Пожимаю плечами с детской непосредственностью.
— Для лолика.
Режиссёр Юрий Юрьевич моргает, заметно нервничая:
— Но у нас же сегодня по сценарию «Малыш»…
Он указывает на стол, где аккуратно лежит собранный ОЦ-21. Культовая классика. Компактный, удобный, неприхотливый в обслуживании. Его отполировали до блеска. Рядом магазины, патроны отдельно, всё как положено.
Мммм. Вот бы поиграться… Но нет, сейчас речь идёт не об обычных стволах. Сейчас важно прорываться в медиапространство. А что людей привлекает больше всего? Правильно. Взрывы!
Тут вмешивается мама. Ирина Дмитриевна говорит ровно, но с таким тоном, что спорить смысла нет:
— Думаю, господа, именно сегодня сценарий можно подкорректировать ради будущего канала. Мы ведь собирались снять два ролика, Евгений Евгеньевич, и посмотреть, наберут ли они нужный рейтинг для пересмотра бюджета. А для пущего эффекта желательно что-то более зрелищное, чем просто пистолет, с которым Вячеслав Светозарович уже выступал.
Она делает паузу, давая всем время осознать, а затем добавляет:
— Миномёт предложил мой сын. Тем более, сейчас расходы на оружие и боеприпасы мы обеспечиваем сами. Что же вас останавливает?
Режиссёр выглядит так, будто у него вот-вот начнётся нервный тик. Никулин, напротив, задумчиво потирает подбородок, явно взвешивая аргументы.
Вижу, что момент подходящий, и беру инициативу в свои ручки:
— Где мееесто съёмок?
Юрий Юрьевич, ещё не до конца пришедший в себя, машет рукой в сторону студии:
— Ну, вот тут мы всё подготовили, Ваша Светлость…
Я тут же хмурюсь.
— Не пайдёт. В памещении нельзя взлывать мины.
Режиссёр округляет глаза, словно только что понял, с кем связался.
— Вы ещё и стрелять из него хотите⁈
Я перевожу взгляд на Никулина, качаю головой и со вздохом спрашиваю:
— А вы точно нам наняли пафессианала?
Никулин поворачивает голову к Горшкову, бросает на него хмурый взгляд и коротко выдыхает.
— И всё же, Вячеслав Светозароивч, у нас нет площадки для стрельбы.
Я самодовольно улыбаюсь:
— Не плоблема!
И мама, кивнув, спокойно добавляет:
— Мы предоставим родовой полигон. Забронирован на три часа для съёмок, этого должно хватить.
Никулин пожимает плечами, явно решив, что сопротивление бессмысленно, и оборачивается к Горшкову:
— Ну что ж, раз род Опасновых расщедрился и всё подготовил, почему бы и нет?
Режиссёр сглатывает неуверенно.
— Евгений Евгеньевич, но у нас нет сценария… — его голос дрожит. Вот никак не пойму, почему он так боится подпускать ребенка к миномету?
Никулин раздражённо машет рукой, рубя любые попытки протеста:
— Там ролик на пятнадцать минут максимум. Тебе хватит полчаса на написание сценария. Если что, поменяем фразы по ходу съёмок. Давайте, Юрий Юрьевич, не теряйте время.
Горшков нервно почесал затылок, задержал взгляд на разобранном миномёте, выдохнул и, выхватив блокнот с ручкой из кармана, стремительно скрылся за углом.
Я удовлетворённо смотрю на Никулина, но тут рядом раздаётся:
— Сава!
Поворачиваюсь.
— Чево?
Ксюня смотрит на меня широко распахнутыми глазами, наполненными самыми светлыми надеждами:
— А банавновый хеб будет?
Я моргаю. Точно! Как я мог забыть самое главное⁈
— Точно! Евгений Евгеньевич, нам банановый хеб, как договаливались! И мне мобильник, палуйста.
