Мальчик, Который Выжил

Глава 14

Небоскреб корпорации «Юсупов Медиа», Москва

Светлейший князь Юсупов Феликс Феликсович присутствовал на деловой встрече с одним из своих подданных — Евгением Евгеньевичем Никулиным, генеральным директором «Юсупов Медиа». Как человек основательный, князь никогда не доверял слепым отчётам и всегда лично вникал в цифры. Сейчас, перелистывая свежие корпоративные документы, он дошёл до аналитики по просмотрам в «Царьграме».

В списке популярных видео его взгляд зацепился за один особенно удачный обзор, опубликованный каналом «Ствол и Штык».

— Ну надо же, «Ствол и Штык» наконец-то в топах? — приподнял бровь Юсупов, отрываясь от отчёта. — Раньше у них таких скачков не было. Что же они там выложили такое взрывное?

Евгений Евгеньевич, польщённый вниманием князя, быстро кивнул, но тут же поспешил пояснить:

— Ваша Светлость, сам ролик — это всего лишь видеообзор. Просто наш канал подсуетился и первым осмотрел чужой контент. Настоящий успех пришёл благодаря другому видео — любительской съёмке, сделанной…одним младенцем. Вот только оригинал удалили.

Князь задумчиво постучал пальцами по гладкой поверхности стола.

— Но вы-то, конечно, сохранили оригинальный ролик?

— Разумеется, — подтвердил Никулин, чуть выпрямляясь. — Канал скачал его для обзора.

Юсупов улыбнулся уголком губ и указал на плазменный экран на стене.

— Что ж… Давай посмотрим. Интересно, что же там такое сняли с этим младенцем, что даже обзор на него взлетел в виджет «популярное».

Сижу дома, на полу разложен конструктор, детали валяются в хаотичном порядке. Мы с Ксюней методично строим замок. Конечно, не просто так, а с благородной целью — разрушить его Деном, нашим боевым пауком-булыжником. Старый добрый цикл: сначала создаём, потом разрушаем.

Но тут мой взгляд цепляется за Ефрема, прошмыгнувшего по коридору. Он выходит из маминого кабинета, и вид у него, мягко говоря, потрёпанный. Глаза красные, плечи опущены, губы плотно сжаты, будто он изо всех сил пытается не выдать внутреннюю боль. Если бы его сейчас спросили, как дела, он, наверное, лишь скорбно посмотрел бы в потолок, молча развернулся и ушёл в закат.

Ну да, судя по всему, так и есть — его только что размазали по ковру.

Значит, мама всё-таки узнала, что он дал мне «Беретту».

Вопрос только — как?

Смотрю на бедолагу Ефрема — даже жалко его становится. Я-то целый, а он, похоже, хорошенько схлопотал. Медленно перевожу взгляд на Ксюню, которая сидит напротив, прилежно укладывая детали. Первая мысль — она.

— Ти маме не сдовала нас? — спрашиваю подругу.

Ксюня тут же вскидывает голову, обиженно надувает щёки, хмурит маленькие бровки.

— Неа! Конесьно! — возмущённо топает ногой. — Сава! Я же магила!

Киваю.

— Я так и думал, — вздыхаю.

Ксюня довольно улыбается, всем видом показывая, какая она молодец. Ну да, ну да, ей-то как раз можно доверять. Ксюня, сейчас крутящая в руках жёлтую детальку, самый надежный товарищ.

Но всё равно — теперь мне точно перекроют доступ к оружию. Никаких «Беретт», никаких «Макаровых» больше…. Внутри закипает досада, и я начинаю быстрее строить стены замка. Башни выше, стены толще, внутренний двор просторнее. А затем, когда всё готово, беру Дена и с прицелом запускаю его в середину башни.

Паук-булыжник радостно лязгает лапами, сметая стены с удовлетворением настоящего разрушителя. Он топчет руины, ползает по ним с победным видом, словно триумфатор. Его день точно удался.

Ну хоть у кого-то.

За обедом мы сидим за столом втроём: я, Ксюня и мама. Стол большой, накрытый чистой скатертью. Мама сегодня строгая, губы сжаты в тонкую линию, взгляд колючий, как иголки. Руки у неё сложены у тарелки, и даже как-то неуютно под её наблюдением. Берет вилку с ножиком механически нарезает кусочек мяса, будто делает хирургический разрез. Да еще поглядывает на меня хмуро.

Ефрем, который обычно топчется рядом, сегодня исчез из дома, словно его и не было. Наверное, зализывает раны где-то в тёмных коридорах, после того как мама устроила ему внушение.

