Мама сразу заволновалась, когда директриса объявила, что нас отведут в группу для наблюдения.
— Уже? На целых два часа? — переспросила она, заметно обеспокоенная.
Директриса холодно парирует:
— Если они поступят, Ваше Светлость, им придётся ходить в садик на целый день.
Мама слегка растеряна, но тут же берёт себя в руки.
— Не если, а когда, — твёрдо исправляет она. Молодец, мама! Так держать!
Директриса натянуто улыбается:
— Да, конечно.
Я снова хмыкаю. Ох уж эта директриса… Змея в строгом костюме и с безупречной укладкой, только и ищет, как бы нас подставить. Но мне-то не привыкать. В Винланде я частенько ставил на место штабных крыс, которые пытались тормозить поставки провианта и боеприпасов, прикрываясь регламентами и печатями. С этой выдрой тоже разберусь — не впервой.
Подхожу к маме, беру её за руку и уверенно заявляю:
— Ма, мы пошли. Мы плойдём испытание.
Мама ещё немного мнётся, видно, ей тяжело приходится отпустить своих деток. Но потом снова вздыхает и твердо говорит:
— Конечно, пройдёте! А я пока подожду в кофейне рядом. Как вернётесь, отпразднуем лавандовым тортиком!
Оу-у-у! Отличное предложение.
— Только вы это… если что-то вам не нравится, что-то беспокоит или вдруг будет «бобо» в животике — сразу говорите. Тети воспитательницы помогут.
Я, взяв Ксюню за руку, киваю:
— Ага, ма. Но если «бо-бо» и будет комю-то, то точно не нам.
Я перевожу взгляд на воспитательницу. Она заметно бледнеет — похоже, мой тон прозвучал слегка угрожающе. Хорошо. Это тебе за шлюховатую куклу, подброшенную Ксюне, коза.
Мама удивлённо поднимает брови.
Воспитательница берет нас за руки и ведёт в комнату, где уже, должно быть, собрались малыши младшей группы — целые аж четырёхлетки.
Дверь открывается, и мгновенно наступает тишина. Вот и всё. Финальный этап. Утереть нос директрисе — дело принципа.
Дети замирают, поворачиваются, начинают нас разглядывать. По возрасту мы с Ксюней младше, но по размерам разница минимальна. Мы чуть ниже, но не жмёмся к воспитательнице, не топчемся в нерешительности, да и ходим уверенно, как большие.
В их взглядах читается немой вопрос: Кто такие? Откуда взялись? Новенькие?
Хель меня дери! Да тут целый взвод карапузов!
Я быстро оцениваю ситуацию — толпа, взгляды, ожидание. Если дать слабину, нас моментально запишут в низшую касту, а туда мне явно не хочется. Решаю действовать уверенно — надо сразу произвести правильное впечатление. Шагаю в комнату так, будто это мой личный кабинет, с расслабленным лицом. Они должны сразу понять — мы не лыком шиты.
— Пливет, я Слава! — объявляю громко и чётко, приподняв голову и окинув игровую комнату взглядом.
Ксюня, немного стесняясь, но держась ровно, без паники, следом за мной шагает вперед и повторяет:
— Пливет, я Ксюща!
Дети начинают переглядываться, оценивая нас. Враждебности нет, но и восторженного приёма тоже — мы пока под прицелом, новенькие всё-таки. Кто-то машет руками, некоторые тоже представляются, а вот две девочки тут же подбираются к Ксюне.
Одна из них, светленькая и, видимо, самая разговорчивая, восторженно указывая на Ксюнины косички, сразу вываливает комплимент:
— У тебя тякие класивые волосы! Я Катя, а этя Настя!
Ксюня смущённо улыбается, но те не унимаются.
— Такие мя-ягкие! У тваей мамы такие же?
Я тут же замираю. Ну всё, началось…
Ксюня, слегка растерявшись, честно отвечает:
— Не зняю, я плиемная. У меня неть лодной мамы.
Катя и Настя сразу же переглядываются.
— Как эта неть? У всех есть мама! — Катя уже пристально смотрит на Ксюню, её тонкий голосок полон бурного недоумения.
Настя утвердительно кивает, и мне совсем не нравится, как они на неё смотрят. Будто только что нашли белую ворону.
Это может быстро пойти не в ту сторону, поэтому решаю вмешаться до того, как они начнут что-то додумывать.
— А ты знаишь всех? — спрашиваю я, глядя прямо на светленькую Катю.
Она моргает, не понимая, к чему я клоню.
— Ну… неть.