Никулин без возражений достаёт телефон, разблокирует его и передаёт мне. Затем щёлкает пальцами в сторону секретарши — девушка тут же вскакивает, выслушивает гендира, с профессиональной улыбкой кивает и стремительно уносится выполнять указание. Никулин с извинениями отходит, а к нам подходит другая девушка в деловом костюме с пейджиком на груди:
— Садитесь, пожалуйста, Ваши Светлости. Угощение скоро будет.
Она указывает на уютный закуток с мягкими креслами и аккуратным столиком.
Кивнув, я усаживаюсь с Ксюней и мамой, устраиваюсь поудобнее и, наконец, залипаю в телефон.
Мобила! Наконец-то!!
Пока взрослые пьют чай и едят банановых хлеб, у меня есть полчаса священной, неотъемлемой свободы. Моя запутанная борода! А когда мобильники стали без кнопок? Хм, пальцем водишь и всё? Сенсорные, что ли? Офигеть. До чего технологии дошли!
Оказывается, всё довольно просто. Использую тот же подход, что на компьютере — открываю вкладку браузера и вожу пальцем, как мышкой. Быстро пролистываю новостные сводки, надо понять, что творится в стране. И в Русском Царстве, и на моей прошлой родине.
Рейтинги родовых сил? Проверить обязательно. В Винланде всё стабильно, те же рода считаются сильнейшими, значит, никаких серьёзных изменений. Русское Царство? Тоже без сюрпризов. Двадцать лет несильно его изменили в плане главенствующих семей.
Дальше — «Магафон». Полуконспирологический интернет-журнал, где среди тонны теорий заговоров иногда всплывают реальные факты. Листаю… листаю… нет, опять кто-то кого-то сверг, опять новые культы, опять слухи о биомагических экспериментах. В общем, ничего принципиально нового.
Но главное — моих техник в сети нет.
Я медленно киваю, уплетая кусочек десерта. Раз ничего не всплыло, значит, всё, что я использовал в битве с ацтеками, так и не засветилось. А это хорошо. Это значит, что мои методы развития всё ещё уникальны. И главное, новое тело — новая база. Можно развивать его с нуля, правильно, без ошибок прошлого.
Хел меня дери! Это ведь настоящий второй шанс!
Тем временем в комнату возвращается режиссёр Юрий Юрьевич Горшков. В руках у него распечатанные листы — сценарий. Он раздаёт копии мне, маме и Никулину.
Бегло пробегаю глазами первые строки. И тут же замираю, спотыкаясь взглядом об одну из первых моих фраз:
«Теперь надо зарядить миномёт, но самому мне нельзя, ведь я ещё маленький…»
Че-е-вво! Я секунд десять смотрю на бумагу, затем, резко швыряю сценарий на стол.
— Какой нафиг маленький⁈ — громко возмущаюсь.
Мама тут же вскидывается:
— Слава! Не выражайся!
— Ага, — бурчу, недовольно глядя на сценарий. Потом перевожу взгляд на Никулина. — Евгений Евгеньвич, тут пишут, что стлельбу будут монтиловать и вставлять кадлы. Не нада так. Мы так не договаливались. Я сам будю бах-бах.
Режиссёр дёргается, будто его ударило током.
— Вы сами⁈
Я медленно поворачиваю голову, смотрю на Юрия Юрьевича, как на тупого, и чётко повторяю:
— Именна — сям.
Никулин поворачивается к Горшкову.
— Юрий Юрьевич, мы же договаривались. Сам разбирает, сам собирает.
Режиссёр мямлит, пытаясь оправдаться:
— Но это ж с «Мылышом», а тут миномёт…
Никулин лениво отмахивается:
— Неважно. Договаривались, что ведущий канала участвует во всём. Переделывайте сценарий.
Я тут же поднимаю руку, перехватывая инициативу:
— Нинада пеледелывать. Я всё пнял. Поехали на полигон.
— Хм, вы уверены, Вячеслав Светозарович? — Никулин смотрит с сомнением.
