Мальчик, Который Выжил

Глава 10

Прошло несколько месяцев. Рогов больше не появлялся, хоть и принял меня в ученики — похоже, ушел в кусты от страха. Видимо, понял, что в следующий раз я не сдержусь и действительно расхреначу ему колено. Время шло, и жизнь, на удивление, вошла в спокойное русло. Медитации, гонки на беговеле, игры в песочнице.

Вечером, как раз когда мы с Ксюней вернулись домой после прогулки — катались на беговеле, играли с Глинкой, — то занялись своими делами в детской.

Ксюша, захватив уродливого зайца, сосредоточенно возилась с куклами. Я же прикидывал, какую мебель бы взорвать…

И тут в дверь робко, осторожно постучали.

— Не запелто, — отозвался я, давно уже ожидая гостя.

Ефрем, озираясь, вошёл в комнату, воровато огляделся — прямо как спекулянт на тёмном рынке.

— Ваша Светлость… — начал он, нервно теребя край куртки.

— Плинёс? — Я жадно обернулся, отрываясь от игры в «построй пирамидку» с Ксюней, и протянул руку, требовательно.

Ефрем многозначительно покосился в сторону Ксюни.

— Ксюне можа довелять, — заверил я.

Он кашлянул, сделал два осторожных шага вперёд, снова огляделся, словно ожидал засады, и, наконец, вытащил что-то из-под полы куртки.

— Только ни слова княгине, — пробормотал он.

В его руке был пистолет.

Мой интерес мгновенно взлетел до небес. Наконец-то! Ефрем сдался и выполнил моё требование — долго же он упирался, но всё-таки дошло.

— Glock семнадсать, — протянул я, вглядываясь в оружие.

Ефрем удивлённо приподнял брови:

— Вы знаете? Надо же.

Гладкий, чёрный, идеально собранный. Даже на вид внушал уважение, увесистый — как и положено пистолету, который себя уважает. На ощупь — холодный, вызывающе надёжный.

— Отлифна! — Я осторожно взял его в руки, и где-то внутри разлилось приятное тепло удовлетворения. Вот оно — оружие настоящих мужчин!

Но тут мой взгляд зацепился за Ксюню.

Моя маленькая подруга сидела рядом, в непонятках глядя на ствол.

Я резко повернулся к ней, подняв оружие:

— Ксюнь, умли! Пах-пах!

С лёгким хлопком пенопластовые пульки вылетели из дула и попали ей прямо в лоб.

Ксюша моргнула, подняла руку к голове, будто проверяя, всё ли на месте, и с искренним удивлением выдала:

— Сава⁈ А дяй ме!

Я тут же спрятал пластиковую реплику смертоносного оружия за спину и ухмыльнулся:

— А ти догани!

— Дяй-дай! — раздалось тут же, и погоня началась.

Я бежал по дому, периодически оборачиваясь, чтобы выстрелить ещё парой пуль в её сторону. Разумеется, попадал часто, и она возмущённо пищала.

Её босые ножки хлопали по полу, а я, увлечённый процессом, не особо следил за направлением.

И, конечно же, как это часто бывает с такими гениями, как я, в самый ответственный момент…

БАЦ!

Я врезался в дверь. Звон в ушах. Голова слегка кружится. моргаю, смотрю на дверь.

Вмятина.

НОВАЯ вмятина.

Причём заметно выше старой.

— Хм… вылос! — порадовался я, отряхиваясь. — Плоглесс!

— Сава! Дяй! — потребовала Ксюша, догнав меня.

Я протянул ей пистолет. Ксюня схватила пушку, возмущённо нажала курок, целясь в меня. Девочка захлопала глазками и заглянула внутрь ствола.

— А без пулек не стлеяет! — усмехнулся я, демонстративно показывая горсть извлеченных боеприпасов.

И сорвался с места.

— Сава! Нечесна! Дяй! — пищало сзади.

Погоня продолжилась.

В свои полтора года мы с Ксюней вымахали так, что могли сойти за трёх-четырёхлетних. Оставаться дома становилось всё скучнее, особенно мне — я ведь стремился разрушать, а дом, увы, было жалко. Полюбился он мне. Энергия ядер разгоняла наше развитие, а физические занятия наполняли тела силой, заставляя нас расти быстрее обычных детей.

