Космонавт. Том 2

Глава 15

Вечернее построение сопровождалось ледяным ветром, гулявшим над плацем. Январский воздух Волгограда впивался в легкие ледяными иглами, а тени от прожекторов дрожали на утоптанном снегу, подобно отражениям далёких звёзд. Снежная крупа била в лицо, цепляясь за воротник.

Рота замерла, выстроившись в три линии. Слева от меня, прижав локти к рёбрам, стоял черноволосый парень с подбитым глазом — видимо, последствия утренних «тренировок» старшекурсников. Справа, упёршись взглядом в заснеженный горизонт, застыл крепыш с квадратной челюстью — эталонный образец из устава.

Построение началось стандартно: перекличка, затем последует доклад старшины о наличии личного состава. Глухов шагал вдоль шеренг и сверял фамилии по списку. Его сапоги хрустели по насту с методичностью метронома.

Пока старшина проводил перекличку, командир роты — капитан Ермаков, высокий и подтянутый мужчина средних лет с седыми висками — стоял перед строем, заложив руки за спину, и зорко следил за происходящим.

— На вечерней поверке присутствует семьдесят два человека, товарищ капитан! — гаркнул старшина, вытягиваясь по стойке смирно, после завершения проверки.

Командир роты покинул орлиным взглядом стройные ряды курсантов.

— Кто отсутствует? — Сухо спросил Ермаков.

— По докладу дежурного, — тут же отозвался старшина, — трое курсантов из третьего взвода отсутствуют по уважительным причинам. Один в санчасти, двое в наряде.

— Хорошо, — кивнул Ермаков. — Занесите в журнал.

— Есть, товарищ капитан!

Внимательный взгляд командира неспешно заскользил вдоль шеренги: от сапог к макушкам, от воротников к подбородкам, выискивая малейший намёк на расхлябанность. Даже ветер, круживший над плацем, казалось, затихал, когда он останавливался напротив очередного курсанта, заставляя того вжать голову в плечи.

— Курсанты! — его голос вдребезги разнёс тишину, заставив вздрогнуть даже ворон на дальнем заборе. — Проверка формы!

По рядам прошла волна шуршания подворотничков и щелчков пряжек. Старшина Глухов, приземистый мужик с лицом, словно вырубленным топором, методично шагал вдоль шеренг, цепляясь взглядом к каждому пуговичному ушку. У меня не вовремя зачесалась спина под гимнастеркой — выданный комплект формы немилосердно натирал шею.

— Громов Сергей Васильевич! — выкрикнул Ермаков мою фамилию, когда проверка формы подошла к концу. — Шаг вперед!

Я вышел из строя, выполняя команду и почувствовал, как множество глаз впились в спину. Без предисловий, Ермаков начал представлять роте нового курсанта, то есть меня:

— Курсант Громов. Зачислен особым приказом Министерства обороны из Московского аэроклуба имени Чкалова. — Капитан сделал паузу, давая роте прочувствовать вес каждого слова. — В ноябре 1964 года он мастерски выполнил аварийную посадку во время показательных выступлений, избежав жертв среди зрителей. За что и был награждён переводом в наше училище…

В строю зашуршало, будто ветер прошелся по сухому камышу. Я чувствовал, как взгляды курсантов прожигают спину. Кто-то хмыкнул, кто-то присвистнул. «Вот это повезло», «Прямо как герой», «А что за посадка такая?» — доносились до меня обрывки фраз.

— Молчать! — гаркнул старшина Глухов. Его взгляд, тяжёлый, как чугун, прошёлся по строю, заставляя всех замолчать.

Тишина стала плотной, почти осязаемой. Где-то вдалеке взвыл гудок товарного состава, но даже этот звук казался приглушенным. Капитан обернулся к строю, и я уловил в его взгляде едва заметное одобрение — словно сотрудник музея, демонстрирующий редкий экспонат.

— Впервые в истории училища курсант принят без вступительных экзаменов. — Теперь в его интонации зазвучал холодок. — Приказ подписан лично маршалом Малиновским. — Пауза ударила по ушам гулким эхом. — Надеюсь, товарищ Громов понимает, какая честь ему оказана… И какая ответственность на него возложена.

Последние слова он произнес, глядя мне прямо в глаза. В них читался немой вопрос: «Стоишь ли ты того?» Наконец, Ермаков кивнул, давая команду вернуться в строй. Я шагнул назад, думая о том, что слава — это палка о двух концах. Вроде и приятно, но задолбало уже одно и то же. Следом вспомнился усталый взгляд Гагарина с толикой тоски по небу во время визита в наш аэроклуб. Я, конечно, не Юрий Алексеевич, но сейчас понимал его, как никогда.

