Космонавт. Том 2

Глава 19

Я шёл по набережной, наслаждаясь относительной тишиной и редкими прохожими. Вдалеке виднелся Мамаев курган, ещё не облагороженный, но уже с заметными следами реконструкции.

На спуске к реке я заметил знакомую фигуру в тёмном пальто. Ершов стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на Волгу. Когда он повернулся, наши взгляды встретились.

— Товарищ курсант, — кивнул он мне, — пройдёмся?

Я молча кивнул ему в ответ. Мы двинулись вдоль обледенелых перил, под ногами похрустывал снег. Набережная была почти пустой, только редкие парочки прогуливались, да дворники сгребали снег в кучи.

— Что вы делаете в Волгограде? — спросил я, нарушив затянувшуюся паузу.

— Работа, — коротко ответил Ершов, не сводя глаз с реки.

Мы снова пошли молча. Морозный воздух щипал щёки, а солнце, пробившись сквозь облака, бросало золотистые блики на лёд Волги. Вдалеке виднелись краны — чёрные силуэты на фоне бледного неба. Город медленно залечивал раны. Здесь, на набережной, уже не было следов войны, но стоило свернуть вглубь улиц — и взгляду открывались пустыри с покорёженными оградами, здания с заколоченными окнами, стены, испещрённые следами пуль.

Я помнил из прошлой жизни о Сталинградской битве. Эти камни под ногами, эта набережная — всё это было полем боя. И сейчас, спустя годы, город словно дышал тяжело, с перебоями. Но люди жили. Строили. Дети бегали по улицам, женщины торговали на рынках, а летом из открытых окон во дворах наверняка доносились радиопередачи и запахи щей.

Волгоград выжил. И я знал, что он не просто восстанавливается. Он возвращает себе будущее.

— Как там отец? — Поинтересовался я, выныривая из размышлений.

Ершов кивнул:

— В порядке. Его уже выписали, и он приступил к работе.

— А расследование? — я сделал так, чтобы голос мой звучал ровно.

Капитан неопределённо мотнул головой:

— Пока нет ничего конкретного.

Мы снова погрузились в молчание. Я украдкой рассматривал Ершова: его непроницаемое лицо, внимательный взгляд, чуть опущенные плечи. Он явно не собирался делиться подробностями. Но зачем-то же он дождался меня? Сомневаюсь, что наша встреча была случайной.

— Не лез бы ты никуда, Громов, — вдруг произнёс он, не поворачивая головы.

Я посмотрел на него с непониманием:

— Так я и так не лезу. Времени нет. То учёба, то полёты.

Ершов скептически хмыкнул, но ничего не ответил. Мы дошли до места, где набережная переходила в городскую улицу.

— Хорошо, если так, — проговорил Ершов и направился к переулку. — Береги себя, Громов, — бросил он на прощание, сворачивая в переулок.

— До свидания, товарищ капитан, — ответил я, глядя в его удаляющуюся спину.

По дороге в училище я всё размышлял о словах Ершова. «Не лез бы ты никуда, Громов» — звучало как угроза, но в его голосе я не услышал злость. Скорее… усталость? Или даже тревогу. Но о чём? Если он знает что-то об отце, почему не говорит прямо? Или дело не в отце, а во мне?

Ведь Ершов не просто так появился на набережной. Он ждал меня. Значит, следил. Или ему кто-то приказал.

И почему он так уверен, что я во что-то лезу или влезу? Может, просто хочет, чтобы я не совал нос в дела, которые меня не касаются? Например, в расследование. Или знает что-то, о чём я даже не догадываюсь?

В голове крутились эти мысли, пока я шёл по улицам города. Волгоград жил своей жизнью, а я пытался понять, что же на самом деле означала эта встреча на набережной.

После прогулки по городу, я вернулся в расположение училища строго к назначенному сроку. Часовой на КПП проверил мою увольнительную, сверил время и кивком разрешил пройти. В казарме я переоделся в повседневную форму, аккуратно сложил парадный китель, а билеты в театр убрал в конверты, чтобы не помять. Оставалось только вручить их Наталье — как и обещал. Свои билеты я убрал в тумбочку.

Поправив форму перед зеркалом, я мысленно прокрутил планы на оставшийся день. Впереди меня ждала самоподготовка. Нужно доработать конспекты и выделить ряд непонятных моментов.

Ещё сегодня нас ждала очередная тренировка с Гаджиевым, а вечером в клубе училища покажут фильм «Отец солдата». Сходить нужно обязательно, ведь политрук наверняка потребует написать рецензию в стенгазету. В прошлой жизни я смотрел этот фильм — картина сильная, про войну. Но детали давно уже стёрлись из памяти.

