Крикеры

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Когда стемнело, Скотт и Гут воспрянули духом. По крайней мере, Скотт Бой Тактон. Но что-то витало в воздухе, что-то нехорошее, и Гут почувствовал это.

Чуть позже они должны будут реализовать большую партию «ангельской пыли» в одном из основных районов за Локвудом. Это будет их самый большой рейс и, следовательно, их самый большой куш.

В обычной ситуации Гут был бы очень воодушевлён перспективой получить такие хорошие деньги за совсем небольшие старания. Но сейчас…

Он уверенно повёл большой пикап по шоссе и выехал из города. Он был чем-то озадачен, хотя изо всех сил старался не показывать этого.

«Что-то плохое витает в воздухе этой ночью», — проскользнуло у него в голове.

И он был уверен, что это не имеет никакого отношения к их рейсу.

Они должны были приехать не раньше чем через пару часов; другими словами, у них было время, чтобы убить его, а Гут слишком хорошо знал, как Скотт любит убивать свободное время.

— Эй, Скотт? Что скажешь, если сегодня ночью мы сделаем что-нибудь интересное, прежде чем скинем товар?

Скотт Тактон сидел, откинувшись на спинку большого сиденья, и потягивал из банки Red, White & Blue.

Это была тёплая, благоухающая ночь, и всё было прекрасно. Высокая, яркая луна. Холодные напитки. Сверчки поднимают шум. Тёплый воздух врывается в открытые окна, пока Elvis напевает по радио Blue Moon.

Другими словами, идеальная ночь для убийства.

— Что значит, что-нибудь интересное? — спросил Скотт, поглаживая бакенбарды. — Сначала мы поразвлекаемся, да?

— Э-э-э… — ответил Гут. Он свернул на следующий поворот. — Как насчёт того, чтобы поехать в «Сумасшедшего Салли»? Посмотрим там на какие-нибудь сиськи и задницы.

— Дерьмо-о-о… — протянул Скотт. — Зачем ехать для этого в клуб, когда мы можем подцепить девчонку где-нибудь на дороге?

— Точно! Мы можем остановиться на перекрёстке и потрясти пачкой зелёных перед её мордашкой, и она сразу прыгнет к нам на колени. Мы можем себе это позволить, особенно с деньгами, которые получим после продажи товара.

Скотт Бой разинул рот.

— Дерьмо! — повторил он с типичным словесным красноречием. — Дело не в том, что мы можем себе это позволить, Гут. Мы разбойники, чувак. Мы никогда не платим. Сегодня ночью у нас будет тёлка! Мы подберём её на дороге, поиграем с ней немного, а потом заберём её зелёные, как мы всегда делаем. Не знаю, как тебе, а мне нужно сходить облегчиться в какой-нибудь куст. Вообще-то, я мог бы и серьёзно поиздеваться над сучкой, например, расколоть голову киркой из гикори или, может быть, как в тот раз возле Нэлсвилля… Помнишь тот раз, Гут? Когда мы поймали ту девку с длинными тёмными волосами?

Гут помнил это прекрасно. В ту ночь они тоже убивали время перед рейсом, и там была одна горячая брюнетка, которую они подобрали на Старой Губернаторской мостовой. Гут дрочил ей на лицо, в то время как Скотт трахал её по-собачьи в задницу, а когда кончил, то вытер свой член, вымазанный экскрементами, об её же собственные волосы. У неё было некогда привлекательное тело и длинные волосы, как и сказал Скотт, длинные прямые тёмные волосы, так что они привязали её волосы к прицепу на заднем бампере грузовика, а затем повезли по дороге церкви Святого Стефана со скоростью около сотни миль в час. От неё осталось немного. Конечно, это не помешало Скотту ещё раз покувыркаться с ней перед тем, как они выбросили её на большую вонючую свалку в Миллерсвилле…

Скотт и Гут могли развлекаться где угодно, где есть автостопщицы, барные шлюхи и тому подобное. Но они никогда не занимались этим в Крик-Сити, их родном городе, потому что Крик-Сити, в отличие от большинства городков вдоль шоссе, имел собственное полицейское управление и шефа, с которым Гут и Скотт предпочитали не связываться. К тому же они не хотели ловить девок в «Сумасшедшем Салли», потому что этот клуб, как они слышали, принадлежал какому-то большому уродливому парню по имени Наттер. Так вот, сам Гут никогда не видел этого чувака, но поговаривали, что он не из тех, с кем можно связываться.