Мы едим, и тишина прямо звенит. Слышно, как Ксюня сопит, пока сосредоточенно режет картошку, с серьезным личиком, не отвлекаясь.

Я выбираю момент. Поворачиваюсь к княгине и как можно невиннее произношу:

— Мам, а можно севодня мне с тобоя в лаболатолию?

Ложка в маминой руке зависает на полпути ко рту. Она поднимает бровь, словно подумала, не ослышалась ли.

— Зачем тебе в лабораторию, Слава? — подозрительно спрашивает. — Там ведь нет пистолетов. И разбивать ничего нельзя.

Ага, не тонкий упрек. Не удержалась-таки. Я мигом вытягиваю морду лица в самое воодушевленное выражение, открываю глаза шире, чтобы выглядеть как лупоглазый малыш, и громко заявляю:

— Алхимия интелесна! Хочу быть умна как мама! Тоже уметь саздавать плеоблазующие зелья!

Это срабатывает мгновенно. В глазах мамы вспыхивает огонёк радости, уголки губ поднимаются. Её взгляд смягчается. Алхимия — её Атрибутика, её работа. И мысль о том, что её сын хочет изучать её сферу, явно княгине Опасновой по душе.

Оказывается, так мало нужно, чтобы поднять родительнице настроение. Просто сказать, что ты готов перенимать её знания.

Но, конечно, у меня двойная цель.

Во-первых, нужно показать маме, что я не просто оружейный маньяк, а разносторонний и перспективный карапуз, впитывающий любые знания, которые можно использовать в будущем. Не хочу, чтобы мама плохо думала обо мне.

Во-вторых, у меня стратегическая цель — попасть в лабораторию и выяснить, какие алхимические штучки можно использовать в грядущей войне с системой «Юных нобилей».

— Хорошо! После обеда зайдем, Слава, — улыбается обрадованная мама.

Обед продолжается уже веселее, и вот на столе появляются лавандовые тортики. Воздух сразу наполняется нежным ароматом, от которого даже слюнки текут. Это просто блаженство! Я ем с полным наслаждением — в прошлой жизни такого точно не пробовал. Может, за десятилетия, что меня не было в этом мире, придумали новые рецепты, и вот этот шедевр — результат этих кулинарных экспериментов.

Но, увы, как бы я его ни смаковал, десерт заканчивается. На тарелке остаётся лишь несколько крошек, а мне хочется ещё.

И тут Ксюня вдруг протягивает мне свою половинку тортика.

— Сава! На, кущай! — заявляет она великодушно, заглядывая мне в глаза.

Я удивлённо поднимаю взгляд, недоверчиво моргаю.

— Дя? Пасиба! — тут же радостно хватаю её десерт. А Ксюня довольно смотрит, как я ем ее тортик.

Мама смотрит на девочку с лёгким изумлением.

— Ксюнь, но ты же любишь тортики.

Ксюня пожимает плечами с улыбкой:

— Девотькам надо фигулу блюсти!

Я с мамой синхронно переглядываемся.

— А кто тебе такое сказал? — осторожно спрашивает мама, удивленно выгибая бровь.

— Катя, — с важным видом сообщает Ксюня.

Мама чуть щурится.

— Ильина Катя? Княжна Ильина?

Ксюня пожимает плечами.

— У нас в глуппе одна Катя, — вставляю я.

— Значит, она, — кивает мама.

Я тут же делаю для себя пару ценных открытий. Во-первых, вот оно что! Катя — княжна Ильина. Это многое объясняет. В садике её явно уважают не просто так. А вот ко мне отношение другое — несмотря на мой титул княжича, персонал вместе с директрисой ведут себя так, будто я не вполне настоящий княжич. Система садика меня не боится. Видимо, дело в том, что мой отец-князь умер, а с ним и влияние семьи сильно убавилось.

Во-вторых, Ксюня явно продолжает общаться с Катей и уже перенимает у неё манеры. Катя, конечно, модная девчонка, светленькая, голубоглазая, всегда с красивыми бантиками, но… чувствуется в ней что-то хищное и змеиное. Стервозинка, как есть. И, похоже, Ксюня начинает этому учиться.

Мама, однако, одобряет выбор подруги Ксюни. Княгиня кивает и с широкой улыбкой говорит:

— Хорошо, что вы подружились.