Выходило так, что свободное время у меня было только сейчас. Полчаса — не более. Поэтому я решил сходить в санчасть и отдать Наталье билеты, чтобы поскорее закрыть этот вопрос.

Я вышел из казармы, поправив ремень и фуражку. В выходной день территория училища казалась непривычно тихой — большинство курсантов ещё не вернулись с увольнительных. Только дневальные на постах да дежурный по училищу патрулировали дорожки.

К санчасти вела узкая дорожка, обсаженная молодыми деревьями. Здание стояло чуть в стороне от главных построек — одноэтажное, с большими окнами и свежим зелёным козырьком над входом. На двери красовался красный крест, выкрашенный ещё в конце января.

Войдя внутрь, я увидел дежурного, сидевшего за столом у входа с журналом посещений.

— Курсант Громов, — представился я, снимая фуражку. — Разрешите пройти к медсестре Наталье Михайловне?

Дежурный поднял на меня усталые глаза, взял ручку:

— По какому вопросу? — спросил он. — У них скоро обход.

— По личному, товарищ дежурный.

Он хмыкнул, открывая журнал:

— Личное… Здесь у нас личного не бывает. Записывайся: фамилия, время, цель визита.

Я аккуратно вписал в журнал: «Громов С. В., 13:45, передача документов». Дежурный проверил запись и кивнул:

— Проходи. Наталья Михайловна в процедурной должна сейчас быть. Только не задерживайся.

— Есть, — ответил я и направился по знакомому коридору, пахнущему лекарствами и хлорамином.

В коридоре было пусто. Видимо, большинство медиков разошлись по своим делам. Дверь в перевязочную была приоткрыта. Осторожно постучав, я заглянул внутрь.

Наталья сидела за столом, склонившись над медицинскими картами. Луч солнца пробивался сквозь тюль и играл в ее светлых волосах, собранных в аккуратный пучок. На белом халате поблескивал комсомольский значок.

— Наталья Михайловна, — окликнул я её, слегка кашлянув в кулак, чтобы не напугать.

Она подняла голову, и лицо её озарилось улыбкой.

— Сергей! — воскликнула она, откладывая ручку и отодвигая журнал в сторону. — Какой приятный сюрприз! Я думала, вы сегодня будете заняты весь день.

— Увольнительная была, — объяснил я, оставаясь у порога. — В город ездил. Можно войти на минуту?

— Конечно, проходите! — Наталья поспешно прошла к стулу и убрала с него папки с бумагами. — Садитесь. Как проходят ваши тренировки? Готовитесь к соревнованиям?

— Всё хорошо, готовимся, — проговорил я, присаживаясь на стул. — Капитан Гаджиев гоняет нас по полной программе. Но вообще я по делу. Помните наш уговор? Вы меня пускаете к моему товарищу, а я вам обещал театр.

Глаза у Наташи сразу же загорелись любопытством. Она придвинулась ближе, положив руки на стол ладонями вверх, как бы говоря: Ну же, не томи.

— Конечно, помню, — ответила она. — Полагаю, вы достали билеты?

Я молча кивнул и полез во внутренний карман. Достав конверт с билетами, положил его перед ней на стол.

— Вот, двенадцатого марта, «Трехгрошовая опера». Партер, восьмой ряд. Как и обещал.

Она подтянула конверт к себе, торопливо открыла и вытащила билеты. Взглянула на дату, место — и вдруг вскрикнула от восторга, всплеснув руками.

— Сергей, да ты волшебник! — воскликнула она, переходя на «ты». — Это же лучшая постановка сезона! Все билеты разобрали еще месяц назад! Как ты…

И прежде чем я успел что-то сказать, она бросилась ко мне, обвила руками шею и крепко прижалась. Я так и застыл на стуле, не зная, как реагировать. Но длилось это недолго. Аккуратно, но твёрдо я убрал её руки от своей шеи и слегка отстранился.

— Ой, прости, — пролепетала Наташа без капли смущения в голосе и, выпрямившись, прошла к столу.

Там она покопалась в папках, журналах и тетрадях. Выудив одну из из тетрадок, она открыла её и, найдя нужную страницу, пробежалась по ней взглядом.