Но это не было проблемой, Гут предпочитал самоудовлетворение. Девок было много, и все они были заразными тварями. Гут дрочил по крайней мере раз в день и несколько раз во время хорошего настроения. Не то чтобы Гут предпочитал ощущение собственной руки ощущению девичьего тела — он просто не особо хотел ловить никаких грязных девиц с гонореей, с этим новым сифилисом, о котором все говорили, что от него на причиндале парня появляется узелок размером с грецкий орех, и со СПИДом. В те времена это казалось благоразумной заботой о себе, но Скотт, казалось, не придавал этому значения.

— О, вся эта шумиха вокруг СПИДа — это просто ерунда. Все знают, что ты подцепишь его, только если ты педик или наркоман. Я как раз читал об этом на днях в The Enquirer, что армия изобрела СПИД, чтобы избавиться от наркоманов и педиков, потому что теперь они ничем не занимаются, не работают, не платят налоги и не участвуют в жизни общества.

— Но, Скотт Бой, — вмешался Гут, — если мы не педики и не наркоманы, это не значит, что мы не можем подцепить его от какой-нибудь девки, у которой он есть. Многие из них в наши дни имеют целый букет болячек.

— О, Гут, это всего лишь распространённое мнение, — тут же ответил Скотт. — Это был просто неудачный день для него, если мужчина мог подцепить заразу, просто занимаясь любовью с женщиной.

Иногда Скотт Бой мог казаться самым тупым парнем на свете, но Гут молчал. Сам Гут не был образцом нравственности или христианской доброжелательности. Он в любой день мог перерезать парню глотку за десятицентовик. Он мог расколоть череп девчонке надвое и дрочить на её дойки, не раздумывая ни секунды. И водить машину в рейсы, чтобы продавать наркоту, тоже не было для него проблемой; если они не распространяли это дерьмо, это делал кто-нибудь другой. Но у него было то, чем Скотт Бой Тактон не обладал, и это называлось здравым смыслом.

Скотт Бой и глазом не моргнул. Как будто он считал себя бессмертным. Его не волновали ни герпес, ни СПИД. Его не волновало, что когда-нибудь кто-нибудь увидит их и расскажет копам, и он не боялся, что когда-нибудь копы поймают их. И он, кажется, даже не задумывался о том, что если они будут продолжать в том же духе, с ними может случиться что-то ещё более худшее…

«Рано или поздно мы наткнёмся не на тех людей», — мрачно подумал Гут.

Конечно, это может случиться. Однажды ночью они могут ударить пьяницу монтировкой, и парень может вытащить нож, или в следующий раз, когда они начнут развлекаться с барной шлюхой, она может вырваться и достать из сумочки один из Saturday Night Specials и накачать его и Скотта Боя пулями 25-ого калибра. А ещё Гут не хотел сидеть в тюрьме. Нет, только не там, где парень не мог даже принять душ без того, чтобы кучка парней покрупнее не потрогала его за зад или не заставила его спуститься и сделать минет пяти или десяти парням. Всего одна ошибка, и это может стать концом всего…

И именно тогда, как раз в ту минуту, когда он вёл большой пикап по Старой Данвичской дороге, Гут предавался размышлениям и внезапно у него возникло это действительно мерзкое, тошнотворное чувство глубоко внутри, и это было ужасно зловеще, учитывая то, что должно было случиться с ними обоими.

Начальник Фила в Службе безопасности отпустил его, не требуя никаких объяснений, что было весьма деликатно; Фил и так достаточно долго охранял лоскуты ткани и мотки пряжи. Остаток вечера он провёл, распаковывая вещи в своей новой комнате в пансионе «Старой леди Крейн». Переезд не был слишком хлопотным; он арендовал трейлер для своей мебели и запихнул всё остальное в коробки. И вот он уже в пути, за пределами шумного мегаполиса, в котором жил последние десять лет.

Он ехал обратно в Крик-Сити.

Комната не была Букингемским дворцом, но была вполне неплохая. Остальная часть его разговора с Маллинзом в начале дня была довольно сухой, в основном о будущей работе.

— Коди Наттер занимается «ангельской пылью»? — недоверчиво спросил он. — Здесь, в Крик-Сити?

— Верно, — сказал Маллинз. — И поэтому ты мне нужен, потому что у тебя есть опыт. Кроме того, у меня больше никого нет.

Это замечание не заставило Фила почувствовать себя полицейским года, но он понял точку зрения Маллинза.

