Космонавт. Том 2

Глава 17

На следующий день, после основного блока лекций и ужина, я отправился на спортивную площадку. Февральский воздух был колючим, но чистым, а снег под ногами хрустел звонко, как свежая капуста. На улице был не май месяц, откровенно говоря, но нужно было поддерживать форму. Особенно теперь, когда полёты стали неотъемлемой частью моей жизни, и цель моя стала на шаг ближе.

Начал я с разминки: несколько кругов лёгкой трусцой, затем упражнения на растяжку. Потом перешёл к силовой тренировке: подтягивания на перекладине, отжимания на брусьях, упражнения на пресс. Тело постепенно разогревалось, дыхание становилось глубже, а мысли — яснее.

Когда я приступил к бегу, ко мне присоединился Зотов. Он подстроился под мой ритм, и мы какое-то время бежали молча, лишь размеренно шурша одеждой и чётко отбивая шаг по утрамбованному снегу.

— Как там Кольцов? — наконец спросил Степан, слегка запыхавшись.

— Не очень, — ответил я, сбавляя темп. — Перелом серьёзный. Врачи говорят, что ещё месяц в гипсе пролежит, а потом его ждёт долгая реабилитация.

Зотов поморщился:

— Блин… Плохо. А как он сам?

— Духом упал, — признался я. — Переживает, что отчислят. Но это ерунда — главное, чтобы кость правильно срослась. А полетать он ещё успеет, и с теорией я ему помогу.

Степан кивнул:

— Я тоже к нему загляну. Может, передать что-нибудь нужно?

— Конспекты передай. Я подготовил, но вечером могу и не попасть к нему.

— Договорились.

Мы молча пробежали ещё один круг. Затем Зотов, будто вспомнив что-то важное, спросил:

— Кстати, ты не мог бы заменить Кольцова на соревнованиях?

Я непонимающе посмотрел на Степана, потому что Андрей не рассказывал мне ни о каких соревнованиях.

— Что за соревнования? — Спросил я, переходя на шаг.

— Забег на пять километров между курсами. Четырнадцатого марта. Андрей должен был бежать за наш взвод, но теперь…

— Только бег? Или ещё какие-то особенности имеются? — уточнил я.

— Просто пробежать дистанцию. Командного зачёта нет, но личные результаты пойдут в общий рейтинг курса.

Я немного поразмыслил. Проблем с бегом у меня не было. К тому же регулярные ежедневные пробежки принесли свои результаты, так что можно и посостязаться.

— Ладно, — согласился я. — Вноси моё имя.

Зотов одобрительно хлопнул меня по плечу:

— Отлично! Спасибо, Сергей.

Мы пробежали ещё один круг, и тут мне в голову пришла мысль, которую я обдумывал со вчерашнего дня:

— Степан, а ты не знаешь, где можно достать билеты в театр?

Он удивлённо вздёрнул бровь:

— В театр? Какой?

— На «Трёхгрошовую оперу». В драматический.

Зотов задумался, замедляя шаг.

— Гм… Попробуй в кассах, — назвал он самый очевидный из вариантов, но тут же с сомнением добавил: — Хотя сейчас конец сезона, билетов может и не быть.

— А ещё варианты есть?

Он понизил голос:

— У спекулянтов. Но это втридорога, да и рискованно. Если поймают, влетит и тебе, и им.

Я поморщился. Спекулянты — не самый лучший выбор. Но если других вариантов не останется, придётся воспользоваться услугами этих ушлых товарищей. Слово дано и его нужно сдержать.

— Понял, попробую через кассу для начала.

— Можешь ещё у замполита спросить, — добавил Зотов. — У них иногда бывают путёвки для активистов. Может, и по билетам что-то подскажут.

— Спасибо, попробую.

Мы пробежали ещё немного, затем Зотов посмотрел на часы и вздохнул:

— Мне пора, дежурство через полчаса. Ты точно согласен насчёт забега?

Я остановился, переводя дыхание, и твёрдо кивнул:

— Да. Вноси моё имя.

— Договорились. — Зотов улыбнулся и, помахав на прощание, зашагал к казарме.

Я остался на площадке, делая ещё несколько кругов в одиночестве. Мысли сами собой возвращались к Кольцову, к Наталье и к этим чёртовым билетам… Всё решаемо, но сейчас важнее не дать Андрею сломаться. Парень он хороший, небо любит и у него определённо варит котелок. Авиация потеряет ценного кадра, если он покинет училище. И это я молчу о том, что друга терять мне не хотелось.