— Ну вот, теперь всё отлично! — радостно прошептала она, закрывая тетрадь. — Во сколько ты за мной зайдёшь? Я как раз в этот день с утра дежурю, но к шести освобожусь…

Тут до меня наконец дошло. Попадос! Нет, Наталья девушка вне всяких сомнений весьма привлекательная, но есть нюансы. Во-первых, Андрей. Если бы я не знал о его чувствах, мог бы ещё дать делу ход. Но терять друга ради разовой интрижки? Нет уж, не хочется. Во-вторых, Катя. А это как раз та причина из-за которой с Наташей не может быть ничего серьёзного.

— Наталья… — начал я аккуратно, подбирая слова, а затем плюнул и решил говорить прямо, как и привык. — С чего ты решила, что мы идём вместе?

Девушка замерла, улыбка медленно сползла с её лица.

— Я обещал тебе билет — вот он. Даже два, — я встал со стула. Ты можешь пойти с подругой, можешь с мамой… да с кем угодно можешь сходить. Но не со мной. У меня девушка есть и я ценю наши с ней отношения. К тому же Андрей говорил, что у вас с ним отношения наладились.

Пока я говорил, Наталья хмурилась, губы поджались, глаза сузились. Потом она резко тряхнула головой, будто отгоняя глупые мысли.

— Ну… я, кажется, не так вас поняла, товарищ курсант, — проговорила она, и на этот раз её голос звучал уже куда прохладнее. — А что касается Андрея… — она безразлично пожала плечами, — это моя работа. Следить за пациентами, — добавила она спустя недолгую паузу.

Я кивнул, сохраняя нейтральное выражение лица.

— Замечательно, что недоразумение разрешилось. Теперь всё всем понятно. Я прав?

— Да, — коротко ответила Наталья, отворачиваясь. — Прошу прощения, но мне пора работать. Благодарю за билеты.

— Не буду мешать, — вежливо сказал я и, повернувшись, направился к выходу.

В коридоре я задержался на секунду, услышав за спиной негромкий звук — будто что-то упало. Но оборачиваться и проверять что произошло я не стал.

Санчасть.

Наталья.

Дверь захлопнулась за Громовым с глухим стуком. Наталья застыла на месте, сжимая в руках билеты, которые он принёс. Пальцы её дрожали от ярости, а в глазах блестели слёзы обиды.

— Девушка есть, говоришь… — прошипела она сквозь зубы и резко швырнула в стену календарь-перевёртыш. Металлический предмет с грохотом ударился о стену, отскочил и свалился за шкаф с медикаментами.

Наталья тяжело дышала, раздувая ноздри. Прядь волос выбилась из аккуратной причёски и упала на лицо. Девушка с раздражением сдула её, но та тут же вернулась обратно.

— Подумаешь, девушка! Не жена же! — продолжала она шипеть себе под нос.

Наталья не привыкла к отказам.

Ещё в школе она усвоила правило: если что-то нужно — надо брать. Не просить, не ждать, а брать. Мать умерла рано, отец, заменив ей обоих родителей, не мог отказать ни в чём. Игрушки, платья, поездки — всё было её. А потом появились мальчики. Сначала одноклассники, затем студенты, теперь курсанты. Они смотрели на неё так, будто она была недосягаема, и это льстило. Но главное — они подчинялись. Все, кроме этого чёртова Громова. И это бесило.

Схватив билеты, она резко дёрнула ящик стола, намереваясь швырнуть их туда, но вдруг замерла.

Там уже лежали два других билета.

Таких же.

На тот же спектакль.

Только день другой.

Отец купил их по её просьбе заранее. На всякий случай, если у этого курсанта ничего не выйдет. Но у Громова вышло. Он сдержал слово.

Наталья поджала губы, швырнула билеты в ящик и захлопнула его с таким грохотом, что в коридоре кто-то даже окликнул её:

— Наталья Михайловна, у вас всё в порядке?

— Всё хорошо! — крикнула она через силу и резко встала.

Подошла к окну, отдернула занавеску.

Громов как раз выходил из здания санчасти, поправляя фуражку. Шаг у него был лёгкий, будто он не чувствовал ни капли угрызений совести.

— Девушка есть… — повторила Наталья, зло прищурившись.

Пальцы её вцепились в подоконник.

— Не важно. Я всегда получаю то, что хочу.

А он ей был нужен.

По крайней мере, сейчас. Особенно сейчас. Хотя бы просто ради того, чтобы доказать себе лишний раз, что она может получить всё, что хочет.

Когда Громов скрылся из виду, Наталья резко опустила штору и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

«Время обхода, — думала она. — Сейчас поработаю и как раз отвлекусь от этого…»

Но даже во время обхода её мысли возвращались к одному и тому же. Наталья очень не любила, когда что-то шло не так, как она запланировала. Всё должно было быть иначе. Всё.

