КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9)

06. НУ СКАЖИТЕ ХОТЬ СЛОВО…

— Вам не кажется, господа, — спросил нас Петя где-то через недельку после того, как торжества отгремели, а молодые укатили в свадебное путешествие, — что свадьба Михаила и Есении здорово всколыхнула наше спокойное, привычное к размеренной жизни дворянское общество.

Заметьте, что характерно — наше общество. Вроде как обжились они тут все, пообвыклись.

Мы сидели за вечерним чаем. День был будний, поэтому из гостей — никого, кроме Багратионов и фон Ярроу, которые тоже пришли поболтать.

— Оживишься тут, — усмехнулся Иван. — То всё привычные лица были, а то — глянь! — замелькали князья, графья да бароны!

— И что ни день, всё новые, — засмеялся Багратион. — Многие отважные господа, — это «отважные» прозвучало очень иронично, — наслушавшись рассказов о феерическом Дашковском мальчишнике, остались, польстившись на суровую сибирскую экзотику.

— Так княжеская рыбалка-то у всех на слуху! — вступил в разговор батя. — Я тут с Толей Александровичем разговаривал, он грит: выкатные дома в считанные дни нарасхват сделались! Очередь до самого конца марта расписана.

Да уж, свадьба огненного князя оказалась камешком, неожиданно стронувшем за собой лавину.

— Я тут почитал, — весело продолжил Петя, — наиболее отчаянные представители столичных гостиных рисуют даже отправиться посмотреть бурятские потехи молодецкие. В докладных записках упоминаются отоги* наших славных знакомцев, Цырена и Дагбажалсана. Насколько я понял, там неожиданно начал разворачиватся совершенно новый для нашей глубинки вид туризма.

*Примерный перевод — родовое место поселения

— Не поспивались бы там все повально, — сурово нахмурилась маман. — Слабые они на это народ.

— Да уж слабый! — возразил батя. — Они ещё и посоревноваться могут.

— А дерутся потом как? — не отступалась маманя. — Как бы ваше развлечение, мальчишки, боком не вылезло.

— Ну, волнуешься так, — развёл руками батя, — отправь им каких-нибудь пользительных сборов.

— И отправлю! — расхорохорилась маменька. — И не просто отправлю, сама отвезу! И поговорю там, пусть только попробуют не пить. А чтоб из-за моего сына две деревни… — она заторопилась на кухню, ворча.

— Неужели отправит? — спросил Петя.

— Будь уверен, — усмехнулся в усы батя. — И сама слетает, и поговорит, а если недоходчиво покажется, то шкуру свою накинет и ещё раз поговорит.

— Да-а-а, — протянул Серго, — с Евдокией Максимовной лучше не спорить…

Но Бог бы с ними, с теми туристами.

Как вы понимаете, многие из гостей (имеющие намерения) остались, надеясь на волшебное разрешение их проблем.

Подкатывать ко мне начали ещё на самой свадьбе, но там у меня был железный щит-ответ: в присутствии государя распоряжением Третьего отделения любая хаотическая магия запрещена. Этот аргумент останавливал всех и сразу. Но вот после…

Опасаясь новой осады нашего дома в Карлуке, в первый же четверг я потащился в Дворянское собрание. А остальные, мерзавцы, хотели остаться! И у них был великолепный повод никуда не ездить — Владетельная княгиня Гуриели явилась наконец повидать своих дорогих дочерей.

— Я не понял, Сокол ясный, ты что — меня одного на растерзание отправляешь? — спросил я Ивана.

— Ну не могу же я оставить тёщу в первый же день! — выразительно выпучил глаза он. — А Хаген?

— Хаген бодр и всегда готов поддержать сюзерена, но, к сожалению, это не ему хотели засвидетельствовать почтение все те большие шишки, что приезжали поцеловать наши ворота.

— Н-да, незадача. Слу-у-ушай! А возьми Серго! Он вас обоих прикроет!

Так, с благословения великого князюшки, мы отправились в собрание втроём — Я, Серго и Хаген (для усиления).

Признаться, я был в некотором раздражении. Ещё и все помощники по хозяйству бросились в заполошности метаться — гляди-ка! Владетельная княгиня прикатила! Уж после великого князя и тётушки его, императрицы, могли бы и пообвыкнуться маленько — ан нет!