— Дя, пока светла, нада ехать, да и хлеба больше не хочится. Пасиба за мобилу, кстати.
Я не меняю выражения лица, встаю, отдаю телефон Никулину и серьёзно топаю к дверям, не оборачиваясь. Ксюня тут же вскакивает и, не раздумывая, бежит следом.
Никулин коротко выдыхает, качает головой и сдаётся:
— Что ж, поехали. Я, пожалуй, с вами съезжу. Юрий Юрьевич, загружайте съёмочную группу в фургон.
У дверей я, притормозив, беру Ксюню за руку. На вид — просто жест заботливого старшего брата, на деле — удобный способ оглядеться и отметить, что все наконец-то зашевелились. Ефрем и Семён (который по-прежнему носит разобранный миномёт) следуют за мной. Мама идёт рядом с сосредоточенным выражением лица.
Спустившись вниз, мы выходим из здания — и прямо у входа сталкиваемся с интересным кортежем. Несколько машин с гербом Ильиных аккуратно припаркованы перед зданием.
Из переднего лимузина выходит Матрёна Степановна Ильина — ухоженная, красивая, строгая. Настоящая леди во всех смыслах.
Мама улыбается, кивает:
— Госпожа директор, здравствуйте.
— О, здравствуйте, Ирина Дмитриевна! — Матрёна Степановна отвечает вежливым тоном, затем переводит любопытный взгляд прямо на меня и странно улыбается. Вячеслав Святозарович и Ксения Тимофеевна, и вам добрый день.
Мама оборачивается ко мне:
— Слава и Ксюня, поздороваетесь. Перед вами новая госпожа директор садика — Матрёна Степановна Ильина, Её Светлость.
— Здласьте, Васа Сукетлость! — одновременно говорим я и Ксюня.
Я скольжу взглядом по кортежу. Машины дорогие, хорошо бронированные, явно для серьёзных встреч. Интересненько. Поднимаю голову и спокойно задаю вопрос:
— А вы тоже в «Юсупов Медиа», госпожа дилектол?
Матрёна приподнимает брови, но кивает:
— Верно. «Тоже»? А вы, значит, туда идёте?
Я лениво смотрю на свои ногти. Понты, все дела.
— Нет, мы только оттуда. Пелеговолы вёли. Я иду стелять из миномётика.
Матрёна с улыбкой бросает:
— Из миномёта? Прямо как взрослый дядя военный?
Мама лишь пожимает плечами с лёгкой, почти философской усталостью:
— Да, Матрёна Степановна. Мой сын очень быстро растёт.
Княжна Ильина явно не ожидала такого серьезного ответа и аж зависла, когда заметила Семена со стволом миномета на плече. Потом перевела на меня удивленный взгляд.
А мама уже кивает в знак прощания:
— До скорого, Ваша Светлость. Нам пора.
Мы проходим мимо кортежа Ильиных и вместе со съёмочной группой загружаемся в автомобили. Когда машины трогаются, Матрёна Степановна остаётся в дверях, провожая нас взглядом.
Еще засветло колонна машин медленно подкатывает к полигону. Повезло, что лето — темнеет поздно. Когда я вылезаю наружу, в лицо ударяет свежий ветер, пропитанный запахом земли, металла и пороха. Полоса препятствий тянется вдоль бетонных заграждений — массивные стенки, ров с верёвочным мостом, турники. Дальше, за укреплённым бруствером, виднеются стрельбища и площадки для рукопашного боя. Прикольно. Надо будет через пару недель тут хорошенько потренироваться. И Ксюню подтянуть. Пусть урод Рогов идёт лесом, если вздумает снова докопаться до нашей физподготовки.
Но это потом. Сейчас же — миномёт.
Как только все выходят из машин, я тут же выдаю команду:
— Семён, сначала собели миномот. Будим целиться в ту тачку.
Указываю на один из подбитых джипов на пустой равнине — видно, специально притащили, чтобы тренироваться в стрельбе магам и тяжёлой технике.