Когда рабочий день закончился, Наталья вышла за ворота училища, где её ждало такси на привычном месте. Сев в автомобиль и назвав адрес, она откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно невидящим взглядом.

Просторная квартира в престижном районе Волгограда встретила её тёмными окнами. Лишь одиноко горели два окна: на кухне и в гостиной.

«Наверняка отец снова сидит в своём кресле и читает очередную книгу из этих», — раздражённо подумала Наталья и, хлопнув дверцей такси, зашагала к дому.

В гостиной потрескивал доигравший патефон, на столе стоял хрустальный графин с армянским коньяком и недопитый бокал. Михаил Валерьянович Грачёв, высокий, грузный мужчина с проседью в тёмных волосах, сидел в кожаном кресле и лениво просматривал свежий номер «Правды». На пальце поблёскивал массивный перстень с тёмным камнем.

Дверь в прихожую распахнулась с таким грохотом, что он непроизвольно вздрогнул.

— Наташа? — окликнул он, откладывая газету.

Ответом ему были громкие шаги по лестнице — тяжёлые, с размаху.

В гостиную ворвалась Наталья, скидывая на ходу шубку. Меховая шапка полетела на диван, сапожки — под вешалку.

— Душа моя, что случилось? — Михаил Валерьянович приподнял бровь.

Дочь не ответила. Она остановилась посреди комнаты, тяжело дыша, потом вдруг всхлипнула и бросилась к отцу.

Шлёпнулась на колени перед его креслом, уткнулась лицом в его колени и разрыдалась.

Михаил Валерьянович замер, силясь вспомнить, когда в последний раз плакала его дочь, но не мог… Даже на похоронах матери она не проронила не слезинки. Он сдвинул брови и тяжело засопел. Потом медленно положил руку на голову дочери и принялся гладить её по волосам, как делал это каждый раз, когда она расстраивалась.

— Кто? — спросил он тихо.

Наталья махнула рукой, но он сжал её плечо и повторил, уже жёстче:

— Кто?

— Да курсант один, папа… — пробормотала она, не поднимая головы.

— Фамилия.

Наталья вздрогнула и наконец посмотрела на него.

— Зачем тебе его фамилия?

Отец не ответил. Только смотрел. Холодно… Тяжело.

— Громов… — сдалась она.

Михаил Валерьянович нахмурился. Громов… Фамилия знакомая. Где-то он её слышал. Причём недавно.

— А зовут как? — Спросил он, глядя на огонь в камине.

— Сергей.

Отец резко встал, отчего Наталья едва не потеряла равновесие. Он подошёл к окну, заложив руки за спину.

«Сергей Громов…» — мысленно повторил он имя, прокручивая в голове новости, которые он получал за последние месяцы.

И тут в памяти всплыло липовое ограбление в Москве. На самом деле то была инсценировка — целью было добыть документы. Дело пустяковое, но всё пошло наперекосяк из-за сына цели, как ему позже доложили. А потом в дело вступила контора и Михаилу Валерьяновичу пришлось отступить.

И, как выяснилось позже, сына тоже звали Сергеем и он собирался в лётное училище. Каков процент совпадения того, что примерно в одно и то же время всплывут аж сразу два Сергея Громовых? Вот и Михаил Валерьянович не верил в такой бред. А значит… Это тот самый сынок Громова и он посмел обидеть его дочь.

Михаил Валерьянович медленно вернулся к столу, взял бокал, отхлебнул коньяку.

— Папа… — Наталья смотрела на него с внезапной тревогой. — Ты что задумал?

Он повернулся и лицо его вдруг расплылось в самой доброй улыбке, которую когда-либо видела Наталья.

— Ничего, душа моя. Ничего не задумал. Да и что вообще может задумать твой старик? — Он подошёл к креслу, сел и похлопал по колену. — Иди сюда. Садись и рассказывай старику, что случилось. Всё, с самого начала и до конца. С подробностями. Что там натворил этот глупец Громов?

Наталья, шмыгнув носом, неуверенно подошла и устроилась у него на коленях, как в детстве. Обняла за шею, уткнулась лицом в плечо.

— Он обещал мне билеты в театр… — начала она.

Михаил Валерьянович кивал и гладил её по спине. А сам думал о другом: «Никто не смеет обижать мою дочь. Никто.»

Тем временем Наталья продолжала свой рассказ, не не замечая, как изменился взгляд отца и заострились черты его лица.