Космонавт. Том 2

Глава 20

Спустя несколько дней после разговора с Наташей, я сидел в казарме, уткнувшись в учебник. Несмотря на поздний час, здесь было довольно шумно. Кто-то готовился ко сну, кто-то перебрасывался картами, а кто-то, как и я, сидел над конспектами, пытаясь впитать в себя новые знания. В углу тихо потрескивал радиоприёмник — кто-то из курсантов ловил «Маяк», но сквозь шум пробивались лишь обрывки фраз о каком-то партийном пленуме.

Вдруг дверь библиотеки резко распахнулась, и в помещение влетел Зотов. Он огляделся, отыскал взглядом меня и, не медля, рванул ко мне.

— Серёга! — схватил он меня за рукав, подскакивая к столу. При этом глаза его горели от нетерпения, а сам он едва ли не подпрыгивал на месте.

— Ты чего? — я отодвинул книгу.

— Сегодня в Каче событие! — Зотов озирался по сторонам, словно боялся, что его подслушают.

Я мысленно перебрал расписание. Вечером — самоподготовка, потом проверка у старшины. Ничего особенного.

— Какое событие?

— «Боевые слоны» играют! — прошептал он, и глаза его заблестели, как у кота, учуявшего сметану.

Я вздёрнул бровь.

— Кто? — спросил я непонимающе. Такое выражение я знал, но что оно означало конкретно в училище — не знал.

Зотов замер, уставившись на меня с немым изумлением.

— Ты… ты ничего о них не знаешь?

— Нет, — честно признался я.

— Темно-ота-а… — протянул Степан и схватился за голову, затем резко придвинул стул и уселся напротив меня, наклонившись так близко, что мы чуть ли не лбами соприкасались. — Ладно, слушай.

Он оглянулся, убедился, что все по-прежнему занимаются своими делами, и начал рассказ, облизнув губы:

— «Боевые слоны» — это не просто лётчики. Это… — он замялся, подбирая слова, — это легенда. Группа выпускников, лучшие из лучших. Одни прошли войну, некоторые с самого сорок первого. Некоторые выпустились сразу после окончания войны. Летали на «яках», «лаггах», потом пересели на реактивные. Сбивали немцев, японцев, кто-то даже в Корее отметился. А теперь они здесь, в Каче, инструкторами работают.

— Это я понял, но в Каче много хороших инструкторов. Здесь все лучшие из лучших, — сказал я, хотя уже понимал, что отличия всё же имеются.

— Ты не понимаешь, — Зотов поёрзал на стуле и взъерошил волосы. — Они не просто инструкторы. Они… они летают так, будто законы физики для них — рекомендация, а не те самые законы. Вот, например, знаешь Амет-Хана Султана? Дважды Герой, ас с тридцатью личными победами?

Я кивнул. Это и в самом деле легендарная личность, о которой я читал ещё в школе в прошлой жизни. Но, на сколько я помню, он не преподавал в Качинском училище, а стал лётчиком-испытателем в Жуковском после окончания войны. А ещё он тоже участвовал в космической программе. Отрабатывал искусственную невесомость вместе с Гагариным, Беляевым, Титовым и другими на специально оборудованном самолёте.

— Кто ж его не знает, — вслух произнёс я. — Но он же не…

— Да, он не преподаёт у нас, но он выпускник Качи 40-го года! — Степан торжествующе ткнул пальцем в стол, будто и не слыша меня. — И говорят, до 53-го бывал здесь в качестве инструктора. Но это не главное. Легенда гласит: в феврале 45-го он на Ла-7 встретил над Одером пару «мессершмиттов» 262-х. Реактивных, понимаешь? Один зажег с дистанции, а второй… — Зотов сделал драматическую паузу, — зашел ему в хвост. И тогда Амет-Хан дал полный газ в пике. У «мессера» рули клинило — он не успел развернуться и врезался в лес. А наш вытянул за метр от земли!

Я скептически хмыкнул:

— Такой маневр на поршневом самолёте против реактивного — чистая удача.

Из истории я не помнил, чтобы Амет-Хан вёл подобные бои. Так что, вероятно, это и правда были уже курсантские байки, которые переросли в легенды.

— Удача? — Зотов возмущённо засопел. — А ты знаешь о дуэли Амет-Хана с немецким асам?