— Тогда сначала сплоси всех, а патом говоли, — отрезаю я.
Девочки хлопают глазами, зависнув. Ну и отлично — зато про свои тупые вопросы к Ксюне тут же забыли.
Ну, пожалуй, хватит тратить время на глупых девчонок. Переключаюсь на действительно важные вещи:
— Ладна, где иглушки?
Катя ещё стоит столбняком, переваривает произошедшее, но Настя быстрее соображает. Она кивает в сторону большой коробки у стенки и говорит:
— К иглушкам очередь.
Я окидываю коробку взглядом. Стоит себе в углу, никем не занятая, рядом таблички «Ждите своей очереди» тоже не видно.
В непонятках заявляю:
— Очеледи не вижу.
Девчонки что-то до сих пор виснут. Устав ждать ответа, я направляюсь к коробке и вытаскиваю оттуда небольшую БМП.
О, ну вот это уже что-то стоящее!
Игрушка детализированная, тяжеловатая, башня плавно поворачивается. Уважение к этому садику чуть-чуть поднялось — хотя бы игрушки нормальные.
Я тут же наклоняюсь и начинаю катать её по полу, проверяя, как она идёт по местному покрытию. Хороший ход, плавный, гусеницы не клинят, корпус крепкий. Отлично, теперь можно устроить импровизированные манёвры, а там авось кто-то из мальчишек подтянется…
Надежды мои исполнились довольно быстро.
Отделившись от одной группы, ко мне подходит мальчик. Лобастый, с выражением лица, которое сразу говорит: я тут главный. Держит руки широко отставленными от туловища, словно пытается занять больше пространства — наверное, так он подчёркивает свой статус.
Он не тратит времени на приветствия, просто подходит, тычет в меня пальцем и заявляет:
— Нёвенький, эта зянято.
Я приподнимаю брови, глядя на него с искренним удивлением.
— Кем это?
Мальчик надувает грудь, как павлин, и начинает перечислять:
— Витей, потом Стёпой, потом моя.
Я внимательно оглядываю этого здоровенного карапуза с голубых носков до кудрявой головы. Крупный, явно покрупнее меня. Ну ещё бы — мне полтора, а ему уже целых четыре.
— А ти ктё?
— Денисс.
Оу, Денис, значит. Почти как Ден… но совсем не Ден. Ден — крутой, а этот пока под вопросом.
— Очень плиятно. Я — Сава. Денис, но ви же не иглаете, — замечаю я, продолжая машинально катать БМП.
Денис хмурится.
— Это неважна. Мы заняли очеледь и всё-ё.
Я выпрямляюсь, не отводя взгляда, продолжаю его изучать. Здоровенный карапуз, явно привык нависать над другими и получать, что хочет. А если не выходит — просто забирать.
Но я тут новенький, и это ведь социальный тест. Не хотелось бы вылететь только потому, что с ходу залепил вертушку какому-то местному хулигану. За нами наверняка наблюдают, так что пока придерживаюсь образа мирного дипломата.
— Ну, значит, когда захотите иглать, скяжите ме. Тогда я отдям иглушку.
Только Хель знает, каких усилий мне стоило выговорить это. Уступки и компромиссы — явно не моя стихия.
Но Денис, похоже, не оценил моих дипломатических стараний. Он резко кладёт свою ладошку на БМП, прямо поверх моей, сдвигает брови и пялится злобно.
— Неть, ти отдашь плямо счасс. Ты новенький и маленький. Ты будишь нассс слушять.
Я прищуриваюсь. Оглядываюсь вокруг.
Вокруг нас уже собралась небольшая толпа детей. Они внимательно следят за ситуацией, переглядываются. Им явно интересно, кто кого «пересилит».
Я моргаю. Силт фьорда тебе в горло! Это не просто разговор о игрушке. Это маленькая схватка за авторитет. Меня пытаются прогнуть! Ха, забавно.
Ситуация так себе. Если я сейчас просто отдам игрушку, местные мигом решат, что новенький — значит, слабак. А это прямая дорога на дно их пищевой цепочки, туда, где остаётся только играть тем, что уцелело после чужих разборок.
С другой — если Денис громко шмякнется на пол с гематомой под глазом, заорёт на всю комнату и начнёт кататься по полу с жалобным «мааам», это точно не прибавит мне очков в графе «социальная адаптируемость». А значит, испытание будет провалено, и директриса с выражением «я так и знала, недоросли» вычеркнет меня из списка «Юных нобилей».
Так что действовать надо аккуратно. Главное — случайно не прибить этого мелкого гопника с подтяжками.