Семён, молча кивнув, ставит трубу миномёта и круглую плиту на землю, начинает доставать детали. На секунду замирает, словно вдруг вспомнив, что старшой у него не малолетний княжич вообще-то, бросает взгляд на Ефрема. Ефрем едва заметно качает головой. Мол, «вопросов нет — работай.»
Семён опускается на одно колено и начинает быструю, точную сборку. Детали встают на место с характерными щелчками, дружинник двигается методично, сработано.
Тем временем режиссёр Юрий Юрьевич Горшков, судя по всему, решает просто смириться и выполняет свои должностные обязанности — руководит съёмочной группой.
— Устанавливайте камеру сюда! Свет вот здесь, операторов расставить по точкам!
Команда тут же засуетилась, растаскивая технику. Штативы раздвигаются, светотехники устанавливают прожекторы, кто-то возится с микрофонами. Мной занимаются костюмеры-гримеры — застёгивают небольшой бронежилет, надевают каску, тщательно проверяя посадку.
Я, пока идут приготовления, уточняю:
— Кто буить памагать с миномётом?
Юрий Юрьевич зависает.
— У нас нет с собой профильного специалиста, ведь готовились к другому сценарию.
Я пожимаю плечами.
— Значит, Семён буить маим помощником.
Семён поднимает голову, переводит взгляд на Ефрема. Ефрем снова кивает здоровяку: «Делай.»
Семён выпрямляется. Огромный. Как бронзовый памятник солдату, только живой и вооружённый.
— Да, Ваша Светлость!
Режиссёр нервно обходит площадку, проверяя подготовку, бормочет себе под нос:
— Так… основная камера на штативе, оператор готов… вторая на стабилизаторе, угол выставили… свет поставили… микрофоны проверили… Всё… вроде всё…
Я хлопаю в ладоши, заряжая всех своей решимостью:
— Ну што, поехяли!
— Хорошо! — подхватывает режиссёр. — Надеюсь, вы помните первые фразы в сценарии?
— Канешно! — уверенно вру я. Забыл этот мусор первым делом.
Гляжу в объектив камеры. Юрий Юрьевич оживляется, чётко указывает, куда встать, как держаться, куда смотреть. Слушаюсь без пререканий — в этом он действительно профессионал.
— Готовы, княжич? Камера! Мотор! Начали!
Я делаю шаг вперёд, расправляю плечи и включаю харизму.
— Пивет! Это княжич Слава Светозалович, на канале «Юный тактик»! — Говорю бодро, с огоньком, будто перед строем хирдманнов: — Сегодня мы не только разбелём миномётика, но и бахнем из него!
Кладу ладонь на ствол, что выше меня в полтора раза.
— Это миномёт «Поднос», калибл 82 миллиметлика! Лазбелем по частям.
— Крупный план! — командует Юрий Юрьевич. Камера приближается, фокусируясь на миномёте.
Я указываю на ствол:
— Это ствол! Длинная тлуба, куда кладём минуу! Давайте её отсоединим!
Стараюсь снять сам, но тяжело! Семён молча помогает с другой стороны, вместе аккуратно кладём ствол на землю.
— Это лафет-опола, штобы ствол не качался! — указываю на крепление, потом перемещаюсь к круглой опоре. — А это плитка! Без неё миномёт бы провалился в грязь!
Хлопаю в ладоши:
— А теперь собеляем обратно!
Сборка идёт быстро, чётко, слаженно, не забываем и прицелиться. Если что, потом ускорят на монтаже, чтобы выглядело ещё круче.
Теперь самое интересное. Беру овальную мину, показываю её в камеру:
— 82-мм миночка! Ух ты, какая тяжёлая!
Поднимаю её чуть выше, оцениваю в руках, изображая удивление:
— Она весит тли кигаллмма! Это как тли моих завтлака!
Хитро улыбаюсь, перевожу взгляд на Семёна:
— Семён! Падними меня!