Солнце уже начало клониться к закату, отбрасывая длинные тени от кирпичных зданий училища, когда я завершил тренировку и направился в казарму, по дороге обдумывая планы на оставшийся день.

«Нужно сходить в почтовое отделение и отправить заготовленные письма, — мысленно намечал я маршрут. — Затем нужно заглянуть в библиотеку. Доклад по тактике воздушного боя сам себя не подготовит. Но сперва — душ».

Мысль о переписке заставила меня внутренне поморщиться. Как же не хватало современных средств связи! В моей прошлой жизни достаточно было взять смартфон, чтобы мгновенно связаться с кем угодно. Здесь же — только бумага, чернила и надежда на почту.

«А ведь можно попробовать морзянку, — вдруг осенило меня, — если удастся договориться с Катей о времени…». Но тут же возникли другие вопросы: разрешат ли пользоваться аппаратурой училища для личных разговоров? Этот вопрос необходимо было уточнить.

Наконец я добрался до казармы и там оказалось довольно шумно. Сейчас было свободное время и некоторые курсанты готовились к вечерней поверке, а те, кто уже подготовился — перекидывались остротами или травили байки.

Я захватил сменную одежду и направился в душевую. Быстро ополоснувшись под ледяной водой умывальника, сменил влажную от пота форму на свежую форму и, прихватив заранее приготовленные письма, направился в почтовый пункт.

Почтовое отделение училища располагалось в небольшой комнатке при штабе. За деревянным прилавком сидела пожилая женщина в очках — всем известная тётя Поля, бессменный почтальон Качинского училища, как я успел узнать за эти месяцы.

— Опять корреспонденцию на полстраны развозим? — улыбнулась она, принимая мои конверты.

— Как всегда, тётя Поля, — ответил я, выстраивая письма в аккуратный ряд. — Родителям, друзьям и… — я сделал паузу и, достав плитку шоколада «Алёнка», протянул её женщине, — одной особенной девушке. А это вам.

Тётя Поля зарделась, принимая шоколад. Это был наш своеобразный ритуал. Женщина, несмотря на солидный возраст, была жуткой сластёной, а ещё у неё подрастали три внучки. Поэтому шоколад у тёти Поли был в почёте. Ну а мне было попросту приятно радовать эту замечательную женщину и трёх её очаровательных внучек.

Понимающе подмигнув мне, тётя Поля тщательно проверила адреса, а затем, ойкнув, потянулась к ящику, приговаривая:

— А тебе, Серёжа, как раз письмецо пришло. Давеча принесли. Заодно вот и получишь.

Она открыла ящик с алфавитными разделителями и достала конверт с узнаваемым женским почерком. Поняв, кто отправитель, мои губы сами собой растянулись в улыбке. Письмо было от Кати!

— Спасибо, тётя Поля! — Я убрал конверт во внутренний карман куртки.

— Не за что, сокол ясный. А письма твои завтра же отправятся по адресам.

Попрощавшись с женщиной, я покинул почтовый пункт и направился в библиотеку.

В просторном зале с высокими потолками пахло старыми книгами и политурой. Поздоровавшись с библиотекарем и заказав нужные пособия по тактике воздушного боя, я устроился за одним из дубовых столов, освещённых тусклым светом настольных ламп.

Только теперь я достал конверт и вскрыл его. Втянул носом воздух и улыбнулся — традиция соблюдена. С самого первого письма, Катя слегка душила письма своими любимыми духами. Как она пояснила в одном из писем: «Чтобы не забывал».

Я откинулся на спинку стула и погрузился в чтение.

«Здравствуй, Серёжа!» — прочитал я приветственные строки.

Далее Катя писала о своих делах, об успехах в учёбе, о том, как скучает, о последнем фильме, который смотрела в кинотеатре, о ребятах из группы и передавала привет от Крутова. Сообщила, что он постоянно интересуется, как у меня дела и каждый раз радуется, когда получает от меня весточку.

Но в конце письма меня ждал сюрприз. Катя сообщала, что в середине марта у них будут каникулы, и она планирует приехать в Волгоград!

'Благодаря каникулам и дополнительным выходным, которые оформил мне Павел Алексеевич, у меня будет целых десять дней свободных! Да, дорога отнимет большую часть от этого времени, но зато у нас будет целых четыре дня! Представляешь?