— Неа, — лениво бросаю я, отступая и выводя БМП из-под его ладошки.
Денис хмурится, и вот уже слюнявый главарь яслей наступает, будто собирается продавить меня авторитетом.
— Ти не слышял? Няша очеледь! Отдяй танк! — надувается он.
С усмешкой я перекладываю БМП из руки в руку.
— Это не танк, палень. Это БМП.
Денис морщит нос, тупо хлопая глазами.
— Чево?
Эх, похоже, я поторопился с выводом, что с четырехлетками мне будет о чем поговорить.
— Это БМП, — терпеливо повторяю я. — У танка пюшка больше лаза в тли.
— Всё лавно отдай! — огрызается он, вскинув резко руки.
Одновременно карапуз приближается, теперь между нами почти не осталось расстояния. Денис собирается хлопнуть меня и вытолкнуть назад, может, даже с надеждой, что я сам испугаюсь и просто отдам ему игрушку.
Глупая попытка.
Я резко отшагиваю немного вбок и в тот же момент слегка цепляю его ногу своей. Чистая механика — он уже заносился вперёд, а тут подножка, да ещё и я плечом слегка подталкиваю.
Результат: Денис с коротким «Ойй!» плюхается на живот.
Вокруг замолкают.
Упавший карапуз ошеломлённо моргает, пытаясь понять, как он так резко сменил положение. Я тут же сажусь сверху на Дениса, прижимая его к полу.
— Сиди, — коротко говорю, глядя прямо ему в выпученные глаза.
В этот момент я включаю ауру устрашения — не в полную силу, конечно, но достаточно, чтобы Денис замер. Небольшой всплеск Атрибутики, ничего особенного.
Его глаза расширяются, дыхание сбивается, и он послушно перестаёт дёргаться. По комнате проходит напряжённая волна. Кто-то сглатывает. Кто-то шепчет что-то соседу.
Я неспешно беру БМП, устраиваюсь поудобнее и, всё так же сидя на Денисе, начинаю катать её по полу. Башня плавно поворачивается, пушка нацеливается на невидимую цель. Я довольно разворачиваю пушку, прицельно двигаю игрушку и с энтузиазмом произношу:
— Пах-пах!
В комнате стоит гробовая тишина.
Остальные дети замерли, словно зачарованные, молча наблюдая за происходящим. Глаза огромные, лица застыли в смеси удивления и лёгкого шока.
Похоже, никто не ожидал, что новенький не просто выстоит, а спокойно усядется на местного «авторитета» и начнёт играть у него на спине, как ни в чём не бывало.
Даже Ксюня прифигела.
Я не обращаю внимания на их взгляды, продолжая катать БМП с абсолютным спокойствием. Но одно дело — показать силу. Другое — пройти социальный тест. Да и стрелять в пустоту — скучно. Хочется пострелять в того робота в коробке. Только рук-то у меня две всего.
Я всё ещё сижу на Денисе, кручу БМП, потом поворачиваюсь к ближайшему карапузу — светловолосому мальчишке. Протягиваю руку в сторону коробки:
— А падай-ка мне вот того лобота, пжалста.
Мальчишка замирает, переводит взгляд то на меня, то на игрушку. Видно, в голове пошёл сложный мыслительный процесс. Через пару секунд он наклоняется над коробкой, берёт робота и протягивает мне.
Я киваю, но в руки не беру.
— Клуто! Паставь вот сюди. — Указываю место рядом с БМП.
Мальчик садится и ставит робота на пол. Робот классный — большой, с мощными руками-клешнями и щитом на локте. Сам бы с удовольствием с ним поиграл, но сейчас у меня другая цель. Оценивающе осматриваю игрушку.
А затем, с энтузиазмом, поворачиваюсь к тому же мальчику и командую:
— А тепель иди сюдя! Становись наплотив мой БМП!
Мальчишка оживляется, подводит робота ближе.
— Я тебя стлеляю, а ты щитом пликлывайся! Пах-пах!
Он хихикает, поднимает руки робота, защищаясь от удара.
— Хе-хе, касна!
Всё. Игру принял.
Бросаю короткий взгляд на остальных детей.
И вижу, как некоторые уже начинают шевелиться, приглядываться к игрушкам в коробке, готовясь включиться в процесс.
Я улыбаюсь. Ситуация стремительно переходит в нужное русло.
— Тя как завут? — спрашиваю ближайшего карапуза, продолжая катать БМП по полу.
— Алтём! — гордо отвечает тот.