— Так что насчёт того происшествия со стрельбой? — спросил он. — Ты ушёл в отставку, и тебе не предъявили обвинения. Мне плевать, что там у тебя было в прошлом. Только больше не убивай детей «дум-дум» пулями.

— Минуточку, шеф, — Фил почувствовал себя сконфуженным. — Давайте проясним одну вещь: я никогда не стрелял ни в кого пулями «дум-дум» или другими незаконными боеприпасами. Это была ошибка. Один парень по имени Дигнацио подставил меня, потому что хотел получить мою работу. Чёрт, пуля, которую я выпустил, пролетела над головой того мальчика. Это Дигнацио выстрелил в парня «дум-дум» пулей, а потом свалил вину на меня.

— Да, конечно, — поспешил прервать его Маллинз. — Всё.

— Вы мне не верите?

— Конечно, верю, — улыбнулся шеф. — И даже если ты это сделал, мне всё равно. Почему мне должно быть не всё равно, что ты пристрелил какого-то парнишку из гетто, который приглядывал за нарколабораторией? Если бы это зависело от меня, они должны были дать тебе медаль. Единственное, что я знаю, это то, что Коди Наттер толкает то же самое дерьмо в моём городе, и если я не позабочусь об этом, мы оба будем отрабатывать ночные часы на фабрике простыней. Так ты хочешь работу или нет?

— Да, — сказал Фил, даже не подумав.

Но ему и не нужно было думать. Жалованье всё ещё было больше, чем он зарабатывал охранником, и, по крайней мере, он снова станет копом.

Но дело было не столько в работе, сколько в самой проблеме. У Фила были большие проблемы с наркотиками. Он ненавидел наркотики. В городе он видел, что эта штука делает с людьми, с их телами, умами, с их жизнями. Это было самое ужасное зло, которое он когда-либо представлял.

«Господи, они продавали это дерьмо шестилетним детям на детской площадке!»

Чем моложе они попадались на крючок, тем лучше, и тогда дети грабили винные магазины или просто воровали на улице. Это была индустрия, которая увековечивала рабство, и проклятые суды, казалось, больше заботились о правах торговцев, чем о невинных жизнях, которые они уничтожили. Крэк, героин, «ангельская пыль» — выбирайте сами. Все они были разные, но все одинаковые, все они были частью одной машины, которая охотилась за слабостями людей и использовала их до тех пор, пока от них ничего не оставалось. «Ангельская пыль» в частности. Они разбавляли дерьмо промышленными растворителями, чтобы сделать его дешевле; каждая затяжка вызывала повреждение мозга, сводила с ума. Фил подумал, что если бы он мог сделать что-нибудь полезное в своей жизни, то отправил бы этих злобных ублюдков в тюрьму на всю жизнь. И вот Маллинз предлагает ему ещё один шанс…

— Да, — повторил Фил. — Я возьмусь за эту работу. Когда можно начинать?

— Прямо сейчас, — ответил Маллинз, наливая себе ещё кофе.

— Шеф, я не могу просто взять и уйти с работы. Я должен предупредить босса.

— Пошёл он в жопу! Теперь я твой босс. Скажи ему, чтобы нанял другую обезьяну для этой работы без члена. Ты нужен мне здесь больше, чем ему — охранять пряжу.

— Хорошо, но моя квартира в сорока милях отсюда. Вы должны дать мне немного времени, чтобы найти более близкое место для жизни.

— Я уже нашёл тебе место. Старушка Крейн, помнишь её? Старая сучка всё ещё держит ту дыру в стороне от дороги, и она оставила комнату для тебя. Тридцать пять долларов в неделю, ты думаешь, что сможешь это потянуть, а? И я уже заплатил за твой первый месяц аренды. Так что перестань трахать мне мозг и убирайся отсюда. Иди, загружай этот кусок дерьма, который у тебя есть в машину, и переезжай сегодня вечером. Я назначаю тебя на ночную смену с восьми до восьми и даже заплачу сверхурочно за всё, что будет больше твоих часов, пока не найму ещё пару человек.

Фил начинал задыхаться.

— Шеф, мы слишком торопимся, не так ли? Во-первых, мне нужно разрешение от государственной академии, не так ли?

— Ты уже прошёл проверку в академии, не волнуйся.

— И мне нужна униформа, мне нужно оружие, мне нужен…

Маллинз указал на угол.