Я всячески поддерживал наш физический прогресс: с Матвеем регулярно ходили в бассейн. Даже на танцы пару раз записались — к маминому восторгу. Но игрушки, которые раньше вызывали восторг, начали надоедать.

А вот бассейн — это было круто. Особенно запомнился случай с одной пышногрудой дамочкой, которая подошла к Матвею, кокетливо улыбнулась и выдала:

— Это ваши медвежата?

Матвей, заметно смутившись, поспешил ответить:

— Нет, это мой княжич.

Её удивление мгновенно сменилось интересом, и она тут же принялась с ним флиртовать. Ну, ему-то можно — холостой ведь. Я наблюдал за этой сценой с равнодушием, но где-то глубоко внутри шевельнулось недовольство. Будь Матвей моим папкой, я бы ему колено взорвал!

Вообще, самому мне подобное женское внимание было привычно. В прошлом и сам был не меньше Матвея, а борода у меня и вовсе роскошнее.

А бассейн оказался не только отличным развлечением и возможностью укрепить тело, но и напоминанием о том, кем я был. А ещё — стимулом становиться сильнее. Чтобы в будущем дамочки снова смотрели на меня с восхищением, а не только на моего телохранителя-медведя.

Дома же становилось всё скучнее.

Нет, с Деном клёво. Глинка тоже отличный пёса. Но хотелось больше движухи со сверстниками. Хотелось общаться, состязаться, побеждать. Ну, то есть, с четырёхлетками. С одногодками нам с Ксюней делать нечего. Мы уже до горшков доросли и молоко почти не пьём.

Однажды мама зашла в детскую вместе с Матвеем, обсуждая что-то на ходу. Разговор явно набирал обороты, а я сразу напрягся, услышав своё имя.

Мама, задумчиво остановившись посреди комнаты, удивлённо посмотрела на Матвея:

— В садик? Им ведь ещё и полутора лет нет!

Матвей стоял на своём.

— Это так, Ирина Дмитриевна. Но княжич и Ксения Тимофеевна растут, извините за выражение, как на дрожжах. Уже на четырёхлеток смахивают… ну ладно, пусть на трёхлеток. С половиной.

Он кивнул в их сторону:

— Посмотрите на ваших детей. Они носятся по дому и двору, даже не устают. А двор-то небольшой. Им уже скучно, игрушки надоели…

Я моментально подобрался. Сделал грустное лицо, добавив лёгкий взгляд щенка, чтобы вызывать жалость, и на всякий случай заслонил Ксюшу, которая в этот момент увлечённо возилась с куклами, миленько улыбаясь, ничего не слыша и не видя.

Мама вздохнула, бросив на меня задумчивый взгляд:

— Может, ты и прав, Матвей Максимович. Я позвоню в садик «Юные нобили». Надеюсь, у них есть места. Хотя для княжеских детей место всегда должны предоставить. Другое дело, что у них там жёсткие требования отбора. А наши малыши могут его не пройти…

Матвей усмехнулся, словно услышал нечто невероятное:

— Какие там требования, Ирина Дмитриевна? Княжич и Ксения Тимофеевна уже почти читать умеют! Вряд ли найдётся ещё кто-то с такими данными.

Мама задумалась, постукивая пальцами по браслету на руке:

— Ну, если не пройдут, ещё годик дома побудут — тоже хорошо.

Я чуть не застонал. Это было уже слишком! Годик дома? Нет уж, спасибо! Лучше сотня голодных эходраконов!

Я, конечно, мастер выживания, но не до такой степени.

Одна только мысль о том, что меня могут запереть в четырёх стенах ещё на год, взорвала во мне бурю негодования. Внутри буквально закипело. Продолжение безвылазной жизни казалось невыносимым. Ну да, Ден — крутой, Глинка — шикарен, Ксюня тоже ничего, но узкая компания уже не спасала.

Мне нужно было общение. Но не с таким племянником-дебилом, который считает себя самым умным, и не с Бастрыкиным-младшим, который не отличит солдатика от картофелины.