Пока я размышлял о плюсах и минусах популярности, Ермаков скомандовал:

— Вольно! Заслушаем информацию о распорядке на завтра.

Старшина достал блокнот и начал зачитывать:

— Завтра, товарищи курсанты, первый взвод отправится на теоретические занятия к восьми ноль-ноль. Второй взвод — на аэродром, практическая подготовка. Третий взвод идёт на уборку территории.

По строю пробежал едва слышный ропот. Ещё по прошлой жизни я помнил, что практическая подготовка на аэродроме считалась привилегией, и сейчас я знал, что многие завидовали второму взводу.

— Тишина в строю! — рявкнул старшина, и разговоры мгновенно прекратились.

Капитан Ермолов продолжил:

— После построения всем проверить форму одежды, особое внимание уделить обуви. Завтра проверка от командира эскадрильи. Вопросы есть?

Строй молчал. Командир удовлетворенно кивнул:

— Разойдись!

Курсанты начали расходиться по казармам, обсуждая завтрашний день и строя планы на вечернюю самоподготовку.

Вернувшись в казарму, я направился к выделенному мне месту в дальнем углу. На соседней койке сидел паренёк в гимнастёрке с закатанными рукавами — тот самый Кольцов, которого я сегодня защитил по пути в библиотеку. Он заметил меня и тут же поднялся на ноги.

— Громов! — его лицо озарилось искренней улыбкой. — Ещё раз спасибо за сегодня. Если бы не ты…

— Не за что, — отозвался я, разглядывая его в спокойной обстановке. Курсант оказался невысоким, но жилистым, с открытым лицом и живыми карими глазами. Стрижка аккуратно подбрита, как и положено по уставу. На правой щеке виднелся едва заметный белёсый шрам, а на левой руке, когда он поправлял манжету, я разглядел небольшие светлые пятнышки похожие на следы от ожогов.

Мы занялись подготовкой к завтрашнему дню: начищали сапоги, штопали подворотнички и проверяли все пуговицы на гимнастёрках, чтобы они были на месте и блестели. Я достал из тумбочки специальный раствор для чистки бляхи ремня и принялся протирать её мягкой тряпочкой. Кольцов то и дело поглядывал на тумбочку, где между вещей виднелся потрёпанный томик. Когда дежурный объявил, что самоподготовка окончена, он достал книгу и, бережно разгладив загнутый уголок обложки, принялся читать.

— Что читаешь? — полюбопытствовал я, когда парень прервал своё занятие.

— А, это… — он смущённо улыбнулся. — «От Земли до Луны» Жюля Верна. Нашёл её в библиотеке и теперь не могу оторваться, настолько интересно.

— Хорошая книга, — кивнул я. — Читал её ещё в детстве.

Кольцов оторвался от страницы и с интересом посмотрел на меня.

— О! Ты читал? Здорово, — в его голосе вспыхнул азарт лектора. — Представляешь, они в снаряде без управления летят! Из пушки! — он привстал, тыча пальцем в иллюстрацию с цилиндрическим аппаратом. — А тут ещё эта комета, которая чуть не сожгла их…

— Метеорит, — поправил я машинально, вспоминая кадры с марсохода Кьюриосити, где такие «гости» лежали ржавыми булыжниками на красном песке. — Они его «космическим гостем» назвали.

— Ну да, — Кольцов оживился, перелистывая страницы. — Но главное — как Барбикен смотрит на Землю из иллюминатора! «Голубая планета, окутанная атмосферой»…

Он закатил глаза, пародируя пафос, а следом вскочил на табурет, размахивая книгой, чтобы изобразить Барбикена.

— «Мы летим к неизведанному!» — продекламировал он, сшибая вещи с тумбочки.

На нас стали оглядываться остальные парни, кто-то повертел пальцем у виска, кто-то улыбался. Мне же было плевать на это, беседа с Кольцовым увлекла меня, а сам парень оказался приятным собеседником. Я словил падающую зубную щётку и со смехом проговорил:

— Ты бы в драматический кружок записался, что ли, а не в лётчики.

— Да ну тебя, — он спрыгнул, задорно сверкнув глазами, но тут же сник. — Блин, а мы здесь в Волгограде сопли на морозе сушим. Вон и звёзд-то из-за туч не видать.

Я рассмеялся. У парня была очень живая мимика, и все его эмоции тут же отображались на лице.