— Видишь вон ту большую коробку? Это твоя форма. И видишь маленькую коробочку, которая стоит на ней? Это твой служебный револьвер, — Маллинз достал что-то из ящика стола. — И видишь вот эту крошечную коробочку?

Фил взял коробочку из рук Маллинза, открыл её и вынул содержимое.

Новый полицейский значок.

— Вот твоя грёбаная жестянка, — закончил Маллинз. — Ты опять большой плохой полицейский. Завтра мы отправим твою новую карточку в штат. Единственное, что мне от тебя нужно, это фотография на паспорт для удостоверения личности, и всё готово.

— Господи, шеф! — значок сверкнул в руке Фила, как 24-каратное золото.

— А теперь убирайся отсюда и приведи себя в порядок, — заметил Маллинз, бессознательно листая прошлогодний календарь. — Разве ты не видишь, что у меня много работы?

Фил взял коробки и направился к двери.

— Хорошо, шеф. Увидимся завтра.

— Да. Да, и ещё одна вещь.

Фил обернулся.

Усатые губы Маллинза дёрнулись в улыбке.

— Хорошо, что вы вернулись… сержант Страйкер.

«Сержант Страйкер…» — донеслись до него слова.

Теперь он смотрел в окно из крошечной комнатки в пансионе «Старой леди Крейн», которая внезапно стала его домом.

«Да, сержант Страйкер снова в деле».

Снаружи всё выглядело странно: деревья, поля и холмы вместо небоскрёбов и машин. Звуки сверчков вместо сирен. Сосновый воздух вместо смога. Крик-Сити погрузился в ночь и расцвёл красотой, о существовании которой он и забыл.

«Может быть, всё будет не так уж и плохо?» — подумал он.

Или это просто принятие желаемого за действительное?

Потому что когда Фил заснул, ему приснился сон…

Ему снилось своё детство, а также смутные, едва различимые ужасы того Дома.

«Да, чувак, рано или поздно, — подумал Гут, — мы выберем не тех, кого можно разозлить».

Скотт Бой смял пустую банку из-под пива, выбросил её и открыл другую. Он мог выпить и целый ящик пива за ночь, никаких проблем со здоровьем, молодая печень и всё такое. Но Гут беспокоился о нём.

— Что-то не так, приятель? — спросил Скотт, сидящий абсолютно спокойно, пока его единственный приятель проявлял признаки беспокойства. — Сегодня ночью ты выглядишь взволнованным, Гут.

— Ничего страшного. Просто чувствую себя немного нервно.

— Ну, мы скоро это исправим. Повеселимся так, как мы любим это делать, понимаешь? Хорошее пиво, хорошее настроение. Мы оба будем иметь по пачке денег размером с лошадь в каждом из наших карманов после того, как закончим рейс. Да, сэр, у нас всё получится.

— Э-э-э, конечно, — ответил Гут без особого энтузиазма. Но потом он решил, что не должен скрывать то, что его волнует. Он чувствовал себя странно, сегодня он чувствовал себя очень плохо. — Но я думал, Скотт, может быть, рано или поздно мы выберем не тех людей для развлечений.

— Вот дерьмо! — вскрикнул Скотт. — Да, и если бы у червей было оружие, птицы не стали бы с ними связываться! Ни у кого на свете нет таких железных яиц, чтобы справиться с нами. Мы крутые парни, Гут. Никто нас не тронет. Почему? Я покажу! Только посмотри! — а потом Скотт Бой достал из-за пазухи большой старый Уэбли своего отца и погрозил им.

Скотт Бой засмеялся, жадно глотая пиво и время от времени потирая промежность от мыслей об убийстве, отчего в чреслах у него вспыхивали всё новые и новые искры, но у Гута всё ещё оставалось тошнотворное ощущение. Чувство усилилось, когда он повёл грузовик вниз по дороге. Луна плыла вместе с ними над деревьями, какая-то странная и не совсем полная, и на небе не было ни облачка, только большая сверкающая куча звёзд, и чем пристальнее Гут смотрел на эти звезды, тем хуже он себя чувствовал.

Просто сегодня ему не хотелось никого убивать.

— Скотт Бой, послушай, мне сейчас не до шуток. Я имею в виду, что у нас скоро рейс. Так почему бы нам не сделать что-нибудь быстро, например, просто снять нам девку или что-нибудь типа этого?