С жильём мама помогла. Её подруга в Волгограде уже ждёт меня. А ещё она обещала показать все красивые места и даже сводить в театр.

Но меня терзает один вопрос: Дадут ли тебе увольнительную на эти дни? Я слышала, что в Качинском с этим строже, чем в нашем аэроклубе. Но я так соскучилась по тебе, Серёжа… Хочется верить, что нам удастся провести эти дни вместе.

Буду ждать твоего ответа и надеяться на лучшее!

С любовью, Твоя Катя

p.s. Привезу тебе варенье, которое ты так любишь. И ещё что-нибудь вкусненькое из дома!

p.p.s. В Волгоград я приеду одиннадцатого марта, а уеду пятнадцатого.'

Я отложил письмо, мысленно вспоминая график занятий и возможные увольнения. Нужно будет обязательно поговорить с командиром подразделения…

«Ладно, это я решу позже, а сейчас нужно сделать то, зачем я сюда пришёл. Времени не так много осталось», — подумал я и взял первый учебник.

Погрузившись в работу над докладом, я аккуратно выписывал тезисы из учебника «Тактика истребительной авиации» 1962 года издания. Чернильная ручка скрипела по бумаге, выводя строгие формулировки: «Основная задача — уничтожение воздушного противника до подхода к прикрываемому объекту…».

Рядом лежали конспекты лекций с пометками капитана Резникова. Преподаватель особо выделял работы маршала авиации Савицкого, чьи схемы перехвата я старательно копировал на кальку. Библиотечный сторож, проходя мимо, одобрительно кивнул, увидев разложенные топографические карты с расчерченными зонами ПВО.

К восьми тридцати доклад обрёл структуру: введение, три раздела с подпунктами по видам боевых порядков и заключение с цитатой из приказа Министра обороны. Аккуратно сложив листы в папку, я поспешил в казарму — в девять должно было начаться вечернее построение.

На следующий день, ровно в 13:45 — во время большого перерыва между лекциями по материальной части МиГ-21 и истории ВКП (б) — я подошёл к двери кабинета командира третьего учебного взвода старшего лейтенанта Фролова. Отдав честь, чётко отрапортовал:

— Товарищ старший лейтенант! Курсант Громов просит разрешения обратиться по личному вопросу!

— Входи, — Фролов отложил папку с документами.

Подавая заранее подготовленный рапорт, я кратко изложил суть: необходимость получения увольнительной с одиннадцатого по пятнадцатое марта в связи с приездом девушки. Командир взвода внимательно проверил приложенную копию письма Кати с датами, затем красным карандашом поставил резолюцию «Не возражаю» и визу в углу документа.

— Занеси запись в журнал посещений у дежурного, — произнёс Фролов, отдавая мне документ. — К командиру батальона майору Ковалёву можешь подойти завтра после утреннего развода. Время согласуй с адъютантом.

Поблагодарив лейтенанта, я покинул его кабинет. А вот у дежурного по роте пришлось ждать десять минут, пока тот заканчивал заполнение графы «Состояние воинской дисциплины» в сменном рапорте. В толстой книге с кожаным корешком я аккуратно вписал чернилами: «26.02.1965. Курсант Громов С. В. Цель визита: согласование увольнительной. Разрешение старшего лейтенанта Фролова № 17/с от 25.02.65». Дежурный сверил запись с моим рапортом, поставил печать училища и расписался фиолетовой штемпельной краской.

Остаток дня прошёл спокойно, как отлаженный механизм. Даже вечерняя поверка обошлась без замечаний — редкая удача. Но ждал я вечера не поэтому. Сегодня была моя очередь навещать Андрея. Прихватив пачку конспектов, я направился в санчасть.

Андрей встретил меня приподнятым настроением, несмотря на гипс, торчащий из-под одеяла как белая корабельная мачта. От былого уныния не осталось и следа.

— Вот, принёс тебе теорию, — я похлопал ладонью по конспектам. — Чтобы мозги не закисли.

— Спасибо, Серёг, — он кивнул на тумбочку, где уже лежала стопка книг. — Тут Зотов вчера пол-библиотеки притащил с этой же целью. Говорит, знания лечат. Сомнительно, конечно, но спорить с ним себе дороже.

Отсмеявшись, мы разложили тетради на кровати, и следующие полчаса я объяснял Андрею тонкости расчёта лобового сопротивления.