Вышли мы с Серго на крыльцо:

— Давай-ка, выгоняй машину из гаража, а я ворота открою, — предложил я.

— А Хаген где?

— У его дома подберём.

— Добро́!

Вышел я из калитки — а там около нашей «лентовязки» офицерик топчется. Увидел меня, руками завозил — то ли за спину спрятать, то ли в карманы…

И этот туда же! Ленточку припёр!

Я хмуро отворял воротины.

Позади откашлялись:

— Простите…

Я обернулся:

— Слушаю вас.

— Мне… Извините, мы не представлены, но я узнал вас, ваша светлость…

Раздражение моё увеличивалось. Ещё и кузнец Гриша с любопытством глазел на нашу сценку, и это меня нервировало.

— Да не тяните уже кота за всякое, поручик! Мне тут что, стоять, слушать, как вы мямлите?

Тот выпрямился весь, даже, кажется, каблуками прищёлкнул:

— Никак нет, ваша светлость! Однако ж, дерзновенно имею просьбу. Раз уж вы самолично вышли, так не изволите ли поспособствовать, так сказать, во благословении сочетания меня удачным браком…

Тут я, признаюсь, сорвался. Послал его по-простому, пропустил Серго, выезжающего на машине, сел и дверцу захлопнул.

— Глянь-ка, там меж ёлками, кажись, ещё кто-то прячется, — сказал Багратион.

— Вот и поехали скорей.

Настроение у меня было — сами уже представляете. Я вообще-то планировал всё на Сокола свалить и за его широкой спиной спрятаться. А Багратионом уже так здорово не прикроешься. Всё же, он не великий князь, его и подвинуть можно.

Пришлось ехать и полтора часа терпеть принятые в свете пафосные разговоры, к которым я совершенно не привык, вежливо улыбаться, делать вид, что не понимаю намёков, отказываться от десятков приглашений на ужины.

Нет, сперва (стоило нам явиться) нас по заведённой традиции громко объявили — и тут зал буквально забурлил. Стало буквально видно, как со всех сторон к нашей маленькой группе устремились потоки жаждущих пообщаться. И началось щебетание! Про Сокола едва кто вспомнил, а Хагена с Серго беспрерывно пытались оттереть от меня в сторону.

Не выдержал я, когда ко мне подвели познакомиться очередную матрону, а та на голубом глазу выдала:

— Ах, герцог! Как я боялась предпринимать вояж в эту дикую Сибирь! Мне казалось, сто́ит нам заехать за Уральские горы — и всё! Вся цивилизация окончательно иссякнет, останется только один немощёный тракт да вдоль него почерневшие избы — и лес, лес до самого Китая!

— Весьма занимательная перспектива, — поражённо кивнул я, представив этакую картину, и спросил её мужа: — А что, в женских гимназиях отменили разве уроки географии?

Тот только глаза закатил и пальцами этак шевельнул, дескать: не обращайте внимания.

Вот тут я вдруг устал. Так и сказал:

— Простите, дамы и господа, что-то я дурно себя чувствую.

Со всех сторон мне бросились предлагать разнообразные нюхательные соли, но Хаген и Серго бодро подхватили меня под руки и устремились к выходу, раздвигая толпу, словно ледокол. Затолкали меня в машину и без лишних слов помчались домой.

Серго каждую минуту тревожно поглядывал в зеркало заднего вида и спрашивал:

— Ну ты как? — а Хаген просто смотрел на меня тревожно и сурово.

Минут через десять я слегка проморгался и сел прямее:

— Да вроде ничего.

— И что это было? — спросил Хаген.

— Не знаю. Перепсиховал, может?

— Я думал, ты их сейчас кусать начнёшь, — с облегчением засмеялся Серго. — Как они на тебя кинулись! Как куры на кормушку!

— Ужас, — я поёжился. — Нет. Больше я туда — ни ногой!

Не знаю, натурально, что это со мной было, но приехал я домой и сразу спать ушёл. Вот как вырубили меня. И проспал часов десять — чисто как дрова.

Проснулся — более-менее. Слышу, в малой гостиной разговаривают. Серафима, Лиза и ещё голоса. В порядок себя привёл, вышел — о! Точно — Лизавета приехала, да не одна — привезла с собой портниху, Марту позвали и сидят вчетвером, модные журналы разглядывают.

