К ВОПРОСУ ОБ ОБОРОТНЯХ
Так-та-а-ак, похоже, у Фридриха взыграло ретиво́е. И, насколько мне его удалось за прошедшие месяцы узнать, собой он, скорее всего, поступился бы. Придушил бы гордыню и пошёл, как прежде, дисциплинированно исполнять высочайшие приказы, несмотря даже на желание папаши-кайзера уязвить сынка всякими «низкими» работами, показать, что без монаршего семейства он — ничто, мордой, так сказать, по навозу повозюкать… А вот демонстративную брезгливость, высказанную кайзером по отношению к любимой женщине и будущему ребёнку опального сына, германский принц никому не намерен был прощать. Что в настоящий момент было нам весьма на руку, как бы меркантильно это ни звучало.
— В таком случае… — Иван по привычке вскочил и прошёлся по небольшой комнате туда-сюда. Сидящие на кровати, мимо которых он забе́гал, следили за ним, синхронно поворачивая головы, словно три кошки. — В таком случае, брат мой Фридрих, вы можете предложить этому сумасшедшему профессору своё покровительство. Совершенно очевидно, что он полностью поглощён своими пробирками и ретортами, а значит, не в курсе вашей временной опалы. Намекните ему на переезд в новую, совершенно секретную лабораторию, прикрытие от кайзерского гнева и лучшие условия труда. — Сокол крутанулся на пятках, разворачиваясь ко мне: — Что скажешь, Илья Алексеевич, сможем мы организовать нашему новому другу профессору Кнопфелю закрытую лабораторию в глухой железногорской тайге?
— Мы-то сможем…
— А как же есть озеро? — в тон мне вскинулся Фридрих. — Отсутствие озеро? Ведь всё дело в водоросля?
— Спокойно, господа! — успокаивающе поднял ладонь Сокол. — Есть у меня на примете одна примечательная специалистка… Да, собственно, все вы её знаете либо наслышаны. Сестрица Катерина. В некотором роде, она должна быть благодарна нашему Коршуну за обещание крепкого и исполненного любви брака с принцем Египта Джедефом Семнадцатым.
— Это который по прозвищу Бегемот? — живо припомнил Серго.
— И он же Крокодил, — прибавил Петя.
— Только я не понял, — спросил я, — а при чём тут Катерина? Она в благодарность за нечаянно ляпнутое слово опишет наши труды праведные для потомков?
— Да не-е-ет! — отмахнулся Сокол. — Путь к литературе ей накрепко заказан. Но я планирую припрячь её по другой стезе. По её основной способности. Собственно, почему родня Джедефа с таким восторгом ждёт свадьбы с русской принцессой — она ж мощная природница. У них планы на оживление хотя бы части пустыни. А я так себе думаю, что не грех сестрёнке перед отъездом и на благо родины поработать.
— Но этойт водоросля — эндемик, — растерянно пролепетал Фридрих. — Не приживайтся нигде, только здесь.
— Эх, братец, — усмехнулся Иван, — для экономии времени и сохранения ваших нервов я не буду рассказывать о некоторых экспериментах, которые изволила проводить моя изобретательная сестрёнка. Так что будь уверен, она и озерцо подходящее преобразует, и водорослю твою туда подселит в два щелчка. Главное потом — купол климатического контроля над ним обеспечить. Ну да это не такая проблема, сделаем. В первую голову, без излишнего афиширования образцы набрать. Сколько там эти мелкие зелёные штучки вне озера живут? Этот высоколобый деятель должен точно знать. Если хотя бы сутки — успеем! — Иван азартно потёр руки. — Фридрих, дело за тобой! Ты должен сделать этому типу предложение, от которого он не сможет отказаться.
— Помощники мы забирайт с собой? — деловито уточнил принц.
— Обязательно! Нам же не нужно, чтобы они тут растрепали на каждом углу историю Кнопфеля и нашего к нему явления.
— Хорошо. Я переговорийт!
Принц принял максимально суровый и величественный вид и направился вниз, монументально печатая шаг. Семейный стиль германских кайзеров, не хухры-мухры.
— Кто-нибудь пояснит мне, — озадаченно начал я, — а почему кайзеру не пришла в голову та же идея, что и нам — переквалифицировать лабораторию под оборотней?
— У-у-у! — усмехнулся Серго. — Не думай, что он глупее нас! Возможно именно потому и взъярился, что подумал.
— Вот сейчас совсем всё понятно стало!
— В Европе практически нет оборотней, — пояснил Петя. — И «практически» в данном случае — это поправка на статистическую погрешность. Слишком активно тут с ними боролись в период Темновековья. Так активно, что вычистили под ноль. Соответственно, в американских анклавах, заселённых из Европы, та же ситуация. В Южной Америке картина сходная, но по другой причине. Почему-то их магическая школа к зооморфам нетерпима, сохранились только морские, которые способны были уйти от преследования на глубину.
— А-а-а! Помню-помню акулу.
— Во-о-от. В Африке пятнами. Кое-где, правда, даже правящие династии из оборотней, как в том же Египте. Так что в основном оборотнические кланы сохранились у нас в России да на остальной территории Азии. Получается, профессор этот кому угодно помог, только не Германской империи.
— Надо ж ты, кто бы знал…
Иван посмотрелся в тускловатое зеркало, прикреплённое сбоку от кровати, приосанился и вздёрнул подбородок:
— Господа, думаю, нам пора. Торжественный выход!
КТО НЕ С НАМИ, ТОТ ДУРАК
Мы потянулись за ним к лестнице, тоже по инерции заглядывая в это зеркало, оправляя мундиры, а кто и прогоняя волну очищения — секундное же заклинание, а какое полезное! Спустились вниз блестящим обществом, не в пример тем взъерошенным бойцам, которые валялись в лаборатории и гонялись по подземным коридорам.
