.

— Вы понимаете, что это княжеские дети? — княжна покачала головой. — Это позор для «Юных нобилей». Хорошо, что мы успели подчистить все видеоролики вовремя, но это стоило нам немалых денег. Боюсь, ваших компетенций не хватает для продолжения эксперимента.

Директриса онемела.

— Вам потребуется новый директор. — Голос её дрожал, дыхание сбивалось. — А с таким же стажем работы и таким бэкграундом, как у меня, вам будет непросто найти замену. Кого же вы поставите вместо меня?

Матрёна Степановна мягко улыбнулась, аккуратно поправляя рукав платья.

— Думаю, я займу ваше место.

Директриса смотрела на неё в полной прострации.

— У меня как раз есть педагогическое образование, магистратура, степень в психологии детского развития, а также административный опыт. Вполне подойду.

И, словно разговор был завершён, княжна снова поднесла чашку к губам, неторопливо отпила, не обращая внимания на ошеломлённое молчание женщины напротив.

Усадьба Мироновых, Рязань

Евгения Артёмовна кипела от возмущения. Её руки дрожали, взгляд метался по кабинету.

— Глеб Глебович, простите, но вы же не оставите это просто так⁈ Без наказания⁈ — её голос дрожал, почти срываясь на крик.

Князь Миронов, напротив, оставался абсолютно спокоен. Холодный, неподвижный взгляд, лёгкий изогнутый изгиб брови, будто перед ним разыгрывалась скучная сцена, не стоящая внимания.

— Евгения, какое еще наказание? Конечно, «Юные нобили» ответят перед нами и оплатят репутационный ущерб. Но что ты еще хочешь от меня? Ведь никто не пострадал. Это всего лишь был розыгрыш

Евгения вспыхнула.

— Розыгрыш⁈ Дениса заставили смотреть на черепа своих сверстников!

Князь пожал плечами, бесстрастно, без малейшей тени сочувствия.

— И он разревелся, как девчонка.

— Ему всего четыре года! — возмутилась она, стиснув кулаки.

— А княжич Опасновых и двух лет нет. Но он не ревел, а ржал.

Евгения открыла рот, собираясь что-то ответить, но тут же замерла.

Князь пристально посмотрел на неё.

— И это тоже, конечно, странно, — задумчиво добавил Глеб Глебович, словно размышляя вслух, — но, согласись, это куда более достойное поведение для княжича, чем пускать нюни.

Жена его сына побледнела.

Князь же теперь смотрел строго, испытующе, голос его стал твёрже:

— Евгения, ты знаешь, что этот садик проходит по программе кадрового резерва Царства. Детям даётся определённая свобода действий.

— Но…

— Я не понимаю твоих жалоб, — холодно перебил её Миронов. — Дети могут конфликтовать. Это было ясно с самого начала. Но давай признаем: не было ни рукоприкладства, ни драк. Рентгеновский порошок неопасен. Через час всё прошло. Жалобы стоит предъявлять саду, это их недоработка. Но не к Опасновым, к сожалению.

Евгения прикусила губу, глядя на него с мольбой, но князь не изменился в лице.

— Если тебя что-то не устраивает в методике «Юных нобилей», ты всегда можешь забрать Дениса домой. Воспитывать его с няньками, в тепличных условиях.

Она вскинула на него тревожный взгляд. Глаза князя потемнели, голос стал ледяным:

— Но тогда учти: если ты это сделаешь, я не сделаю его своим наследником. И даже крупицы наследства он не получит.

Евгения вздрогнула.

— Я вас поняла, — прошептала она, затем поднялась и, шатаясь, вышла из кабинета.

Миронов медленно проводил её взглядом, а когда дверь за ней закрылась, хмыкнул.

Слишком труслива. Денис весь в мать. А вот в кого же пошёл этот сорванец Опаснов? На Светозара его выходка никак не похожа…

На следующий день мы с Ксюней в садик не пошли. Да и другие дети тоже. Видимо, их родители решили, что после вчерашнего спектакля у их чад ещё не прошёл нервный тик.

Ну и ладно.

Для меня это вообще идеальный момент — наконец-то прорваться в библиотеку.

Я давно хотел более детально разобраться, какие магические новшества появились за те годы, с тех пор как я был Безумным Генералом.

Но были сложности.

Во-первых, я только сейчас начал более-менее читать. Буквы больше не прыгали перед глазами, но процесс всё ещё шёл со скрипом.

Во-вторых, я хотел добраться до мобильника, но от Ефрема легче было получить «Беретту Нано», чем телефон. А мама? Мама не давала. И ещё все мобилки запаролены. Не стащить. Ну шикарно.

Я вскарабкался на стремянку, вытащил массивный том, чуть не уронив его себе на голову. Тяжёлый, старый, пахнет пылью и кожей.

Ставлю на столик. Сажусь. Читаю. Пока не слышу голос Ксюни.

— Сава, на улице салнышко! Пойдём гулять!

Я вздыхаю, качаю головой.

— Извини, не могу.

Ксюня удивлённо смотрит.

— Ты не хочешь иглать?

— Хочу. Но мне надо кое-что почитать.

— А это надолго?

Я снова вздыхаю.

— Да, сколее.

Ксюня нахмуривается, но ничего не говорит. Разворачивается и уходит.

Я погружаюсь в книгу, пытаясь разобраться в изложенной информации, когда вдруг замечаю на столе тарелку с фруктовым желе. Маленькая ложечка прилагается.

Поднимаю глаза. Ксюня стоит рядом.

— Тогда хоть покушяй, — говорит она.

Я смотрю на неё и улыбаюсь.

Вот же золотце, а не девочка. Не то что те стервы в садике.

Беру ложечку, пробую кусочек. Кайф-ф-ф.

И тут… замираю.

Я чувствую чужака. Родовая сеть связалась со мной. Мастер Рогов. Вижу, как он топчется у входа. Мой наставник явился в усадьбу.

Я смотрю на развернувшуюся Ксюню.

— Ксю, не уходи.

Она переводит взгляд на меня, потом на открытую дверь.

И тут снизу раздаётся низкий, хриплый голос:

— Я пришёл, Ваша Светлость.

Я задумчиво сжимаю ложечку в руке. Вдруг пригодится.

— Логов… — протягивает Ксю.

— Мдя… — киваю я. — Улод.

Несколько месяцев без него были просто чудесными.

Но всему — и хорошему, и плохому — рано или поздно приходит конец. Из коридора раздаётся раскатистый голос:

— Где же моя дочь⁈ И мой любимый ученик⁈