Космонавт. Том 2

Глава 14

Казарма встретила меня гулкой тишиной, нарушаемой лишь тиканьем часов над входом. Полуденное солнце золотистыми лучами скользило по безукоризненно заправленным койкам — одеяла лежали ровно, будто выверенные линейкой. Воздух пах хлоркой и едва уловимым ароматом свежего льняного масла. Наверное, деревянные поверхности в казарме обработали совсем недавно, потому что во время моего прошлого визита этого запаха я не чувствовал.

Я прошёл внутрь и наткнулся взглядом на график дежурств, висевший на стене под стеклом. Машинально пробежался по списку. Напротив сегодняшней даты красовалась фамилия «Серов». Мой взгляд выхватил у дальней стены стол, за которым, судя по всему, сидел дежурный — щуплый черноволосый парень с острым носом. Полагаю, это и был тот самый Серов. Он склонился над журналом, что-то старательно записывая, и лишь изредка поглядывал на старомодные часы-ходики с маятником, висевшие рядом.

— Сергей Громов?

Голос прозвучал слева. Я повернул голову и увидел русоволосого парня в гимнастёрке с глянцевым комсомольским значком — на эмалевом фоне выделялся профиль Ленина и аббревиатура «ВЛКСМ». Он поднимался из-за стола, отодвигая в сторону раскрытый журнал «Крылья Родины» — популярное в лётной среде издание с самолётом МиГ-21 на обложке.

— Он, — ответил я.

— Отлично! — Парень улыбнулся, вставая из-за стола. Его рука машинально потянулась поправить комсомольский значок, съехавший на груди. — Я Степан Зотов, комсорг группы. Тебя ждал.

Он шагнул ко мне, протягивая руку. Ладонь его оказалась шершавой, как наждачная бумага.

— Зови просто Стёпа. Ты ведь тот самый Громов, который в ноябре на показательных выступлениях с убранным шасси сел?

Этот вопрос я ожидал услышать и даже знал наперёд, о чём ещё он спросит. Наверняка попытается сравнить мои слова с газетными статьями. Любопытно, сам решил поговорить на эту тему или надоумил кто?

— Тот самый, — кивнул я, слегка приподняв уголки губ в вежливой полуулыбке. Голос мой звучал ровно, будто я комментировал погоду. — Но если интересны подробности, готов поделиться ими после занятий.

Я поправил складку на рукаве гимнастёрки. Этот жест я отточил ещё в аэроклубе во время интервью. Он позволял сохранить паузу, не нарушая контакта с собеседником.

— Конечно хочу, — блеснули любопытством глаза Зотова. — Ну и как, не страшно было? — в его голосе я с удивлением уловил неподдельный интерес.

Возможно, я ошибаюсь и парню на самом деле интересно было послушать, что произошло на показательных выступлениях. Или конкретно в его случае смешалось всё вместе: и личный интерес, и чьё-то задание.

— Страх появляется, когда не знаешь, что делать. А когда знаешь — уже не страшно, — я ответил спокойно, даже немного отстранённо. Мне так часто задавали этот вопрос в ноябре, что отвечать получалось уже на автомате.

— Философ, — усмехнулся комсорг. — А я вот высоты боюсь до сих пор. Хотя уже второй год здесь учусь.

— Привычка, — пожал я плечами, отмечая тот факт, что Степан сменил тактику и теперь использует приём «свой-чужой», чтобы быстрее найти общий язык. Грамотно. — Со временем всё приходит.

— Слушай, а правда говорят, что ты в одиночку самолёт посадил?

Как я и думал, Зотов всё же предпринял попытку выведать детали, о которых не писали в газетах, несмотря на то, что я сам предложил рассказать ему всё, но позже.

— Не в одиночку, — улыбнулся я. — На земле много людей работало, — я не хвастался, но и свою роль умалять не собирался.

— Да-да, конечно, — со значением кивнул комсорг. — Просто интересно, как ты умудрился без шасси-то?

— Двигатель отказал, управление заклинило. Что оставалось делать? — Пожал плечами я, прекрасно понимая, что таким образом Степан пытается выяснить детали. Но в эту игру можно играть вдвоём. — Расскажешь, какие у вас здесь порядки?

Зотов слегка сбился, видимо, своим вопросом я нарушил ход планируемой беседы, но мне уже начинал надоедать этот импровизированный допрос.

— У нас здесь порядки строгие, — с важным видом ответил Степан. — Но и учат на совесть.

— Я заметил, — я кивнул на идеально заправленные койки, — что порядки строгие. А по поводу качества обучения я и не сомневался. Всё-таки одно из лучших училищ.