Нормальные люди нужны!

Чтобы спорить, дружить, мериться силами, побеждать…

И, чего уж там, доминировать.

Даже солдатиками играть вдвоем веселее было бы. А то Ксюня совсем помешалась на своих куклах. И чего она в них нашла⁈

Я понял, что действовать надо быстро.

Как только выдалась минутка, я подошёл к Ефлему с максимально серьёзным видом.

Вопрос был важный, и требовалось мнение местного старожила.

— Ефлем, а что нушна умет, чтоп в садик взили? — спросил я, пристально глядя на дружинника.

Ефлем замер, почесал затылок, задумался, словно решал сложнейшую задачу.

— Ну… держать ложку, наверное, там же едят кашу, — протянул он. Потом задумался, качнул головой и уже с полной уверенностью добавил: — И ещё отжиматься. Раз десять хотя бы. Я бы, наверно, в свой садик такого не взял, кто не умеет отжиматься.

Я тут же серьёзно кивнул.

— Панятна.

Ну логично же. Салаги никому не нужны.

Кто захочет слабого кадета? Я бы точно никогда не принял в свою армию никчёмного бойца. В моем хирде был самый суровый отбор. С таким подходом слабых просто не может быть.

Что ж, раз надо — значит надо.

Надо подтягивать тело.

Я молча разворачиваюсь, иду в детскую, упираюсь руками в пол и начинаю отжиматься.

Считаю вслух, чтобы сразу понять прогресс:

— Одиын… двя… твии…

Так увлёкся процессом, что даже не заметил, как рядом появилась Ксюня. С интересом смотрит, но явно чего-то не понимает. А потом и вовсе берёт полотенце и вытирает мне лоб.

— Сава, а ти чево делашь? — спрашивает она, глядя на меня своими огромными глазами.

— К сядику гатовюсь, — отвечаю важно, не сбиваясь с ритма. — Дява, и ти тоже!

— Зячем ням тудя? — задалась она впоросом.

— Тям весело! Там… кукол больше, да и вообще…

Ксюша задумалась, но, видно, аргумент про куклы её убедил. Встала на колени и, хоть не сразу, попробовала повторить мои движения. Пусть неуклюже, но пара раз у неё всё-таки вышла. Вижу: старается. Молодец, в общем.

Ну, что можно сказать? К горшку мы уже приручились. В бассейне плаваем, причём вполне уверенно. Читать умеем — ну почти. Теперь только бицуху качать осталось.

Я улыбнулся. Всё ясно. План подготовки к садику был прост: тренироваться и становиться сильнее. Ведь слабаков, как мы знаем, нигде не жалуют. А уж в ясельную группу аристократов тем более.

Садик — это тебе не мастер Рогов, который, как ни крути, отец Ксюни. Да, он урод, и вида особо не подавал, но, как я понимаю, в глубине души всё же любил девочку. Хоть и извращённо, но заботился. А вот в садике всё будет иначе. Чужие люди, без капли близкого отношения, будут требовать от тебя гораздо больше. И не прощать ошибок.

Чтобы справиться с агрессивной средой, надо быть готовым ко всему.

«Десять отжиманий? Слишком мало, — подумал я. — Надо делать пятнадцать».

С тех пор каждый мой день начинался и заканчивался отжиманиями. Хочешь выжить в садике? Готовься к тяжелым нагрузкам!

Усадьба Мироновых, Рязань

Миронов сидел в своём кабинете, задумчиво барабаня пальцами по массивному дубовому столу. Напротив стоял Гироскоп, глава разведывательного отдела службы безопасности, монотонно отчитываясь о событиях за неделю в других родах: кто с кем встретился, что обсуждалось, какие договоры подписаны. Скучная рутина. Миронов давно привык к таким докладам и слушал больше на автомате, пока очередной пункт не заставил его поднять бровь.

— И да, ещё: княгиня Опаснова активизировалась в свете, — бросил Гироскоп, будто это была мелочь.

Миронов выпрямился, взгляд стал острее.