— Потому что, Гут, видишь ли, я уже говорил тебе, что в этом нет ничего хорошего. Это всё равно что пить Yoo-Hoo вместо хорошего пива, как мы всегда делаем, — объяснил Скотт и открыл ещё одну банку. — Не может быть никакого веселья, если делать всё по-быстрому. И зачем тратить деньги? Мы устроим себе шоу после рейса, не сомневайся.

— Ага, — отозвался Гут.

Он понимал, что спорить не было смысла; если только Скотт Бой Тактон принял решение, его уже ничто не могло поколебать. И то, что Скотт имел в виду под «устроить себе шоу», было его обычным развлечением с девками, странным, грязным, как он и привык. Это были по-настоящему дикие, нечеловеческие вещи, как в тот раз, когда они поиздевались над той старой леди, которая ходила на костылях, или прошлым летом, когда они заметили ту девушку в инвалидном кресле, ожидающую специальный автобус на перекрёстке, и они остановились и просто забросили её в кузов грузовика и поехали на одну из своих любимых полян в лесу, и Скотт проделал с этой бедной девчонкой всё, что мог, прежде чем её прикончить. Вот что Скотт имел в виду, говоря об «устроить себе шоу». Но с каждым разом ему хотелось чего-то бóльшего.

И это навело Гута на мысль.

Он вспомнил действительно крутые и грязные вещи.

Это было что-то, о чём он слышал с детства, что-то о крикерах. Его отец рассказывал ему об этом, когда напивался, а это было практически каждую ночь. Эти истории были о месте, которое у крикеров было далеко в лесу, где парень мог купить себе девушку-крикера, и эти девчонки-крикеры были все испорчены и изуродованы от природы, а также это и было то место, где какой-нибудь парень мог «устроить себе шоу». Конечно, сам Гут не видел этих девчонок-крикеров, а что касается этого места, ну, он не знал, существует ли это место вообще, может быть, это была просто куча дерьма, которую его отец изливал, чтобы напугать его, но если Гут мог подсказать Скотту Бою идею попытаться найти это место, тогда им не пришлось бы никого убивать сегодня ночью, и это было бы просто замечательно, потому что у него всё ещё было очень плохое предчувствие прямо сейчас, и это чувство вызывало дискомфорт в его животе, как в тот раз, когда он съел какой-то плохой беличий пирог и был болен две недели. Поэтому именно сейчас он решил сделать свой шаг.

— Знаешь, Скотт Бой, ещё в детстве я слышал истории о месте в лесу, где парень может купить себе девчонку… девчонку-крикера. У них деформированные головы, изуродованные лица и туловища, даже сиськи бывают разного размера, одна меньше другой, и всё такое. Я имею в виду, что если бы мы нашли это место в лесу, мы смогли бы по-настоящему устроить себе шоу. Повеселимся так, как никогда ещё не делали. Как ты думаешь?

— Нет, Гут, — отмахнулся Скотт, — я тоже слышал эти истории, когда был ребёнком, и это просто чушь собачья. Я за всю свою жизнь не видел и пяти крикеров. Так что хватит пытаться испортить мне вечер. Нет никаких крикеров, как и нет такого места в лесу.

«Эта идея провалилась», — заключил Гут.

Он даже не мог сообразить, куда едет; он просто ехал по одной дороге за другой, пока Скотт Бой пил пиво. Луна продолжала следовать за ними, сверкала на них сквозь редкие деревья, как моргающий глаз.

Затем…

— Чёрт побери, — Скотт Бой наклонился вперёд и прошептал. — Ты видишь то же, что и я, Гут?

Гут видел всё.

Какая-то цыпочка шла по Старой Данвичской дороге так быстро, как только позволяли её ноги, одетая в какую-то потрёпанную одежду. Она даже не обернулась, когда подъехал большой грузовик, она не ловила попутку, а просто шла, и было немного жутковато, что она шла одна под этой мрачной луной, висящей над ней.

Скотт хихикнул.

— А вот и наша добыча!

Гут выругался про себя, но внизу живота у него стало горячо. Он остановил грузовик прямо перед ней, и Скотт Бой принялся за дело. Он хорошенько треснул её по голове монтировкой и так же быстро затащил её в грузовик. Гуту показалось, что всё это действие не заняло больше пяти секунд.

— О-о-о, да, мама! — воскликнул Скотт Бой. — Я был уверен, что сегодня мы найдём себе какую-нибудь девочку! — он пнул едва живую девушку на полу, несколько раз шлёпнул её по лицу и, как обычно, громко засмеялся. — Да, Гут, давай поскорее уберёмся с этой дороги, потому что я собираюсь войти в эту тощую сучку до того, как у меня лопнет член, понимаешь?