Степан кивал всё то время, пока я говорил, но было видно, что он спешно пытается придумать новый план построения диалога.

— Кстати, твоя койка вон там, — Зотов указал на место у окна. — Но ты об этом уже и так знаешь, наверное…

Я кивнул.

— С соседом тебе повезло, — продолжил Зотов, — он тихий, книжки читать любит.

Мысленно я улыбнулся этому незатейливому переходу к бытовым вопросам.

— Спасибо за информацию, — я сдержанно улыбнулся.

— Да не за что, — махнул рукой комсорг. — У нас здесь ведь всё по-простому. Никаких… — он оборвал фразу на полуслове и замолчал, метнув в меня непонятный взгляд.

Я понял, что парень в курсе того, какие слухи поползли по Каче в отношении нового курсанта и сейчас он переживал, что своими словами мог задеть или оскорбить меня. Я решил помочь парню:

— Мне это нравится. — Я не лукавил и действительно был доволен таким подходом. — Люблю, когда всё по-простому, чётко и понятно.

Зотов облегченно выдохнул и широко улыбнулся.

— Ну что, может, покажу тебе, как у нас тут всё устроено, пока время ещё есть? — предложил Зотов.

— Буду признателен, — улыбнулся я в ответ и последовал за Степаном, внимательно слушая каждое его слово.

Тяжёлая дверь с табличкой «3-я учебная рота» скрипнула, выпуская нас в коридор, где на стене висела диаграмма с рекордами по сборке парашютов.

— Вон там, — он указал на дверь с синим фонарём, — комната дежурного. Сегодня там Миша Бортников отрабатывает наряд за опоздание на политзанятия.

Мы свернули к лестнице, где на перилах висели таблички: «Не прислоняться!» и «Соблюдай устав!».

— А это святая святых, — Степан распахнул дверь в помещение с длинными столами, уставленными макетами самолётов. На стене висел плакат: «Каждому витку — точный расчёт!». — Авиамодельный кружок. По четвергам здесь старлей Петров учит делать модели истребителей. Твою историю с Як-18 уже трижды на собраниях разбирали.

Он провёл пальцем по стеклянной витрине.

— Смотри, вон тот МиГ-15УТИ в углу — точная копия. Его курсант Сидоров год собирал, потом на Всесоюзной выставке второе место взял.

— Здорово, — отозвался я, выходя вслед за Стёпой в коридор.

— Вон там, — он махнул рукой, — за поворотом столовая, комната для самоподготовки рядом, библиотека через двор. А по выходным можно в город сходить, если увольнительную дадут.

— А с учёбой как? — спросил я, рассматривая расписание на стене.

— С учёбой строго, — серьёзно ответил Степан. — Но если голова на месте и руки откуда надо растут — справишься.

— Постараюсь, — я кивнул, запоминая все детали.

— Каждую субботу политзанятия, — Зотов поправил комсомольский значок. — Ты же комсомолец?

— Да, — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

— Здорово. Значит, и там будешь участвовать. У нас без этого никуда, сам понимаешь, — комсорг говорил спокойно, без нажима.

— Понимаю, — кивнул я.

Зотов посмотрел на часы и проговорил:

— Мне пора на лекцию, — он поправил воротник, и в его голосе впервые прозвучали официальные нотки. — После беседы с замполитом подойди ко мне. Расскажу, как письма отправлять. У нас здесь свои правила… — он весело подмигнул, снова став двадцатилетним парнем, а не образцовым комсоргом. — Заодно расскажу тебе какие впереди мероприятия ожидаются. Вопросы есть?

— Пока нет, — покачал я головой. — Но если появятся — обращусь, — я протянул руку на прощание.

— Всегда рад помочь, — комсорг крепко пожал руку. — Если что — я в группе постоянно, можно и в личное время за советом подойти.

— Спасибо за предложение, — я сдержанно улыбнулся. — Постараюсь освоиться как можно быстрее.

— Вот и отлично, — Зотов хлопнул меня по плечу. — Добро пожаловать в наш дружный коллектив, Громов. Уверен, сработаемся.

Он вышел на улицу, но через несколько шагов остановился и, хлопнув себя по лбу ладонью, повернулся и снова подошёл ко мне:

— Тебе нужно зайти к замполиту подполковнику Карякину для личной беседы, — проговорил он, протягивая мне пропуск. — Лучше не затягивать с этим.

— Понял, — ответил я. — Благодарю, Стёпа.

Парень махнул рукой и, развернувшись, быстрым шагом отправился на лекции. Я же не стал откладывать поход к замполиту в долгий ящик и, захватив папку с документами, направился к зданию штаба.