— Та-а-ак, братец! — Лизавета, завидев меня, тут же подскочила и заторопилась обниматься. — Дай-ка, гляну на тебя внимательно.

Внимательно — это, надо полагать, по-целительски. Я ж говорил, что она после первой поездки в Кайеркан в даре сильно подросла? Ну вот.

Чувствовал я себя под её докторским взглядом, как бумажная купюра, на которой водяные знаки выискивают.

— Нда-а-а, — протянула она, — не нравится мне это. Скажи-ка мамане, чтобы чай пятый номер тебе заварила.

— Что ещё за номер? — подозрительно скривился я. — Опять противный какой-нибудь?

— Я вот тебе дам, «противный»! Сказано — пей и не ерепенься!

— И, Илюш, — Серафима рассеянно протянула мне ручку для поцелуя, — помнишь тот сирийский шёлк, розовый с завитушками? Принеси, мил-сердешный друг…

Ага. Когда жена на былинный лад сбивается, ей лучше не перечить. Это значит — вся в мыслях. И чего-то там такое грандиозное соображает. Лучше сразу сходить и шёлк искомый принести. Ноги не отвалятся.

Да и вообще, чего мне, жене шёлка жалко? Тут у нас, скорее, наоборот…

Это ж в столицах нынче моды пошли дурные. На кажный выезд новые платья шить. А под новый наряд нужно что? Правильно, подходящие украшения. Какие громадные деньги тратятся впустую совершенно! Ум за разум заходит.

Мы, как можно догадаться, вовсе не бедствуем, но когда я в шутку спросил Серафиму, не собирается ли и она теперь столь строгих стандартов придерживаться, она бровки так строго сдвинула и говорит:

— Это было бы некрасиво. Иркутск не так богат. Как я буду выглядеть перед знакомыми, которые не могут себе этого позволить? Как выскочка?

И не поспоришь тут.

Поэтому у Иркутских дам в ходу были разные мелкие красивые штучки, чтобы, как говорили мои сестрицы, «освежить образ» — палантины, шали, кружевные или расшитые сумочки, которые дамы сами могли и рукодельничать. Рюшечки новые пришить. Ремешочки там… Чем ещё барышни украшаются? В общем, всякими штучками, которые для мужчин сливаются в одно «красиво».

А если мода совсем менялась, не гнушались и перешить под новый фасон.

А вот сегодня, кажется, предстояло что-то серьёзное…

Так вот.

Дошёл я до маман, сказал про сбор номер пять. И что-то так она на меня тревожно посмотрела, не понравилось мне. Нашёл отрез розовый с завитушками. Несу. Иду, никого не трогаю.

Смотрю, в кабинете, спиной к двери приоткрытой, сидит Витгенштейн и трясётся. Я испугался — к нему. Думал, снова приступ! Контузия вернулась!

— Петя! Петя, мать твою! Что случилось?

А он…

А он ржёт! Я аж отрез уронил.

Вы когда-нибудь видели, чтоб Его Сиятельство князь Пётр Витгенштейн, который — на минуточку! — помогал своим аналитическим умом папане своему…

*да и вообще, по-моему, помогал со всякими бумажками как минимум двум конторам (но об этом тс-с-с)…

Так вот, этот самый князь беспардонным образом ржал. Ржал, стуча кулаком по опять же каким-то бумажкам, отложив в сторону свое артефактное пенсне… Ржал, аж подхрюкивая, со слезами на глазах, всхлипами и ойканьями.

— Петя, ты чего, ау⁈

— О! Вот он! Свадебный Ворон. Нет! Свадебный Коршун… Нет! Свадебный Посылатель!.. — и опять, скотина, ржёт! И от смеха аж икает!

— Напугал ты меня до полусмерти, мерзавец!

А Петечка только головой крутит и бумаги мне двигает:

— На, читай! — вроде как силов у него уже не осталось. И хихикает с присвистом. Как есть гад!

Начал читать. Пачка донесений от Отдельного корпуса жандармов. Ага. Посвящены все разным мелким происшествиям касающихся наших Сиятельств — ну и ко мне тоже. Оно и понятно. Охрана она такая. Должна быть многоуровневой. Как там полковник говорил, аж три тыщи народу? Сейчас-то, скорее всего, и поболе. И вообще, я не удивлюсь, ежели половина населения Карлука заключило негласный договор на нашу охрану. А что? В последней диверсионной французской атаке казачки неслабо помогли. Сейчас если ещё правильно всё организовать, так деревня вообще в крепость превратится. А в охране императорской организовывать умеют — моё почтение.