— В каком смысле «активизировалась»? Она же, насколько я знаю, почти затворница. Лабораторные эксперименты, тишина рязанской усадьбы… А тут вдруг такое заявление.

Дружинник пролистал записи, слегка помедлил и ответил:

— Она записалась на собеседование в «Юные нобили». Хочет устроить туда княжича Вячеслава Светозаровича и приёмную девочку Ксению Тимофеевну.

Миронов нахмурился, в уме быстро прикидывая возможные последствия такого шага.

— Приёмная девочка? Это дочь Рогова? Статус в роде до сих пор неясен, так?

— Совершенно верно. Её документы пока не утверждены, если вообще поданы,

Миронов сцепил пальцы в замок и нахмурился ещё сильнее.

— Понятно… Что ж, это всё объясняет. Вот почему Ирина высунулась из дома. За последний год она разве что была в гостях у Бастрыкиных, и то единожды. А если её дети попадут в «Юные нобили», это неизбежно потянет её к светским кругам. Начнёт общаться с другими дворянками, а там и влияние начнёт наращивать.

Он помолчал, обдумывая ситуацию.

— Мне бы этого не хотелось. Её круг общения должен оставаться ограниченным, — добавил он, глядя на главу разведки.

Тот молча кивнул, выжидая дальнейших указаний.

— Напомни, мы ведь финансируем этот садик, не так ли?

— Да, Ваше Светлость, значительную часть бюджета.

Миронов равнодушно бросил:

— Тогда задействуй нужные связи. Сделай так, чтобы её детей не приняли, но без явных следов. Пусть завалят собеседование, но всё должно выглядеть естественно.

— Понял. — Дружинник кивнул. — Всё сделаю.

Миронов прищурился:

— Помни, садик имеет царскую лицензию и кучу других сертификатов. Любое проявление предвзятости к кандидатам может обернуться скандалом. Мы не можем позволить себе ставить под удар репутацию, не говоря уже об отзыве лицензии.

— Учту, Ваша Светлость. Сделаем собеседование жёстким, но так, чтобы у Опасновых не было к чему придраться.

Входим в «Юные нобили». Я иду по правую руку от мамы, Ксюша — по левую. Мы держимся за её ладони. Внутри всё безупречно: чистые, вымытые до блеска полы, строгий интерьер, продуманный до мелочей, и атмосфера, в которой кажется, что сюда принято входить с заранее отрепетированным поклоном.

Дверь в приёмную открывается бесшумно, и нас встречает директриса. Дама строгая, с идеальной укладкой и таким холодным взглядом, что, кажется, она могла бы заморозить чашку чая одним прищуром. Выражение лица у неё такое, будто она уже готова вынести нам вердикт, но ради приличия решает выдержать паузу.Но мне всё равно. Я умный, я сильный. Я — одаренный. И готов в любой момент засучить рукава и отжаться пятнажку.

— Ирина Дмитриевна, — директриса кивает в знак приветствия, — ваш титул, безусловно, заслуживает уважения, однако наш садик принимает только детей с соответствующими интеллектуальными и социальными навыками. У нас учатся представители самых влиятельных семей, поэтому мы обязаны поддерживать высокий уровень подготовки. Учитывая возраст ваших детей, нам необходимо провести проверку Вячеслава Светозаровича и Ксении Тимофеевны.

Она делает небольшой акцент на слове необходимо, и мне сразу становится понятно: без подвоха тут не обойдётся. Чутье не обманешь, а у меня оно прокачено будь здоров. Но с какого хрена! Хель вас дери!

Мама сохраняет безупречное спокойствие, словно уже была готова к такому приёму.

— Да, я понимаю. Расскажите, как будет проходить отбор.

Директриса кивает, явно довольная тем, что мама не возмущается и не требует преференций из-за статуса княгини. Затем переводит взгляд на нас с Ксюшей. В её глазах скользит лёгкое снисхождение, как будто она уже заранее уверена, что мы не справимся.

— Нам хватит нескольких простых заданий, — заявляет она, складывая на столе руки с тусклым маникюром. — Уважаемый княжич Вячеслав и сударыня Ксения Тимофеевна, начнём. Принесите мне, пожалуйста, розовую книжку.