Штаб училища возвышался над плацем как монумент дисциплины — трёхэтажное здание в стиле сталинского ампира с колоннами, увенчанными гипсовыми звёздами. На фронтоне красовалась надпись: «Кадры решают всё!», а у входа дежурил часовой.

— Курсант Громов Сергей Васильевич прибыл для доклада заместителю командира по политчасти подполковнику Карякину! — отрапортовал я, протягивая пропуск.

Часовой молча сверил документ со списком на планшете, кивнул на лестницу:

— Второй этаж, кабинет 214. Ждите в коридоре.

В коридоре второго этажа было тихо. Из-за двери с табличкой «Нач. политотдела» доносился глухой голос, диктующий что-то машинистке. Я сел на деревянную скамью рядом с бюстом Ленина, поправил воротник гимнастёрки. Напротив висело расписание политзанятий, где первой строкой значилось: «25.01.65 — Лекция 'Роль ВЛКСМ в освоении космоса».

Мне стало любопытно, что именно там будут говорить о космосе. Оставив зарубку в памяти, я принялся ждать, когда меня пригласят в кабинет. Наконец, дверь беззвучно открылась и оттуда вышла средних лет женщина с аккуратным пучком русых волос. Она поздоровалась со мной и вышла в коридор.

— Заходите, — произнёс седовласый подполковник, не поднимая головы от бумаг.

Я встал и вошёл внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. Кабинет поражал аскетизмом: стол с зелёным сукном, этажерка с уставными документами. На стене висела карта мира, где страны НАТО были закрашены тревожным красным. Чуть левее висел портрет Ленина, а под ним красовался плакат: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

— Садитесь, товарищ Громов. — Карякин снял очки, протёр стёкла платком. — Документы, — протянул он руку, и я положил папку на стол перед ним.

— Расскажите о себе, — произнёс замполит, открывая папку с моим личным делом.

— Родился в обычной советской семье, — я сел поудобнее и начал свой рассказ. — Отец — инженер на заводе, мать работает на почте кассиром. Окончил московский аэроклуб имени Чкалова досрочно, имею более ста часов налёта. Участвовал в показательных выступлениях, где лично товарищ Брежнев наблюдал за моим полётом.

Карякин поднял глаза, внимательно посмотрел на меня:

— И как же вы, товарищ Громов, видите своё будущее в рядах Советской Армии?

— Вижу себя защитником неба Родины, — ответил я твёрдо. — Готов отдать жизнь за идеалы коммунизма и светлое будущее нашей страны.

Карякин хмыкнул и начал неспешно перелистывать страницы моего личного дела. Его лицо оставалось непроницаемым, но временами я замечал, как едва вздрагивала его бровь — будто отдельные строки цепляли особенно сильно или удивляли. О том, что именно заставило подполковника проявить мимолетный интерес, я мог лишь строить догадки.

— Интересная биография. Московский аэроклуб, внеочередное зачисление… — Он откинулся на спинку кресла, сложив руки домиком. — Скажите, а почему именно Кача?

Вопрос повис в воздухе, как дым от папиросы.

— Качинское училище — кузница настоящих советских асов, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Здесь готовят не просто лётчиков, а защитников неба нашей Родины.

— Монинское училище тоже готовит защитников, — парировал замполит, постукивая карандашом по столу. — С вашими связями могли бы и туда попасть.

— Связи — это хорошо, — я выдержал паузу. — Но я хочу учиться там, где готовят настоящих бойцов. Где традиции не на бумаге, а в крови каждого курсанта.

Замполит подался вперёд, его взгляд стал пронзительнее.

— И что же, по-вашему, делает Качу особенной?

«Сейчас самое главное — не переиграть», — подумал я и начал говорить то, что уже не раз продумывал на подобный случай:

— История училища говорит сама за себя. Здесь учились Герои Советского Союза, здесь формировались целые поколения защитников неба. Качинцы всегда были на острие — будь то война или мирное время.

— Любопытно, — замполит снова открыл папку и принялся листать страницы. — А как вы относитесь к текущим событиям в мире?

К этому вопросу я тоже был готов. Поэтому ответил практически не раздумывая:

— СССР — это страна, которая показывает всему миру пример мирного освоения космоса. Мы не просто летаем в космос — мы делаем это во имя прогресса всего человечества.

— И как же вы планируете внести свой вклад? — в голосе замполита появились стальные нотки.

И снова тонкий момент, где важно было не перегнуть и не выставить себя восторженным мечтателем, который витает в облаках, а реального положения дел не видит.

— Я планирую стать лучшим в своём деле. Защищать небо Родины, быть примером для младших курсантов. И главное — никогда не забывать, что мы служим не за звания и награды, а за идеалы, за будущее нашей страны.