Так вот. Читаю. Читаю. И ничего особого не вижу. Допустим, сказал кто-то в деревенском магазине, что на Дальнем видели чужаков нездешних. Так это понятно. Там самые рыбные места. Туда со всех окрестных деревень казачки катаются. Порыбачить. Ну и от жён подальше, не без этого.

— И чего? — я недоумённо посмотрел на Витгенштейна.

Петя протяжно, со стоном выдохнул, потёр лицо и нацепил своё пенсне:

— Да ты не туда смотришь! Дальше листай!

— Листаю, листаю…

И тут я дошёл до главного.

'Доношу до вашего сведения, что поручик Н. после конфликта (распечатка конфликта см. лист пятнадцать.) с объектом охраны К. отбыл в указанном направлении и познакомился с мещанкой Е… Далее они имели беседу, (см. лист восемь), и провели прогулку до…(вымарано) Было установлено наружное наблюдение.

Е. чрезвычайно восторженно отзывалась о Н. в женском кружке в чайном домике у госпожи К. (вымарано). Поручик Н. вечером того же дня в питейном заведении на ул. Большая высказывался следующим образом:

— Да, конечно, никто и не спорит, господа. На прямую просьбу поспособствовать удачной женитьбе был, простите, послан в жопу. Это прямое оскорбление, и в обычном случае я сейчас же просил вас стать моими секундантами. Но!

— Какое может быть «но»? Поручик, вас оскорбили! Прилюдно оскорбили! — слова корнета В. (характеристика прилагается. См. лист три, пункты А и Ж)

— Согласен. Хотя «но» всё-таки есть!

— Расскажите, не томите нас уже!

— Где у человека находится, простите ещё раз, искомая «жопа»? Сзади, господа! Я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл. Пребывая, сознаюсь, в смешанных чувствах. И буквально через двадцать метров! Двадцать! Я встретил ЕЁ! И если я не упущу свой шанс… А я — не намерен упускать! Она… Она…

— Да вы никак влюбились, поручик? Быть же такого не может! Вы?

— Да. Я не совершенно не стесняюсь сказать — я влюблён! Так что, господа, если Илья Алексеевич пошлёт вас куда-нибудь — советую идти! Прямо сразу! И не задумываться! Я теперь не знаю вот, как отблагодарить. Ведь правильно вы сказали поручик — оскорбление… А с другой стороны — счастие. Выпьем за Илью Алексеевича, господа!..'

— Ну как тебе? — хихикал Витгенштейн.

— Однако… — Меня внезапно обуяла злость. — Мне теперь что, вообще ни с кем не говорить⁈ Молчать постоянно прикажете⁈

— Стоп! Стоп! — примиряюще поднял ладони Пётр. — Вот этот листочек прочитай.

И протягивает мне ещё один документик.

А там черным по белому указано, что «…спонтанные выплески замечены только в том случае, если исследуемые объекты (С. и К.) испытывают сильные эмоции. Во всех случаях активатором служит вербальный контакт…»

— Понял? Если ты в сердцах кого пошлёшь…

— Петя, — я навис над столом. — А хочешь, я тебя пошлю? Вот сильно я сейчас в сердцах пребываю…

— Не надо, Илья, — Витгенштейн внезапно стал предельно серьёзен. — И у меня, и у Серго, конечно, за время общения с тобой выработалось определённое сопротивление. Но — не надо. На сегодняшний момент, уж не знаю почему, все твои, — он неопределённо покачал ладонью, — желания сбывались только в сторону, э-э-э, матримониальных планов. А я, как ты помнишь, счастливо женат. Твоими усилиями, кстати. И менять ничего не хочу

— Да-а, дела. Это теперь за норовом следить придётся. Чтоб чего не ляпнуть. А я вообще часто вслух думаю.

— Ты бы с матушкой своей поговорил, а? Может, какие травки пить?

— Да подходил уже. Сказала, подумает, составит мне рецептик. Щас шёлк отнесу и пойду скажу мамане, что сына-то у неё ещё и магически ущербный. Опасный для окружающих…

— Ой, не преувеличивай, а? — Петя поправил пенсне и вернулся к своим бумажкам.