— Да, конечно, — почти простонал Гут.

Вверх по дороге был поворот, которым они пользовались в прошлый раз. Скотт Бой включил свет в грузовике, сказав:

— Давай сначала поглядим её.

Гут припарковался на залитой лунным светом поляне. Девушка всё ещё не пришла в себя после удара монтировкой; её голова просто болталась, как будто у неё не было шейного позвонка.

— Похоже, что мы получили хороший товар, — сказал Скотт Бой и стянул с девушки одежду.

У неё было приличное тело и неплохие, но немного дряблые сиськи, вьющиеся чёрные волосы и…

— Господи Иисусе! — воскликнул Скотт.

Гут тоже это заметил.

Эта девушка…

У неё были некоторые странности: у неё не было пупка, и у неё было шесть пальцев на левой руке и не более трёх на правой. В интимном месте она была совершенно безволосой. Но не это было причиной восклицания Скотта.

Её лицо…

— Святое дерьмо, Гут! Ты веришь в это?

Лицо этой девушки выглядело немного кривым: какой-то расплющенный нос, одно ухо ниже другого, и эти грязные, как у собаки, чёрные волосы, свисающие на лоб, который выглядел очень странно и округло. Но ещё более странными были её глаза.

— Посмотри ей в глаза, — прошептал Скотт Бой.

Они были большими, но один, несомненно, был больше другого и выше расположен на лице, и глаза были ярко-красного цвета, почти как кровь. Гут никогда в своей жизни не видел таких глаз…

— Гут, я ни разу не встречал такой стрёмной девчонки, — заметил Скотт Бой.

— Она вырожденка.

— Что?

— С врождёнными уродствами, Скотт. Как те, о ком я говорил раньше. Это крикер.

Лицо Скотта Боя стало задумчивым.

— Знаешь, я никогда не видел их так близко. Как они вообще появились?

— Кровосмешение, наверное, — ответил Гут. — Мой отец рассказывал мне об этом однажды. Все эти вещи в людях вызываются кровосмешением. Гены, мать их…

— Вот как…

— Точно, Скотт. С генами шутки плохи, эти штуки очень хрупкие. И вот что происходит: эти бедные семьи, живущие далеко в глуши, совокупляются с кем попало. Отцы трахают своих дочерей, как ни в чём не бывало, и братья резвятся вместе со своими сёстрами, и матери удовлетворяют свою похоть с сыновьями… снова и снова в течение долгого времени. Вот и происходит то, что называется кровосмешением. Их гены путаются, и дети выходят такими, как эта девчонка. И они зовутся крикерами.

— Крикеры, — пробормотал Скотт, глядя на девушку. — Разве это не круто?

Девушка начала просыпаться, издавая странные звуки, похожие на «аллап-аллап-аллап-гарруп». И эти её большие красные глаза, казалось, смотрели вверх, ничего не видя. Гут, в своей неоспоримой эрудиции, объяснил, что большинство крикеров очень отсталые в развитии из-за того, что их мозг тоже недоразвит. Большинство из них едва могут говорить или только бормотать что-то. Потому что они вырожденцы, вот почему они такие тупые.

Затем искривлённый рот девушки начал шевелиться, она моргнула своими большими красными глазами и что-то пробормотала.

— Что такое, девочка? — насмешливо спросил Скотт. Он захохотал и ударил её по лицу. — Что ты говоришь?

— Аллап-гарруп, — сказала она.

— Да уж, она глупее собачьего дерьма, — решительно заявил Скотт «Бой», ухмыляясь в свете фонаря.

Он начал снимать штаны.

— У тебя там большая дырка, не так ли? Потому что я намереваюсь спустить в тебя всё содержимое своих яиц. Думаю, что я кину палку тебе несколько раз, так как ты понравилась моему маленькому приятелю.

Гуту стало ещё дерьмовее. Он полагал, что у этой девки-крикера и так достаточно проблем, но не осмеливался предложить Скотту отпустить её. Намерения Скотта Боя были ясны как божий день, и как только он снимал свои штаны, его уже нельзя было остановить.

Чёрт побери!

Гут даже пару раз видел, как он проделывал это с овцами на пастбище Миллера, когда они не могли найти девчонок, чтобы поиздеваться.

— Дырка девчонки, дырка овцы… какая разница? — сказал он и перешёл к делу. Гут почувствовал тогда даже жалость к этим овцам.

