ПОБЕСЕДУЕМ ДУШЕВНО
У Хагена всё было в полнейшем порядке. Пришедший в себя профессор сердито сверкал глазами. Точнее, одним яростно сверкал, а вторым, подбитым и заплывшим до состояния фиолетовой щёлочки, слегка поблёскивал. Хаген сидел напротив, поглаживая пресс-папье с совершенно невозмутимым видом.
— Молодцом! — похвалил я, выглянув из люка. — Сдери-ка вон ту штору тоже. Примитивный подъёмный механизм организуем, а то Петя с Иваном дошли, а смогут ли по такой лестнице взобраться — вопрос. Не хотелось бы их зазря с высоты валять, ставя натурные эксперименты.
— Мы тут, между прочим, всё слышим! — сердитым слабым голосом крикнул снизу Сокол.
— И что? Ты имеешь какие-то принципиальные возражения? Или у тебя сегодня настроение падать с лесенки вниз и головой об камушки биться?
На это великий князюшко не нашёл, что возразить, и только возмущённо фыркнул. Так что мы с Хагеном разодрали вторую штору на широкие крепкие полосы, связали их в длинную верёвку, на краю смастерили петлю и спустили получившуюся конструкцию вниз.
— Атлычно! — оценил Серго и усовестил бурчащего Ивана: — Не ерэпенься давай. Убьёшься ты — влэтит всэм нам.
В общем, Серго внизу надевал на пострадавших страховочный пояс, я поднимал — так и перетаскали всех по очереди. Учитывая случившееся со всеми чрезвычайное похудание, это было несложно даже в случае с лаборантами-бугаями.
Потом мы растащили связанных профессорских помощничков по разным комнатам, чтобы попозже допросить независимо друг от друга, уселись напротив Кнопфеля внушительным полукругом, и начали спектакль.
— Вы говорите по-русски? — спросил я.
— А если нет? — желчно ответил профессор.
— Если нет, — дипломатически пояснил Петя, — то всё будет происходить чуть дольше, чтобы кто-то из нас, владеющих немецким, переводил тем, кто его не понимает. Но ваш вопрос свидетельствует об избыточности этого этапа, не так ли?
— Допустим, — сердито огрызнулся Кнопфель. — Что вам надо? Кто вы вообще такие и по какому праву вторглись в мою лабораторию?
— Видите ли, изначально целью нашего визита было вступление нашего друга во владение жалованным замком и земельным наделом, — Петя аристократично повёл в мою сторону рукой. — И мы никак не ожидали встретить в подвалах замка кого бы то ни было. Особенно умершего одиннадцать лет назад учёного.
— Но сейчас мы находимся не в замке! — профессор высокомерно вздёрнул подбородок. — Этот дом не ваш!
— Но он и не ваш, судя по заколоченным досками окнам, — усмехнулся Сокол. — Господа, просветите меня: в Германии умершим разрешается владеть собственностью?
— Сдаётся мне, мы не о том толкуем, — скорбно покачал головой Серго. — То, что сей субъект инсценировал собственную смерть — дело одно, а вот то, что он совершил нападение на германского принца, едва не окончившееся смертью оного — преступление куда более серьёзное.
Кнопфель недоверчиво поёжился:
— Что вы городите? Какой принц⁈
— Плохи, плохи ваши дела, — продолжал нагнетать Серго, — тут только посочувствовать…
— Принц Фридрих Вильгельм Август Прусский, — представил Петя приосанившегося Фридриха, — к вашему счастью, не наследный, но вряд ли кайзер будет в восторге от самого́факта.
Профессор изобразил эффект надувного мяча, из которого внезапно выдернули пробку. Причём, как мяч в первые мгновения с неудержимым свистом испускает из себя воздух, с такой же неудержимостью вылетали из профессора панические слова:
— Погодите!.. Я не знал!.. Как такое возможно?.. Я и предполагать не мог!.. — и всё в таком духе неиссякаемым потоком.
Когда он в своих повторах пошёл на круг примерно шестой, Фридрих резко взмахнул рукой, пресекая этот словесный фонтан:
— Ну хватийт! Довольно! Сейчас мы требовайт от вас объясняйться: что вы делайт в подвал замок герцог Топплер⁈
Кнопфель осёкся и захлопал глазами:
— Э-э-э… ваше высочество, но это же очевидно — продолжал работу над своим изобретением в надежде улучшить результат…
— То есть, вы одиннадцать лет надеялись получить эликсир для создания супер-солдат? — уточнил Сокол.
— Именно так, — кивнул Кнопфель.
— Несмотря на то, что Кайзер недвусмысленно запретил подобные эксперименты?
Профессор пожевал губами:
— Я лелеял надежду, что результат перевесит… э-э-э…
— Ваше нарушение высочайшего запрета? — удивлённо уточнил Витгенштейн. — Зная характер кайзера, на вашем месте я бы так не обнадёживался.
Профессор зябко поёжился и настырно вскинул голову:
— И тем не менее! Я был близок, очень близок!
— На что есть близок? — сердито спросил Фридрих. — Превращайт люди в живой скелет?
— Ваше высочество, поверьте! Я почти, почти создал формулу вещества, пригодную для использования в военных условиях. Пусть не эликсир для кратного возрастания эффективности победоносной германской армии, но средство подкосить армию вражескую — я-я! — я был чрезвычайно близок! Я уверен, ещё немного, и мне удалось бы создать антидот, дабы предотвратить воздействие состава на наши войска. Тогда можно было бы принять эликсир на вооружение как эффективнейший подавитель боеспособности противника…
— И тут вам помешал прошлогодний договор? — усмехнулся Петя.