— Это да, — сказал я, — но Жюль Верн ошибался насчёт невесомости. В снаряде они бы плавали, как рыбы в аквариуме.

Где-то на краю памяти всплыл тренировочный модуль «Звёздного городка» — капсула с поролоновыми стенами, где мы отрабатывали выход в открытый космос. Здесь же, в 65-м, даже скафандры «Беркут» были засекречены.

— Ну и что? — хмыкнул Кольцов. — Зато он людей к звёздам звал. Вон Гагарин, может, тоже его в детстве читал… — Он замолчал, заметив мою задумчивость. — Знаешь, я всегда мечтал о космосе. О том, как люди будут летать к звёздам, исследовать новые планеты…

— И что, думаешь, у нас получится? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Конечно! — его лицо озарилось юношеским энтузиазмом. — Мы же первые! Первые, кто побывал в космосе! Наши ракеты уже летают вокруг Земли, а скоро доберёмся и до Луны.

В его глазах была такая непоколебимая уверенность, что я едва сдержал горькую усмешку. Через четыре года Армстронг ступит в серую пыль, а мы всё ещё будем спорить о приоритетах. Если события пойдут по тому же сценарию, что и в моей прошлой жизни.

— Да, но путь к звёздам начинается с Земли, — проговорил я, глядя на его пятнистую от ваксы тряпку. — И не всегда он такой гладкий, как в книгах.

— Это да, но мы справимся! — пылко ответил Андрей.

— Ты говоришь так, будто мы уже всё знаем о космосе, — я усмехнулся. — А если там окажется что-то, о чём даже в самых невероятных книгах не напишут?

Кольцов наклонился вперёд, его глаза сузились:

— Например?

— Например, чёрные дыры. Или планеты, где год длится минуту.

— Выдумки! — он хлопнул ладонью по колену. — Наука всё объяснит.

Я посмотрел на его горящие глаза и подумал, что он будет сильно разочарован, узнав, что даже в двадцать первом веке «объяснить всё» так и не удалось.

— Может быть… — проговорил я, наблюдая, как остальные ребята в казарме готовятся ко сну. — Вот ты говоришь, что наука всё объяснит, — я усмехнулся, глядя на снежные узоры на стёклах. — А как объяснить дожди из жидкого металла? Или зарождение жизни из ничего?

Кольцов замер, забавно приоткрыв рот и часто моргая.

— Ты… это из новой книги? — спросил он, наморщив лоб.

— Нет, — я потянулся за водой, чтобы скрыть улыбку. — Просто фантазия.

— Тебе бы книги писать с такой фантазией, — почесал макушку Кольцов и замолчал, задумавшись.

— Может, и напишу. Когда-нибудь, — пожал плечами я.

— Слушай, — Андрей вдруг оживился. — А ты правда посадил самолёт с отказавшим двигателем?

— Было дело, — не стал отрицать я.

— А как… — начал было он, но я перебил его, решив сменить тему:

— Давай лучше вернёмся к книгам. Что тебе больше всего нравится в произведениях Верна?

— Его умение предвидеть будущее, — с горящими глазами ответил Андрей. — Он писал о том, чего ещё не существовало: о подводных лодках, о космических кораблях… И всё это становилось реальностью!

Слушая Кольцова, я подумал, что он бы сильно удивился, узнав, что его нынешние знания о космосе — это детская сказка по сравнению с тем, что будут знать люди через полвека. Да и наука в будущем уйдёт сильно вперёд. Вспомнились голограммы орбитальных станций и нейросети, обсчитывающие траектории.

— Да, — улыбнулся я. — И знаешь, что самое интересное? То, что мы с тобой сейчас живём в то время, когда эти мечты становятся явью.

— Именно! — Андрей снова открыл книгу. — Вот, например, как он описывает полёт к Луне…

Мы просидели так до самого отбоя, обсуждая книгу, мечтая о будущем и делясь своими мыслями о том, как важно не только мечтать, но и действовать. Когда снаружи рявкнул рожок отбоя, заглушив нашу беседу, Кольцов вздохнул и сунул книгу под матрас.

— Завтра нашему взводу территорию мести, — пробурчал он, снимая сапоги.

— Ага, — отозвался я, глядя, как лунный луч скользит по полу между рядами коек.

За окном завыла метель, сгибая сосны у плаца. Я натянул одеяло на голову, думая о том, что было бы на порядок проще и легче, если бы всё было так, как в книгах, но, увы, мы не в книгах…

Штаб квартира КГБ.

Москва.