И Гут, конечно, жалел эту девчонку прямо сейчас. Скотт толкнул её на спину, ему даже не пришлось немного подрочить, чтобы возбудиться. Девушка просто лежала на сиденье, время от времени моргая большими кривыми красными глазами, а потом Скотт Бой раздвинул ей ноги.

— Гут, как насчёт того, чтобы подождать снаружи, потому что для нас троих нет места, а? Я хочу трахнуться с ней и спустить пару раз в эту лысую «киску». А потом, если хочешь, можешь тоже её трахнуть, пока мы её не убили.

— Э-э-э, конечно, — согласился Гут, и у него никогда не было никаких проблем с тем, чтобы сделать это.

Он мог бы поиздеваться над обычными девчонками, но не хотел принимать участие в том, что происходило сейчас. Просто неестественно было делать это с крикерами. Поэтому он прошёлся по поляне, допил пиво и бросил банку. Он слышал, как Скотт свирепо рычит в пикапе.

«Бли-и-ин», — подумал он угрюмо.

Он очень хорошо знал Скотта Боя, знал, как работает его голова, и полагал, что уродство девушки добавляло дополнительную искру в его гнев.

«Устроим себе шоу… — подумал он. — Боже…»

Он оглядел рощу, посмотрел на луну, на небо. Он не хотел думать о том, что происходит в грузовике, но было трудно не думать. Скотт включил свет, и Гут просто не мог не смотреть. Он видел, как у девчонки-крикера торчат вверх уродливые ноги, потом увидел, как она высунула голову из окна, когда Скотт Бой перевернул её и трахал сзади. Потом её начало тошнить, а Скотт только смеялся и шлепал её по лицу.

— Надо избавиться от этой собачьей грязной шерсти, чтобы мы могли видеть твою мордашку, детка, — сказал он, а потом начал срезать своим ножом её грязные угольно-чёрные волосы, разбрасывать их по сторонам и смеяться над этим.

Эта бедная девчонка-крикер выглядела ужасно, когда он закончил. Остатки грязных волос торчали на её большой косоглазой голове.

Гут присел на пень и стал ждать.

«Скорей, Скотт, — подумал он. — Нам нужно уже ехать!»

Эти торговцы «ангельской пылью», на которых они работали, не очень-то обрадуются, если они со Скоттом опоздают. Но рейс был всего лишь предлогом. Он просто хотел выбраться отсюда. Мерзкое, тошнотворное чувство в его животе всё ещё было там. Не только от того, что Скотт делал с этой бедной девушкой-крикером, но и от всего понемногу. Всю ночь у него было плохое предчувствие.

— Óна! Óна! — ему показалось, что он услышал крик девушки из грузовика. — Спаси-и-итель при-и-идёт!

«Она вообще понимает, что происходит? — подумал Гут, но тут же отогнал от себя эти мысли. — Она, вероятно, и сама не знала, что была с испорченными генами», — предположил он.

Эти гены, видите ли, были такой сложной штукой, что если семьи совокуплялись вместе достаточно долго на протяжении поколений, то никогда не рождалось правильных детей. Нет, никогда и не могло родиться. По крайней мере, так сказал ему отец.

— Óна! Нет! Аллап-гарруп! — девчонка завыла.

Хохот Скотта эхом разнёсся по роще.

— Чёрт побери, Гут! Это просто потрясно! Я понял, что хочу трахать только таких вот уродин!

«О, естественно…» — Гут закатил глаза к небу.

Он ёрзал, как будто под ним были муравьи, дурное предчувствие ночи не оставляло его. Тогда он встал и начал расхаживать по залитой лунным светом лощине. Каждый раз, когда он смотрел в сторону грузовика, всё, что он мог видеть, было дьявольски ухмыляющееся лицо Скотта Боя, пока он продолжал мощно трахать эту девчонку-крикера. Затем Скотт захохотал:

— О, да, чёрт! Я собираюсь кончить так мощно, что моя конча польётся из ушей этой болтливой суки! Да, сэр! Именно так я и сделаю!

— Эй, Скотт Бой? — слабо позвал Гут. — Приятель, как насчёт того, чтобы поторопиться, а? Нам нужно ехать, не забыл?

Но Скотт Бой был так занят, что даже не слышал, что сказал Гут. Нехорошее предчувствие сгущалось над Гутом, живот болел и чесался; пикап раскачивался, а цыпочка-крикер всё ещё что-то бессвязно кричала, пока Скотт Бой бил её по изуродованной голове.