После обеда мама ведёт меня в лабораторию. Тут пахнет так же чем-то странным — смесь трав, палёного металла и чего-то сладковатого. Как только я переступаю порог, из дальнего угла шевелится змея Алхимии — Гера. Её длинное, гибкое тело, сложенное из разноцветных камней и металлов, переливается при свете ламп. Она тут же оживает, будто почувствовала меня, и тянется со стола, чуть приоткрывая каменную пасть.

Ну, конечно, опять за своё. Опять приближает морду слишком близко. Я привычно хлопаю её по морде ладонью.

— Ум-м! — недовольно моргает Гера, слегка покачиваясь, но затем плавно отползает назад, всё равно умудряясь влюблённо смотреть на меня своими крошечными изумрудными глазками.

— Слава, она же просто хотела познакомиться поближе, — с улыбкой комментирует мама, усаживая меня в кресло у лабораторного стола.

Пока мама берёт склянку с жидкостью и слегка встряхивает её, я окидываю взглядом стеллажи, уставленные колбами, пробирками и пузырьками. Столько интересного… Интересно, какая из этих баночек с взрывчатым веществом?

— Смотри, Слава, — говорит мама, доставая красный лист бумаги.

Она прыскает на него жидкостью, и на моих глазах цветная бумага начинает светлеть, становится жёлтой, словно её перекрасили невидимой кистью.

— Пликольно, — без интереса отвечаю я. Подумаешь, красящий порошок. Впрочем, для обычного малыша это бы сработало.

Тут мой взгляд цепляется за банку с порошком, стоящую рядом. Банка матово-чёрная и будто притягивает взгляд.

— Ма, а эта што? — тычу пальцем.

Мама надевает резиновые перчатки и берёт банку.

— Это рентгеновский песок, Слава, — поясняет она, открывая крышку.

Ого, это уже любопытно, пускай и не порох. Я наблюдаю, как мама берёт щепотку и аккуратно сыплет на чёрную деревянную шкатулку, лежавшую на столе

Секунда — и прямо сквозь крышку начинают проявляться очертания алхимических камней внутри. Песок будто проедает её плотную поверхность.

— Неплохо… — протягиваю, прикидывая, где и как его можно применить.

Мама кивает, улыбаясь, будто видит, как у меня в голове уже начинают крутиться шестерёнки.

— Да, он показывает структуру предметов, которые снаружи непрозрачны. Ещё используется при операциях.

Неплохо-неплохо. Я уже судорожно перебираю в голове возможные способы применения. «При операциях»? Значит, песок безопасен для живых организмов. Интересно… Но мамины перчатки явно алхимические — они не пропускают песок. А действует ли он при контакте с кожей? А если попробовать на себе?

Я поднимаю взгляд на маму:

— Мам, можна?

Мама усмехается и разрешает. Я хватаю щепотку и высыпаю её себе на руку.

Мгновенно сквозь кожу проступают тонкие косточки, сухожилия, узоры капилляров. Я хмыкаю, таращась на собственные пальцы — прямо видно, как подвижны суставы, как скользят под кожей сухожилия.

— Ы-ы! Косточки! — выпаливаю с улыбкой, поворачивая ладонь в разные стороны.

Мама кивает, убирая коробку:

— Будет прозрачной ещё час. Только не пересыпь на себя весь песок, а то испугаешься…

Я скептически фыркаю. Испугаться? Серьёзно? После всего, что я видел за долгую жизнь? Трупы, расчленёнка, битвы — да я, можно сказать, на этом вырос.

Но… дети ведь и правда такое боятся? И многие взрослые? Хм. Забавно-о!

Когда мы выходим из лаборатории, мама всё ещё вдохновлённо рассказывает про свойства алхимических камней, активно жестикулируя руками. Но я уже мысленно далеко — в садике, в эпицентре будущего хаоса.

— Мам, — вдруг выдаю я, останавливаясь посреди коридора и тут же натягивая на морду лица привычное невинное выражение.

Мама замедляет шаг.

— Что, Слава?

— А можна нам самим на День Нептуна в садике сделать леквезиты? —тяну.

Мама улыбается.

— Помощником хочешь быть, значит?

— Дя, — изображая искренний энтузиазм. — Хочу помочь воспитательнифам. Бассейн накачать, шарики надуть, ещё что-то.

Мама смотрит на меня с умилением.

— Какой ты добрый, Славик. Конечно, можно. Слуги подготовят реквизиты к празднику. Думаю, в садике не будут против. Я позвоню и спрошу.

Я довольно ухмыляюсь. Половина дела сделана. Но надо зафиксировать детали.

— Тока я сам учафтвовать буду в подготовке! — уточняю напоследок.

Мама кивает, машет рукой.