Кабинет генерал-полковника Зуева тонул в полумраке: тяжелые шторы приглушали и без того тусклый январский свет, а настольная лампа с зеленым абажуром выхватывала из темноты лишь корешки книг на полках, да папки на столе. На стене, за спиной генерала Зуева, портрет Брежнева смотрел хмурым взглядом, будто вот-вот пальцем погрозит.

— Товарищ капитан, — начал Зуев, постукивая карандашом по столу, — у нас появились новые данные по делу о предполагаемом заговоре в правительстве.

Ершов кивнул, проводя ладонью по щетине. В сводке значилось: два неизвестных ворвались в квартиру инженера-конструктора Громова, но были нейтрализованы его сыном — Сергеем Громовым.

— Слушаю, товарищ генерал-полковник, — ответил Ершов, сохраняя официальный тон.

— В ходе беседы с Василием Громовым вскрылись интересные детали для определённых кругов, — продолжал Зуев, перелистывая папку с документами.

— Разрешите уточнить, товарищ генерал-полковник: «круги» внутренние? — Ершов сделал паузу, подбирая термин помягче.

— Внешние с внутренними хвостами, — Зуев хмыкнул. — Если гипотеза верна, следующий ход будет на уровне… — он провел ладонью над столом, словно смахивая невидимую пыль, — стратегических объектов.

Ершов молча кивнул, соглашаясь с выводами начальства. Он и сам об этом думал, читая материалы допроса. В кабинете повисла пауза, Зуев откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.

— Вот что, товарищ капитан, — внезапно произнёс Зуев, поднимая взгляд на подчинённого. — Вам предстоит перевод в Волгоград, в Качинское училище.

— С какой целью, товарищ генерал-полковник? — удивлённо спросил Ершов.

— Потому что те, кто послал этих ушлепцов, — Зуев ткнул пальцем в фото грабителей, — попытаются добраться до Громова через сына. Или он сам полезет в их болото, копая правду. — Он усмехнулся. — Даже курсантская нагрузка его не остановит. Этот парень… он как тайфун. Случайно спасает отца — и рушит всю сеть. Теперь его либо устранят, либо завербуют. Ваша задача, капитан, сделать так, чтобы завербовали мы.

— Значит я теперь буду нянькой при курсанте? — Ершов криво усмехнулся.

Генерал-полковник встал, и тень от его фигуры накрыла карту СССР на стене. Он строго посмотрел на подчинённого, а голос его стал стальным:

— Если надо — будете и нянькой. Дело приоритетное. Парень вляпался по макушку, спутав все нити. Ваша задача — держать его в поле зрения.

— Но…

— Но? — Зуев наклонился, упёршись ладонями в стол. — У Громова-младшего талант выныривать из дерьма сухим. Разве вы это ещё не поняли, капитан? И пока заговорщики будут тянуться к нему — мы возьмём их за хвост. Понятно?

— Слушаюсь, — ответил Ершов, принимая стойку смирно.

Зуев опустился обратно в кресло и принялся деловито постукивать кончиками пальцев по столу.

— Училищу доложено о вашем прибытии как о проверке кадрового резерва. Внимательно отслеживайте окружение Громова, инспектируйте письма, но… — Зуев прищурился, — без грубого нажима. Парень должен верить, что сам всё контролирует.

— Приказ понял, — Ершов щелкнул каблуками.

Генерал-полковник Зуев задумался, разминая переносицу.

— Не прозевайте ситуацию, капитан, — негромко проговорил он. — Если мальчишка рванёт куда не надо — вы его щитом прикроете. Живым щитом.

— Принял, товарищ генерал-полковник, — ответил Ершов, готовясь мысленно к новому заданию.

— Тогда в путь, — Зуев снова начал погружаться в бумаги.

Капитан Ершов развернулся через левое плечо и зашагал на выход из кабинета, понимая, что впереди его ждёт непростая работа в Волгограде.

— И, капитан… — догнал его голос Зуева уже в дверях, — если «гнездо» окажется там, где я подозреваю… докладывайте только мне.

Ершов обернулся и молча кивнул, давая понять, что понял приказ.

— Свободны, — коротко бросил Зуев, возвращаясь к документам на столе.

Когда дверь закрылась, генерал-полковник достал из сейфа фото: Василий Громов в окружении коллег у стенда с чертежами. На краю кадра, едва в фокусе, виднелся человек в штатском. Лицо было знакомым — очень знакомым.

«Ловушка захлопнется сама», — подумал Зуев, откладывая документы в сторону и гася лампу. В темноте кабинета портрет генсека казался улыбающимся.