Я попытался вспомнить, что я об этом читал или смотрел в прошлой жизни, но детали так и не пришли на ум.

— Ну? — жестом поторопил я Зотова.

— Вот ты думаешь, я тебе сказки здесь рассказываю, да? Ладно, вот факт. В марте 44-го, под Крымом, наш Султан устроил такое шоу, что фашисты до сих пор вздрагивают!

Сзади что-то грохнуло и Зотов оглянулся на звук. Я тоже посмотрел. Оказалось, один из курсантов с размаху сел на табуретку, но не рассчитал траекторию и плюхнулся на пол вместе с табуреткой. Зотов отвернулся и ещё тише продолжил:

— Значит, дело было так… Март 1944-го. Крым. Наш полк только перебазировался под Сиваш, оперативная пауза — немцы копят силы. И вдруг над нашим аэродромом слышится рёв мотора сверху. Смотри́т вся эскадрилья: «мессер» пикирует на взлётную полосу, сбрасы́ет какой-то предмет и удира́ет. Все в шоке — как он просочился-то? Что скинул? Оказалось, это был вымпел с запиской. А там наглость чистой воды написана: «Пусть ваш лучший пилот поднимется на 3000 метров. Гарантирую честный бой»

Я усмехнулся, вспомнив эту пятнадцати минутную дуэль. Читал о ней на одном из сайтов когда-то.

— Согласились? — спросил я, чтобы поддержать диалог. Не говорить же Зотову, что я читал об этом на сайте в будущем.

— Амет-Хан сам попросился! — Зотов стукнул кулаком по столу. — Как потом писали, он сказал что-то вроде: «Что мне их графы и бароны? Я сам и хан, и султан!» А потом взлетел на своей «Аэрокобре»… ну на, той самой, что наши лётчики дорабатывали…

Я кивнул. Степан продолжил, вдохновенно размахивая руками, будто сам управлял самолётом:

— Они крутили эту карусель пятнадцать минут! Вязались в клубки, пикировали до самой земли, выходили из штопора в последний момент… «Кобра» против «Мессера». Два аса. И ни одной очереди! Ни одной! Только виражи, перевороты, горки… Испытывали друг друга на прочность. Кто первый дрогнет? Кто первым нажмет на гашетку и, значит, признает, что не может выиграть чистой школой?

Зотов замолчал, переводя дух, а после продолжил:

— Как говорят, сотни глаз с земли следили с замиранием сердце, настолько напряжённым был бой. И вот, наконец, Амет-Хан поймал его. Не знаю деталей. Говорят, спровоцировал на резкий разворот на малой скорости. А потом — Бах! Короткая, точная очередь… И всё. «Мессер» задымил, клюнул носом, а фриц выпрыгнул с парашютом.

Зотов скрестил руки на круди, удовлетворенно выдохнув:

— Приземлился он аккурат к нашим и первое, о чём попросил, это: «Покажите мне русского аса!». Имя того лётчика я не знаю, но известно, что у него за плечами пятьдесят наших сбитыми. Пятьдесят! И он проиграл эту дуэль и признал превосходство нашего лётчика. Вот это, Громов, класс. Вот это — школа «боевых слонов»! Они все такие. Не просто летчики — художники неба. Те, кто понимает, что истинное мастерство — это когда ты побеждаешь не просто пушкой, а головой и характером. В честь таких побед и их традиции — вот эти самые посиделки. Это не просто карты, Громов. Это… клуб. Клуб тех, для кого небо — не работа, а стихия.

Я медленно кивнул. Зотов практически пересказал мои же собственные слова, которые я говорил новичкам в прошлой жизни. Потому что сам жил полётами и считал, что те, кто большую часть жизни проводят в небе, должны и уйти в небе. Собственно, у меня получилось именно так.

— Ладно, допустим, — я откинулся на стуле. — Во что играют?

— Преферанс.

— Преферанс? — я улыбнулся. — Серьёзно?

— Не смейся, — Степан нахмурился. — Это не просто карты. И попасть туда тоже непросто. Пускают только своих. Или… — он сделал драматическую паузу, — тех, кто им интересен.