Бам! Бам! Бам!

И вдруг…

Гут необъяснимо почувствовал дикий страх. Он не мог понять, откуда тот взялся, и нырнул за дерево без особой причины, по которой он действительно мог это сделать. И именно тогда Скотт Бой начал кричать…

В мгновение ока большие, быстро движущиеся тени окружили пикап, и Скотт Бой сразу же закричал. Это был какой-то нечеловеческий, животный крик…

Гут увидел другой пикап, который остановился в роще, не со стороны главной дороги, а с грунтовой дороги в лесу, только этот пикап был действительно старым и избитым до дерьма, с тусклыми фарами. Затем эти тени вытащили Скотта из грузовика, и он всё ещё кричал. Другие тени вытащили девчонку-крикера, а затем отнесли её к своему грузовику. В свете тусклых фар Гут мог видеть Скотта Боя и то, что случилось с ним, что заставило его так кричать.

«Господи…»

У Скотта Боя совсем ничего не осталось между ног, только кровоточащая промежность. Одна из этих теней отрезала член и мошонку Скотта, а Скотт всё ещё кричал и метался в грязи, когда несколько больших теней прижали его к земле, и одна из них…

Шмяк! Шмяк! Шмяк!

Тень быстро и сильно обрушивала монтировку или что-то в этом роде на руки и ноги Скотта Боя, ломая кости, как карандаши, а ещё одна тень выхватила крупный нож и тут же начала скальпировать Скотта живьём.

Новые звуки бессвязной болтовни послышались в роще, только это была не девчонка, это были парни, судя по голосу.

— Óна!

— Кожо-о-оед!

— Кровь за кровь!

— Спаси-и-итель придё-ё-ёт!

Но потом послышался другой голос, который Гут, казалось, слышал в своей голове, а не в ушах.

«Искупитель наш!

Спаситель!

Благослови нас…

Мы приносим тебе этот дар плоти…»

Гут чувствовал себя частью дерева, он будто прирос к нему, он вообще не мог пошевелиться.

«Эти тени действительно сделали это со Скоттом Боем, боже!»

— Гут, чёрт возьми, ты должен помочь мне! — закричал Скотт, раздавленный и скальпированный, но всё ещё живой.

Одна из теней била Скотта Боя чем-то тяжёлым по тазу, в то время как другая отрезала Скотту уши и срезала кожу с пальцев рук и ног, как кожицу с моркови для тушения на какое-нибудь блюдо. Гут содрогнулся и застыл за деревом, не в силах пошевелиться, но зная, что если он попытается помочь приятелю, эти парни наверняка сделают то же самое с ним.

«Нужно двигаться, нужно убираться отсюда прямо сейчас!»

Когда одна тень кончила дробить Скотту таз, она засунула монтировку в кровавую кашу и яростно начала месить содержимое, а другая тень большим ножом перерезала Скотту горло так глубоко, что было слышно, как лезвие скребёт кость, и это было для Скотта Боя Тактона концом, да, сэр.

Сегодня он выбрал не тех людей, с которыми можно было поразвлечься.

Затем эти тени затащили то, что осталось от Скотта Боя в свой старенький пикап и бросили его на пол, как будто он был мешком корма для скота.

Из темноты вышел ещё один парень.

«Чёрт…» — подумал Гут.

Этот парень был выше остальных, и чутьё подсказывало Гуту, что он стоял в темноте и смотрел, пока его приятели занимались Скоттом. Он стоял там незаметно и как бы принюхивался к воздуху, а потом повернулся в лунном свете и… сказал:

— Посмотрите за тем большим деревом, там должен быть ещё один.

«Чёрт!» — подумал Гут.

Его глаза вылезли из орбит, когда этот здоровенный парень уставился на него, и Гут решил, что он просто умрёт на месте, но вместо этого он помочился и обосрался в штаны одновременно. Он видел лицо здоровяка всего секунду, но секунды было достаточно. Лицо было изуродовано сильнее, чем у девчонки: одно ухо было в два раза больше другого, а изо рта торчали гнилые зубы. Он указал длинным кривым пальцем прямо на Гута, глядя на него такими же глазами, как и у той девчонки.

Кроваво-красными глазами…

«Беги, парень, — услышал он свой голос в голове. — Другой возможности у тебя не будет!»

И Гут побежал. Он бежал и не останавливался, пока солнце не поднялось над горизонтом примерно пять часов спустя.