— Господа! — приветствовал нас Фридрих. — Я обрисовайт для герр Кнопфель возможный перспектива… — тут лицо Фридриха сделалось задумчивым, он вытащил из нагрудного кармана каменную луковку, покатал её в пальцах и произнёс другим, каким-то задумчивым голосом: — А теперь, профессор, я желайт знать: насколько искренне вы соглашайтся на наше предложений?
— Да вы даже не представляете, ваше высочество, как я устал от этого неустройства, непризнанности и вечной необходимости скрываться! — возопил Кнопфель (судя по вытянувшемуся лицу, сам себе изумляясь). — Получить полноценную лабораторию! Получить признание, финансирование! Кстати о финансировании: на какой объём фондов я могу рассчитывать.
— На весьма солидный, уверяю вас, — кивнул Иван. — и помощников у вас будет полный штат, а не два этих амбала. Впрочем, и их мы тоже заберём.
— А для чего же вам требовайтся такой объём финансы? — мягко спросил Фридрих.
Если кто-то из нас до этого и подозревал профессора в намерении нажиться на будущей лаборатории, то сейчас все наши сомнения испарились, как роса на солнце. Герр Кнопфель зачастил наименованиями вожделенной аппаратуры и оборудования — сперва по-русски, далее всё более сбиваясь на немецкий и приходя во всё большую ажитацию.
— Но я опасаюсь, что мои запросы слишком велики, — уныло сдулся он под конец. — Это слишком шикарно даже для имперской лаборатории. Такое могут себе позволить разве что ведущие мировые институты, да и то единицы…
— Не переживайте, профессор! — бодро утешил его Сокол. — У нас обширные планы на побочный эффект от ваших экспериментов.
— А-а-а… все эти дамочки, жаждущие стройности… — с гораздо меньшим энтузиазмом откликнулся тот.
— И напрасно вы киснете! Я лично считаю, что местные дельцы совершили коренную ошибку.
— И какую же? — с вялым интересом спросил Кнопфель.
— Они установили непомерные цены, разом превратив процедуру в элитную и одновременно крайне сузив круг потребителей.
— А разве он широк? — удивлённо спросил Фридрих. — Я думайт, средний класс не так подвержен…
— Хо-хо, братец, ещё как! Ты забываешь, что дело не только в красоте, но и в здоровье. Если показано похудание, а человек мучается, не может поддерживать диету — ну нет у него силы воли! — а тут мы ему предложим за умеренную мзду дозированное восстановление здоровых кондиций, так к нам не только пойдут, к нам толпами побегут!
— Неужели не только женщины? — недоверчиво спросил Кнопфель.
— А отчего же нет? Главное — правильно предложить! — распаляясь, воскликнул Сокол. — Если любому человеку — болгарин, женщина — неважно!..
— Прошу прощения, — профессор аж приподнялся, — вы полагаете, что эти эликсиры смогут купить все?.. Даже румыны?
— А какая разница? — пожал плечами Петя. — Мы не склонны к предрассудкам. С вами же вот общаемся. А вы нас два часа назад убить хотели.
— Действительно… — Кнопфель сел, потрясённо таращась в стену.
— Предлагаю ассистентов не опрашивать, — заявил вдруг Хаген, — напоминаю, господа: у нас ещё дуэль. В Берлине! А туда лететь надо, и стоило бы хоть немного поспать. Вернуть всех троих в лабораторию и… — тут он продолжил менее уверенно, — желательно запереть с обеих сторон, чтобы быть уверенными в сохранении тайны отбытия до нашего возвращения.
Задумчивый Фридрих, сосредоточенно разглядывающий каменную луковку, вдруг встал, подошел к стене и приложил к ней руку. И не просто так приложил, а с намерением.
— Я не пон… — начал Сокол и тут же восхищённо выдохнул: — Ух ты!
Из-под руки выдвинулась (или вытекла?) из стены каменная полочка.
— Потерянный родовой дар вернулся? — шёпотом, словно боясь спугнуть, пробормотал Петя.
Фридрих посмотрел на свою слегка светящуюся тёплым жёлтым светом ладонь и кивнул:
— Можно идти. Я смочь запечатывайт проход.
Лаборантов выволокли из комнат и потащили обратно — вниз по лестнице, по коридорам, до лаборатории. Остальные гордо слезли сами и дошли своими ногами. Последним шёл Фридрих. Что-то он делал такое, что стенки коридора словно шли рябью, и на них вспучивался сперва небольшой такой каменный валик. По мере продвижения он тёк вслед за нами и ставился толще.
— Чтобы в одном месте сразу много не брать? — уточнил я.
— Точно так, — кивнул он. — Я опасайтся, если взять сразу много, не выдержайт кладка или свод. Помаленьку везде. Хватийт, чтобы перекрывайт выход.
— Разумно.
Если смотреть, как разрастаются текучие каменные валики, бегущие нам вслед, и коридор за нашими спинами постепенно смыкается на манер глотки огромного животного, становилось не по себе.
— Господа, — Кнопфель тревожно озирался, — вы действительно хотите оставить нас здесь?
— Да, — твёрдо оставил Сокол. — У вас будут сутки, чтобы собрать всё необходимое. Инвентарь, лабораторные журналы, что там ещё…
— Но замуровать⁈
— Ни за что не поверю, что у вас отсутствуют приличная система вентиляции и запас еды недели на две. — Иван помолчал, и только каблуки стучали по каменному полу: — Так?
— Так, но… Сам факт…
— Тем меньше у вас будет возникать глупых идей пробить себе выход на поверхность или, хуже того, взорвать. Сидите тихонечко и ждите. Мы явимся максимум через двое суток.
Профессор только горько вздохнул. А что ему ещё оставалось?