Собственно, не удивил. Я уже и сам догадался, к чему он клонит. Но всё равно решил уточнить:

— И ты хочешь, чтобы я…

— Да, я хочу, чтобы ты помог мне туда попасть.

— С чего ты решил, что я туда смогу попасть?

Зотов чуть не вскочил со стула.

— Ты же у нас звезда, Громов! О тебе писали в газетах, тебя зачислили в училище посреди учебного года. Они про тебя наверняка слышали.

— Это ещё не повод, — я устало потёр переносицу.

— Но шанс! — настаивал Зотов. — Представь: ты играешь с ними, они тебя узнают… Может, даже летать позовут.

Я задумался. С одной стороны — бред. С другой… Это была возможность увидеть легенд училища, настоящих асов, о которых ходили такие невероятные истории. Но так же я не любил неожиданностей, особенно когда это касалось людей. Но любопытство всё же взяло верх.

— Ладно, убедил — проговорил я, вставая. — Веди.

Зотов аж подпрыгнул от восторга.

— Вот это по-нашему! — он хлопнул меня по плечу. — Ты не пожалеешь, честное слово!

Я закрыл учебник и сунул его в тумбочку. Что ж, похоже, сегодняшняя самоподготовка откладывается. И, кажется, меня ждёт нечто куда более интересное, чем аэродинамика.

— Кстати, а ты чего шепчешь? — спросил я, когда мы вышли из казармы.

— А, это… Ну так налетят же. Знаешь, какие толпы под дверьми обычно? А сейчас мало кто знаешь, что игра именно сегодня. Пока что мало кто знает… — уточнил Стёпа. — Я сам узнал, считай, случайно. К замполиту приходил по вопросам комсомола, а он как раз с одним из них обсуждал игру.

— Понял, — сказал я и мы продолжили наш путь.

По пути к комнате, где проходила игра, Зотов наставлял меня:

— Когда мы подойдём, нужно правильно постучаться. Существует строго установленный порядок.

— Это какой?

— Нужно сначала постучаться. Потом громко представиться. Затем нужно поскрести пальцами по двери и только после этого, получив разрешение, открыть дверь и войти в комнату.

Я хохотнул, представив себе эту картину.

— Вот, что ты смеёшься, Громов? Я абсолютно серьёзно. Мне об этом молодые лейтенанты-инструкторы рассказывали. Их бывшие воспитанники. Кстати, вот они точно в курсе события и непременно будут там. В этом я уверен.

Дверь в конце длинного коридора второго этажа учебного корпуса была неприметной, впрочем, как и все остальные. За одним исключением: возле неё уже толпилось человек пять. В основном молодые лейтенанты-инструкторы, но были там и парочка курсантов со старших курсов. Они тихо перешептывались, явно ожидая своей очереди на «обряд». Зотов толкнул меня локтем:

— Видишь? Вон, лейтенант Сорокин и лейтенант Калинин. Говорил же, их воспитанники теперь сами инструктора и они точно знают заведённый порядок.

Мы встали в конец небольшой очереди. Перед нами как раз стоял лейтенант Сорокин, которого я знал по летной практике. Он подошел к двери, выпрямился и коротко постучал три раза: «Тук-Тук-Тук».

За дверью — тишина.

Сорокин сделал шаг назад, подтянулся и громко, отчетливо произнес:

— Лейтенант Сорокин!

Затем он наклонился к двери и… поскреб ногтями по дереву несколько раз. Звук был странный, скрипучий.

Через пару секунд из-за двери раздался низкий, немного хрипловатый голос:

— Можно.

Лейтенант Сорокин открыл дверь и скрылся внутри. Следом такую же процедуру проделал лейтенант Калинин: стук — представление — скрежет ногтями и короткое: «Можно».

Наконец подошла моя очередь. Зотов посмотрел на меня с таким напряженным ожиданием, будто от этого зависела его жизнь. Я подошел к двери. Она была старой, краска местами облупилась. Я постучал костяшками пальцев: «Тук-Тук-Тук».

Выпрямившись, я громко и чётко произнёс:

— Курсант Громов!

Затем, внутренне посмеиваясь от абсурдности действа, я провел кончиками пальцев по шершавой поверхности двери, издав тот самый скрипучий звук.

Тишина. Длинная, звенящая. Секунды тянулись. Я уже приготовился развернуться и уйти, но вдруг тот же низкий голос отозвался:

— Можно.