Она жестом указывает на шкаф, стоящий у стены.

Я оборачиваюсь, осматриваю «поле битвы». Шкаф добротный, состоит из нескольких полок. На нижней — никаких розовых книжек. Зато на верхней — их две штуки. Но есть одно но: дотянуться до них невозможно. Ни мне, ни Ксюше.

Мама хлопает глазами, явно недовольная заданием. Но ничего не говорит.

Я недолго думаю. Хватаю ближайший стул за ножку и с явным усилием начинаю двигать его к шкафу. Тяжёлый, зараза. Вот зачем в детском саду ставят мебель, будто её из цельного дуба вырезали?

— Ксю, дявай памагая! — подзываю подругу, не прекращая тянуть этот несговорчивый предмет интерьера.

Ксюша хлопает глазкам. Но через пару секунд уже берётся за ножку стула и начинает помогать. Совместными усилиями мы, наконец, пододвигаем стул к шкафу. Я выпрямляюсь, указываю на сиденье.

— Ставя, я тя подняму. Ах, блин — разуться надя.

Наклоняюсь. С её розовыми башмачками справляюсь быстро, благо, что застежки на липучках, и Ксюша, подбадриваемая мной, карабкается на стул.

Я поддерживаю её за коленки, пока она тянется вверх. Она вытягивает ручки, пытается ухватить книжку. Чуть дальше… ещё немного… И вот, наконец, хватает розовую обложку.

Я тут же осторожно придерживаю её, чтобы не завалилась, потом аккуратно помогаю спуститься. Беру книжку у Ксюни и торжественно протягиваю детские сказки директрисе.

— Вяша книшка, госпажа.

Мама смотрит на меня с улыбкой, но директриса явно не разделяет родительской радости. Её лицо застывает в выражении сильного недовольства.

— Всё-таки это было сложное задание, согласитесь? — мама, конечно, говорит спокойно, но не без гордости.

Директриса качает головой с выражением человека, который только что стал свидетелем чего-то… непредусмотренного.

— На самом деле это было задание на социальные навыки, — произносит она с видом преподавателя, разочарованного в своём классе. — Княжич должен был просто сказать, что розовой книжки на нижней полке нет, и попросить вас или меня достать её с верхней. А так… я даже не знаю, что сказать.

Ах вот оно что. Такое ощущение, что она переобулась. Теперь вдруг главным стало не решить проблему, а спихнуть её на других. Интересный подход к педагогике.

Мама отвечает твёрдо, без намёка на колебание:

— Но мой сын справился. Вы попросили книжку, и он вам её дал. Разве это не главное?

Директриса молчит несколько секунд. Вид у неё такой, будто она взвешивает риски: стоит ли спорить с княгиней, когда аргументы «хозяйки детсада» выглядят так себе. Наконец, она выдыхает через нос и нехотя соглашается:

— Пусть будет зачтено, Ваша Светлость. Тогда перейдём к проверке интеллекта.

Она нажимает кнопку звонка, и вскоре в комнату заходит воспитательница — приятная, но, похоже, натренированная на выдержку женщина. В руках у неё альбом и коробка игрушек. Она кладёт альбом на стол, а коробку аккуратно отодвигает в сторону, видимо, оставляя на потом.

— Уважаемые сударь и сударыня, сейчас мы немного позанимаемся, — говорит воспитательница, разворачивая альбом. Листы плотные, глянцевые, пахнут свежей типографской краской. — Найдите, пожалуйста, листочек с тигром.

Я быстро пробегаю взглядом по картинкам, нахожу тигра и протягиваю изображение. Легко.

— А теперь котика, — продолжает она.

Снова безошибочно нахожу нужную картинку. Дальше идут домик, мячик, дерево, рыбка — всё это я выполняю чётко и без заминок. Воспитательница отмечает что-то в своём блокноте.

Теперь очередь Ксюши. Она внимательно смотрит на страницы, выбирает нужные картинки. Иногда замирает, чуть морщит лоб — например, когда мишка подозрительно напоминает волка. Но, в целом, справляется уверенно.