Замполит помолчал, продолжая изучать моё личное дело.

— А что вы думаете о международном положении?

Я расслабленно откинулся на спинку стула. Этот вопрос стал своеобразным маркером, что собеседование прошло успешно.

— США пытаются нас обогнать в космосе, но мы показываем всему миру, что можем сделать это мирным путём. Наши космонавты не просто летают — они совершают научные открытия, работают на благо всего человечества.

— Хорошо, — замполит закрыл папку. — У меня больше нет вопросов. Можете идти.

— Есть идти! — я поднялся, чётко развернулся и направился к выходу.

Выйдя из кабинета Карякина, я приостановился у бюста Ленина, мысленно отмечая, что разговор прошёл гладко. В кармане гимнастёрки я нашарил листок со списком учебной литературы. Нужно зайти в библиотеку до вечернего построения. Чем раньше возьму учебники, тем больше времени будет на подготовку.

Я свернул в сторону библиотеки, размышляя о том, что строгий распорядок училища не оставлял места импровизациям, и малейшее отставание могло аукнуться мне в будущем. Мысли прервал приглушённый гул голосов из-за угла.

— Ты что, сопляк, думал, можешь халтурить? — раздался хрипловатый бас.

Я замедлил шаг, заглянув в нишу у лестницы. Двое крепких парней — по виду старшекурсники — теснили щуплого курсанта, прижимая его к стене. Тот, стиснув зубы, выпрямился и попытался возразить:

— Я не ваш денщик! Чистите свои сапоги сами!

— О, боец выискался! — первый старшекурсник, широкоплечий блондин со шрамом через бровь, толкнул его плечом. — Вчера вечером тебе ясно сказали: чтобы к утру всё блестело! А ты что?

— Из-за тебя старшина нас на построении отчитал! — второй, рыжий, с начищенной до блеска пряжкой ремня, ткнул пальцем в грудь парня. — Теперь будешь знать, как обязанности игнорировать!

Дальнейшее развитие событий мне было ясно. Поэтому я не стал дожидаться развязки, а направился к этой троице. Рыжий занёс руку для подзатыльника, но я уже успел встать между ними и щуплым пареньком, перехватив запястье старшекурсника железной хваткой.

— Товарищ старший курсант, — проговорил я спокойно, но с ледяной чёткостью, — вы нарушаете пункт 17 Устава внутренней службы, где говорится, что курсант обязан содержать обмундирование в исправности и чистоте, не перекладывая сию обязанность на других. И, если мне память не изменяет, статья 23 того же Устава запрещает унижение подчинённых или младших.

Блондин остолбенел, а рыжий попытался выдернуть руку:

— Ты кто такой вообще⁈

— Курсант Громов, — я не ослаблял хватку, глядя ему прямо в глаза. — И если вы сомневаетесь в моих словах, предлагаю пройти к замполиту. Уверен, подполковник Карякин с радостью разъяснит положения Устава.

Блондин нервно дёрнул напарника за рукав:

— Лёх, брось. Нам ещё на политподготовку…

Рыжий фыркнул, наконец высвободив руку:

— Ладно, защитничек, — он окинул меня внимательным взглядом. — Тебя я здесь раньше не видел, значит, новенький. Ну ничего, ты ещё поймёшь, что в Каче свои законы. — Он ядовито ухмыльнулся и обратился к щуплому парню: — В следующий раз начистишь сапоги так, чтобы в отражение бриться можно было!

Когда они скрылись за поворотом, парень вытер пот со лба и обратился ко мне:

— Спасибо. Я… не ожидал, что кто-то вмешается.

— Как фамилия? — спросил я, поднимая упавший учебник. На обложке мелькнуло: «Основы аэродинамики».

— Кольцов. Андрей. Второй курс.

— Громов. Тоже второй. — Я протянул ему книгу. — Держись твёрже. Такие как они только на слабых рыпаются. Но если силу почувствуют — отстанут.

Он кивнул, поправляя форму:

— Они с третьего курса. Вечно заставляют младших за них работать. Старшина их в курсе, но закрывает глаза…

Я вздохнул. Объяснять парню прописные истины и говорить о том, что в мужских коллективах всегда проверяют на прочность — мне сейчас не хотелось. И в Каче, как выяснилось, дисциплина держалась не только на идеалах, но и на умении вовремя напомнить о правилах.

— Читай Устав, — посоветовал я, прежде чем продолжить свой путь к библиотеке. — Там много полезного написано.

От автора: Прошу прощения за долгий перерыв без предупреждения. Лежал в больнице. Сегодня выпустили на волю, и я вернулся к работе. Спасибо вам за ожидание и ещё раз прошу прощения.