— Конечно-конечно, ты же у нас главный, ты — княжич. И Ксюня будет помогать надувать шарики.

Я улыбаюсь. Ну всё, садик… Ждите на день Нептуна шторм столетия.

Мама смотрит на меня с довольной улыбкой. Кажется, история с пистолетом окончательно забыта. И ведь всего-то пришлось проявить интерес к ее работе, поспрашивать про порошки и зелья… и всё. Как мало, оказывается, нужно. Легко быть младенцем. Может, теперь попросить у Ефрема что-то большего калибра?

Детский сад «Юные нобили», Рязань

В конференц-зале княжна Матрёна Ильина, облачённая в строгий тёмно-синий костюм, сидела за стеклянным столом, внимательно изучая папку с отчётами. Атмосфера в комнате была деловой и слегка напряжённой. Напротив, на другом конце стола, сидела директриса «Юных нобилей», сложив руки на коленях. Они беседовали наедине — без посторонних ушей.

Матрёна, один из ключевых членов попечительского совета, курировала экспериментальную программу садика. Она спокойно перелистнула страницу, затем скрестила руки на груди и, не скрывая удовлетворения, произнесла:

— Социальный эксперимент до сих пор проходил успешно. «Главные дети» в младших группах неизменно оказывались либо княжеского происхождения, либо приближёнными к ним. Это в очередной раз доказывало, что кровь решает в вопросах лидерства.

Она сделала короткую паузу, слегка сузив глаза:

— Княжеское происхождение предопределяет лидерство с самого рождения. Это закон природы. Однако… В последней группе всё шло по этому сценарию лишь до появления новенького.

Директриса понимающе кивнула, пальцами поправляя брошку на лацкане пиджака.

— Вы имеете в виду княжича Опасного?

— Именно, — Матрёна постучала пальцем по папке. — Этот мальчик разрушил иерархию в группе. Больше нет «главных детей». Та же коробка игрушек… — она усмехнулась. — Раньше доступ к ней контролировали «главные дети». Теперь? Теперь игрушки доступны всем.

Директриса сохраняла ровное, нейтральное выражение лица. Ей не впервой было балансировать между амбициями дворянских родов и интересами организации. Матрёна Ильина представляла попечительский совет садика, но за кулисами оставались и другие влиятельные фигуры — спонсоры из числа родителей. Те же Мироновы, например, с которыми приходилось считаться, хочешь ты того или нет.

— Не думаю, что все дети в равных условиях, — осторожно заметила директриса. — Княжич Вячеслав Опаснов одарённый, как и Ксения Тимофеевна. Их ядра уже сформированы, в отличие от остальных. Они изначально сильнее.

Матрёна лишь усмехнулась, сделав небрежный жест рукой, будто отметая несущественные детали.

— В полтора-то года? Уж сомневаюсь. Максимум: со сформированными ядрами они сопоставимы с четырехлетками.

Она плавно поднялась с кресла и, заложив руки за спину, медленно двинулась вдоль стены конференц-зала. Стук каблучков разнесся по помещению.

— Но мальчик уникален. Появление в группе такого чёрного лебедя, как княжич Опаснов, — это редкая возможность для эксперимента, — негромко произнесла княжна, не оборачиваясь. — Ведь с детьми других княжеских семей мы не могли бы проводить жёсткие проверки… Это было бы чревато последствиями.

Матрёна остановилась у панорамного окна, за которым раскинулся ухоженный внутренний двор. Она повернулась, скользнув взглядом по лицу директрисы, и медленно улыбнулась — дежурно, словно только что приняла решение, от которого не отступится.

— Но род Опасновых нынче в шатком положении, — её голос стал мягче. — Еще незадолго до исчезновения князя Светозара их семья ослабла. Мы можем позволить себе некоторые вольности в отношении к ним.

Директриса молчала, ожидая продолжения, не рискуя первой вставлять замечания.

— Вам стоит усилить давление на княжича Опасного, — спокойно продолжила Матрёна, скрестив руки на груди. — В любых конфликтах занимать сторону остальных детей. Особенно в его противостоянии с Денисом Мироновым усугубите положение Опаснова.

Директриса медленно кивнула, обдумывая приказ.

— Но осторожно, — добавила княжна. — Это идеальная возможность, чтобы проверить, насколько княжеская кровь способна противостоять давлению общества. Сможет ли истинный лидер сохранить свою позицию, если против него ополчится не только окружение, состоящее из сверстников, но и сама система?

Матрёна Степановна лучезарно улыбнулась:

— Мы это скоро узнаем.