Я наблюдаю за её успехами, отмечая про себя: молодец. Вроде бы пустяковое задание — просто выбрать нужную картинку, но не будем забывать, что Ксюне всего полтора года. Прямо гордость берёт за девочку.

Мама выдыхает с облегчением, уверенная, что я и Ксюша успешно прошли отбор.

— Тогда, я думаю… — начинает она, но директриса поднимает руку, прерывая её:

— Подождите, Ирина Дмитриевна. Всё ещё не закончено.

Воспитательница наклоняется к коробке, достаёт оттуда игрушки и выкладывает перед нами на столе.

— Выберите те игрушки, которые вам больше всего нравятся, — предлагает она с вежливой улыбкой.

Я смотрю на стол.

Тут есть всё, о чём может мечтать ребёнок: блестящие машинки, серьёзные солдатики, грозные роботы, маленький танк. В другое время я бы схватил что-то покруче, но у меня в голове уже сложился принцип местных испытаний: берёшь то, что тебе нравится, и тебя записывают в диктаторы/простачки/ненадёжные элементы общества.

Так что я прищуриваюсь и внимательно выбираю.

Плюшевый мишка.

Абсолютно безопасный вариант. Плюшевый, добродушный, не вызывает ни одной потенциальной претензии.

Я поднимаю его и объявляю:

— Потапыч.

Ксюша тем временем тоже изучает коробку, выбирая себе что-то. И тут её взгляд падает на куклу.

И я сразу понимаю, что это ловушка.

Кукла одета… ну, слишком экстравагантно для детской игрушки. Чулки, глубокое декольте, короткое блестящее платье, дешёвая бижутерия — выглядит так, будто её прототипом была клубная зажигалка, а то и вообще куртизанка.

Если Ксю выберет её, это будет катастрофа. Она-то схватит её только из-за блестючек, но чёртовы детсадовские психологи тут же навешают какой-нибудь стрёмный ярлык.

Я медленно наклоняюсь вперёд, чтобы перехватить её взгляд, и, еле двигая губами, шепчу:

— Пах-пах.

Слово работает мгновенно. Ксюша тут же начинает искать глазами, взгляд соскальзывает на другой угол стола, где лежит кое-что гораздо интереснее пошлой куклы.

Она радостно хлопает в ладоши:

— Пах-пах!

Тянется, отодвигает лишнее, и вот её руки вытягивают водяной пистолет.

Она радостно хлопает в ладоши и повторяет:

— Пах-пах!

Проверяет — пустой. Но это её нисколько не смущает. Улыбка расползается по лицу, и, прищурившись, она направляет пистолет прямо на меня. Щёлкает курком.

— Кяк у Савы пукалька! — радостно объявляет она.

Я хмыкаю. Пукалька? Это что ж, она мой благородный Glock к этой водяной игрушке приравняла? Но для Ксюни, конечно, разницы нет.

Мама замечает её выбор, слегка удивляется, но ничего не говорит. А вот директриса… Да у неё лицо вытягивается так, будто перед ней не водяной пистолет, а какое-то преступление против дворянских манер.

— Оружие…Странный выбор для барышни, — произносит она холодно.

Мама даже не моргает.

— Какие времена, такие и барышни, — отвечает она твёрдо, глядя директрисе прямо в глаза. — Мы живём рядом с фронтиром. Женщины рода Опасновых, как и многие другие, должны уметь постоять за себя.

Директриса молчит. Видно, что ответ её не устраивает, но возразить нечего. В конце концов, здесь мы не при дворе.

— Возможно, вы правы, Ваша Светлость, — нехотя признаёт она, но тут же добавляет: — Однако для окончательного решения нужно проверить также и социальные навыки кандидатов.

Она делает знак воспитательнице, та сразу понимает и сдержанно улыбается.

— Мы отведём детей на пару часов к младшей группе, чтобы посмотреть, как они адаптируются к общению с другими детьми. Они будут постарше Вячеслава Светозаровича и Ксении Тимофеевны, так что посмотрим, как они справятся.

Другие дети? У-у-у! Наконец-то! Хель меня дери, я готов познакомиться с местными заправилами и, если они наедут на меня, сместить их с позиций. В конце концов, генерал в полку может быть только один.