— А мя Слава, — заявляю я, выпрямляясь и чуть приподнимая подбородок для солидности. — Давай, я на тя еду, а ты поплобуй улететь!
Артём хватает робота, поднимает его вверх, издаёт что-то между гулом турбин и визгом чайника, пытаясь «улететь» от воображаемых выстрелов. Я, не теряя темпа, скользну взглядом по другому малышу, который стоит чуть в стороне, явно заинтересованный, но ещё не решившийся включиться в игру.
— А тебе интелесна? Подай-ка вот того мутанта, буть добл.
Малыш уже открывает рот, готовый согласиться, но тут внезапно вмешивается ещё один:
— Неть, я подам! — выкрикивает он на ходу.
Я даже не успеваю что-то сказать больше. Процесс запущен и всё происходит само собой.
Дети, наконец понимают, что никакой «очереди» больше не существует, и бросаются к коробке с игрушками. Начинается настоящий хаос — каждый старается урвать что-то себе, руки мелькают, игрушки летят в разные стороны. Наперебой тянутся, стремясь завладеть крутой игрушкой.
Комната моментально наполняется шумом, визгами, смехом и весёлой суетой. Воспитательницы, наверное, в другом конце сада уже второпях бегут сюда.
А в центре этого вихря событий — я. Сижу на Денисе и играю БМП. Правда, два мальчика в стороне выглядят невеселыми. Видимо, это те самые Витя и Стёпа, чья очередь пошла по одному месту.
Ксюня, не теряясь, тоже не отстает от будущих одногруппников. Она хватает куклу, потом замечает, что у Кати с Настей тоже куклы, радостно машет им, а затем, увидев в коробке солдатика, моментально хватает его.
Она подбегает ко мне, протягивая солдатика, и с энтузиазмом восклицает:
— Сава, на!
— Пасиба! — беру солдатика и усаживаю его поверх БМП. Теперь полный набор.
«Юные нобили», Рязань
Отлучившаяся ненадолго воспитательница, услышав неестественно громкий смех и оживлённые голоса, решила заглянуть — новенькие не должны так шуметь. Открыв дверь, она застыла на месте, буквально вросла в пол, ошеломлённо оглядывая происходящее.
Комната больше не напоминала привычную игровую зону.
Дети бесновались, катали машинки, размахивали роботами, носились друг за другом с пистолетиками.
И всё это — под оглушительный хохот.
Но самое странное происходило в центре хаоса.
Там, прямо на «троне» в виде растянувшегося на полу Дениса Миронова, восседал новенький — княжич Опаснов.
Спокойно и увлечённо он катал игрушку по полу, словно ничего необычного не происходило.
— Пах-пах! — скомандовал он, крутя пушечкой в сторону робота, которого держал один из малышей.
Денис, который считался «главным» в группе, лежал под ним, вылупив глаза и даже не пытался шевельнуться. Будто словил столбняк.
Неподалёку Ксюша с улыбкой переодевала куклу.
А коробка с игрушками, которая всегда была инструментом социальных наблюдений, была разграблена до дна.
Раньше эти игрушки распределялись по местной иерархии: «главные дети» брали лучшее, остальные довольствовались тем, что оставалось. Воспитатели никогда не вмешивались, просто наблюдали — такова воспитательная методика «Нобилей». Детям с малых лет прививали понимание иерархии — ведь реальное общество тоже разделено на слои. Так малышей готовили к будущей жизни, приучая занимать своё место в системе.
Но теперь этого порядка не существовало.
Опаснов разрушил систему за какие-то несколько минут.
Воспитательница достала мобильник, приподняла трубку к уху и, не отрывая ошеломлённого взгляда от сцены перед собой, набрала номер.
— Госпожа директор, дети Опасновых повели себя… необычно.
Из трубки последовала пауза, а затем раздражённый голос директрисы:
— Они провалили тестирование?
Воспитательница медленно выдохнула, оглядывая «шум и гам» в комнате, и с явным сомнением ответила:
— Не знаю, но вряд ли…
Из трубки прозвучало раздражённое фырканье.
— Как это «вряд ли»⁈ Должен был произойти конфликт, а затем сразу слезы и сопли!
— Тут только смех и улыбки…
— Не поняла! Новеньких же всегда прижимают! А что же «главные дети»⁈
Воспитательница медлила, взглянув на лежавшего под княжичем Дениса Миронова, потом сказала:
— Княжич Опаснов сейчас на одном из них играется с танком.
И тут же раздался возмущённый голос Вячеслава Светозаровича:
— ЭТО БМП!!!