Я толкнул дверь и вошел, прикрыв за собой дверь. Зотов без промедлений встал на мое место у двери и я услышал, как он постучал, а после выпалил:

— Курсант Зотов!

И далее послышался тот самый звук. Мне показалось, что Зотов поскреб дверь с явным усердием.

Тишина внутри комнаты снова затянулась. Я стоял у входа, осматриваясь. Взгляд хозяина голоса, сидевшего вполоборота к двери за одним из столов, скользнул по мне, оценивающе и быстро. Это был майор с седыми висками, лицо обветренное, с глубокими морщинами у глаз.

— С тобой? — Он кивнул на дверь, где Зотов замер в ожидании.

Я встретил его взгляд и спокойно ответил:

— Со мной.

Майор чуть кивнул, не меняя выражения лица, и бросил в сторону двери:

— Проходи.

Дверь открылась, и Зотов, сияя, буквально впорхнул внутрь, стараясь держаться поближе ко мне.

Комната, где собрались скоротать вечерок инструктора, оказалась просторным, но аскетичным помещением, переделанным на время из учебного класса в комнату досуга. Высокие окна были затемнены плотными синими шторами. Стены были выкрашены в привычный мутно-зеленый цвет, на одной из них висела большая карта воздушных трасс СССР.

Но сейчас в глаза бросалось центральное пространство. Несколько тяжелых деревянных парт и ученических столов были сдвинуты вместе, образовав большой прямоугольный игровой стол. На нем уже лежали колоды карт, несколько пепельниц, переполненных окурками, стояли граненые стаканы с темным чаем и пара бутылок с водой.

Вокруг стола и по периметру комнаты стояли или сидели на стульях, табуретках и подоконниках человек пятнадцать. Преобладали инструктора в званиях от лейтенанта до майора, но было и несколько гражданских в клетчатых рубашках — вероятно, техники или преподаватели спецдисциплин. Шум стоял приглушенный: смешки, перешептывания, звон стаканов, шуршание карт, постукивание костяшек домино на соседнем столике.

Но мое внимание, как и предсказывал Зотов, сразу привлекла группа из семи человек, сидевших вместе за дальним краем большого стола. Они действительно были чем-то неуловимо похожи. Возраст у всех был примерно один и тот же: от сорока до пятидесяти. Но не это их объединяло. Они были выкованы из одного металла и это хорошо читалось по взглядам, движениям, манере держаться и говорить.

Особенно выделялись они глазами. Взгляд у каждого был цепкий, острый, наметанный. Как у хищных птиц. Он скользил по новичкам, по картам, по партнерам — быстро, оценивающе, ничего не упуская. Движения их были экономны, лишены суеты. Сидели они не развалившись, а собранно, как перед вылетом. Даже смеялись тише других, сдержанным, хрипловатым смехом. А молодые лейтенанты, сидевшие рядом, вели себя сдержаннее и ловили каждое их слово.

Майор, который нас впустил, обвел взглядом комнату, задержав его на мне и Зотове.

— Ну что, всё? — спросил он у нас. — Больше никого нет?

Зотов, стоявший чуть позади меня, вытянулся и бойко ответил за нас двоих:

— Нет, товарищ майор! Больше никого!

Майор кивнул, его взгляд еще раз скользнул по нам, особенно по мне, с едва уловимым любопытством:

— Ясно. Ну тогда продолжим. Устраивайтесь, где место найдется, — он махнул рукой в пространство. — Тихонов, сдавай!

Все оживились. Те, кто стоял, стали рассаживаться на свободные стулья у стен или подоконников. Мы с Зотовом пристроились на табуретках в углу, откуда был хороший обзор на главный стол, особенно на ту его часть, где сидели «Слоны».

Преферанс. Игра это сложная, интеллектуальная, с расчетом, блефом и психологией. Как раз для таких людей.

— Шесть пик! — уверенно заявил один из «Слонов», подполковник с седым ежиком волос и умными, чуть прищуренными глазами. Он аккуратно положил свои карты рубашкой вверх перед соседом — тому предстояло сдавать следующую пулю.

— Пасс, — буркнул майор, впустивший нас, разглядывая свои карты с видом знатока.