— Ладно, на сегодня хватит, — сказал я, кинув взгляд на часы. — Мне скоро пора на выход. Как вообще лечение? Врачи не лютуют?

— Да нормально. Колят что-то, рентген делали вчера. Говорят, срастается нормально, — Андрей махнул рукой, и в его глазах мелькнул знакомый задор. — Тут Наташка каждый день заходит. То градусник принесёт, то книжку… Внимательная, как мать родная.

— Мать родная, говоришь? — Я приподнял бровь. — Да ты, брат, втрескался по уши.

— Скажешь тоже, — он попытался швырнуть в меня карандашом, но промахнулся. — И ничего я не втрескался. Уж точно не по уши.

— Ага, — улыбнулся я, возвращаясь на своё место с поднятым карандашом. — Оно и видно.

В этот момент дежурная медсестра громко постучала в дверь: время посещений истекло.

— Ладно, болезный, — я собрал конспекты, — через Стёпу новые конспекты передам. Выздоравливай скорее, а то без тебя на брусьях даже посмеяться не над кем.

— Да иди ты, Громов, — рассмеялся Андрей и швырнул в меня подушкой. На этот раз попал, но расплата наступила мгновенно — потревоженная нога дала о себе знать, и Кольцов, охнув, откинулся на спинку кровати. Медсестра принялась ворчать, приговаривая: «Как дети малые, право слово. А ещё лётчиками зовутся…»

Дальше я не слушал, взялся за ручку двери и потянул на себя, но на пороге столкнулся с Натальей — она несла в палату Андрея стакан с компотом. Её синие глаза стрельнули в меня лукавой искоркой, а на губах заиграла лёгкая улыбка.

— Вечер добрый, — кивнул я, придерживая перед девушкой дверь. — Ваш подопечный сегодня особенно упрям. Пригрозите ему уколом, что ли, а то конспекты учить отказывается.

За спиной раздался возмущённый возглас Андрея, а Наталья, сдерживая смех, пролепетала:

— Постараюсь, курсант.

Обернувшись, я подмигнул Андрею — тот сиял, как прожектор на аэродроме. В ответ он показал мне кулак, но улыбка сгладила весь фальшивый гнев.

На следующий день, надев парадный китель с новенькими петлицами и начищенные до блеска ботинки, я явился к кабинету майора Ковалёва ровно в десять ноль-ноль. Адъютант, проверив мои документы, велел ждать вызова. Через неплотно прикрытую дверь доносились обрывки фраз: «…полётные листы за февраль нужно утвердить до…». В сказанное я не вслушивался, прокручивая в голове заготовленные ответы на возможные вопросы.

Когда очередь дошла до меня, я вошёл, и с первого же слова командира понял, что моя подготовка не была лишней.

— Курсант, вы осознаёте, что увольнительные на период учёбы выдаются только по исключительным причинам? — майор листал мой рапорт, сверяясь с графиком. — Четырнадцатого вы участвуете в соревнования между курсами.

— Так точно! Но согласно расписанию, соревнования завершатся к трём дня. Я уточнял, старт в десять утра, награждение в четырнадцать тридцать. Готов отработать возможные часы дополнительными дежурствами.

Командир поднял глаза, оценивая мою выправку. Молчание длилось ровно столько, сколько требовалось по уставу для принятия решения. Синий штамп с резолюцией «Разрешить» поставил точку в этом диалоге. Оставалось лишь в шесть вечера десятого марта получить подписанный бланк увольнительной у дежурного по училищу. Но это уже была простая формальность.

— Учти, — погрозил пальцем майор, — это аванс. Чтоб первым прибежал.

— Есть первым прибежать, товарищ майор! — отчеканил я.

— Можете быть свободны, курсант, — проговорил Ковалёв, слегка улыбнувшись.

Дверь кабинета захлопнулась за мной с глухим стуком, но чувство лёгкости от удавшегося разговора с майором мгновенно испарилось, едва я спустился на первый этаж. В полумраке коридора, у подножия лестницы, чётко вырисовывался знакомый силуэт в серой шинели с краповыми петлицами.

Капитан Ершов стоял, изучая стенд с фотографиями отличников боевой подготовки, и будто случайно повернул голову ровно в тот момент, когда моя нога коснулась последней ступени. Мазнув по мне безразличным взглядом, он отвернулся.

«Так, — подумал я, проходя мимо капитана и делая вид, что мы не знакомы. — А он, что здесь забыл?»