Профессор нахохлился:
— Да. Это было опрометчиво.
— Как же! Кайзер забыл посоветоваться с вами, — не разделил мнения непризнанного гения Сокол.
— А что за договор? — полюбопытствовал я, и Серго с Хагеном тоже кивнули. Да, не большие мы любители политических новостей.
— Клятвенный договор между главами почти трёх десятков крупнейших держав, — пояснил Сокол, — о полном отказе от разработок и обязательстве неприменения химического и биологического оружия.
— Ха! Не подходит по обеим статьям! — воскликнул Серго.
— Именно так, — с горечью ответил Кнопфель, — биологический исходник, химический метод извлечения.
— Послушайте, профессор, — меня вдруг заинтересовало, — а своих помощников вы подбирали исходя именно из практических соображений? Чтобы в случае чего они сразу не истощали до смерти?
— Я думал, это очевидно, — скупо ответил тот, размышляя о своём.
— И почему бы вам не углубиться в сферу красоты? — тоже с любопытством спросил Петя. — Что вам мешало? Или в область здоровья? Излишняя тучность — исток множества болезней. Вы могли бы быть полезны обществу.
— Ах, молодой челофек! — дёрнул связанными руками профессор. — Вы не понимаете! У меня была идея! И-де-я!
— Идея-идея, — пробурчал под нос Серго, — иде я нахожуся…
— Та-а-ак, ладно! — я упёр руки в колени и оглядел своих спутников: — Господа, предлагаю вам подняться на второй этаж для приватной беседы.
— Я оставайтся здесь? — уточнил Фридрих.
— Отчего же? Мы все прибыли сюда одной компанией, я и приглашаю всех. К тому же… Впрочем, подробности будем наверху обсуждать, без лишних ушей.
НЕ ДЛЯ ЧУЖИХ УШЕЙ
На втором этаже обстановка выглядела довольно-таки по-спартански, напоминая скорее студенческую келью чем профессорское обиталище — кровать, стул возле рабочего стола, старое продавленное кресло.
— Похоже, герр Кнопфель нечасто посещал своё жилище, — хмыкнул Серго, занимая место в кресле.
На кровати в ряд уселись наши исхудавшие Иван, Петя, Хаген и Фридрих, мне оставили стул.
— Сфотографировать бы вас, — покачал я головой, — чисто узники замка Иф. Смотреть больно.
— Как я сам-то не догадался! — живо воскликнул Сокол и принялся рыться в карманах. — Ведь тут был…
— Артефактный брелок? — спросил я.
— Д-да-а-а-а… О! Нашёл! — Иван торжественно вытащил вещицу и активировал начало записи: — Господа надзиратели, думаю, вам тоже будет интересно, хотя я делаю это изображение для собственной коллекции. Итак, мы сидим в заколоченном доме якобы погибшего профессора Кнопфеля. Это Илья и Серго, им хоть бы что, засранцам, ещё и в размерах теперь здоровучи, как слоны.
— Больше! — подал голос Серго.
— Вот! Князь Багратион-Уральский изволит замечать, что ныне он больше слона. А его сиятельства Коршунова ещё не освидетельствовали, боимся, что дом развалит, нарушив нам таким образом всю конспирацию. А это мы… Илья Алексеич, возьми нас общим планом. — Пришлось способствовать, пока Сокол заливался соловьём: — Господа, сделайте умные лица! Ну что, каковы красавцы? Словно из английского лагеря для военнопленных! Засим завершаем запись, ибо нам предстоит приватный разговор! — он принял обратно брелок, спрятал его в карман и уставился на меня с видом примерного ученика.
Я набрал в грудь воздуха, собираясь с мыслями. Сбил меня этот брелок…
— Итак, господа, перед нами открываются две основных вероятных линии поведения. Внутри них возможны варианты, но их немного. — Все смотрели на меня выжидающе. — Вариант первый: мы выходим отсюда через этот дом и сообщаем кайзеру о продолжающихся под озером экспериментах. И вариант второй: мы ничего не сообщаем кайзеру, возвращаемся в замок Топплер и думаем, что делать дальше. В иных обстоятельствах я бы принял решение очень быстро. Но сейчас — простите меня, друзья и ты, Иван, в первую очередь, если вам мои действия покажутся нелогичными. Но я нутром чую, что интересы Фридриха в этой ситуации тоже должны быть учтены.
А он, хоть и отвергнутый отцом и родиной, всё же германский принц — этого я из соображений деликатности не произнёс, но оно и так всем было понятно.
Все дружно уставились на Фридриха. А тот смотрел на меня.
Да-да, вот эта вот комедия насчёт сеньора и вассала — это ведь всего лишь удобная ширма, которую нам позволили выставить, чтобы прикрыть шаги больших игроков — русского императора и германского кайзера. И я в этом политическом танце — сошка настолько маленькая, что даже пресловутая пуговичка от кальсон себя выше меня может считать. Я, конечно, успешно делаю вид, что всего этого не вижу. Играю, как дети, во «всамделишное» сюзеренство. Но если разговор пойдёт по-взрослому…
Всё ли это прочитал Фридрих в моих глазах — и вообще прочитал ли? Они ж всегда говорят, что русскую душу не постичь с европейской меркой. Но насупился он и задумался очень серьёзно. А когда поднял взгляд…
— Сдаётся мне, — со странной интонацией сказал Иван, — мой царственный брат решил сыграть в собственную игру…
— Да, — неожиданно по-русски и очень твёрдо ответил Фридрих. — Я решайт сыграть своя игра. Мы ничего не говорить кайзер.