— Семь червей! — повысил ставку капитан с ожогом, сидевший напротив подполковника. Его пальцы ловко перебирали карты.

— Восемь бубен! — парировал еще один «Слон», майор с волевым подбородком.

— Пас, — усмехнулся четвертый, полковник в аккуратном гражданском пиджаке, но с безупречной выправкой («Науч. рук. практики»). Он отложил карты. Такие должности и звания для легендарных асов-инструкторов в училище уровня Качи были абсолютно реальны.

Сдающий лейтенант (бывший воспитанник) ловко раздал карты по кругу. На столе пошел торг.

— Восемь бубен! — повторил майор с волевым подбородком, подтверждая свою заявку.

— Девять треф! — немедленно заявил капитан с ожогом.

— Пас, — махнул рукой подполковник-начальник цикла.

— Десять червей! — вступил в торг седой майор с орденом Красной Звезды, до этого молчавший.

— Мизер! — неожиданно заявил майор, впустивший нас.

Он отложил карты особым образом, обозначая игру без козырей и обязательство не взять ни одной взятки. Взгляды остальных сразу стали пристальнее, оценивающими. Я знал, что объявлять мизер после торгов было разрешено, если игрок не участвовал в повышении.

— Подсаживаю! Всветлую! — тут же отозвался капитан с ожогом, его глаза хищно блеснули. Он брал обязательство не дать мизернику выполнить контракт. «Всветлую» означало, что он будет играть открыто.

— Пас, — подполковник снова пасовал, наблюдая.

— И я пас, — сказал майор с волевым подбородком.

— Будем ловить, — кивнул седой майор-инспектор, присоединяясь к подсадке.

Игра пошла на мизер. Все внимание сосредоточилось на майоре-мизернике и капитане, который его подсаживал. Ходы делались быстро, четко, карты хлопали по столу с характерным стуком. Взятку забирал тот, чья карта оказывалась старше.

— Трефа, — положил майор на мизере, открывая первую взятку.

— Бита! — спокойно положил десятку треф капитан-подсадка и потянул карты к себе. — Ваша, товарищ майор. Явное указание на взятие взятки.

— Пика, — следующий ход майора.

— Бита! — снова отозвался капитан, кладя валета пик и забирая взятку.

По лицам зрителей было видно — мизерник попал в сложную ситуацию. Майор нахмурился, раздумывая над следующим ходом. Капитан сидел непроницаемо, но в уголках его губ играла едва заметная усмешка.

— Червовый туз! — вдруг положил майор. Это был рискованный ход.

Капитан с ожогом на секунду замер. Его брови поползли вверх. Он перевел взгляд со своих карт на туза, потом на невозмутимое лицо майора. Пальцем постучал по столу.

— Бита… — он нехотя положил короля червей и забрал взятку. — Хитро, Саныч, хитро…

Некоторые зрители заулыбались. Майор на мизере, казалось, выкручивался. Он продолжил ходить с масти, которую капитан не мог бить старшими картами. Капитан начал нервно теребить мундштук потухшей папиросы. Последние ходы.

— И… бубновый валет! — закончил майор.

Капитан развел руками, показывая, что бить нечем, и сбросил мелкую карту:

— Брал, Саныч, брал. Молодец. Выехал. Шесть взяток у тебя?

— Шесть, — кивнул майор, спокойно собирая последнюю взятку и показывая свои оставшиеся карты — все мелкие. Демонстрация карт после мизера тоже было обычной практикой. — Записано.

— Записывай, записывай, — буркнул капитан, чиркая спичкой о коробок. — В следующий раз задам перцу. Не уйдешь!

Игра продолжилась. Разговоры стали громче, смех — свободнее. Но я заметил, что подполковник с седым ежиком и умными глазами несколько раз внимательно, изучающе посмотрел в мою сторону. Он что-то тихо сказал на ухо седому майору с орденом Красной Звезды. Тот тоже повернул голову и его острый взгляд на мгновение задержался на мне, затем он кивнул подполковнику что-то вроде «понял». Зотов, сидевший рядом, тоже заметил этот взгляд и толкнул меня локтем. Игра шла своим чередом, но для меня стало ясно — просто так отсюда мы не уйдем. «Боевые Слоны» меня заметили. Интересно, к чему это приведет?