Семён, не задавая лишних вопросов, легко поднимает меня на уровень дула миномёта. Я, зависнув в воздухе, торжественно объявляю:
— Тепел заляжаем!
Поднимаю мину обеими руками над черным дулом, бросаю в ствол. Глухой лязг.
— Откускай!
Семён быстро и аккуратно опускает меня обратно на землю. Уже закрыв уши, гляжу в камеру и командую:
— Заклываем ушки и… БАБАХ!!!
Громкий гул. Миномёт рявкает. Мина уходит в цель. Секунда тишины…
И тут старый мобиль вдалеке вздымается облаком пыли и осколков, оседая в огромную воронку.
Поворачиваюсь в камеру, довольный, как кот, который только что свалил дорогую вазу.
— А на следующей неделе я буду… — делаю театральную паузу, широко улыбаюсь. — Кататься на танке! Падписывайтесь на канал, стаьте лайк, пакеда!
Машу рукой, оборачиваюсь и замечаю застывшие лица. Юрий Юрьевич. Евгений Евгеньевич. Мама. Все молча смотрят, уронив челюсти.
Юрий Юрьевич приходит в себя первым:
— Так! Вы всё записали⁈
Оператор судорожно кивает:
— Да-да! Всё, Юрий Юрьевич!
— Отлично…
Евгений Евгеньевич глубоко вздыхает, проводит руками по лицу, словно пытаясь стереть реальность. После короткой паузы он глухо выдаёт в пространство:
— Это всё хорошо, но где мы возьмём ТАНК⁈
Кофейня «КофеЖаруз», Рязань
Матрёна Степановна Ильина сидит в уютной кофейне, где варят отличный кофе и подают совершенно неприличные десерты. Сегодня её выбор — нежный чизкейк с воздушным кремом и авторский латте с карамельной пенкой. За окном мягкий свет, внутри играет ненавязчивая музыка, пахнет кофе и чем-то тёплым, успокаивающим. Она лениво листает новостную ленту, возвращаясь мыслями к утренней встрече у «Юсупов Медиа».
Опасновы.
Матрёна хмыкает, вспоминая, как княжич смотрел на неё. Не с детским любопытством. Не с робостью перед директором. А с той ленивой оценкой, с какой генералы смотрят на рядовых перед учениями. Ещё и эта его фраза — «Иду стлелять из миномёта». Ну конечно. Кто бы ему дал…
Она делает глоток кофе, листает дальше и машинально открывает Царьграммчик. Рекомендованные видео. Автозапуск. На экране — княжич Вячеслав. Он стоит на полигоне. В каске. С миномётом.
Из динамиков бодро раздаётся:
— Пивет, это я, князич Слава Святозалович! Сегоня мы разбелём миномётика «Поднос» и буим бах-бах!!!
Матрёна моргает. Что. На видео княжич держит мину, закидывает в ствол, закрывает ушки…
БАБАХ!
МИНОМЁТ СТРЕЛЯЕТ. В ЦЕЛЬ.
Пять секунд абсолютной тишины. А затем он оборачивается в камеру:
— А на следущей нелеле я буду КАТАТЬСЯ НА ТАНКЕ!!!
Ложка выскальзывает из её пальцев, с глухим плюх падает в кофе. Капли летят на белоснежную блузку. На. Белоснежную. Блузку. От «Гусей».
За соседними столиками кое-кто оборачивается. Матрёна медленно переводит взгляд на коричневые пятна. Вдох. Выдох.
— Мать ва… — она прикусывает язык. Надо держать лицо.
Тем временем из телефона весело щебечет княжич:
— Подписывайтесь, ставьте лайк, покеда!
Она смотрит на экран. Потом на блузку. Потом снова на экран. На своего детсадовца, который только что стрелял из миномета и которого она решила подвергнуть социальному эксперименту.
Вдохнув поглубже, княжна делает новый глоток кофе. Не помогает. Ей нужно что-то покрепче.